Глава 3 Любовь зла полюбишь и Николо!

Продолжаю рассказывать о родовом проклятии семьи Лауренти

Глава 3 Любовь зла: полюбишь и Николо!

Вероника, первая любовь Лауренти старшего, приехала в Милан помянуть Николо, а заодно посмотреть на успехи его потомства. Старая обида, нанесенная много лет назад, вроде бы стала забываться.
«Вот и все!» – улучив момент, Вероника зарыла в кладбищенскую землю восковую фигурку альтиста. – А теперь навестим твое милое семейство! По моим сведениям, твой старший сынок рисует… Повод нанести визит есть! А там посмотрим!»
Выйдя с кладбища, она взяла фиакр и поехала к дому Николо.
У Джеронимо счастливый день! В Милан приехала старушка, и заказала  свой портрет.
– Зови меня Вероникой. – Она село в кресло и улыбнулась. Не пиши меня юной девой, пиши как есть, только если я усну – пиши глаза открытыми. А ты когда-нибудь писал женщин?
– Приходилось! – Честно ответил он и рассказал про римскую стажировку.
Душевная  рана, нанесенная натурщицей из Рима, еще болела. Он ее писал, ее любил и желал, а она сказала, что сопляки вроде его, ее не интересуют! И у нее муж! И как он отпускал жену работать натурщицей?

