Золотистый хаос теней

        На рынке покупает Аким самовар, ему говорят парни, купи, но полюби ты Русь, подлый ты человек, люби Русь и забудь обо всем. Мужик в синем пальто, что хотел продать украденный ноутбук, выпив сто грамм, громко сказал, облизав свои сухие губы:
- Друзья, мы живем на зеленой земле. Мы пируем ночами, мы воруем, нам жить хочется. Рискуй, не робей, воробей, бей в барабаны, бей. Если умрешь, то берегись, смотри же – не воскресни.
     На этом рынке все продавцы пьют водку и едят сало. Их больше чем покупателей. Никто не хочет думать о вечности. Продавцы обслуживают семьи, а потому и ворованные вещи скупают по низкой цене. Продавцы продают краденые сумки, мобильные телефоны, веревки, груши, папахи, сапоги, морозные ночи, хлор, хорьков, чашу тибетскую, улыбку Будды, сорок разбойников, розги и пленных коммунистов. Пылают костры на рынке, это сжигают казаков, что пили водку без спроса. В горы пойдут продавцы, там их табор, будут жен кормить мясом и детей луком потчевать.
 
      И вот парке сидят парни с гитарами, играют, шутят, а вокруг них люди ходят с сумками и охраняют свои сумки в автобусах, чтобы никто не украл их. Аким видит, что люди боятся потерять свои сумки. В сумках вся их жизнь заключена. Парни с длинными волосами курят травку, играют блюз, а вокруг них ходят граждане в серых халатах на работу и с работы домой. Их девиз – сумка, еда, ключ. Их мыльная опера тянется со времен Адама. Никто не сможет дать им разум. В век Интернета им не нужна рок-музыка и фильмы Тарковского. Им нужен билет до Марса, чтобы там основать колонию людей, что могут жить в шахтах и не мечтать ни о чем.

    Аким в соборе один, но вдруг из шкафа выходит белокурая бестия, она соблазняет парня и тот совершает с ней ритуалы плавания. Просто плывет и ничего больше не видит перед собой. Море без конца и края. Плывет на улыбке Венеры и в ус не дует. Все путем.

      Аким вышел ночью из дома и пошел в сторону кладбища. В кармане был пузырь виски. Он лег на одну из могил в центре кладбища и выпил пузырь виски, а после стал голым танцевать вокруг могилы. Дорогой друг, что такое сердце человека? Одиночество – превосходное лекарство для моей души. Как природа клонится к осени, так и во мне и вокруг меня наступает осень. Меня бесит тупость массы. Она смердит и уничтожает все живое. Как тошно мне от моих картин, когда я их пересматриваю. Зачем я вообще рисую? Он не пил всего лишь пару дней и заболел. Все, снова будет пить.

     Аким снова не может спать по ночам. Ни о чем не думает, но все равно уснуть не может. Нежная тяга влечет его к приключениям. Он терпеть не может земледелие. Человек обезьянничает с природы, которая разбрасывает свои семена повсюду. Ах, какая пустота, какая мучительная пустота у него в груди! Если бы он мог прижать к сердцу звезду, что парит над городом, тогда бы пустота исчезла бы из груди. Жизнь одного человека ничего не значит. Если в нем нет жара, любви, чувств, то никто не даст ему их. Ему так многое дано, но чувство к звездам поглощает все его существо. Человек по природе своей захватчик. 


       Когда-то не было денег на еду, Аким ел собак, кошек, чаек. Так было, но теперь, после грибов, он уверовал в Кришну и ходит босиком и на машинах не ездит. Хватит. Нефть убивает живое, будет протест свой выражать таким способом против тварей, что уничтожают планету. В монастыре ему монахи дали курицы, он ее на костре пожирал и утолил голод. Спальника нет у него, он не пользуется товаром, который сделан из нефти. От убийства котов и собак он устал. Теперь лишь Кришна спасет его от ада. Молится ему постоянно, каждый миг произносит мантры. Бродит по миру и ему люди подают деньги и еду. Приют ему дают у себя в домах. Он им все истории рассказывает. На тему, мол, вчера шел пьяный по трассе, замерзал, мороз такой, что в желудке лед поселился, а меня ангел взял под руки и до бара донес, а там я выпил водки и оклемался чуточку. Ангела послал сам Кришна, верую, ибо абсурдно не верить в эти высшие дела. Я за вас помолюсь Кришне, а вы мне дайте одежду, еду, кров.

      В одном монастыре рано утром Аким решил прогуляться. Прошел к ручью, а там монах сидит у ручья, а рядом с ним гитара лежит. Гитару в руку взял и стал ею бить по спине монаха, что пил воду из ручья.
- За что? – спросил тот.
- Чтобы гордыню твою убрать, - ответил Аким.
- Смирился уже, чего тебе еще надо?
- А мало смирится, где твое покаяние?
- Да ведь уже каялся всю ночь.
- Мало, Кришна тебя не слышит.
- Откуда знаешь? Мы так мыслим убого, кроме своего дома ничего не видим. Просто идет по улица и на нас собаки лают. Мы им говорим: «Карма у вас плохая, собаки».
- Так я и есть Кришна. Через меня сам Бог говорит. Господь сам! Вдумайся. Не ори. Только ты поверь, поверь, что я сам провожу поток Кришны!
    В монастыре били в набат. Пожар в соборе. Подожгли старые картины и орган. Поп созерцал, как колокол на башни разбился вдребезги от дуновения ветра, что шел с севера. Боги щавель поедали в горах. Люди пасли лошадей на лугах и слушали блюз. Монахи на мельнице мололи муку и пытались учить ноты.


