Скрипка

               
     Я не умею играть на скрипке. Не умею  играть и на всех остальных музыкальных инструментах. Но скрипка это особо. Этот фантастическое для меня чудо. Скрипку я слышал не часто. Просто жил  в тех местах и условиях где просто скрипачей не попадалось. Кино, радио и телевизор не то.

    Первый раз я услышал игру на скрипке в детстве. Играл мой папа. Отец мой родился и вырос в сельской семье, семье музыкантов. Откуда приехала семья в Кустанайскую лесостепь я точно не знаю.  По рассказам я слышал, что в 1912 году приехали поздно осенью на станцию Тогузак, дальше ещё железной дороги не было. Бабушка моя была беременна, и пора рожать ребёнка. В семье было уже три ребёнка.  В каком - то селе их приютили местные жители, выделили толи сарай толи баньку. Перезимовали. Ранней весной, в какой - то праздник, семья вышла на улицу и начала играть так, как они раньше играли там, где жили раньше. Сельчане собрались и насторожённо слушали музыку. Затем подошел староста и сказал, что вы перезимовали и езжайте дальше, нам вы не нужны, вы чужие люди. Видимо сельчане были не православной веры. Дед мой пошел к власти, ему выдали лошадь, телегу, корову и сказали, что двигайтесь дальше на просторы Казахстана, там есть озеро довольно большое и село Севастополь. Они туда и двинулись. Это было великое переселение в Сибирь и Казахстан, Столыпинская реформа.  В этом Севастополе Кустанайском и я через много лет родился. Семья моего деда Зиновьева была музыкальной. Они играли на свадьбах, на праздниках. Дети учились не только играть на инструментах, но и в меру сил делали эти инструменты. Когда родился я, деда уже давно не было, бабушка была, но когда  уже её помню, она болела и была слаба. Сколько  себя помню, у нас в доме была балалайка.  Отец иногда играл на ней. Звучали бодрые плясовые и протяжные мелодии. Потом мне купили баян. Мне, это я громко говорю, потому, что  был старшим. Купили всем, я изо всех сил пытался чему - то научится, но не научился. Не дано.

    Так о скрипке. Жили мы в Кустанайской области. Разгар освоения целинных земель. В стране жителями, гражданами собирались классные библиотеки, собирались различные оркестры, в смысле инструменты,  присылалось, в совхозы, но там, где не было увлеченного музыканта, всё это пропадало. Отец на чердаке конторки мастерской по ремонту тракторов нашёл, давно выброшенный сюда струнный оркестр. Все инструменты расклеились и мокли под слоем снега. Отец принёс домой скрипку, склеил, стянул ремешками. Видно это делать он умел, наладил смычок, когда скрипка высохла, и отец её отшлифовал, он положил её на плечо, и полилась музыка. Меня очаровала, наверное, и мелодия, но звуки, издаваемые инструментом, привели меня в состояние, которое словами Вам рассказать я не могу, так как нет в моём словаре слов, которые бы выразили то, что я чувствовал в то время. Состояние это я, помню, по сей день.
Когда я взял скрипку и, положив на плечо, начал водить смычком по струнам, звуков тех, скрипка не издавала, как я ни старался. Редко жизнь дала мне возможность слушать настоящих музыкантов. Когда я редкий раз бывал в опере и, слушая, как музыканты перед работой настраивают инструменты, я входил в какой -  то ступор. Первые аккорды вели меня за собой, и весь я отдавался музыке. Когда начинали петь,  музыку уже не воспринимал так, как прелюдию. Мне помнится, кто – то из работников искуства со сцены рассказывал случай, когда великий велоинчелист давал концерт в огромном зерноскладе в зерносовхозе. Игру сопровождал аккордеон. Аккордеонист, наверное, был тоже настоящий музыкант. В середине концерта из задних рядов слушателей поднялся молодой мужчина, крупного размера и медленно и осторожно начал продвигаться к сцене, сделанной из двух грузовиков. Публика и музыканты наблюдали за ним. Ни кого, не побеспокоив, молодой любитель музыки взобрался на сцену, осторожно взял рукой за плечо великого музыканта, который играл на велоинчели, лауреата всего и лучшего из лучших музыкантов и спокойно попросил - «Браток! Помолчи немного, дай музыку послушать»! Этим мужиком мог быть и я. Человека не только его мастерство и талант красят. Молодой целинник почуял, наверное,  что - то в этом музыканте.  Почувствовал в этом музыканте что – то  ненастоящее.  Не называю его, его и так все знают.

    Ещё один скрипач встретился на моём пути. На целину привезли табор цыган из Венгрии. Цыгане были совсем не похожи на цыган, которые испокон веков кочевали у нас. Цыгане были городские, европейцы. Поселили их в палатки. Женщины были приняты на работу, они стали глиной обмазывать новое здание клуба, а мужчинам работы не было. По вечерам они  надевали хорошие костюмы и выходили из палаток, некоторые изготовили штанги и занимались спортом. Был среди них старичок, музыкант. У него была скрипка, и он мастерски ею владел. Играл разные мелодии, играл мастерски,  я любил слушать его. Старичок пытался играть в замазученной столовой, у волейбольной сетки. Уговаривал молодого белоруса, который умел пиликать на гармошке. Он хотел играть и зарабатывать себе на хлеб, но, место было не  то и публика, под рокот трактора пахала землю. Однажды вечером я увидел старика за цыганскими шатрами. Он сидел один и плакал. Он и его музыка ни кому не нужны. Я присел напротив. Первый раз в своей молодой жизни я увидел,    как плачет взрослый мужчина. Жалость заполнила душу мою.  Пытаясь утешить его,  говорил какие -  то слова. Но я был ещё мальчик, хотя, мне кажется,  и понимал, то, почему плачет пожилой музыкант, но сказать что то - путное, видимо ещё не умел. Оказывается музыка не всем и не всегда нужна, особенно если она ещё, и кушать хочет. Вот такая скрипка.
Вячеслав Зиновьев.