Авторское разъяснение о Христианах и Бамбино

Настоящая короткая заметка призвана объяснить причины, по которым автор удалил из текстов электронных книг, размещённых на сайте «Проза.ру», три «христианских» романа («Бамбино», «Житие Алексия» и «Христиане»), а также не желал бы их публикации в дальнейшем. Вопрос не праздный, так как ряд читателей продолжает находить в названных трёх текстах достоинства, а иные ценят эти романы больше прочих.

(В скобках: с точки зрения объёма «Бамбино» и «Житие Алексия» недотягивают до романов, но другим жанровым признакам соответствуют, так что для простоты оставим за ними это жанровое определение.)

«Бамбино» (первое название — «Ассизи») был написан больше пятнадцати лет назад, в августе 2000 года. В соответствии с желанием главного редактора электронного журнала «Континент» Е. А. Ермолина в 2012 году он неожиданно был опубликован (в несколько сокращённом виде) в региональном литературном журнале «Мера», а автору даже выплачен гонорар. Тот же Ермолин не оценил, к примеру, уже написанную в то время «Тетрадь архиерейскую», посчитав, что «Бамбино», безусловно, удачнее. О вкусах не спорят, и литературные достоинства можно оценивать по-разному (хотя полностью похитить у автора право самому судить о литературных достоинствах своих текстов означает низвести его до положения «машины для письма» или, говоря иначе, того самого капустного листа, на котором жируют гусеницы литературоведов). Но, абстрагируясь от художественных достоинств, укажем только на духовные изъяны.

«Бамбино» — роман, написанный девятнадцатилетним человеком о другом очень молодом человеке, в чём ещё не было бы беды, но вот только главный герой романа обнаруживает духовные дары и стремится за свою короткую жизнь пройти, даже по-спринтерски пробежать путь к святости. Духовные реалии, связанные с этим трудным путём, в таком юном возрасте могут познать лишь выдающиеся светочи праведности, к которым автор себя никак не относит. К чему же привела такая ранняя попытка жития? К тому, что «Бамбино» — это своего рода мультипликация. Роман недостоверен, и не с точки зрения внешних событий (жизнь может сложиться очень по-разному), а с точки зрения духовной биографии главного героя. Этих недостоверностей множество: вот, к примеру, раздружившись со своими старыми друзьями из числа «золотой молодёжи», Бамбино ближе к концу романа вновь сходится с ними. Зачем он делает это, если стал полноценным учителем нравственности, если в полной мере окрепли его духовные ноги? Какая сторонняя помощь в создании «духовной школы» ему может требоваться? Если же эти ноги не окрепли, то как он дерзает наставлять своих учеников, и не к пагубе ли приведут такие наставления?

Выражаясь иначе, можно сказать, что «Бамбино» так же относится к подлинному христианству, как «Жизнь Рамакришны» Ромена Роллана относится к подлинной жизни Рамакришны. Книги вроде биографии, созданной Ролланом, очень хорошо и благотворно читать в шестнадцать лет, и всё же их восторженный читатель рискует после обнаружить, что духовный путь не сводится к вспоминанию и спонтанному развёртыванию прошлого духовного опыта, к чудесам, стигматам, озарениям, «диктовкам» и прочим видам общения с Трансцендентным.

В самом по себе жанре мультипликации ещё нет ничего дурного, беда начинается тогда, когда мультипликацию принимают за реальность или, больше того, за практическое руководство и учебник жизни. Этого следовало бы избегать наиболее тщательно; если же вкуса неких литературоведов хватает только на духовную мультипликацию, остаётся сожалеть об их чутье.

Одна молодая, но рассудительная читательница, закончив чтение «Бамбино», помнится, воскликнула: «Да ведь они же сектанты!» Нет, пожалуй, имя «сектанты» к последователям Арстеньева неприменимо по той причине, что вообще не ясно, насколько его ученики и он сам являются христианами. В какой-то мере Бамбино действительно похож на очень юного Франциска Ассизского, вдохновившего написание книги: на Франциска, ещё только делающего свои первые бескомпромиссные шаги по духовному пути. Этот путь католического святого привёл к необходимости определить своё отношение к официальной церкви, в результате чего св. Франциск отказался от бунтарства и смиренно склонился перед авторитетом папского престола, отыскав для себя и для своего ордена нишу в традиционном, «официальном» католичестве. Именно такое решение с точки зрения автора теперешнего — разумное, верное, благотворное, поскольку pluralitas non est ponenda sine necessitate, в том числе понимая под оккамовскими «сущностями» новые секты. А вот нашего юного Бамбино заносит в сторону: отчаянно он карабкается по лестнице харизматичности, которая в итоге приведёт к созданию новой секты его собственного имени, хотя сам Валерий об этом, положим, и не думает вовсе.