      Сидя на скалах, глядя на бескрайнее море, Аким думал о том, что церковь убивает любовь, придумывая брак. Таким образом, толпа будет идти в церковь и верить в то, что их брак священен. Человек без людей жить не может. Даже в деревне он думает о городе. Он в лесах ищет толпу. Вечная Венера лишь один из соблазнительных образов Дьявола. Он созерцает море. В этом истинное удовольствие для него скрыто.

       Аким смотрит на морскую гладь и видит в отражении воды свое лицо. Он слышит тихий голос, что звучит из-под воды. Голос звучит и он слушает. Ты должен смотреть на мир, но никогда ни на что не реагировать. Ты должен наблюдать свои чувства и эмоции, следить за ними. Когда они вступают в контакт с тобой, ты должен стать свидетелем, понимая, что ты — не эти эмоции. Ты — это не твое плохое настроение. Ты — это не депрессия. Ты — это ничего из того, что происходит в этом мире.  Просто следи, смотри, успокой ум. Будь спокоен и знай, что Атман и есть Брахман. В порту стоят корабли, в них матросы играют в покер, ждут девочек и вино пьют, стоят на рейде корабли и капитаны в своих каютах играют в компьютерные игры и чатятся на сайтах знакомств.


     В порту моряки, сидя на бочках, кричат отчаянно: «Хайль мой фюрер!». Аким идет мимо них в бар, там он хочет послушать джаз. Мельчает народ, с каждым годом автостоп в Крым все хуже и хуже. Он познакомился с парнем по имени Остап из Западной Украины. Тот сидел в баре и пил пиво.
- Буддизм хочу изучать. В Ялте тут как-то тихо. Нет былого веселья. Оккупация же. Вот и все мрачные ходят, - сказал он.
Аким ответил:
- А буддизм довел технику растворения эго до логического конца. Постулируя иллюзорность «я», он признал разумным абсолютное угасание интенций субъекта. Да, буддизм для тех, кто устал от разочарован этой жизнью. Будда так и сказал, что жизнь есть бесконечное страдание. Да, интеллект приходит к одному выводу: Реальность – это Ничто, Пустота. Интеллект не спасает, а угнетает. Человек очень гибкое существо. Карта не есть территория. Описание не есть мир.
- А вот я верую, что постиг Брахмана, Меркаву, св. Троицу.
- Да, опыт не есть Реальность.
- А мои грезы во снах вот какие: силы Света ведут войну с силами Тьмы. Высшие силы. Я посланец.

 
   Аким влюблен в Тибет, в воображаемый Тибет. Жизнь чудо, если можешь делать все, что хочешь. Толпа – это деньги. Все предметы есть деньги. Кроме денег нет ничего в мире. Аким ощущает, что он не такой как все. Его люди все время обманывали, а он им верил, верил и не мог не верить. Во снах у него крали в метро одежду и сумку. Города уничтожали его нервную жизнь. Угнетали и дурили его, он сходил с ума в городах. В пещерах же ощущал свободу и жизнь полночную во всей своей красе. Там вороны, там совы, тут родники, тут скалы, тут обрывы, тут дрова, тут костер, тут одеяло и подушка из сена лежит на дне пещеры. Он отощал. Люди не щедрые. Презрение к материальному делало его неподатливым. Мыслей много, они мимолетны, их нельзя сосчитать. Мужчины думают, что сексуальность наделяет их важностью. Аким восхищался лишь умершими. С годами пыл не охладевает, а наоборот.

    Аким ощущал, что в его натуре есть что-то извращенное. Его непрестанно подмывало стать полной противоположностью тому, чем он есть в данный момент. С другой стороны ему совсем не хочется меняться. Политика была и есть занятием убийц. Он не хочет строить планов на будущее. И вообще у него нет никаких планов на жизнь. Аким человек с вечным двигателем в голове. Его мозг все время работает. Он живет в постоянном противоречии с собой. Если живешь разумом, то жизнь для тебя комедия. Если чувствами и эмоциями, то комедия.

