Лес одиночки

Как будто снова я поник в отчаянии…снова…пленя себя как предатель и мошенника…виноватым судил себя весь вечер, говоря себе что безнадёжен. Солнце гаснет, как и моя свеча, вечно помрачая, в темноте тону я как в болоте, мрачном, тёмном. Сижу на стуле, надо мной скорбящий поток, свисал и гнил, уж сколько лет смотрел он в пол, видя себя так беспокойно, как покорная раба. В молчаливой темноте, вникая в страх, я жду ответов от себя, что написал в тексте, своё признание…не в любви, не в милосердии, не в ином исходе, не то что был бы влюблён, а как неважен. Утопая…преследуя меня отовсюду я гнобил себя в какой-то угол, где он, в безграничном…бесконечном лабиринте. Леса, окутавшиеся одиноким вслед тропой, цветы не пахли, давно завяли, деревья лишены плодов, вечно голые, холодные….Да и я, был подобен им же, лишён тепла, добра и гнева, я был столь печален тем что не сумел, себя пробрать и в руки взять, в тот день мой, будто стал последним что я помнил изо всех что были. Я не помнил ничего как я…бежал…по лесу…в темноте, а за мной гонялся кто-то, я не оборачивался, ведь же страх меня на то мне не говорил подсказок, как бежать и только. Обречён, я думал, что вот-вот порог судьбы постучит в моё сердце, что будет уже холодным, мёртвым, тихим. Кто из нас отчается сильней? Толи моё тело, то ли она, или он…не знаю…я в отчаянии, сижу на стуле вспоминая тот день, как я убегал от насильника, бесстрашного, молчаливого. Он испытывал ко мне ненависть, а я наивный страх, боясь закрыть глаза, смотрел в пол, ничего не помня, с трудом вспоминая, как всё это было…Я в какой-то комнате, где-то…то ли это дом, то ли квартира, я не знал, но видел, как позади меня почти закрытая дверь оставила мне, обозрение…тогда я и заметил, в другой комнате камин, в нём горел огонь, его тепло не доходило до меня, будто он не хотел, оставлял его только для хозяина, но не чужакам. Что-то странное меня пробило тогда из груди, то ли снова страх тревожный, то ли тоска обречённая, на неугодимый ею покой. Я встал со стула, и шёл туда, в ту комнату…никого…пустота, я опять один. Был поздний вечер, я видел как сквозь окно уходил закат, отдаляясь далеко…очень далеко…заметил я, и деревья, холодные что были, безплодородные и бедные…комок сухого горла так меня просил, попить воды…хоть чуть-чуть. Я видел его, через снова другую комнату, его…Человека что наверное гнался за мной, сквозь его лес, я бежал и наверное от страха потерял сознание, вот на сколько я слаб. Он меня похитил, и ко всему поверию оставил меня в комнате со стулом, теперь всё ясно. Я робко, тихо…повернулся к нему спиной и шёл в ту комнату где очнулся, зайдя туда я закрыл тихонько дверь, и сел на стул. Передо мной был листок, старинный, видать он тут пролежал своё столетие, человек тот видимо как призрак, что хранил письмо другим? И перо, но я не видел чернил, я их искал, но не нашёл…тогда я не задумывался, зачем я здесь? Кому я нужен? Что, я должен писать поэму? Или признание? Как-то нелепо, а я прошло молча думал, произнося что-то в голове, думая что умер, но умер я вчера. Да, так и есть. Но я вру. Тогда сидя у стола на стуле, смотрев в пустой лист держа перо в руке, я взревел, положив руки на стол и на них же свою голову, я, просто плакал, что оказался-здесь. Как исход моих дней, начался с нуля, а я всё тут, сидел и думал, как же я, печален, один, одержим, злобой на кого-то…наверное на человека, которого до безмерного ужаса боюсь, он моя смерть, моя судьба, спросить его о пощаде? Или нет? Я рыдал, не знал что делать. В тот миг, отчаянно я понял, что выхода нету, я один, я встал из стула и пошёл к двери. Я вышел из неё, и тихо приглянулся, он там стоял, спиной ко мне, у стола, на столе лежал топор, и книги, много книг, безмерно много. Я с раскрытом ртом, не дыша подходил к нему медленными шагами, думая что он меня слышит, или обернётся, и вот стоял я в метре от него. Я спросил его, :«Есть чернила?», он ответил тихо «Есть.», облегчение и страх, как воедино в поединок между собой дрались, что испытывать мне в
тот миг? Он из замурованных книгами блокаду достал маленькую склянку с чернилами, и дал их мне в руки, как я боясь развернуться к нему снова спиной, быстрыми шагами шёл в ту комнату, закрылся, и писал. Я писал это для него, что скучаю, понимал что одинок, да, отчаян, бесподобно как и всем, вспоминая дом, но забыв как я ушёл оттуда, но бежал сквозь лес, что был мне бесконечен, бега, плутая, как ты за мною вслед бежал, то ли догнать, убить, помиловать, я не понимал, ведь ты молчал. А я горе убиваюсь тем что не смог остановиться и спросить тебя : «Зачем?», может быть это была бы и глупая затея, но думал что это стук в дверь Смерти. Прости меня, я был не прав, прости....
Когда я писал это, мои глаза струёй уныния водопадом падали на лист, мня его и сжимая не засохшие чернила, столь велики их содержание. Я встал и пошёл к нему, держа в слезах этот листок, я подошёл к нему, он стоял опять спиной, я сказал ему : «Я написал», сжимая губы и смотря на него, зарёванными глазами, будто ждал ответ «Уйди.». Тогда он будто мысли прочитал и сказал : «Прощай…»
Тогда, и почувствовал всю свободу, и человеческую доброту, положил листок ему на стол, возле которого он стоял молча. Я ушёл, выходная дверь была слева от него, но уходя, я обернулся, чтобы посмотреть снова в зеркало, в котором отражались бесчисленные книги, топор, лист и я…
Прощай, сказал себе вслух я это, обернувшись уходя, опять забыл, что одинок…