Несколько иначе обстоят дела с Алёшей Нечаевым и Агнием Лазаревым, героями «Жития Алексия» и «Христиан», которые уже безо всяких сомнений выступают авторами новых сект, пройдя по этой дороге, впрочем, разное количество шагов.

«Житие Алексия» повествует о том, как тоже очень юному и даровитому в духовном отношении человеку оказалось слишком тесно в православии. Специально затевать войны с официальной церковью Алёша Нечаев не желает, но под давлением своих «приручённых» последователей сворачивает на скользкую тропку харизматичности. Беда Алёши, вероятно, в том, что его христианское сердце оказывается больше его христианского ума (полагаем, что в некоторой малой мере это верно и в отношении Алёши Карамазова, см. главу «Бесёнок» бессмертного романа). Наибольший протест главного героя вызывает неуклонная, непримиримая, почти что злобная позиция иерархов православия по отношению к другим религиям, в которых он, Алёша, тоже открывает благо и истину. Ко времени написания романа (2006 год) эта позиция была, пожалуй, сущей правдой. Но лишь мёртвое неизменно, а православная церковь меняется, сделав с того времени уже не один шаг по направлению к большему дружелюбию в отношении иных вер и даже к межрелигиозному сотрудничеству. Вероятно, не все шаги в этом направлении пройдены, но, в любом случае, роман перестал быть своевременным и сейчас, в конце 2015 года, для дела межрелигиозной дружбы оказывается скорее вредным.

Всё сказанное применимо, разумеется, и к герою «Христиан», который, признаемся, уже не юнец. Упрёк создания «секты» по отношению к Агнию Лазареву справедлив лишь отчасти: в своей общине он воссоздаёт нормы и образцы поведения раннего христианства в чистом виде. Но mirabile dictu оказывается так, что эти самые образцы в наше время видятся сектантством. В таком утверждении несложно рассмотреть упрёк Русской православной церкви, и большого ума для такого умозаключения не требуется. А можно, проявив б_о_льшую зрелость, обнаружить упрёк и самому Агнию Лазареву. Повторим, что лишь мертвое неизменно, церковь же меняется, и бывшее нормой в первые века ныне по соборному мнению верующих может быть найдено неуместным. Беда Агния Лазарева заключается в его осознанном упрямстве, в противополагании своих идеалов (положим, чистых и хороших) — идеалам соборным. Но этот путь ведёт в тупик. Агния Лазарева можно с известной натяжкой уподобить князю-Христу Достоевского, о котором шестнадцатилетний герой моей последней повести Максим Корж иронически и непочтительно отзывается следующим образом: «Если прекрасные душевные качества, которые будто имеет князь Мышкин, ведут к тому, что все вокруг него оказываются в полном дерьме, может, они не такие уж и прекрасные?» Положим, для читателя десятиклассник сельской школы, да ещё и выдуманный, — не авторитет в духовных вопросах, но вот схожее мнение о князе Мышкине (а значит, косвенно, и об Агнии Лазареве) разделяет и Роуэн Уильямс, 104-й архиепископ Кентерберийский, в своём исследовании Dostoyevsky: Language, Faith, and Fiction. Разумеется, Его Высокопреосвященство обслуживается в анализе «Идиота» несколько иной лексикой, но сути дела это не меняет.

«Христиане» вне зависимости от того, было или не было это сознательной целью автора (а оно ей не было), укореняют в уме читателя пагубную мысль о том, что официальное православие изолгалось, извратило евангельские правды и заслужило место на свалке истории. По мнению автора, большинство рассуждений маловерующих или неверующих людей о том, что церковь любой религии ущербна, деградировала, прогнила и пр., даже если они в основании имеют подлинные изъяны церковной жизни, подобны рассуждениям в стиле «Этот ребёнок родился уродом, поэтому давайте отрежем ему голову». Автор не желал бы ни способствовать этим бессмысленно-циничным разговорам, ни надувать ветер в паруса толстовства или иного духовного либерализма. Поэтому размещать этот роман сейчас и особенно публиковать его автор находит нежелательным.

С искренним уважением к читателям,

Б. С. Гречин

28.12.2015