     Во снах шальные красавицы целовали его тело и жаждали ночи с ним, но он им отказывал, говорил, что это грех. Каким он был христианином, что бесовское наваждение отметал – это еще тот вопрос! Сам или по чьему-то велению? Бог дал и все тут. Сон и снова сон и нет ничего кроме сна. Он во сне видел себя старцем, таким седым и горным. Вот гора, вот он храм, он сидит в пещере и смотрит в костер. В костре горят мысли его обо всем на свете. Шальные красавицы лишь фантазии его, он понимает, что это наваждение сна, а потому сжигает эти образы в костре. Тут никого быть не может. Тут он один. Но вдруг в пещере появилась молоденькая женщина. Я одновременно и я сам, и кто-то другой. Я не люблю многолюдные места, по-моему, это просто бы повредило моему духовному здоровью и нарушило бы мое одиночество, необходимое для творческой работы. Самая важная проблема жизни: быть или не быть самим собой. Я лучше буду жить с лунатиками, сумасшедшими, зверями, чем с китайцами. В последнее время ничего не могу читать. Почти вся средняя Азия есть страна ужасных верований и обычаев. Плоский экран диктует объемной реальности, что в ней есть, а чего нет.

   Память – это ад. Аким сидит у моря и смотрит на камни, что торчат из-под воды. Бульон не ест, мать сделала, но толку ноль – он мясо уже не ест много лет подряд, не пьет, ибо бросил пить. В Сети не сидит. Отключился от Интернета. Мир есть книга. Став взрослым, Аким сменил чтение, сочинительством своей собственной жизни. Он жил по-ребячьи, как и каждый, кто любит море. Он руководился сиюминутными желаниями. Даже в смерти эротизм является утверждением жизни. Он хочет сделать свою душу чудовищной. Вперед, всегда вперед! Из воды выползает краб, он ползет к камню, на котором сидит Аким. Он человек без будущего и прошлого. Он есть и все тут. 

    Аким всего лишь обнажил свое сердце, а после вырвал его у себя из груди и стал медленно поедать его. Море от края до края, он сидит на камнях и смотрит на безграничную свободу духа. Он был живым самоубийцей. Он – некто другой. Он не стремился вернуться к Природе. Он мечтал увидеть, как уйдут старые формы жизни и в литературе тоже уйдут они прочь навеки вечные. Он ощущал, что может полностью изменить мир. В автобусе он ехал к лесу, чтобы там посидеть у костра. Бабки в автобусе обсуждали одну тему. Они говорили о том, что до десяти лет мальчик и девочка всего лишь андрогинны. Девушка после десяти лет входит в период тела. Он длится символически двадцать лет. Примерно до тридцати лет. Тут уже звучит тайный голос плоти. Тело не банально, оно многомерно.

   


     Аким сидел у моря и смотрел на морские волны, в его голове не было мыслей. Он уже два года не пил вина. Теперь сок яблочный пьет и вспоминает свой поход по селам. Возле Новой Одессы он видел заброшенное село. Там был колодец. Южный Буг рядом протекал. В колодце была вода, над ним росла туя. Он решил спать здесь. Пошел за дровами, развел костер и к колодцу подошел. Вдруг видит, как две гадюки ползут по стенам колодца, змеи эти изгибаются так странно, сомкнулись вместе, окутали друг друга. Посмотрели они ему в глаза и упали мигом на дно, в воду, на глубину ушли. Из уст Акима люди слышат лишь карканье. Ему плохо, ему больно, ему интересно по-стариковски смотреть на бремя человеческих страстей. Ему грязно, лживо, странно, но тела у него нет. Он свое тело не ощущает. Он всегда вне тела находится. Он ощущает себя развоплощенным существом. А что, если идти больше некуда?

    Теперь он по углям ходит без боли, стоит часами на гвоздях. Ему не страшно жить. Ему легко теперь, ведь он не пьет, видит все без фальши. Мясо не ест. Мужики говорят ему, ты молодец, ты очень смел, твои белые длинные волосы сводят нас с ума. Мы видим, как ты их расчесываешь, стоя у зеркала, ты герой нашего времени. Ты пешком шел с Крым до Киева. Целую неделю шел. Титан. А та барышня, которую ты любил, родила от военного девочку. Но ты ее простил. Не держишь зла. Айя!

    Теперь Аким по горам ходит без забот, все улетело злое в нем, он пуст и свободен, пишет себе картину, горные массивы срисовывает и на море часто ходит. Камень выберет и сядет на него. Сидит и смотрит на морские волны. Сам сидит и пьет сок яблочный. Время уходит прочь. Сидит себе и он себе по душе. Он купил себе черный кожаный плащ, штаны кожаные, перчатки, шляпу, ботинки на платформе. Как бы гот, но в то же время и нет, он сам по себе, одиночка, свою личную историю любит, вспоминает девушку, с которой жил лет пять. На берегу Южного Буга он с нею познакомился.

     Теперь свет в Крыму выключают, но у него дома свет есть и он не рад этому. Кажется, что про него забыли, а зря, надо и ему свет выключить. Все, кто без света сидит, развиваются, кто играет на гитаре, кто собаку выгуливает, кто купается в море, а он сидит дома за компьютером, слушает музыку, смотрит фильмы – не порядок, что-то надо с этим делать. Берет и удаляет все игры и фильмы с компьютера, но музыку оставляет. Все равно не то. Удаляется из всех соц.сетей. вроде бы легче стало, но все равно, что-то не то, тогда Аким идет к морю, любимому морю, он с морем одно целое, без него жить не может, если хотя бы денек без моря проведет, так потом спать не может спокойно ночью.

