Второй рассказ отца

В 1944 году, когда Советские войска заняли Брест мой отец, служа в КГБ, был назначен старшим оперуполномоченным Брестского погранотряда.
Работа ответственная, обязанностей уйма, а прав почти никаких нет. Еще идет война уйма беженцев возвращаются домой, а настоящего пограничного гарнизона пока не организовано. Но тем не менее, границу восстановили, пограничные столбы поставили и пропускной режим организовали. В том числе и на посту у временного понтонного моста через р.Буг.
 
И вот однажды, проверяя работу этого самого поста, он обнаружил там, наряду со своими бойцами, группу из подразделения СМЕРШ (смерть шпионам).
Они не были обязаны ему докладывать, чем занимаются, да и он особо не любопытствовал.

Только на третий день командир этого поста доложил ему, что СМЕРШЕВцы кого-то расстреливают прямо тут же у моста, а трупы сбрасывают в реку.
Ну тут уж ему пришлось идти и выяснять что к чему.
 
Обратившись к начальнику этой группы, который кстати был старше по званию – капитаном и гораздо старше по возрасту – лет сорока (отцу было тогда 23 года), он получил лаконичный и исчерпывающий ответ – иди по своим делам старлей и не лезь туда, куда не просят. Но это не остановило его, он написал рапорт по инстанции, как положено по уставу, и на следующий день капитан СМЕРША сам подошел к нему и отозвал в сторону.

- Так вот любопытный молодой человек, у нас есть списки предателей, полицаев и пособников врага во время оккупации и нам дан приказ выявлять их и расстреливать на месте без суда и следствмяю . Если желаете ознакомиться – то вот эти списки.
Отец взял в руки пачку листов и бегло просмотрел их. Ничего особенного – Иванов Иван Иванович, уроженец деревни Алексеевка, год рождения 1917 – полицай, Сидоров Сергей Сидорович, уроженец г.Львова 1915 года рождения – предатель и так далее в таком же духе.
 
Он вернул списки капитану. – Еще вопросы есть? – спросил тот.
- Да, скажите пожалуйста что за крестики стоят напротив некоторых фамилий?
- Эх, старший лейтенант – это же элементарно – сколько крестиков, столько  пустили в расход.
-  А почему напротив некоторых фамилий несколько крестиков?
- А потому, что по этим данными прошел не один, а несколько человек, а поскольку данные идентичны – все пущены в расход.
- Но ведь это же несправедливо – расстреливать невиновных!
- А ты что, думаешь, если все будет справедливо мы войну быстрее окончим? Да что с тобой лясы точить – на все эти действия есть прямой приказ товарища Берия Лаврентия Павловича.   
Если недоволен – жалуйся ему. Все, разговор окончен.

Всю ночь молодому офицеру снились невинно расстрелянные люди, которые вопрошали у него – да, наш тезка предатель, а нас то за что расстреляли?
На следующий день он написал рапорт о случившемся непосредственному начальнику – генералу Егорову, а когда на получил в течении двух недель никакого ответа – прямо в Москву, тов. Берию Л.П.

Он наивно считал, что, если он сам свято верит в справедливость нашего правительства, то все обязательно будет по совести.
Да, конечно в конце концов все были счастливы, салют и день победы слава богу никто никого не мог отобрать, ,даже лагерный надсмотрщик.
Впрочем тогда ему даже в голову не приходили мысли о том, что что-то может быть иначе, нежели только как справедливо.
Вот здесь то и поджидал облом.

СМЕРШЕВЦЫ исчезли также неожиданно, как и появились.
Только вот все беды молодого офицера с этого момента только начались.
А он уже и думать забыл про тот рапорт и жил своей повседневной жизнью. Вот наступило 9 мая – день победы. В этот день он женился. Через год родилась дочь.

Служба представляла собой сплошную череду командировок и долгосрочных отлучек из дома. Когда его неожиданно командировали в Москву, он даже обрадовался - наконец то побываю в столице.

Только не тут то было. Радость была несколько преждевременной. Пройдя несколько стандартных проверок в одном из учреждений, ему предложили сдать оружие, что он выполнил без всяких задних мыслей. И в этот же момент его сбили с ног и закрутили в смирительную рубашку. Сделано это было профессионально. Потом, не отвечая ни на какие вопросы, бросили в машину и отвезли в психлечебницу. Это он потом уже понял – в КГБ, такие рапорта, тем более на имя действующего начальника, не прощаются.

