Тишина

Вот опять понимаю, что, собственно, хочу выразить, и несколько секунд думаю, а я ведь на самом деле не думаю, я ведь уже знаю про себя, ощущаю и просто подбираю слова, формулирую. А так здорово было бы, если можно было бы просто как-то записать своё вот это чувство и проиграть, и уже всё понятно и можно ничего не формулировать. Вообще, если честно, говорить особо я не люблю, то есть мне больше нравится молчать, в такие моменты полного молчания я ощущаю себя цельным как яблоко или апельсин и всё становится ясным. А иногда ссоришься с кем-то и кричишь ему: «Да ты совсем, я гляжу, не понимаешь!» а ты объясни, говорит другой, и ты минут двадцать начинаешь объяснять, заканчиваешь пронзительным вот ..., берёшь паузу и внутри тебя становится тихо, то ли от того, что ты много говорил, то ли от того, что ты сказал всё, что хотел, то бишь высказался, наступает внутри какая-то тишина. И вот именно в этот момент ты чувствуешь себя обманутым, потому что ты совсем не то выразил, то чувство, которое у тебя внутри, оно для тебя понятно и просто, но то, что выразил сложно, запутанно и непонятно особенно тебе, но все, как правило, делают понимающие лица, но ощущение некоторого идтотизма остаётся, и от внешней натянутости становится ещё больше...
Вот взять, к примеру, мужественных героев из не столь далёкого прошлого, они все решительно сильны, мужественны и молчаливы... И в этом молчании ощущается наполненность и форма, молчание как продолжение образа выражает нераздельное с необычайной силой одиночество.
А что я знаю про своё одиночество, я знаю только, что оно как-то занимает моё внутреннее пространство и иногда, когда я выпью или смотрю какой-то интересный фильм, я забываю себя, и оно исчезает вместе со мной. Вдумайтесь, забыть себя, как можно забыть себя, это же не ключи от дома, не мобильный телефон и даже не кошелёк, это же я, ну я, и тем не менее, регулярно забываю себя и не испытываю абсолютно никакого чувства глубокой потери.
Мне в детстве очень хотелось родиться во времена Второй мировой войны, мне, как тогда казалось, было бы присуще тогда чувство Родины, ну что у меня есть какой-то дом, он находится на Земле, которую мои предки так долго и тщательно готовили для меня, они много страдали и работали для того, чтобы я мог здесь родиться и сказать: Вот она, моя родина, матушка моя земля. И я тогда бы мог умереть или не умереть в бою, но самое главное при этом – знать, знать, что моя жизнь очень нужна всем последующим поколениям и подвиг мой останется в веках, и я бы жил тогда с чувством выполненного долга, что сберегли мы свою землю и что всё не зря, не зря это всё...
Но всё зря, я не могу иметь родины, в смысле я по национальности русский, у меня и мать, и отец русские, и значит, моя нация – это Россия, но родился я на территории бывшего СССР, нынешней Украины, и мы тут все как будто бывшие, и государство наше вымышленное,оно ненастоящее.
И гимн у нас такой же: Ще не вмерла Украина, мы умераем уже больше двадцати лет, и всё никак не умрем, а знаете почему? Потому что в жилах этих людей, живущих на этой земле, течёт кровь их предков, которых не смогли погубить ни собственные правители, ни чужие, ни собственная глупость, ни чья-то ещё. Что тут можно сказать, тишина... пожалуй, лучший вариант в этом случае.
Иногда, когда мою голову перегружает информация и этому, кажется, нет конца, я отключаю мысли, смотрю на свет, слушаю звуки, и что-то из моего  детства невольно вкрадывается мне в душу, наполняя её светом, спокойствием и радостью.
Город мой редко молчит, он постоянно издаёт какие-то звуки
и редко-редко, один лишь раз в год он замолкает, и именно в этот день мальчишками мы любили часами бродить по пустым улицам; в детстве я очень хотел, можно даже сказать мечтал, если у меня будет волшебная палочка, сделать так, чтобы город стал, хотя бы на один день, совершенно пустым. Предаваясь этой сладкой грёзе, я мог долго представлять в своём воображении картины наполненных всякими нарядами и вкусностями магазинов и себя – в образе купающегося в этом богатстве. Жили мы, можно сказать, скромно, и причины таких фантазий можно понять.
