Я ждал тебя... Глава 33

Антон шагал в гости к семье Таисии в смешанных чувствах. Он нес за пазухой то самое распятие, которое уже однажды было отвергнуто. А что ему оставалось делать, если он так и не смог придумать новый эскиз?!

Антон внутренне приготовился к тому, что может навлечь на себя гнев отца Василия, и заранее смирился со всеми поношениями за своё детище, которое он так и не смог признать неудачным. Неделю Антон бился сам с собой, со своими амбициями, потерял аппетит, покой и сон, - но ничего другого так и не создал. И теперь шел к батюшке Василию с тяжелым сердцем, готовый признать перед всеми, что он - недоучка, возомнивший себя талантом, а на деле - самый обычный человек. Посредственность.

И вот парадокс: как только Антон, - в который уже раз за свою жизнь, - принял эту мысль, ему стало несравнимо легче, привычное отрадное настроение воцарилось в душе. Антон, шагая по проселочной дороге, представлял себя маленьким мурашом, бегущим по своим делам по одной из крошечных тропинок на огромной планете, - и от этого был счастлив! Непоколебимо счастлив! Да, ему было стыдно, что так и не оправдал он возложенного на него доверия. Но, если рассудить, чтО родители Таисии могли подумать про него, - что он жалок и недостоин их дочери? То, что он недостоин Таисии, Антон и так прекрасно знал, еще с момента их первой встречи. Да, возможно, он уронит себя в их глазах, но Антон уже давно свыкся с мыслью о своем недостоинстве.

И то, что Таисия, несмотря ни на что, проявляла к нему внимание, окрыляло Антона, дарило надежду... Ему даже нравилось ощущать свое недостоинство перед Таисией, - это каким-то таинственным образом возвышало его чувство к ней. То, что они прекрасно знали слабые стороны друг друга, но при этом не обращали на них внимания, скрепляло их, спаивало воедино. Они проявляли друг к другу жалость и снисхождение, и Антон с радостным чувством восторга понимал, что это и был тот цемент, который намертво скрепил между собой их души.

Именно поэтому Антон шагал в гости к семье Таисии без особой оглядки на свое творческое поражение. Он всё время вызывал перед мысленным взором ее глаза, и то, как она смотрела на него порой, с любопытством, чуть сощурившись, или краешком глаза, думая, что он не видит, тогда как он всё замечал, хотя вроде и не смотрел в ее сторону. В такие моменты Антон собирал всю волю в кулак, чтобы не задохнуться от переполнявших его чувств. Он рисовал в своих воспоминаниях то ее плавность, то забавную суетливость, то по-детски нежную улыбку, которая была настолько легка, что, казалось, будто бабочка села на губы Таисии и на мгновение всего расправила свои великолепные крылья. Антону так хотелось губами прикоснуться к этой бабочке, но он не решался, не знал, как это правильно сделать...

Бережно сжимая в руках бумажный сверток с подарком для Таисии, Антон переступил порог ее дома. Антона встретили и провели в просторную, очень светлую комнату батюшка Василий с женою. От оказанного ему внимания Антон заливался краской и смущенно улыбался. А когда отец Василий сказал полушутя: " Хотел тебе еще в прошлый раз сказать: ты чего волосы-то состриг? В солдаты что ли забирают?" - вообще попунцовел и окончательно смутился.

- Да в солдаты-то мне уже поздновато! - улыбнулся Антон, присаживаясь на предложенное ему место и пытаясь взлохматить ёжик на своей голове. - А это так, по глупости...

Было видно, что в доме и в душах его обитателей царил настоящий праздник: всё было чисто убрано и блистало, окна украшали накрахмаленные занавески, мебель - вязанные белоснежные салфетки. Татьяна Николаевна была, ко всему прочему, знатная рукодельница. Она хлопотала возле мужа и гостя, и, когда подходила, Антон улавливал тонкий аромат, исходивший от ее платья, - запах ландышей и домашнего уюта. Антон всегда мечтал, чтобы от его матери пахло точно так же.

Вообще, день рождения Таисии отмечался в семье с большой торжественностью: домочадцы облачались в лучшую одежду и не жалели сил, чтобы украсить дом и накрыть великолепный стол. Антон никогда не видел такого разнообразия блюд, в животе у него требовательно заурчало. Со стола ему улыбались натертые до блеска тарелочки, прехорошенькие пиалки, пузатая бутылочка с какой-то наливкой. Стол венчал огромный, блестящий самовар, в котором Антон видел свое искаженное и оттого смешное отражение.

А чего там только не было, на этом столе! Огурчики маринованные, помидорки соленые, яблоки мочёные, склизкие грибочки купались в соусе из сметаны и зеленого лука, кусочек масла подтаивал на полупрозрачных кружевных блинцах, кулебяка удивленно приоткрыла свой маленький ротик, селедочка приукрасилась белыми, блестящими кольцами репчатого лука... По всему дому распространялся запах молодого картофеля и томленого мяса...

