Глава 29

27 мая

                Выход из окружения осуществлялся
                небольшими группами и отрядами.
                Исключение составила 266-я стрелковая
                дивизия, проявив высокую
                организованность, вместе с
                присоединившимися к ним
                подразделениями других соединений
                к утру 28 мая прорвались в район Волвенково.

                И.Х. Баграмян «Так шли мы к победе»

К 27 мая организованное сопротивление окруженной группировки было сломлено, но в котле оставались еще тысячи солдат без боеприпасов и еды. Им не оставалось ничего, как просто ждать когда  немцы  возьмут их в плен. С самолетов немцы разбрасывали листовки с указанием мест, куда желающие сдаться должны были идти.


Тимошенко тоже понимал, что сражение уже проиграно и единственное что остается, так это попытаться спасти высший командный состав окруженной группировки.


   С утра 27 мая была организована попытка эвакуации штаба 6 Армии. Рота численностью 140 человек во главе с младшим лейтенантом Небольсиным, несколько дней назад вышедшим из окружения, была погружена на два транспортных самолета и ранним утром 27 мая была выброшена на парашютах недалеко близ деревни Лозовенкьки, где на одном из хуторов находился штаб окруженной группировки.

  Рота вчерашних пехотинцев, вся десантная подготовка которых, состояла из двухдневных прыжков с учебной вышки были выброшены в открытое поле невдалеке от дороги, по которой двигались войска противника.

 Треть роты была расстреляна еще в воздухе, сам лейтенант ранен, но сумел организовать оборону площадки приземления двух транспортных самолетов, которые забрали штаб  армии. На его просьбу забрать в самолеты его раненых, он получил отказ. Единственное что ему предложили это забрать его самого.

 Самолеты забрали штабных офицеров и улетели, а остатки роты остались геройски умирать, руководимые, отказавшимся лететь в тыл  все тем же раненым младшим лейтенантом Небольсиным.


   Сражение окончено штаб забрали, а оставшиеся десятки тысячи красноармейцев были предоставлены сами себе. Выбор у них был невелик: или на свой страх и риск прорыв через оборону противника, что почти стопроцентно означал смерть, либо плен - ту же смерть только с оттяжкой во времени.

И многие сдавались, десятки тысяч оставшихся без боеприпасов, продовольствия и командиров, а то и вместе со своими командирами, поднимали руки и шли сдаваться.  И казалась, что все уже закончено, но оставалась еще дивизия, чье руководство не растеряло управление своими полками.


   Двести шестьдесят шестая стрелковая отходила последней. Находясь на западном фасе котла, она до последнего момента удерживала свои позиции. Сохранив обозы, артиллерию, погрузив на машины своих раненых, дивизия ночным маршем  выходила к Лозовеньке, прикрываясь  арьергардом.

  Чем ближе к восточной стенке котла, тем явственнее становились следы  катастрофы: брошенные машины, орудия, танки с открытыми люками и толпы уже некем не руководимых солдат. Целые части, потерявшие управление пристраивались к идущей организованным маршем дивизии.

 Майская ночь спасала дивизию от  бомбежек.   Дивизии  вышла к Лозовеньке  к утру  27 мая.  Вся местность перед  этим селом, а это открытое поле, было усеяно телами павших бойцов, прорывавшихся до них меньше суток назад.

Всюду насколько хватало глаз, лежали тела , застывшие в разных позах, в тот момент, когда их настигли пуля, или осколок. Тела лежали густо. Было много раненых, которых после боя уже добили автоматчики - жуткая картина.

 И вот по этому по полю, по телам павших товарищей предстояло идти в атаку бойцам 266.
- Вот и попили пивка,- сказал Виктор Павленко увидев эту картину.


 Атака бала назначена на ночь. Только ночь могла дать хоть какой- то шанс, что предстоящий прорыв будет иметь шанс на успех. Окопы не отрывали, просто расредоточились по балкам и оврагам, пережидая день.

Немцы захватив Лозовеньку, Крутоярку, Михайловку и пленив уже десятки тысяч солдат и офицеров расслабились. Шестнадцатая танковоя выполнив поставленное перед ней боевое задание и заняв указанные ей позиции  видела перед собой бродящие толпы никем не управляемых русских солдат.