Тишина всегда является нам перед бурей, чтобы вновь напомнить нам о чём-то безмятежно забытом и расколотом, но так отчётливо воспринимаемым. И в моей надвигающейся буре проступали моменты спокойной, наполненной радостью тишины.
    Я помню хорошо этот день, было лето. С самого утра на небе были тучи, они предвещали дождь, и что-то в свинцовой тяжести облаков приковывало взгляд. Я вышел во двор и сидел на скамейке под черешней, я пару раз скатился с горки, а потом просто сидел и смотрел на небо. Темнело, раздавались раскаты грома, один за другим, и внезапно хлынул поток воды, стало очень тихо, слышно было только вой сигнализаций машин, который был где-то вдали, а я был словно в самом центре этой бури под куполом грома. Дождь был тёплый, он освежал и придавал сил. Я снял сандалии и стал бегать по лужам, с радостью плюхаясь в них. Асфальт был тёплый и такой родной, эту землю хотелось обнять, распластаться по ней, раствориться в ней без остатка. Эта земля была моим домом. Без страха промокнуть, ведь я и так уже был мокрый. Потом я взял у приятеля велосипед, это был большой советский велосипед с одной скоростью. Я ездил на нём круг за кругом по двору, сиденье было очень высоким, я ездил стоя. Внезапно стало светло, небо раскрылось надо мной, а я круг за кругом катался по своему двору. А надо мной на деревьях росли черешни, груши, в палисадниках росли тюльпаны. И запахи этого лета сводили меня с ума, оставляя меня позади. Кажется, что тогда всё было иначе, даже солнце было другим и светило иначе.

Я порой думаю про предков, но не про бабушек, дедушек и прадедушек, они мне совсем не понятны, словно они жили в другом измереннии, в котором органично уживались такие вещи, как например, часы с боем, такие часы могли быть только там, где не было автомобилей, телевизоров, и всего остального, что прочно шумит в жизни. Предки, которые жили ещё раньше. Они носили шкуры, ходили с дубинами и жили в пещерах. Охотились на просторах саванны. Они считали мир неизвестным и волшебным, как если ты вдруг проснулся на планете, про которую ты не знаешь ничего вообще. Они жили в эпоху палеолита, около 2,5 миллионов лет назад. Эпоха эта закончилась примерно двенадцать тысяч лет назад, совсем недавно в рамках вечности, ещё вчера. Они поклонялись только тому, что могли видеть: солнцу, животным, огню. Я могу понять тишину, её я могу ощутить. Ещё я могу понять кошек, они знают больше про счастье, чем мы, когда, закрыв глаза, сидят на подоконнике, наслаждаясь звуками и миром вокруг. А счастье важнее атомной бомбы и всего того, что я знаю. В мире древних людей было много тишины, настоящей тишины. Той тишины, в которой можно услышать сверчка, шум ветра, шелест травы, пение птиц. Увидеть восход солнца и радоваться тому, что ты жив и живёшь на этой планете. Столько времени эволюции только ради того, чтобы мы могли пользоваться интернетом, мобильными телефонами, кушать еду, содержащую вкусовые добавки, любить персонажей кино больше, чем из жизни. Могли убивать диназвавров и птеродактилей на экранах ноутбуков, сидя в пещере, в многоэтажной скале. Но развитие не может продолжаться вечно, и мы снова заплывём под деревянную доску в ванной, чтобы вспомнить звук биения сердца. Тишина важнее всего, она была здесь до нас и останется после нас. Священная тишина, долины уходящей жизни. 
В редкий Новый год, когда я остаюсь у мамы в нашей маленькой однокомнатной квартире, в которой я жил до тринадцати лет, той, в которой прошло моё детство, у самого моря на пятом этаже. И рано утром, когда я иду домой первого января по пустым улицам, покрытым белым слоем снега, и машин почти нет, в голову мне приходят мысли о тех временах, когда не было ещё автомобилей и телевидения, и люди были общительны и дружны, редко закрывали двери, а сделки могли проходить под честное слово. Я иду по городу, который всецело принадлежит мне, и не чувствую себя одиноким, мою голову и сердце охватывает спокойствие, и я чувствую себя очень просто, я счастлив, а вокруг только мои мысли и этот город, ставший частью меня и тишина...