   У моря целый день сидел и созерцал огромные толщи воды, что еле-еле шевелились на горизонте. Как мало ему надо от этой жизни. Краски и холсты дома ждут, а тут он запоминает все, чтобы потом дома зарисовать пейзаж. Вот там Турция, до нее плыть да плыть. Целый год плыть. Может быть, когда-нибудь, он займется этим, доплывет до Турции, скажет сам себе, что герой, мол, титаническое усилие сделал, но не опозорил свою честь прозябанием на суше. Вот теперь во сне он видел даму с арфой. Красивая такая, она играет ему на арфе во сне, а он спиной садится к арфе и слушает ее музыку. От нее идет сияние желтое, она сплошной свет, кроме света ничего нет в ней. Он вбирает в себя этот свет и ощущает гармонию, полноту бытия. Такое снится ему постоянно.

      И вот он в горах, в пещеру идет ночевать, но вдруг слышит голос, не иди туда, там опасно. Как-то все равно идет, уже и рюкзак в пещеру положил, костер решил зажечь, дров уже собрал. Но тут снова голос, мол, иди отсюда, тут неприятность с тобой может быть. Он все равно пытается огонь развести. Вдруг из угла пещеры выползают две гадюки. Он смотрит на них, и они уползают в свой угол. Монах, которого он встретил в горах, сказал ему, что гадюки тут зимуют, что он видел две сотни гадюк в одном склепе, они там себе кубло устроили. Внутренний голос не обманул.
 

     Аким хотел исследовать сферу зла, чтобы там не осталось ни грамма тайны. Познание так утомляет, тело совсем становится тяжелым от книжной мудрости. Он подошел к зеркалу, расчесал свои длинные кудри, ощутил, что он уже познал вечную жизнь. Теперь в нем кипит сам мировой смысл. Кто будет видеть в нем бойца? Он все отдал ради вечности. Все свои приколы и игрушки. Вы хоть раз видели его на улице? Вот он идет по трассе ялтинской, в карманах гуляет ветер, за облаками рай, он идет в сторону рая, за ним никто не следит, он сам по себе. Он никому не нужен и никто ему не нужен.

    На базаре он пил чай и смотрел в окно. Он ощущал себя мастером Маргаритом. Он даже не стал платить за чай. Просто плюнул в окно и вышел на бульвар. Никто не стал требовать с него платы за чай. Корабль стоял на причале, качался на стальных волнах, ему захотелось стать моряком, чтобы чаек все время видеть. Из каюты вышел капитан и выпил банку пива.
- На борт зайди, товарищ! – крикнул он Акиму.
Тот, услышав это, решил, что это шанс. Настоящий шанс стать новым человеком. За Акимом шла женщина в белом пальто. То была нищенка из трущоб, что ютились у реки. Она хотела стянуть у него кошелек. Но он во время заметил и дал ей пару гривен.
- Спасибо, мой господин, спасибо, - ответила она, положив рубль в карман.
На корабле пахло соляркой и пометом чаек. В каютах моряки пили ром и слушали джаз. Ночи не имели цвета. Лук и стрелы лежали в сейфе. Аким глядел на желтые фонари Ялты и молчал. Ему казалось, что он тут телом на время лишь, а душой он полностью на небе уже.
   
      Вот с причала должен был тронуться караван любви, сто верблюдов готовы идти в путь без печали и восторга. На них ехали мужчины и женщины. В пустыне они будут наследовать землю обетованную. Размножатся и Библию почитают. Аким, сидя в каюте, следил за этим караваном любви. Ему понравились смелые люди, что готовы убить себя, но дать миру будущее племя. Буржуи не смогут так. Они любят свое тело и свои кредиты. Они могут лишь грабить и убивать. А тут простые люди, которые не боятся ужаса пустыни. Ждал он отправления каравана и дождался. В час ночи караван тронулся и дети, вынесли начальнику каравана пару мешком риса. Он дал им пару тысяч гривен за подарок. Плата за доброту их так сказать. В кармане Аким лежала книга. Платон написал ее еще в те века, когда люди верили и ощущали Пана. Фонари горели и освещали отход каравана. Дети плавали у пирса и смотрели на отходящий караван. Все-таки нет ничего нового под солнцем. Жарко горела свеча на столе, Аким пытался ощутить пламя солнца. Закрыл глаза и ощутил дыхание миражей, взгляд перекати-поля. 

      Джаз в ночи играет, он сидит в баре и смотрит на корабли, что стоят на рейде. Пьет кофе с молоком, ощущает силу ночи, ждет перемен с небес, каламбур травит официант бармену. По лицам матросов, что зашли в бар, он читает, что они счастливы. Он видит в них силу молодости. Они пьют чай и читают Гете. Корабли их ждут, они будут плыть к Океану на них без тоски. Бармен молотком бьет кафель на стенке в ванной комнате. Ему просто скучно тут работать, вот и балуется, чтобы развлечься. Официант петарду бросает в зал и пугает всех клиентов. Развлечение так сказать такое у него. Матросы стали бросать в воду бутылки с пивом и прыгать с пирса, чтобы ощутить соленую воду своим телом. На пирсе стояли девушки и прыгали с пирса вслед за матросами. Бабки, что сидели в кафе, ели селедку и пили чай. Они переписывались в Сети со своими парнями. Им уже сорок лет, а парням тридцать. Они жаждут приезда их в свой городок. Ялта манит парней, они готовы ехать сюда и жить с бабками, чтобы море увидеть хоть раз.