 Можно было смело продвигаться далее и пленить всех попадавшихся на своем пути. Но нет, немцы  еще те педанты. Приказано им занять село. они займут, а все что дальше, хотя бы  оно и само в руки шло уже не их дело. Вот за это они и поплатились.

 Двести шестьдесят шестая при своем отходе «вобрала» в себя бродящие толпы солдат и растворилась среди многочисленных оврагов и балок до ночи.
Виктор Павленко, Иван Авиров, Григорий Кулаков лежали вместе на склоне одного из оврагов среди бойцов своей роты.
- Что притих шахтер? – поинтересовался старшина.
- А что тут говорить, - нехотя обозвался Виктор,- говорить нечего.
- Да уж рассказал бы что-нибудь.
Виктор помолчал, а потом неожиданно заговорил:


- Ты знаешь старшина, я ведь войну начинал   недалеко от границы. И вот что запомнилось, наш военный городок с утра 22-го бомбили. Дома рушатся, на тротуарах убитые женщины и дети, а из репродукторов в это время идет передача утренней физзарядки.

 Играет веселенький мотивчик и голос говорит: «…ноги на ширине плеч, наклон вправо раз, два, раз, два..» Вот с этого «раз два» для меня и началась война. 
- А как ты из окружения вышел? – поинтересовался Иван Авиров.


- Повезло мне тогда. В конце августе меня ранило,  в плечо. Попал в госпиталь в Киев. Киев в августе это что-то. Тепло, даже фонтаны работали, сестрички все такие красивые в белых халатах.

 Вот к одной такой сестричке я после отбоя и ходил в гости. В середине  сентября я уже собрался на выписку, а тут поступавшие раненые начали говорить, что немец уже восточнее Киева.

 Госпиталь начал готовиться к эвакуации, но я не стал ждать, я  прыгнул в первую попавшую машину едущую на восток и был таков. Даже не стал разыскивать свою часть, понял, что только время потеряю.

 Одним словом успел я перебраться на левый берег Днепра вовремя, а госпиталя  так эвакуироваться не успели. После слышал, что немецкие танки  на переправах их всех подавили.
- Так ты везунчик оказывается шахтер,- пошутил Кулаков,- и с медсестрой успел покрутить и из окружения вышел.


- Был старшина, был, до этого нашего наступления был везунчиком
- А сейчас что?
- Да чувствую, нутром чувствую, что  на этот раз не выбраться мне. Он помолчал, словно что-то вспоминая, а потом продолжил.

Ты знаешь, старшина как я шахтером стал? Я ведь сам из Сумской области. И вот закончил я семилетку, а выбор небольшой или в колхоз идти, где копейки платят или на учебу.

Но у меня была больная мать а у нее на руках младшая сестренка, которую кормить надо. И тут к нам в село вернулся в отпуск наш односельчанин, который работал на шахте в Донбассе. Денег у него по нашим меркам куры не клюют, вот он нас  человек десять выпускников и «сблатовал» ехать в Донбасс на шахту.

 
А мне и хочется ехать деньжат заработать и колется. Страшно ведь под землю лезть. И вот так я ходил несколько дней, маялся, не знал, на что решиться. И вот иду я один раз по селу, а навстречу мне идет наша местная ворожка.

 Посмотрела на меня и говорит: «Что Витя в шахту хочешь идти?» Я аж, оцепенел от этих ее слов. А она снова посмотрела на меня внимательно и говорит «Иди не бойся, под землей не помрешь, умрешь как все на земле».

Вот я и пошел вместе со своими ребятами на шахту. А ты знаешь, какая смертность у нас тогда была. Чуть ли не каждый месяц «на гора» выдавали засыпанных шахтеров, бывало заваливало так что и «хоронить» не надо было.

 Меня тоже  один раз в шахте засыпало вдвоем с напарником. Все вроде бы «каюк», до поверхности сотня метров, но и тогда не было такого чувства, что все конец. А сейчас вот чувствую не выбраться мне на ту сторону Донца.


