Дядя Ваня сто лет спустя в Камерном театре

      Премьера "Дяди Вани" в Камерном театре Объединенного музея писателей Урала состоялась 16 июня 2006 года. Со времени написания пьесы прошло больше ста лет, однако действительность, разыгранная по ролям А. П. Чеховым, мало изменилась. "Дядя Ваня" вне времени! Евгений Ланцов, режиссер нового спектакля, следуя чеховской концепции, по-своему расставляет акценты. В интерпретации Ланцова, детали (столь значимые для Чехова) образуют внутренний текст, "вмешиваются" в основной сюжет, визуализируют авторские многоточия. 
      Геннадий Ильин в образе главного героя – это углубление чеховского характера, придание ему душевной теплоты и мудрости. Дядя Ваня в театральной интерпретации – личность художественная, творчески богемная. Актер меняет цветные шарфы (в красной цветовой гамме), вальяжно закидывает в карманы руки. Свобода в движениях, мятежные искорки в глазах – и в этом дядя Ваня в новой постановке.
      Елена Андреевна, которую играет  Ирина Ермолова, по роли своенравная женщина, в спектакле становится еще более непредсказуемой, «русалочьей». То строгая, с гладко уложенными волосами, то взрывная, огненная, она пленяет и сценических персонажей (дядю Ваню, Астрова, Серебрякова), и завороженного ее магией зрителя.
     Интересен эпизод, когда Астров развешивает на канате для Елены Андреевны свой проект (большие пластичные листы с изображением будущего ландшафта). Листы, скользя вдоль каната, становятся шторками, разделяющими двух несостоявшихся любовников: Елену Андреевну и доктора Астрова. Альянс этих двух людей так и не случился, но у Чехова по-другому быть просто не может: счастливой любви не бывает.
     Очень колоритен образ Астрова. Борис Горнштейн, играющий доктора, добавляет в образ свой темперамент и жгучую страсть. Становится ясно, почему в него влюблена Соня и постепенно влюбляется Елена Андреевна. Важная деталь: в начале спектакля актер снимает сапоги и надевает туфли, а в конце – наоборот. Этот жест способствует созданию кольцевой композиции в действе и одновременно ограничивает пределы жизни этого героя в сюжете: после второй смены обуви он уходит со сцены.
     Соня, чувствующая себя некрасивой в сравнении с Еленой Андреевной, однако ж, очень красива. Актриса Елена Стражникова, играющая чеховскую героиню, сумела создать глубокий рефлексирующий образ. У Сони светятся глаза, и они своим светом как будто вбирают всю боль, которая исходит из душ ее близких людей. Нянечка (Татьяна Головина)  и работник (Леонид Рыбников) отнюдь не второстепенные герои. В спектакле они оказываются тем «зеркалом», в котором отражаются думы более молодого поколения, «детей». Няня большую часть спектакля находится на сцене, она сидит за чайным столом, к которому поочередно подходят все герои. Няня выслушивает их, делает меткие замечания (носитель народной мудрости) или вдумчиво - укоряюще или одобрительно - смотрит на них.
    Хотелось бы отметить тот момент, когда Серебряков (Валентин Воронин) произносит приговор имению (кульминация спектакля), а няня что-то толчет в ступке. Звук от ударов пестика о дно ступки то усиливается, то затихает – все зависит от накала, эмоционального подъема или спада. Так режиссер Евгений Ланцов задумал создать  мелодическое сопровождение  этой ключевой сцены.
     Телегин (Александр Муратов), вечный друг семьи, у которого не могут  запомнить даже имени, также значим в этой постановке. Громкий и вспыльчивый, он нечаянно становится всевидящим судьей судеб несовершенных в своей обыкновенности людей. Он говорит немного, больше поет под гитару – так он скрывается от внешней действительности, постоянных ничего не значащих разговоров и действий.
     Серебряков (Валентин Воронин) – тот герой, из-за которого все происходит: на него работают Соня, дядя Ваня. С ним живет такая сильная и красивая женщина, как Елена Андреевна. Но человек он не такой уж сверхъестественный, «вещь в себе». Он не знает, что действительно происходит  в его семье. Этот герой, благодаря игре актера, предстает в двойном свете: с одной стороны - умный, высоко несущий себя человек, с другой – болеющий ревматизмом, слабый и в общем-то никому не нужный. Показателен факт: когда профессор Серебряков начинает говорить со своими домочадцами, он садится спиной к зрителю. В этом, думается, есть некое неуважение, а может быть, и лукавство «высокого» человека перед ниже стоящими (точнее, сидящими в партере) людьми.
    