       Ноев ковчег стоит у причала, толпа одичала, хочет хлеба и зрелищ. Матросы пьют абсент и гоняют по двору мячик. Молодежь с винтовками ждет прибытие Авроры. Корабли ходят по морю постоянно. Новые и старые. Верные и дорогие. Вот плывет «Воля», а вот «Заря», а вот катер «Принц» плывет, а вот шхуна «Мир» за маяком маячит. Молодежь, увидев Ленина, жарко кричит изо всех сил: «Ре-во-лю-ци-я!». Ленин, выпив стакан чай, улыбнулся им и помахал рукой. А после пошел на пирс, чтобы Аврору ждать. Молодые люди черные флаги несут и кричат: «Быть добру!». Ленин, глядя на них, пускает слезу, ему нравится эти дикие люди. «Молодые еще, но злые» - думает он про себя и прыгает от радости на месте. Ноев ковчег у причала стоит и звери в него не хотят заходить. Люди тоже не идут в него. Матросы решили, что надо спалить этот хлам. Библию читать им не охота. Они бензином облили этот ковчег, и теперь он горит ярким пламенем. Бабушки и дедушки открыли свои интернет-странички и пишут друзьям, мол, горит он, горит, слава богам, мы первые, кто видит пожар на этом корабле дураков, на этом пьяном корабле безумия.

   Аким встретил поэтессу, что сидела на пирсе. Она читала ему свои стихи. Ленин герой наш пролетарский. Он памятник поставил себе. На площади стоит и смотрит. Как люди смотрят вглубь себя. Она говорила, что труд победит капитал. Он видел в ней борца. Сильного и нежного. Мы за ценой не постоим. Говорила она ему и читала все новые и новые стихи. Она наливала себе чая в баре и смотрела на звезды. Аким говорил ей о своей судьбе. Мол, Южный Буг, Алина, она любила меня пять лет. Мы расстались. Жаль. Глупо все. Я любил ее сильно. Теперь люблю. Грущу без нее. Волосы свои расчесываю у зеркала. Кудри свои люблю. Они мне напоминают о ней. О том дне молодости. Мы были в Чернигове и пели там в хоре церковном. Читали Псалтырь. О, какие времена. Какие драмы. События какие. Ночи без печали. Птицы под окном причалили. Мясо не ели, вино не пили.

      Бой идет в баре. Матросы бьют мажоров, что пьют пиво и слушают попсу по радио. Бармен защищает матросов. Он взывал полицию, мажоров посадили под арест. Бьет из пушки снаряд прямо по бару. Матросы бегут в порт, чтобы сесть на свое судно. Мажоры горят в фуре полицейской. «Рыбья холера, а не судно» - говорил Аким, видя крейсер, что лупил без жалости по бару. На водах судно казалось мотыльком. Утки плавали вокруг судно и крякали. Лаяли псы на набережной. Дети пили лимонад и прыгали с пирса в воду. Ворковали парочки у причала. Рыбаки рыбу ловили. Бой шел в баре до сих пор. Морская пехота голыми руками душила мажоров. Бар горел, но драка продолжалась. Аким пошел к храму, где его ждала поэтесса. Новый стих про Ленина написала за ночь. Прочитала ему стих. Отличный стих вышел. Ураган, а не стих. После него всю ночь не спал он.

     В покер играют в баре, Аким сидит и смотрит на людей. Они возбуждены. Хотят выиграть. Не хотят проигрывать. Хотят купить себе кеды и наган. Забить до смерти быка на бойне. Им внушил телевизор, что пора идти на войну. Врачи в белых халатах ходят меж столиков без спутников, от них духами разит и они не трезвые, а ходят они как скворцы. В покер играют все жители городка. Вода из крана течет и пьет тот, кто
проиграл целый литр этой воды в качестве наказания за проигрыш.

     Как-то раз в приступе жалости к себе, Аким бил кулаками по стеклу. Всю ночь бил по стеклу кулаками, и соседи тихо вздыхали в своих постелях. Аким хотел переодухотворения. Он ощущал себя преступником, которого ведут на казнь. Из дома не выходит пятую неделю. Вообще не общается ни с кем. Почти все обижало его оскорбленную личность. Его интересовала связь между безумием и творчеством. Он стал жить исключительно воображаемым. Поэзия для него лишь контролируемое безумие. Инстинкт смерти не отпускал его душу. Он живет в ментальной пыльной буре. Тело для него лишь инструмент для работы, а потому он оберегает его от секса.