Сначала, на всякий случай, его пропустили через «врачебную комиссию», которая признала его больным с диагнозом «паранойя», будто бы врачи увидели у него манию борьбы за справедливость.

Потом начались бесконечные допросы, на которых были и обвинения в шпионаже и в заговоре против руководителей КГБ и еще тридцать три совершенно абсурдных обвинения.

Одним он был доволен – соседом по палате-камере был интереснейший человек – личный шофер С.М. Кирова.
Оказывается он сюда попал сразу после убийства шефа и всю войну провел здесь. Но обвинения ему так и не предъявили, алиби его было железным – в момент убийства он находился в дежурке с караульными, а их было восемь человек и все его видели. Только это его не спасло от диагноза – буйная эпилепсия. И скорее всего только лишь из за того, что знал или видел чего-то, что было кому-то не выгодно. Он за эти годы смирился со своей участью, писал книгу и относился ко всему филосовски. На подобие того, что – как хорошо, что я один и родственников никого нет, поэтому им навредить никто не сможет.

 Вобщем считал, что довольно легко отделался – могло быть и хуже. День за днем шли однообразно, связи с родными никакой не было.
Только через полгода, так и не добившись от него признания ни в одном из придуманных прегрешений, его отпустили, но с предупреждением – если вдруг он опять начнет искать справедливость, то уже из подобного заведения никогда не выйдет.
После его перевели работать в Ташкент, а оттуда буквально через несколько месяцев в Магадан. Там он был назначен старшим следователем по особо важным делам. Здесь он тоже нашел очень много несправедливости и уже перестал этому удивляться, но не бороться с этим не мог. Познакомился со многими интересными людьми, где были и матерые преступники, среди них выделялся своей феноменальностью некто Смыслов по кличке СССР, который, как и его однофамилец – великий шахматист, просчитывал свои действия на несколько десятков ходов вперед. Был массовый побег, который организовал именно он, но пострадали другие. Опять был рапорт, и как следствие, увольнение из армии. А поскольку армией у него были войска КГБ, то увольнение сопровождалось указанием отказывать в приеме на работу в любые организации. Вот это и называлось – белобилетник.

Только это его не сбило с ног. Он начал интенсивно учиться и летом 1953г. сдал экстерном экзамены за курс юридического  отделения в Уфимском университете. Получив диплом с отличием, он зашел в деканат и попросил дать куда-нибудь направление на работу. Вот ему и дали направление в  Жигулевскую прокуратуру, на строящуюся Куйбышевскую ГЭС им. В.И. Ленина. Надо сказать, что это была чисто «Комсомольская стойка». То есть строили в основном зека, а охраняли их комсомольцы из роты охраны. На территории Жигулевска было 10 лагерей и более 40 рабочих зон. Побеги, грабежи и убийства случались почти каждый день.

Однажды темной осенней ночью возвращался он с работы. По пути надо было пройти под навесом из бревен, защищающим дорогу от возможного падения булыжников с подвесной канатной дороги. Эта канатная дорога соединяла карьер в Яблоневом овраге со стройплощадкой  на средине земляной плотины. Там находилась опора №10 и далее канатная дорога планировалась до водосливной плотины.

Конечно фонаря ни одного не было и темнота была кромешной.
В момент, когда он вступил под этот искусственный навес, из за бревна вышли несколько мужиков, молча окружили его, приставили к горлу нож и хриплый голос тихо скомандовали – деньги!

Выручила армейская привычка всегда взвешивать обстоятельства и, то, что побывал на Колыме. Остановился, помолчал, прокручивая мысленно возможные варианты развития событий. Шансов достать пистолет практически нет, убежать тоже – нож держит профессионал. Надо тянуть время.
- Ну, скорей! – прохрипел державший нож.
  С трудом выдавил из себя
 – Ребята, денег нет, я свой, только освободился.
Из темноты тот же хриплый голос – где сидел?
– На Колыме.  – Точнее – Усть Омчуг.
- Кого знаешь?
- Смыслова.
- Кличка?
- СССР.
- Ребятки, отпустите его– на самом деле свой.
Мгновенно исчезли и нож и мужики, как будто это были вовсе и не люди, а приведения.

Но рассуждать на эту тему было некогда – он уже шагал оттуда, не разбирая дороги, лужи, грязь, все это мелочи. Главное остался жив.
Да, а если бы чуть, что не так, и решили бы они проверить содержимое карманов, то точно кранты – в кармане служебный ствол и удостоверение следователя прокуратуры.