Антон старался не смотреть на стол, он поискал глазами именинницу. Родители Таисии на каждую перемену в его взгляде смотрели с понимающей улыбкой. Наконец, отворилась кухонная дверь и появилась Таисия, неся в руках большое блюдо с очередной вкуснятиной. Антон встал, сказал "С днем рождения!", она поблагодарила, и все уселись за стол, не пускаясь в длинные, искусственные церемонии. В этой семье главным принципом была естественность и простота. Всё понимали, что Антон смущен, - и попытались побыстрее развеять это смущение непринужденной беседой. От Антона не ждали пламенных поздравительных речей. Зная, откуда он пришел и что он постоянно недоедал, никто не смотрел в его тарелку. Только Татьяна Николаевна, нет-нет, да подкладывала Антону добавки.

Антон избегал смотреть на Таисию, хватаясь взглядом за её родителей, которые интересно рассказывали о детстве своей любимой девочки, или мельком рассматривал обстановку в комнате, старинные фотографии на стенах. Историю семьи здесь чтили и тщательно сохраняли, свято веря в то, что в один прекрасный день смогут поведать её своим внукам.

Но на саму Таисию поднять глаза Антон не решался; он был ошеломлен, даже напуган, ибо никогда прежде не видел ее такой. Она предстала перед ним вся какая-то светлая, лучезарная, с искрящимися глазами и широкой улыбкой. Таисия была такая же ясная, как небо после короткой летней грозы, и Антон вдруг ощутил с еще большей болезненностью свое недостоинство быть с ней, смотреть на нее...

Таисия, вопреки обычному предпочтению темных цветов и строгого силуэта, надела легкое платье кремового цвета с совсем крохотными малиновыми цветочками. Дутые рукава, постепенно сужаясь, заканчивались чуть ниже локтя, открыв взору тонкие запястья, покрытые с тыльной стороны голубоватыми сеточками вен. Силуэт платья подчеркивал неимоверно тонкую талию девушки, ее грудь... Антон не то, чтобы впервые ее заметил, просто в этом платье все прекрасные формы женского тела Таисии оказались на виду. На голове - праздничная косынка, из-под которой выглядывали две уложенные кренделями упругие косы. Антон подумал, что его подарок гораздо лучше подошел бы к этому платью, но не осмеливался взять слово и вручить его.

За все время Антон так больше и не взглянул на Таисию. Но ее красоту он чувствовал, даже не поднимая глаз, - как будто она была растворена в окружавшем его воздухе. Беседа лилась непринужденно и была очень интересной, до того времени, пока батюшка Василий, наконец, ни вспомнил о распятии... У Антона внутри все оборвалось, он вздрогнул и перестал жевать. Не находя слов, опасаясь пускаться в оправдания, он молчаливо развернул и положил перед батюшкой своё изделие. Вокруг воцарилась мертвая тишина, уничтожившая приятное впечатление от только что лившейся беседы. Все, в том числе и Антон, ждали реакции отца Василия.

Лицо батюшки вдруг потеплело и разгладилось так, как будто он увидел перед собой новорожденного младенца. Он любовался распятием, и каждая морщинка улыбалась на его лице, излучая какой-то волшебный свет. Его взгляд источал спокойствие и умиротворение.

- Ну вот, другое дело! - удовлетворенно произнес отец Василий, не отрывая взгляда от распятия, и даже как-то по-детски причмокнул губами. - Оно великолепно! Не стыдно, не стыдно будет мне посоветовать тебя в ученики прославленному мастеру!

Антон даже открыл рот от... переполнивших его чувств; женщины тоже удивленно переглянулись. Реакция отца Василия поразила даже их, хотя они-то уже хорошо усвоили, что от батюшки можно ожидать чего угодно.

- Но ведь это... то же самое распятие! - проговорил Антон и, еле сдерживая свои эмоции, всплеснул в воздухе руками. - То же самое, что я показывал вам неделю назад, - и вы тогда сказали, что оно вам не нравится. Я не дорабатывал его, ничего в нем не менял, оно осталось прежним...

Отец Василий, слегка прищурившись, - это была их с дочкой семейная черта, - покачал в воздухе пальцем.

- Эээээээ, нет! Это не то же самое распятие. И знаешь, почему оно вдруг стало прекрасным? Потому что в прошлый раз мне принес его человек гордый, непослушный. Я не зря давал этому человеку для работы две недели, хотя знал, что он может справиться и за два дня. Работу он сделал превосходно, но над деревом-то он потрудился, а вот над душой своей не удосужился потрудиться. Гордость, она у нас всему голова! Ему захотелось, чтобы все увидели, как хорошо, ладно и быстро он работает, как скоро справился он с данным ему поручением. И я его отправил восвояси, - а что еще мне оставалось делать? "Бог гордым противится, в смиренным дает благодать".

А в этот раз распятие принес мне другой человек, смирившийся, послушный. Он выполнил мою просьбу в срок, - и я доволен! Он сказал себе, будь что будет, а это очень хорошая фраза для бывшего гордеца, - этой фразой мы Бога призываем и разрешаем Ему, наконец, вмешаться в наши дела и устроить все лучшим образом! Поэтому распятие, которое этот человек принес сейчас, не прежнее, не такое, как раньше, в нем больше нет самонадеянности, - где она, ауууу? - нет! - и творение преобразилось, засияв красотой чистой, первородной...

Продолжить чтение http://www.proza.ru/2016/01/03/492