     Мужественность неформала в животной ебле. У стены, у всех на виду. Неформал любит, когда за ним подглядывают в интимные моменты жизни. Аким не считает себя неформалом. Секс для него не порыв мгновения, а всего лишь акт угасания и потеря контроля над телом. Акима интересует душевное озарение в общении с женщинами, а не секс. Он умственно добивается его, а не физически, как неформал. Сперму он свою никому не отдаст, ведь темные силы могут использовать ее неправильно. Он вечно хочет содрать все слои реальности и докопаться до нутра. Реализм терпеть не может. Он сносит воображаемые стены.
      Сидя в пещере, он слушает Хендрикса, после ставит песню Дорс, а далее Пинк Флойд. В плеере полно подобной музыки. Завтра уже не будет батарея держать. До утра бы продержаться. В пещере холодно, пахнет мхом. Спальника нет, ночью будет сидеть у костра и слушать музыку, спать не будет, днем в монастыре поспит пару часов, а после снова в пещеры пойдет ночевать, только слушать будет теперь звуки хвороста, что трещит при горении звонко и можно в этом треске услышать песню природы.
 
   В пище он не видит потенциальную сперму. Не хочет видеть ее, а потому мало ест, совсем исхудал. Какая часть его «я» хочет жить как все? Нет такой части в нем. Сидя в пещере он обдумывал одну вещь: его враждебность к миру обернулась молчанием. Он самоустранился, он вышел из тела. Стихи полезны поэту не больше, чем стекляшки ювелиру. Он просто был. Ничто не понуждало его и не обязывало обретать личину, подвластную людскому миру. Он на краю бездны. Его внутренний пейзаж пылает. Аким проник в безумие и остался там.   
 
     Сидя в пещере, он видит картину: тела умерших близкие привозят к берегу реки. На берегу костры горят. Трупы бросают в костер. Тропинки к кострам выложены из красного кирпича. Ритуал на закате или на заре производят обычно. Он видит солнце заходящее и восходящее. Он ощущает, что Индия интровертна, там вся духовность вовнутрь летит. Запад же экстравертен. На Западе любовь, брак, смерть – это все внешняя сторона жизни. Абсурдно спрашивать зачем жжет огонь или лед зачем холодит. Мысль творит мыслящего. Пережитое кажется преувеличенным. Пруст говорил, что восстанавливая в мозгу какое-то событие, ты видишь его ярче и отчетливее чем в тот момент, когда оно происходило. Простые люди интересны, они несут свой крест и не думают над вечными вопросами. Как приятно Акиму в автобусе смотрят на крестьян. Это чудо для него. Крестьяне, что едут в город продавать лук или чеснок со своего огорода. Молодцы они все, ибо живут своим трудом и не грабят никого. Они как монахи действуют. Они смирились со своей участь. Невротик чем-то схож на паралитика. Он не в состоянии ни рисовать, ни работать, ни учиться, ни думать о бытии и времени. Вам не дано избавиться от самих себя. Бодлер сказал: «Всегда будь пьян». Тоесть окрылен, одухотворен.



      В парке Аким сидел на скамье и смотрел на дубы, что росли у пруда. К нему подошел дед и сказал парню хриплым от многолетнего курева голосом:
- Поколение 60-ых хотело любви и только любви. Не прошла любовь. Тогда панки 70-ых сказали «идите вы все к черту», ненавидим вас, ненавидим! Сработало, отсюда вывод: все что нас не убивает, то нас делает сильней. Я сам играл панк-рок в ту пору расцвета стиля. Был гитаристом Секс Пистолс. Требую легализации марихуаны. В моей квартире лежит гитара, клавиши, баян. Ко мне приходит друг и подруга, и мы пьем вино и играем панк-рок. А после бьем друг другу морды. Это уровень свободы нашего сознания. В наших жилах виноградная кровь течет. Мы подонки, мы гордимся этим. Нам все по **й! Мне скоро будет много и много лет, но мне плевать на это. Я уже забыл свою молодость, которую в хмелю сгубил. Соборы Парижу будут вдохновлять сердца людей и через пару тысяч лет. В Америке ничего живого не зародилось. Соборы никогда не выглядят старомодными. Дурацкий мир все больше становится похож на Америку. Заразу трудно остановить. Гангстеры – это единственные люди в Америке, которые умеют наслаждаться жизнью. Американцы любят меняться женами и плясать голыми на пляжах. После тяжелой недели они не знают чем бы себя развлечь. В Америке повсюду ****ство, мордобой, битые стекла, пьянство. Там все делают машины. Там мягкий климат.
      Аким встал и вышел из парка. За ним шел дед и пытался угостить его пивом. «Слушай, парень, пошли в бар, выпьем холодного пива с бычками, я тебе расскажу про панк-рок еще историю одну». «Какую?». «А вот какую. Нам ничего не надо кроме Европы. Серрано тоже панк, он утверждал, что другое течение арийской мудрости — индуизм — также подвергся атаке со стороны големов. В роли фальсификаторов в Индии выступала древняя еврейская колония Бен-Исраэль. Ее агентами, как считал Серрано, выступали представители традиции адвайта-веданта, включая и ее основателя Шри Шанкару. Этот человек считался последователями воплощением Вишну из-за своей святости. Он, однако, выступал реформатором индуизма, что делало его изгоем в глазах большинства ортодоксальных верующих. Рассказывают, что когда ему пришлось хоронить свою мать, родственники не дали ему ритуальный огонь, а представители правящей касты, священники-брахманы, отказались приводить церемонию. Тогда он произвел пламя из своей руки и самостоятельно совершил обряд кремации. Подлинную индуистскую традицию, по словам Серрано, следовало искать среди представителей шиваизма и тантристов. Они в поисках просветления следуют не путем самадхи (мудрости), а путем кайвала, или «персонифицированного Абсолюта». Однако, как и эзотерическое христианство, это течение не получило большого распространения и обрекло себя на преследования со стороны враждебных големов».