- Ну это ты брось,- сердито сказал старшина и отвернулся. Затем достал из своего вещмешка фляжку встряхнул  ее.  Затем, открутил колпачок, нацедил в него водки и протянул Виктору. - На вот выпей, может настроение твое поднимется.


Виктор взял колпачок бережно, боясь пролить даже каплю.
- Вот спасибо старшина, вот удружил! Причащюся напоследок. Он приподнялся с травы, утер  рукавом лицо, внимательно посмотрел на водку  и торжественно произнес:
«Ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не приду в Царствие Божие! – и медленно выпил водку.
- Ты же Виктор в Бога не веришь? – напомнил Авиров
- Не верю,- подтвердил Павленко. – Вот если бы он меня свел, с Подорожкиным я бы в него поверил,- сказал Павленко, развязывая свой вещмешок.

 Он достал из него завернутые в чистую тряпку сухари, закусил одним, а остальные разложил на траве и сказал: угощайтесь друзья. И сразу множество рук потянулись за сухарями
- Да он никак и впрямь собрался Богу душу отдать, -  удивился Иван Авиров.
- Да что ж ты себе не оставил?! – удивился Кулаков.


Виктор только  махнул рукой и лег на траву, потянулся, потом поерзал, словно  пытаясь понять какая она - эта майская земля 1942 года  в которую ему предстоит лечь. Лег и отвернулся.


    Атака  началась ночью. Полки поднялись разом, без артиллерийской подготовки, без обычного «ура», молча примкнув штыки, многие с саперными лопатками в руках они устремились все на ту же Лозовеньку.  Немцы, не ожидали атаки.  Ведь эта территория была ими еще днем взята.

А сейчас из ночной темноты на них вновь летела многотысячная толпа, словно сама ночь родила это воинство Тут же заговорили все огневые средства немцев. Киллограмы  свинца вонзились в атакующих, снова  падали убитые и раненые, но живые не останавливались, они перешли на бег.

 Только бы добраться до вражеских траншей, только бы преодолеть еще сто, двести метров и вонзить свой штык в тело врага, только бы почувствовать, как его тело забьется, захрипит на штыке.

 И немцы почувствовали что они не смогут остановить эту массу войск решивших либо пробиться либо умереть. Они оставили окопы и начали убегать. Кто не успел убежать, тот был заколот или зарублен саперными лопатками.

 Лозовенька вновь была в наших руках.  Войска вновь хлынули в прорубенный коридор. Необходимо было до утра дойти до Северского Донца и перебраться на его левый берег. А майская ночь коротка, очень коротка. Виктор Павленко не был убит или даже ранен в этой атаке, но в суматохе ночного боя он потерял из виду и  Кулакова и Авирова.

В Лозовеньке все смешалось, ночь смешала между собой полки, и подразделения Людская масса устремилась на восток к Чепелю, где оставался наш плацдарм на западном берегу реки.
Но на пути их к Чепелю немцы устроили огневой мешок. Утром, когда прорвавшиеся войска достигли села (Садки?)  на возвышенностях заняли позиции немецкие пулеметчики.

 Дождавшись когда войска втянуться на поле между  возвышенностями, они открыли уничтожающий фланкирующий огонь из пулеметов, подкрепив его беглым минометным огнем. Горят полуторки с ранеными, в окровавленных бинтах они вываливаются на землю, где их добивают пулеметные очереди. Толпа окруженных осознав что она сейчас будет уничтожена бежит оставляя позади себя тела убитых и раненых, которые цепляясь за сапоги бегущих умоляют не оставлять их.

 Бежит вместе со всеми и Виктор, время от времени замечая что то один, то второй боец падают на землю и уже не подымаются. Свист проносящихся рядом пуль заставляет тело ждать ежесекундно своей пули. Впереди него катится повозка, до краев наполнена ранеными, причем катится, она под уклон уже по инерции.

 Ее катили товарищи раненых, но после начавшего пулеметного огня, они бросили ее и   телега уже никем не управляемая сама  катится под уклон. Легко раненые соскочили с нее, а несколько человек, видимо тяжелораненых так и оставались на ней.