«Не папин сынок, – думала Вероника, расположившись в кресле – на папу не похож! Даже обидно!»
Джеронимо был высокий, стройный молодой человек. Лицом у него было продолговатое, с правильными чертами. Глаза зеленые, а волосы белокурые.
«А вот какая маленькая сволочь не дает мне уснуть, играя на альте? Так… это что это такое я вижу? Где мои очки?» – в комнату вбежал маленький мальчик с длинными черными локонами и длинным носом.  На круглом румяном лице сверкали большие темные глаза. На нем были  надеты обшитые кружевами панталончики  цвета лаванды, и платье, с пышными широкими рукавами, того же оттенка. На отца он нисколечко похож не был, но Веронике в нем почудилось что-то знакомое.
«Вот это подарок! – Вероника подманила его пальцем. – Не верю своим глазам! Маленькая копия с почившего в бозе оригинала! «
– Тебя как зовут, малыш?
– Николо!
Он тогда еще не знал, к чему приведет эта встреча, но как всегда решил помешать старшему брату. Улучив момент, пока Джеронимо смешивал краски, Николо приколол платье Вероники булавкой к стулу.
«Ну, альтист,»  - Вероника заметила проделку, но не  подала вида,  - «я уже не так молода, как раньше, но сладкую жизнь тебе точно устрою! Папочкина копия! Булавку я тебе припомню!  Впрочем, торопиться не будем!»
И тут  на ум Джеронимо пришла мысль поквитаться с вредным мальчишкой.
– Ну-ка, милый Николо, бери свой альт, и лезь на стул! Порадуешь нас игрой, и заодно поможешь мне работать.
– Не хочу…. – затянул он свою песенку.
– Так этот малыш еще на альте играет? Я с удовольствием его послушаю! – сказала сеньора Вероника.
Ему пришлось лезть на стул и играть.
Стоял он, бледный как статуя в римском музее и выводил на альте тарантеллу.
Джеронимо с трудом удерживался, чтобы не заткнуть уши, а бабушка морщилась и терпела эту пытку. Когда все кончилось, она улыбнулась улыбкой Джоконды, и художник в меру своих способностей перенес ее на холст.
Николо в слезах ушел к маме. Краем глаза Джеронимо видел, как он вытирает нос о мамину юбку и слышал, как тот кричит совершенно невообразимым голосом и совсем не музыкально! И тут фальшивит! Мама утешала его, а дядя Джузеппе говорил:
– Что ты плачешь? Ведь сегодня у тебя самый счастливый день: ты впервые сыграл перед публикой.
Джеронимо, не отрываясь от работы, закричал в гостиную:
– Раз уж у него сегодня такой день, я отдаю ему свою грушу!
Давно в  доме не было такого шума: малыш плакал, дядя Джузеппе смеялся, Люсьен гремел посудой, давясь от хохота, а мама плакала!
Как тут спокойно работать?  Самое удивительное, что он сумел дописать портрет, и портрет бабушке Веронике понравился, и Джеронимо заработал первые свои деньги.
– Неплохо… Не Леонардо да Винчи, но искра Божья в тебе есть! Где-то я эту бабушку видел! – Джузеппе оценил его работу. – Но вот не помню где! Вероника, говоришь…. Знакомое имя! Жаль, что она не осталась с нами обедать. В бабушке, что пришла заказывать портрет, он не узнал ту девчонку, с которой тренировался метать сливы в саду покойного Гаспаре Корне. Зато Вероника узнала его, хотя Джузеппе постарел, облысел и растолстел.
«Все хвалят этого Джеронимо! Про меня совсем забыли! – Обиделся Николо. – А я играл на альте, помогал! Вот мамочка, вся от счастья светится! Джеронимо ей первые заработанные деньги отдал! А я... А кто скажет мне спасибо?»
В душе малыша затаилась ревность к брату и лютая обида на всех старших. А тут и крестный сказал свое слово.
– Не в папу пошел! Тот был трудолюбивее и груши зарабатывал честно, а не таскал их со стола, пользуясь попустительством мамы! А ты, Николо? Крошка Цахес! Ничего не умеешь, а тебя почему – то хвалят!
Николо от обиды воспользовался моментом и, когда все отвернулись к Люсьену, что появился на пороге столовой с горячим пирогом, высыпал маме в кофе соль. Жанна отпила глоток посоленного кофе, поперхнулась, откашлялась и вскрикнула.
– Николо, ты это сделал? Признавайся!
– Признавайся, а то хуже будет! – Джузеппе с опаской посмотрел на свою чашку. – И мне тоже насолил?
– Я всегда говорил, что кофе пить вредно! – Джеронимо потянулся за своей чашкой с чаем, но передумал и поставил ее обратно  на стол. «С него станется и мой чай испортить!»
Мальчик тихо признался, надеясь, что наказания не будет!
– Грешник, что не может выучить толком кантату Баха, и портит маме кофе, – Джузеппе покраснел и стал кричать на малыша так, как, будто в глотке у него был спрятан фагот.  – Ты всем насолил?
– Не успел! – Честно признался Николо, по собственному опыту зная, что чем больше шума, тем меньше наказания. «А может, меня мама совсем простит?»
Но Жанна протянула ему чашку.
– А теперь выпей это, – холодно сказала она.
Жанна стала совсем другой. Ее лицо потемнело, брови сдвинулись. А в темных глазах, которые Николо всегда привык видеть добрыми и ласковыми, поблескивал металл.
– Не буду, – ухватился мальчик за последнюю соломинку.
– Пей, – настаивала на своем мать.
Николо поднес чашку к губам. В глазах его стояли слезы, о он все-таки отпил.
Слезы стекали по щекам на пол, и мальчику казалось, что кофе еще более противен, чем он есть на самом деле.
– Хватит! – вмещался Джузеппе. который терпеть не мог детских слез. – Сегодня он останется без сладкого!
«Наверняка мои кексы с клубникой крестный сам съест!» – Николо смотрел на кексы, но от слез, они казались расплывчатыми.
Неутешное горе и обиду на всех родственников, как будто они подсыпали ему соль в компот, он пестовал в своей комнате. «Забыли, наказали маленького мальчика! Дядя Бепин съест все мои клубничные кексы, а такой маленький, всеми забытый и обиженный лягу спать голодным и холодным! Пресвятая Дева, внуши хоть капельку сострадания к сироте в их сердца!»
Николо не помнил, сколько времени он провел в растравлении своих ран. Вдруг он услышал шелест платья матери.
– Дорогой Николо, не обижайся на нас! – Она протянула ему блюдо, на котором красовались целых четыре кекса. – Это тебе!
– Так вы же обещали оставить меня без сладкого! – Николо удивился, но кексам был рад.
– Мы решили, что ты наказан уже достаточно! Так ты будешь их или нет? С тобой, юным грешником, поделились все! Даже Джузеппе!
– Конечно – буду! – Николо выхватил у матери блюдце, забыв поблагодарить Пресвятую Деву.
«Ты неблагодарный мальчишка! – Ночь ему приснилась Пресвятая Дева. – Вымолил кексы, а   не поблагодарил не меня, не  свою маму! Отныне я не буду приходить к тебе и помогать! Знаешь, сколько у меня таких мальчиков? И они не забывают сказать «спасибо». Живи сам, как знаешь! Я еще посоветую твоим отдать тебя, грешного, в военное училище на барабанщика! Там грешников кексами с клубникой не кормят!»
Проснулся Николо в холодном поту. «Приснится же такое! А все потому, что я все кексы съел и Пресвятую деву не поблагодарил!»
Несколько дней он был примерным мальчиком,  работал, как мог, но в  тайне очень сильно обижался на крестного за то, что тот много шумит.