     В парке на траве сидят панки. К ним идет Аким и дает им понять, что он тоже не понимает ничего на свете. Джа показал им приют, куля в лоб так куля в лоб, дым марихуаны окутал мозг и не считается ни с кем господь, ибо ты накуриваешься и улыбаешься всему свету назло. «Степной Волк за добро добром платит» - сказал Аким панку с малиновым ирокезом и выкурил джойнт, а пепел высыпал себе на дрэды. В парке стояла сцена, выступал Oasis, народ заполнил пространство у сцены. «Круши свою молодость отбитым молотком и Джа даст тебе спасение от ига иудейского» - сказал им Аким. Панки, качая головами, прыгали на одной ноге и блаженно улыбались.

     У панка по имени Гриня из Одессы, хипаны украли рюкзак со спальником и с коноплей. Хипаны ушли к сцене, заплатив за вход энную сумму. Гриня сидел у костра и глядя на свои кеды говорил Акиму.
- Сюда приехал, думал тут люди, а тут звери, воруют и больше ничего не делают. В Румынии цыгане, а тут хипаны. Черти они все. Ненавижу хипанов. Дистилированные дети отборного урожая с плантаций Ямайки. Чего я тут забыл? Из дома сбежал, универ бросил, все так надоело. Тут хотел оттянуться, послушать dEUS. Он когда выступает? Завтра?
- У тебя нечего почитать? – спросил Аким.
- Нет, не брал книг. Что-то читал в школе. Прощай, осенний луч, беги ты смело с круч. Беги, пока ты цел, беги и гром гремел. В след тебе, ты бежал по воде. Ветер целовал, горя не знал. Явись, прекрасный свет великой души. Я вижу ушедших от пьянства людей, они мои друзья. Мы все единая цепь. Мы царство живых. На сердце гнет.
- А у меня взор заволокло туманом.
- Я не обещал миру правды.
- Я тоже не сдержал слова.
- Я перебрал мысленно всех своих подруг и увидел у каждой недостаток. Ни в одной не находил достоинства. Все они хотели стать рабами системы.
- Я должен умереть для мира. Говорю это без романтической экзальтации. Уйду я.
       В парке слышался бой самодельных тамтамов. Панки жарили мясо собаки на костре и пили текилу. В палатках лежал мертвый на живом и живой на мертвом. Был бы сук, а петля всегда найдется. Безумству тварей поем мы песню.



   Аким в палатке лежит и слушает свой голос внутренний. Ковчег Новев горит у моря. Ему все равно на крики прихожан, что мечтают об одном лете и двух валетах. Блажен незлобивый паренек. В нем мало желчи, много чувства. Любит он беспечность и покой. Он над толпой властвует. В его крови горит огонь действительной любви. Не убьет его молва. Он презирает себя лишь за то, что живет бесполезно день за днем. Силу свою он не прикладывает к делу. Мечтает лишь все время. Тридцать пять лет, а толку никакого. Все говорят, мол, бей в барабан, баррикады, борцы, шум и гам. БАМ тебе строить не надо, пей свой чай и мечтай о Бездне. Свой век потратил Аким никого не любя. Даже Ирку не любил. Но он все-таки любит весь мир, а не отдельных людей. Бродит вдоль моря дикарем. Бесприютен и сир. Злоба в нем сильна и дика. Хватается за нож, чтобы себе вены вскрыть, но немеет рука. Мечтает, не спит, стишки пописывает, картины рисует у себя в комнате.

       День за днем идет, а Аким вдруг ощутил, что сил меньше стало, что кровь холодней стала. Ум ленивым стал. Умер его сосед от водки и простуды. А в былые времена сосед на охоту ходил. Убивал зайцев. В душе Акима ясны типы добра и любви. В мире все темы прекрасны. Просит отдыха слабое тело, душу тайная жажда гложет. Горько ты, Акима дело, жизнь смеется в лицо ему беспощадно. Не лелей никаких упований. Вышел в парк, там панки ганджу курят и ему предлагают дунуть. Отчего бы и не дунуть? Хотя давал себе зарок Аким, подальше от Джа держаться. Но «антенны» у него уже есть, так что куда деваться бедному крестьянину, приходится дунуть. Тут в парке концерт проходит. Приехали Suede, настраивают аппаратуру.   