Они не кричали и не просили о помощи, а только укоризненно смотрели на пробегающих мимо них людей. Виктор  видел, как пулеметная очередь прошлась по телеге.   Он даже слышал шлепки пуль вошедших в тела, на грязных бинтах появились плавно увеличивающиеся в размерах алые пятна.

 Тела дернулись в конвульсиях и тут же затихли. А телега все катилась и катилась, унося  уже мертвых, туда куда они так стремились -  на восток к  Северскому Донцу.

 Виктор что есть сил, бежал. Бежал пытаясь вырваться из смертельной ловушки,  которую для них устроили немцы. Когда дыхания совсем не стало, он повалился на землю и несколько минут, лежал хватая ртом воздух.

 Пулеметные очереди остались позади. Уже сзади грохотали взрывы мин и летели осветительные ракеты.  Было видно, что по полю на восток идут одиночно и группы бойцов. Без карт и командиров эти группки людей на свой страх и риск продолжали идти на восток. Виктор пристроился к трем солдатам, и какое-то время шел вместе с ними. С рассветом в небе начали появляться немецкие самолеты.


- Эй славяне куда путь держим?- попытался Виктор, как-то познакомится с идущими. – Может передохнем немного, - повторил он свою попытку, завести разговор, но те продолжали так же молча передвигать ногами.

 «Э нет, надо устраиваться на привал, решил для себя Виктор, и увидев небольшой овраг, снял с плеч вещмешок и опустился в него. Положив под голову вещмешок, он сразу же заснул.
Проснулся он ночью от холода. Он открыл глаза и некоторое время лежал рассматривая звездное небо и прислушиваясь к окружающим его звукам. Позади него и по бокам небо освещали осветительные ракеты и шел стрелковый бой. И только впереди него была тишина. 

       « Неужели прорвался, - не мог поверить в чудо Виктор, - и путь вперед открыт». Он поднялся вскинул на плечи вещмешок, подобрал винтовку и скорым шагом пошел на восток.  Вокруг него на расстоянии километра шел бой и только этот участок каким-то чудом оставался в тишине.

 Впереди, по сторонам десятками  взлетали осветительные ракеты. Трассы немецких пулеметов то скрещивались то расходились, рвались гранаты. С каждым шагом он отдалялся от места боя и каждый шаг он ждал  автоматную очередь, но ее не было.

Постепенно чувство напряженного ожидания пули в упор прошло и Виктор смог облегченно вздохнуть. « Неужели пронесло, - мелькнула на миг радостная мысль, но он тут же отогнал ее. «Скажешь «гоп», як перепрыгнешь, вернее переплывешь»- осадил он себя.

 Северский Донец необходимо было переплыть, только за ним было спасение. И Виктор упорно продолжал идти. Он шел всю ночь, спроси его, сколько километров он прошел, пять или десять он не смог бы ответить. Ночь скрадывала расстояние.

 Коротки майские ночи, как-то вдруг темнота начала сереть и на востоке прямо впереди Виктора зажглась полоска алой зари. С каждым шагом сумерки уступали место рассвету. Впереди на расстоянии километра начал угадываться лесной массив, а прямо перед лесом на проселочной дороге стояла разбитая наша автоколонна.

С десяток полуторок с разбитыми бортами и продырявленными кабинами стояла на грунтовой дороге на полпути между Виктором и лесом. « Дойти до леса и можно будет сделать привал» - рассуждал Виктор. Он собрался обойти колонну, но неожиданно  увидел в кузове одной из полуторок какое-то движение.

 Виктор замер, снял с плеча винтовку медленно присел, а потом лег на землю. Он  несколько минут лежал на земле, пытаясь понять, человек в кузове один или есть еще кто-то. Движения больше не было, похоже человек был один.

 Еще нельзя было рассмотреть кто это наш или немец. Представить себе немца одного ночью у разбитой колонны Виктор не мог. Немец - животное коллективное и не будет он один ночью искать трофей.

 По всему выходило, что это должен быть наш.  Виктор стараясь не шуметь начал приближаться к колонне . Подходя он внимательно осмотрел колонну, возле машин лежало несколько трупов  и чувствовался трупный запах.