     Детали в спектакле играют столь значимую роль, что порой подменяют реплики.
     Тазик. Он стоит в центре сцены. В него с потолка капает дождь (такой уж потолок). Сначала  функция этого предмета состоит в том,  что он собирает излишнюю влагу. С развитием сюжета тазик превращается в своего рода преграду для влюбленных. Так, когда Елена Андреевна допускает поцелуй со стороны доктора Астрова, тазик им явно мешал: Елена Андреевна чуть не запнулась об эту медную посудину.
     Снопы сена. Эта декорация также многозначна. Снопы создают фон  деревенского поместья, и это их прямая «обязанность». Далее по сюжету снопы оказываются в роли мишени, в которую пытается попасть Елена Андреевна. Ей нечего делать в деревне, и она бросает в сено заостренные палочки – это для нее развлечение. Ближе к финалу в упруго сложенные снопы попадают уже не деревянные «дротики», а остроносые черные зонты (они каким-то образом оказываются в этих природных недрах). В тот момент снопы внезапно превращаются в мохнатых чудовищ, а зонты, как глаза, угрожающе смотрят на жильцов. В одном из эпизодов сноп сена оказывается в роли вазы. Влюбленный в Елену Андреевну дядя Ваня дарит замужней женщине осенние розы в тот момент, когда та целуется с Астровым. После этого цветы явно уже никому не нужны, вот и остается единственный выход: оставить их там, где они еще могут стоять (в сене), но скоро будут мертвыми.
     А еще эти снопы могут качаться,   тем самым создавая динамику в пространстве сцены, а  также подталкивать (в прямом смысле этого слова) героев к каким-то ответственным поступкам. Ну, скажем,  как это было с Соней.
     Книга – тоже интересная и значимая деталь. Красную книгу читает Елена Андреевна, но, кажется, та ее не привлекает – поэтому читательница бросает ее как уже отслужившую вещь. Книгу (ее аналог – журнал) читают maman (Любовь Ревякина), и это занятие так уж привычно для той семьи, в которой она живет, что в чеховском контексте оно выступает как обычное, стандартное… «пошлое». Книга  в основном своем значении все-таки выступает в роли творения Серебрякова. На сцене  книгу профессора  можно видеть во множестве экземпляров (лежащей на земле, на снопе сена…). Рукотворный труд Серебрякова растиражирован, и от своей значимости теряет человеческую значимость. Труд Серебрякова обесценивается из-за той цены, которую назначает ему сам автор: дядя Ваня полжизни положил на это творение Серебрякова, безропотно помогал профессору во всем.
     Дверь на заднем плане сцены. В начале спектакля дверь открывается и дает путь главным героям ("путь в жизнь"). В финале в эту дверь все уходят, покидая ту деревенскую жизнь, в которую ранее они стремились («путь из жизни»). Самое интересное, что  жизнь в поместье после того, как эта дверь закрылась, продолжается: Соня и дядя Ваня подсчитывают долги, maman читает брошюру, няня готовит чай. Путь в этот мир открыт, но не для Серебрякова и Елены Андреевны, а для дяди Вани.
    
     P.S . Интересно,  почему maman носит две пары очков? Почему ее любимое слово   «брошюра» другие герои произносят с акцентом? Почему  герои  в течение всего спектакля питаются исключительно яблоками (ну, кроме сахара и чая)? Кому адресуем эти вопросы - Чехову или Ланцову?