       Группа чуваков со стеклянными глазами сосредоточено наблюдали за разборкой сцены. Повсюду валяются шприцы, бинты, пакеты из-под клея. Аким взял в траве пивную банку изогнул ее и проколол булавкой шесть микро-дырочек возле дна, а после положил туда немного марихуаны. Поджег, втянул в себя дым, захотелось кашлять, горло дерет ужасно. Овод на расстреле чувствовал себя лучше, чем сейчас Аким. У парня паранойя ожесточено стучала по мозгам. Казалось, что полным ходом летит земля из-под ног, рок-музыка только спасает, он бежит к сцене, но сцену уже разобрали. На поляне лежали люди в звериных шкурах. Лиц не было, лишь маски обезьян. Гриня шел по полю голый и говорил сам себе: «Сумку украли, травки нет, курить нечего. Горе мне горе». Накатило легкое подобие меланхолии, гони чернуху, ты же не Бьорк. Гриня внял совету Акима. «Я – поэт, Дионис во плоти, вином упиваюсь. Выше закона» - кричит Аким весело Грине. Ты читаешь мои мысли, друг, давай, корчи мне рожу, покажи свои зубы, кусай свой локоть, мотай патлами пока живой.

   
       Аким грустный сидит у моря, созерцает пейзаж осенний, море ласкает камни, берег весь в ракушках черных. Глаза такие, словно в них застыла вся вселенская скорбь. Ничего не пьет, не употребляет. Работает над новой картиной. Очень много работает. Жизнь – это боль. Он хочет быть безумным. Пошел в бар выпить сока лимонного. Слышит песню в баре по радио, лирика которой присыпана словами «сука» и bullshit. Пьет сок и понимает, что он тут лишний. Тут он сам по себе и никто не скажет ему «привет, пошли дунем, Сталин вон в огороде моет свои грабли». Бармен говорит Акиму.
- Слушай, ты шаришь что такое НКВД?
- Нирвана каждый второй день.
- Вот-вот, будешь джойнт со мной курить?
- Ой, много работы, прости, не смогу, у меня картина дома висит на стене, буду ее добивать. Там слабо еще белый фон сделан. Когда музыка для тебя звучит слишком громко, значит ты стареешь. Вот вчера ночью спал в сарае, видел свою бабку, та просила меня подраить ей в баньке спину.
 

     Вот толпа ходит по углям и гвоздям, девы играют на арфе, мужчины танцуют у моря и пьют пиво. Каждый пытается по углям походить и вбить себе гвоздь в руку, чтобы ощутить боль и понять: каково это висеть на кресте. Аким ходит по гвоздям и ощущает тошноту. Вот она. Накатила. Все, если это ад, то он тут, все, теперь она в лодке. Он узнал темную сторону луны. По углям ходит, ноги свои не чувствует. Вне себя не видит мира. Мир в нем и только в нем. Тело его просто стоит на гвоздях. Он собрал толпу вокруг себя. Все говорят, молодой, а какой бойкий. Как умело стоит на гвоздях. Звуки арфы окутали его с ног до головы. Попка арфистки соблазнительна и Аким решается идти к ней и просить ее послушать его мысли насчет судьбы всего мира. Выкурив с ней джойнт, он понимает, что говорить нечего, ведь некому говорить. Она устало смотрит на камни, что поросли мхом и зевает, а солнце идет на покой, убегает в неизвестность земля. Бледно-синяя тьма заполнила пространство, толпа уже по домам расходится. Доски с гвоздями валяются на берегу моря. Завтра по ним будут ходить новые граждане, в которых живет тяга к вечному празднику вне границ и координат. Походил по гвоздям и не надо даже сомы грамма. Драм никаких не будет. Fuck hippe, Bjork, Woodtock! Белые облака над головой плывут, Аким зовет к себе в гости Ваала, тот сидит на скале и смотрит на парня. Ваалу кажется, что Аким один из ревнивых духов поднебесной, что охраняют тайны мироздания от вражеских атак.


      В парке мужики продавали самовар и холодильник. Торг шел. Юбки свои продавали бабки. Новый год. Люди пытались купить себе арахиса и мандарин. Всем хотелось выпить пива и похулить натовские корабли. Облако-рай над городом зависло. Аким ощущал себя перекати-полем. Аукнулось, откликнулось, выпил море Средиземное и пошел в свой поход на луну без страховки, без поводырей. Во дворах офицеры стреляли по бутылкам, готовились воевать с Турцией. Китай обхватил своими костлявыми руками Сибирь. Ура-патриоты в шоке. Им не хочется войны. Вдох и выдох – вот что им надо. Сон и трава – это все истоки бытия. Рукой махают на запад и говорят, что всем довольны, войны нет, стабильность, ядерное оружие в их дворах валяется под слоем земли – нормально. Мир есть, так что все в порядке. В руках они кресты держат, и плевать хотели на все на свете. Аким слушает Мотор Хэд в парке, слушает и понимает, что живет в самом лучшем из миров. Теперь он на сцене будет трясти хаером и визжать от удовольствия. Залез на сцену и прыгнул в толпу. Толпа на руках носит героя по парку. Всюду нарядные люди, всюду веселье, все смеются, шутят, дарят друг другу грибы.