Человек в кузове копошился что-то откидывая в сторону, затем он приподнялся и оказался на удивление мал ростом.  «Пацан",- была первая мысль Виктора, - но потом вдруг быстро сообразил- какой пацан один ночью будет в окружении промышлять трофеем.

 И вдруг молнией сверкнула мысль. "Не может быть…»,
Он быстро поднялся с земли и осторожно, стараясь не шуметь подошел к машине.
Маленький человек, лишь в  последний миг обнаружил опасность, он было дернулся к борту, но тут же прозвучало: "Стоять! Иначе стреляю. А затем "Слазь"


Роман Викторович Подорожкин- а это был именно он, застыл от ужаса: "Он вдруг узнал этот голос. Животный ужас прошел по его спине. И он на слабеющих ногах спустился с кузова ЗИСа. Он еще прошлой ночью вместе с большой группой наших войск пробился к леску раскинувшемуся позади разбитой автоколонны.

 Лесок заканчивался Северским Донцом. Большинство пробившейся группы еще ночью вплавь преодолели реку и уже на том берегу соеденились с нашими войсками. То же самое, сделал бы и Роман Викторович, если бы не одно но, он не умел плавать.


Тащить на своем горбу маленького толстого политрука никто не собирался. Здесь спасался, кто как мог, вот и оставался Роман Викторович в леске весь прошедший день в надежде что с другой стороны Донца должны будут наши войска  идти на помощь окруженным или прорываться из кольца.

 Но день прошел, а никто больше не появлялся. И вот голод заставил Романа Викторовича выйти ночью к нашей разбитой автоколонне в надежде  разжиться съестным. Но Господу Богу видно было угодно, чтобы в это же самое время и в это место вышел и Виктор Павленко.


Виктор когда понял, кого он застал на рассвете утра 28 мая, тоже вспомнил Бога.
" Все- таки есть ты Боже. Слава тебе Боже во веки веков"- мысленно воскликнул Виктор.
- Товарищ политрук! Роман Викторович, какими судьбами!
- Такими же как и ты,- попытался взять ситуацию в свои руки Подорожкин и опустить руки.


" Руки вверх сука"- быстро пресек его неповиновение Виктор. Все то, что было пережито - боль утрат, горечь поражений, сотни смертей которые прошли пред его глазами  за этот год войны, вдруг разом всколыхнулось в его сердце. А теперь.... расскажи  как ты бросил ввереную тебе роту и дезертировал с передовой, спасая свою шкуру гнида?


Подорожкин молчал. Виктор передернул затвор винтовки, загоняя патрон в патроник и для Подорожкина этот звук лязгнувшего затвора винтовки, сказал больше чем все слова на свете.
" Что ты собрался делать?!! Не имеешь права!!"
"За самовольное оставление части, за дезертирство и трусость, я приговариваю тебя к расстрелу!


"Нет, я..."-попытался что то сказать Подорожкин, но не успел. Пуля выпущенная с близкого расстояния пробила голову политрука, ударила в стоящую за ним машину и уже где-то там навеки успокоилась. Повесив на плечо винтовку Виктор  прошел мимо лежащего тела политрука и пошел к  виднеющемуся невдалеке леску.

 Заря рассвета уже во всю разгоралась за деревьями впереди лежащего леса.
  Он прибавил шаг, пытаясь скорее дойти до опушки  и когда до деревьев оставалось не более сотни метров, оттуда прозвучал один единственный выстрел.

 Пуля ударила в бедро и Виктор сразу упал на землю. Он упал не от боли, а скорее инстинктивно. Как ни странно но боли он сразу не почувствовал. Он упал на спину, лежа он осторожно осмотрелся.

Немного в стороне от него в земле он увидел небольшое углубление в которое можно попытаться втиснуться и Виктор перехватив винтовку, на спине отталкиваясь локтями и одной ногой пополз к нему. Над ним сразу взвизгнула пуля, но он успел втиснуть тело в это небольшое углубление. Отдышавшись он ощупал ногу, появилась боль. Кровь наполнила штанину и сочилась сквозь материю на землю.

Достав из кармана штанов  индивидуальный пакет он попытался  перебинтовать себя, но тут же почувствовал удар в плечо. Боль впилась в мозг сотней игл, а рука тут же безжизненно повисла.

