Времена не выбирают. Глава 28

Эльтиген.Каратунов
Палуба подрагивала, трап ходил из стороны в сторону. Погрузка проходила трудно. Все тяжело нагружены кто ящиками с патронами, кто по две мины на веревке через шею, кто со снарядом в руках. У кого пулемет, у кого станок от него, у кого минометная плита, у кого ствол. В толчее расчеты садились на разный транспорт, в надежде встретиться там, через пролив, где бушуют взрывы дальнобойной артиллерии. Флот, наземная артиллерия и авиация, все лупили по недалекому крымскому берегу. Матросы, солдаты 318 стрелковой дивизии, штрафники, медики, связисты, кого только тут не было. Объединяло всех одно – безумный огонек в глазах, животный страх перед почти верной гибелью. Ну, как плыть со всем этим гамузом, если что?
  «Если что» не замедлило себя ждать. В штормовом море катера и баржи, пароходики и рыбачьи баркасы, сторожевики и просто шестивесельные ялики приняли на борт десять тысяч бойцов отвлекающего десанта и устремилось к крымскому берегу. Весь путь к Эльтигену суда с первого на второе ноября сорок третьего года старались не сбиться с курса. Вздымались волны и фонтаны взрывов немецкой артиллерии. Вода валами перекатывала через палубы, снося за борт грузы и людей. Все притихли, мерно дрожа от холода, кутаясь в промокшие шинели и,  машинально вздрагивали от близких разрывов. Вот уже с берега потянулись лучи прожекторов, а за ними светящиеся трассы пулеметов навстречу десанту. С кораблей тоже стали отвечать, особенно не надеясь попасть, просто стреляя, веселее гибнуть. Далеко позади шел катер с комдивом Гладковым и его штабом. Павел переглянулся с напарником:
-Где должен быть командир?
-Впереди, на лихом коне – фразой из любимой кинокартины «Чапаев» ответил напарник. 
   Оба в этот смертный час радовались, что в этот смертный час понимают друг друга с полуслова, что еще пока живы, что командиры, как обычно, пряталось за спинами бойцов.
   Примерно в двухстах метрах от берега, шедшие впереди суда стали натыкаться на песчаные косы. Штормовое море намывало их, то в одном, то в другом месте пролива. Они тянулись, невидимые и опасные вдоль берега. Суда стали. Только лодчонки и мелкие баржи прошмыгнув вперед, поплелись к берегу. Огонь противника все усиливался, последовала команда «Десант – за борт!»
-Куда ж за борт, потонем сразу!
-Будем стоять - артиллерия всех побьет! А груженные мы с мели не сойдем!
Ревело море, бухали взрывы, свистели пули, а за борт прыгали люди, кто с пустыми руками, кто со станиной пулемета на спине, кто с минами… Люди прыгали и уходили под воду, а на них падали другие, еще и еще. Павел с напарником оглянулись назад, ожидая очереди на прыжок за борт.  Меж вздымающихся валов штормового моря появлялся и исчезал катер командующего, уходящий обратно на Кавказский берег. Успели переглянуться и с улыбкой бросились в мешанину тел.
  В ночь высадки из десанта утонуло две тысячи человек.
  Это не считая тех, кто погиб от пули или осколка.
   Остальные вплавь достигли берега. Единственным спасением было движение вперед, в Эльтиген, где выжившие смогут обогреться и придти в себя. Яростной атакой был захвачен плацдарм и впоследствии расширен до пяти километров в длину и трех в глубину.
  Утром продолжился артобстрел, к которому присоединились пикировщики. К сраженным бойцам сразу бросались с разных сторон, чтобы забрать патроны и сухари. Подкрепление морем не пришло. Шторм. Ночами с У-2 бросали на парашютах мешки с боеприпасами и провиантом, но самолеты сбивались, а мешки чаще всего улетали к противнику или в море. Постоянно прибавлялись раненые и убитые. Кто не утонул ночью, рисковал погибнуть от обстрела и атак противника.
На кавказском берегу раздался звонок по БД.
-Товарищ командующий! Комдив 318 на связи!
-Гладков?
-На проводе, товарищ первый!
-У тебя люди где?
-На плацдарме, товарищ командующий.
-А ты где? Кто людьми командует?
-Намыло косы у берега, штабной катер не смог причалить…
-А кто ж тогда плацдарм захватил? Им косы не помешали! Вот что, Гладков, или ты героически погибнешь со своими людьми, или мы тебя расстреляем, как труса. Ты всё понял?
-Так точно, товарищ командующий.
Положив трубку, Гладков пошел на причал.
