Scientiae et patriae

         Мозги у меня устроены странно. Там, где нужно что-то соображать - я еще маленько мерекаю, а вот где нужно зубрить, механистически запоминать - там я туп, как три сибирских пима сразу.
        Короче, дело было на третьем курсе. Есть такая дисциплина в медицине - фармакология. Она из себя представляет набор сведений о лекарствах, то бишь конгломерат информации, которую нужно было только тупо заучивать, извилинами шевелить не требовалось. Весь год я изнывал на занятиях от тоски и смертельной скуки, сил моих зубрить эту голубую муть не было, да и желания тоже. Время от времени я с ужасом вспоминал о том, что в конце года еще предстоит сдавать  экзамен, что меня повергало вообще в уныние, ибо я, как никто другой в целом мире, понимал, что я его не сдам, потому что я его не сдам никогда.
          Время помаленечку бежало вперед и пришел момент, когда по фармакологии, как впрочем и по другим предметам, читалась последняя лекция. На курсе у нас существовала традиция: на последней лекции староста потока Миша Фаликович, разбитной мужичок, преподносил преподавателю, читавшему данный курс, букет цветов и произносил какую-нибудь приличествующую случаю речь. Когда же была последняя лекция по фармакологии, Фаликович захворал, и букет дарить было некому. Народ пометался, пометался, и одна наша активисточка комсомольская начала прессовать меня, дескать, давай, Герка, выручай, говори за Фаликовича речугу и дари букет.
           Лекция прошла, я с букетом выхожу на кафедру, дарю его нашей профессорше и толкаю какую-то пламенную речь, где, как в добром винегрете, все перемешалось: и благодарность за науку, и слова о великой пользе науки наук - фармакологии, и так далее, и так далее. А закончил я свой поздравительно-благодарственный "гейзер" словами о том, что дескать мы, вооруженные передовыми знаниями науки, будем всегда отдавать свои силы  Scientiae et patriae. То бишь, родине и науке. ( Тогда я этого перевода не сказал)  Наша пожилая бабулька-профессор растрогалась, и даже малость прослезилась. На этом все и завершилось, и я  через пару дней уж благополучно забыл сей момент, меня больше волновал вопрос, как я буду сдавать фармакошу, коли я в ней - ни в зуб ногой?
          И вот он, роковой день, наступил. У меня робко теплилась надежда, что я как-нибудь прошмыгну сдать экзамены нашему ассистенту, который вел группу. Все-таки она меня знала и это играло определенную роль, а уж что-нибудь промямлить по билету я с грехом пополам смогу. Но все рухнуло в один момент. Я уже сидел с билетом в аудитории, чего-то там готовился, писал. Помню, первым вопросом у меня были камеди, или гумми арабици по латыни, вроде по расчетам выходило, что я попадал к нашей ассистентке, как вдруг входит профессорша, оглядела нас поверх очков и, показывая на меня пальчиком, говорит:
- А вы, молодой человек, ко мне!
           Ну, приплыли, мелькнуло у меня в голове и сразу подумалось - вот  она, пересдача на осень, и прощай, стипендия. 
             С видом гордым и независимым (врагу не сдается наш гордый Варяг) подхожу, сажусь, раскладываю свои цыдулки, и начинаю что-то блекотать про гумми арабици. Профессорша послушала минутку, а потом говорит:
- Молодой человек, а не вы ли это мне дарили букет на последней лекции? Ну все, думаю, приплыли, сейчас она мне что-нибудь напомнит-припомнит.  Однако, форс держу, и солидно говорю:
- Да, было такое дело.
- Так вот,- говорит профессорша - вы там все так хорошо говорили, а в конце что-то сказали по-латыни. Я везде искала, что это такое, но так и не нашла...Уж будьте столь любезны, сделайте мне перевод. Ну, это не вопрос,  я быстренько  все сказал и перевел. Посидела она секунд пятнадцать-двадцать, помолчала, потом говорит:
- Ну надо же, какая у нас хорошая молодежь пошла, прямо замечательная... так что там у вас ?- притянула мои бумажки к себе, посмотрела.. и, тихо, - четверки хватит?
- За глаза! - отвечаю, а сам ног не чую: неужели фарт такой? - да такого же не бывает!! - а голосок тихонечко: бывает-бывает, вишь, и подпись в зачетке появилась, и четверочка. Вылетел я из аудитории, дух перевел и тут же забыл все, что знал я по этой фармакологии, а заодно  и все, чего я в ней не знал и не ведал.  Вот тебе и Gummi arabici, вот тебе и scientiae et patriae.