 Стрелявший немец следил за его движениями. Виктор понял это. Он не даст ему перебинтовать себя, выемка в земле была слишком неглубока, и любое движение сразу обнаруживало его. Виктор лежал не шевелясь на спине и чувствовал, как вместе с кровью в землю уходят и его силы.

 Они покидали его медленно, капля по капле, но неотвратимо как само время. В голове появился туман, звуки стали постепенно пропадать. А над ним разгоралось утро, ясное майское утро.

 Смерть в бою, при атаке, на глазах товарищей теперь казалось ему уделом счастливцев. А ему Виктору Павленко 27 летнему шахтеру из небольшого шахтерского поселка Сталинской области выпал другой жребий, умереть в одиночку.

И это в последние минуты его жизни казалось невыносимым.
 Виктор смотрел на небо, которое наполнялось удивительными красками: бирюзовым, голубым, золотистым. И вот заслоняя, эти яркие краски на него начали надвигаться темные тени.

 Немцы шли  по полю цепью и выстрелами в упор добивали раненых. Сознанье Виктора временами из-за большой потери крови пропадало, но все же он понял, что означают эти тени. Он попытался приподнять винтовку, но в нее словно добавили два пуда железа. А тени подходили все ближе и ближе, и вот они заслонили свет.


«А все же не под землей помираю, а сверху»- мелькнула на миг мысль и жизнь навсегда покинула бывшего шахтера Павленко Виктора Михайловича.
 
  До Северского Донца он не дошел восемьсот метров. Зная о том что одиночные окруженцы все равно будут выходить к Донцу немцы вдоль его берега усадили снайперов, которые и убивали  бойцов выходивших к реке.


     Иван Авиров оказался в одной из групп сумевших прорваться к реке. Они  вышли к Донцу утром.  Западный берег крутой, обрывистый. Спустившись к воде, красноармейцы разбрелись по берегу в поиске подручных средств чтобы переплыть реку.

И в этот момент с фланга с возвышенного западного берега, который они фактически оставили у себя за спиной ударил пулемет. Скопившиеся у реки красноармейцы стали идеальной целью. Первые убитые упали в воду, а толпа инстинктивно отпрянула назад, но позади, был крутой берег.

Некоторый попытались вскарабкаться наверх, но пулеметчик свое дело знал хорошо и их тела, скатились под ноги товарищам. Поняв, что деваться некуда,  сотня человек бросились в воду и вода вмиг покрылась  плывущими фигурами.

 А пулеметчик бил и бил вдоль реки длинными очередями. Ширина реки в том месте оказалась не более шестидесяти метров, но течение быстрое, а вода холодная. Свинцовый дождь хлестал по воде и там где он прошел головы плывущих навсегда скрывались под водой.

 Прежде чем броситься в реку Иван Авиров, сделал две важные вещи, он успел сбросить с себя сапоги. Винтовку и противогаз он бросил вместе с первыми очередями пулемета, ясно осознав, что больше они ему не понадобятся. Второе что он сделал, увидев невдалеке корягу, он схватил ее и бросил в воду и вслед за ней сам прыгнул в воду. Но  не успел он схватиться за нее, как ее попытался оседлать какой-то боец, но она мигом ушла под воду, а боец беспомощно взмахнув руками, навсегда скрылся под водой.

 Неожиданно коряга вновь появилась на поверхности и Иван ухватился за нее одной рукой. Укрыв голову  за корягой от пуль хлеставших по воде, он не стал сразу грести к восточному берегу, а отдался на милость  течения реки, постепенно удаляясь от убийственных очередей. Рядом плыли тела солдат.

 Некоторые вниз лицом, другие с открытыми глазами и взглядом, устремленным в небо. Тела обгоняли Ивана, они цеплялись за камыш и постепенно останавливались. Некоторых выносило на отмели и они оставались там лежать, словно собираясь немного отдохнуть, чтобы потом плыть дальше.

  Когда течение достаточно отнесло Ивана, он отпустил бревно и поплыл к противоположному берегу. Он выбрался на берег и лег на землю, а по воде все бил и бил пулемет.