  В течение дня, снова и снова предпринимались попытки доставить грузы на плацдарм, но по большей части неудачно. На плацдарме всего не хватало, боеприпасов, медикаментов, провианта. Десант погибал. Без боеприпасов, без подкрепления, без провианта сражался и погибал. Кое-где траншеи переходили по многу раз из рук в руки. Всюду были трупы, стонали раненые, трещали автоматы, рвались снаряды, ревели самолеты. Второй батальон 1339 стрелкового полка удерживал позиции справа от поселковой школы. К физической усталости Павла добавилась душевная боль, которая рвала сердце. Утешало одно, что командир дивизии, наконец, появился на плацдарме, и, видимо погибнет вместе с дивизией. Три года людей не жалели. Три года впроголодь, без обеспечения, без какой-либо надежды  людей гнали на пулеметы, не считаясь с потерями. Бездарное руководство в очередной раз оказывалось не состоятельным. А где-то севернее погибал основной десант, почти в десять раз большей численности. В Эльтигене бойцы отвлекали на себя противника и тоже гибли. И кто скажет, какая в том была необходимость. Снова и снова тяжелые мысли рвали сердце от досады. Командиры так и не научились использовать войска, и совершенно не постигли военную науку. Любой житель по обоим берегам пролива знает о подводных косах, которые осенними штормами перекатываются с места на место, то ближе к крымскому, то к кавказскому берегу. Почему не учли? Почему не предусмотрели снабжение тысяч людей? Где сталинские соколы? Где рабоче-крестьянский флот? Все время жили в нищете, сам Павел часто убеждал на партсобраниях, что все это не напрасно, что строится страна, заводы, фабрики. Но грянула война, и жертвы оказались напрасными. Куда все ухнуло? Под Киевом, Славянском, Воронежем, Ростовом, Новороссийском, всюду одно и то же. Пьяные штабисты, сытые командиры и горы трупов, кучи битой техники. Сухарь сорок первого года был понятен, внезапное нападение, а сухарь сорок третьего уже не воспринимался, да и его часто не было. Кто ответит за гибель тысяч людей не за понюх табака? Не просто людей – советских, самых лучших. Из немногих уцелевших кого-то назначат героем, а кого-то трусом. А основная масса безвестно ляжет на песчаных пляжах и в крымской степи, и в городских кварталах. Не прибранные, останутся они лежать в воронках и траншеях, зарастая травой, покрываясь осыпающейся землей. И так на десятки лет. И даже спустя семьдесят лет море вдруг вымоет из пляжного песка чьи-то кости, да при постройке очередного курортного комплекса извлекут безвестных бойцов из очередной братской могилы. Павел видел не раз, как ничтожно мала цена человеческой жизни, как далека от людей справедливость и это давило и жгло сердце, но сделать что-либо, как-то исправить было не возможно.
  Плацдарм, как живое существо, дышал, то сокращаясь, то смещаясь, зажатый между берегом и противником. Обреченные люди пытались если не выжить, то продать свою жизнь по дороже. Валились с ног от усталости, ползали между павшими сегодня, и убитыми еще в первую ночь высадки, в надежде найти патрон, сухарь, гранату. Радовались убитому врагу, потому, что у него в сухарке всегда была еда, а в жировнице маргарин, а то и консервы или шоколад. В патронах точно можно быть уверенным. Погибший враг стал основным источником снабжением.
   Так пролетел ноябрь, затем декабрь. И когда осталось чуть больше двух тысяч на ногах, распрощались с ранеными, оставив  им оружие для последнего боя и рванули на штурм позиций горы Митридат. Сводный отряд отчаявшихся, доведенных до крайности людей сковырнул противника, выдавил его из окопов, капониров, блиндажей, захватив позиции на горе. Правда, при этом Эльтиген был практически сдан, только редкие выстрелы говорили о том, что кто-то из раненых еще жив. Спустились в город, рассеяли ошеломленного врага, захватив штаб румынского батальона. И тут бойцы отвели душу брошенной  на складе едой. Но город оставался большей частью за врагом. Обороняться не было ни сил, ни возможности. Гладков отделил уцелевших матросов и поставил их в заслон.
-Продержитесь, сколько сможете и идите на катер, будем ждать после заката на правой стороне бухты.
  Это была изначальная ложь. Уцелевших бойцов эвакуировали раньше с левой стороны бухты и откатившиеся матросы никого не застали.
1450 человек, успевших спуститься к транспорту, избежали гибели, плена, и были доставлены на Таманский берег. Оставшиеся разрозненные отряды еще долго отстреливались из руин Керчи и Эльтигена. Некоторым удалось добраться до каменоломни севернее Керчи и укрыться там. Одна группа вышла на позиции артиллеристов у Ак-Моная в марте 44-го и сразу угодила в Смерш.
Бои давно окончены, войска ушли к Севастополю и Евпатории, а тут какие-то бродяги утверждают, что они десантники с Эльтигена. Врут, конечно, какие десантники, дезертиры.
Подполковник Гуляев, начальник четвертого отдела штаба 318 стрелковой дивизии, сверкая новым орденом, развозил награды по госпиталям и эвакопунктам.
-Ну, что, все?
-Есть еще пятеро, только они в беспамятстве.
-А откуда доставили?
-Так из Керчи, с Гладковым.
-Так и они среди награжденных должны быть. Всех наградили, кто выжил. Фамилии их есть?
-Какие же фамилии, в беспамятстве они, контузии, ранения, опознать некем, там же с разных частей были бойцы. И документов нет никаких.
Гуляев задумался, по отчетам все бойцы получили награды, а на руках остаются еще ордена.
-Ну, все же они десантники, на вот, разложи каждому по Красной Звезде.
-А номера, документы как же?
-Выживет кто, выправим документы, а нет – так и номера не нужны.
Неожиданно, Павел очнулся, вспомнил себя, кто он, и как оказался здесь. Потянулся и Красная звезда скатилась с груди на постель.