Ангел с портрета

В тот вечер мое самочувствие было ужасным. Решив в конце концов принять приглашение остаться на некоторое время жить в "доме призраков", я отправилась вслед за своей новой знакомой, которая так удачно мне попалась на улице в самой мрачной части города. Вскоре мне удалось узнать, что ее зовут Ундина, она одинока и мало с кем общается, при этом достаточно скрытная и замкнутая. Лучшей претендентки на роль моей помощницы в обустройстве нового жилья невозможно было и представить - я даже сожалела немного о том, что так напугала ее в самом начале нашего "знакомства".
Однако очень быстро мои мысли вновь вернулись к весьма неприятным событиям недавнего времени, я вспомнила свой вынужденный уход из театра, где меня так и не поняли и не приняли, язвительные лица моих уже бывших коллег и самое главное - тот неприятный случай с Лисс, с которого все и началось, который и послужил причиной директору избавиться от меня. Ах, Лисс, Лисс, и зачем ты тогда вошла в мою гримерную без стука!..
Когда мы с Ундиной уже почти дошли до мрачных стен старого особняка, мне вновь сделалось хуже, и я чуть было не рухнула на землю. Понимая, что виной всему мое нервное и физическое истощение, я как могла объяснила помощнице что нужно делать, после чего медленно поднялась на ноги и тоже направилась к двери, которую Ундина уже пыталась открыть.
Разумеется, я забыла на земле свои вещи, и пришлось снова за ними возвращаться. Едва внеся их в заполненный пылью холл, я практически уронила чемодан на пол, вслед за ним и скрипку, разве что более осторожно, после чего обессиленно присела рядом. Видя мое состояние, Ундина попыталась мне помочь и даже угостила сохранившемся у себя в кармане печеньем, однако это не принесло никакого результата. Сняв с себя верхнюю одежду, включая плащ, и расстегнув несколько пуговиц на пиджаке, я принялась думать, что же можно сделать, чтобы мне стало хотя бы немного лучше. Внезапно я вспомнила о литии - у меня еще остался небольшой запас этого лекарства. Я начала его принимать еще когда только приехала в этот город, чтобы не так сильно переживать биполярное расстройство, однако прежде это было всего несколько раз и в очень небольшом количестве. Теперь же я намеренно решила увеличить дозу, причем Ундина, видя, чем я занимаюсь, не остановила меня, а наоборот сказала, что это может немного помочь, в том числе направить мои мысли в более светлое русло. И она не ошиблась - в тот день я действительно была близка к самоубийству.
Не могу сказать, почувствовала ли я какое-то облегчение в первые минуты, однако я смогла встать, внимательнее оглядеть здание, в котором мне предстояло жить неопределенный период времени, а затем подняться по лестнице на чердак вместе со своей помощницей. Та говорила, что именно в том месте есть некий тайный проход в подвал, однако не помнила точно, где именно он находится. Так или иначе, вскоре меня заняли только мысли о доме, а недавние горькие воспоминания отошли на второй план, благодаря чему я уже не мечтала затянуть у себя же на шее шелковую ленту, до сих пор лежащую среди моих вещей в чемодане.

На самом чердаке было отнюдь не так мрачно и жутко, как я ожидала - все-таки этот дом действительно не был так уж сильно похож на те, которые любила описывать госпожа Радклифф в своих романах. По крайней мере, меня не испугать темной комнаткой с малюсеньким окошком и старым шкафом с зеркалами возле стены. Ундина же вскоре умудрилась зажечь свет, после чего начала вспоминать, где именно располагался проход в подвал. Я же, начиная постепенно ощущать себя новой полноправной хозяйкой этого места, решила открыть старый шкаф и посмотреть, остались ли в нем какие-либо полезные для меня вещи. К сожалению, моему взору предстал лишь старый хлам и тряпье, годное разве что для уборки помещения от пыли. Однако заглянув чуть глубже, я наткнулась на нечто более интересное - старинную узорчатую раму.
Достав ее, я поняла, что она украшает старый портрет овальной формы, на котором под слоем пыли еще можно было разглядеть черты лица и шеи. Аккуратно вытерев картину тряпьем, я убедилась в том, что не ошиблась - это оказался потрет молодой и очень красивой девушки, написанный явно больше века назад. Помимо красивых каштановых волос, изящных черт лица и чувственных губ, мне особенно бросилась в глаза поразительная живость самого изображения - казалось, сам взгляд девушки не мог принадлежать картине, он был настолько выразительным и запоминающимся.

Пока Ундина искала проход, я продолжала смотреть на таинственный портрет. Меня посетило смутное чувство, будто раньше я уже видела изображенную на нем девушку, однако я точно знала, что это невозможно: в моем родном городе я никогда не встречала подобных красавиц, и даже здесь мне не доводилось видеть похожих на нее. На мгновение я вновь вспомнила Мелиссу, однако тут же опровергла свои подозрения, поскольку та была блондинкой и с совершенно другими чертами лица. Так и не найдя ответа на свои вопросы, я вздохнула, прислонив портрет к стене, затем снова заглянула в шкаф и... Мне удалось найти тот самый тайный ход в подвал, очевидно, эта картина как раз прежде его закрывала. Увидев это, Ундина очень обрадовалась, хотя и предупредила, что спускаться туда необходимо как можно более осторожно, чтобы не отступиться и не свалиться с крутой старой лестницы. Я последовала ее совету, и уже через десять минут находилась в самом его низу, месте, где была намерена создать свою новую обитель и где меня никто никогда бы не смог найти.
Конечно же, обустройство обещало быть очень нелегким, да и из театра явно понадобилось бы забрать еще некоторые вещи, однако Ундина обещала мне во всем помочь. Она была очень добра ко мне, однако не хотела долго оставаться в подвале: все время нервничала и крутила во все стороны головой, продолжая испуганно таращить свои и без того большие глаза. Вскоре я ее отпустила наверх, сказав, что мне больше ничего не нужно, кроме уединения и отдыха. Расстелив на полу плед, я уже собиралась устроиться так, однако вскоре обнаружила ящик, подходящий мне по размеру, и решила перебраться туда. Меня не пугала перспектива провести ночь почти что в гробу, ведь я уже давно перестала чувствовать себя живой. Пытаясь забыться и отрешиться от действительности, я приняла еще часть лекарства, после чего опустила голову на дно ящика. Однако уснуть я никак не могла, меня не покидало то самое чувство, которое я ощутила при находке странного портрета. Не выдержав, я в конце концов встала, зажгла принесенную Ундиной свечу, взяла проклятую картину и специально повесила ее прямо перед ящиком, чтобы можно было на нее смотреть, лежа в нем.
Наступила уже полночь, а я все никак не могла оторвать взгляд от портрета. Решив на утро его уничтожить, дабы он не портил мои и без того расшатанные нервы, я перевернулась на бок и вновь закрыла глаза, стараясь больше ни о чем не думать. Мне наконец удалось погрузиться в сон, однако в моих грезах я снова увидела ту девушку. Она была похожа на изображение с портрета, однако не полностью, что-то в нее внешности заметно отличалось. Утром, едва проснувшись, я уже знала, что необходимо сделать. Достав свои старые краски и кисти, привезенные еще из старого дома, я начала тщательно переделывать нарисованное на картине лицо. Я почти не осознавала что делаю, чувствуя только то, что это очень важно и нужно. Но для чего? На этот вопрос я не могла ответить даже самой себе.

Спустя три часа все было готово. Таинственный портрет претерпел не слишком сильные изменения, разве что лицо девушки сделалось более детским, выражение карих глаза мягче и добрее, а волосы теперь обрамляли лицо более пышно. Внимательно глядя на измененный рисунок, я пыталась понять значение своего сна, но в итоге убедила себя, что это было не более чем эфемерным видением, вызванным лекарствами и истощением, а потому убрала картину и не смотрела больше на нее в течение очень долгого времени. Спустя два года я практически о ней забыла.

* * *

И только когда в мой дом, еще ничего не зная о моем существовании, переехала семья Виктора Векемера и его трех младших сестер, я наконец-то поняла что именно хотел поведать мне тот сон. Еще мельком, в самый первый раз взглянув на младшую из них, Жанну, я ощутила как по моему телу прошлась дрожь. Лихорадочно бросившись в ту часть подвала, где хранилась картина, я судорожно схватила ее и вгляделась в перерисованное изображение. Сомнений больше не была: это была именно она. Я нарисовала на старом потрете ту, которой будет суждено стать моим ангелом-хранителем.