Спектр

Когда-то нужно было решиться и Марк Гайна решился.
Вечером он пригласил её домой, заготовив предварительно длинную, проникновенную тираду. Однако, после первых же его слов она сказала:
- Я не люблю тебя.
Вот так, просто и понятно. И не надо никаких словесных выкрутасов. Всего 12 букв, 7 гласных и 5 согласных, а смысла больше, чем во всех сентиментальных романах вместе взятых.
Первым желанием, возникшим у Марка, было выпрыгнуть из окна. Однако, он не сделал этого. С белым, как мел лицом, он помог ей одеть пальто и открыть дверь.
Он плохо помнил, что произошло дальше. Одно Марк мог утверждать твердо - до вечера он ни куда не выходил, стоял у окна и смотрел на улицу.
Потом лег спать.
Ночью ему снился какой-то мужик с небольшой, седой бородой, высоким, но узковатым лбом, настойчиво-пронзительным взглядом. Он стоял на высоком, покрытом зеленой травой холме и что-то ему говорил. Но о чем он рассказывал Гайна не запомнил. Под конец своего монолога бородач почему-то погрозил указательным пальцем и произнёс слово, показавшееся Марку знакомым.
Утром Гайна оделся и пошёл на работу.
В автобусе он сидел ровно, не шелохнувшись, намертво сцепив руки и плотно сжав губы. Его глаза смотрели прямо вперёд, на всё и одновременно ни на что. Со стороны могло показаться, что Марк о чём-то углубленно размышляет. Однако это было ошибкой. Гайна абсолютно ни о чём не думал, его сознание отдыхало, что, впрочем, не являлось характерным для него.
Марк обладал довольно необычным сочетанием беспокойного, экзальтированного темперамента и педантичного, нерешительного характера. Ананкаст удивительным образом уживался в нём с романтиком. Любой пустяк мог привести его в экстаз и, в тоже время любая мелочь могла довести до меланхолии. С одинаковой легкостью он радовался и печалился, ликовал и впадал в апатию. Брызги, от проезжающего мимо автомобиля, витиеватая лепнина на фронтоне здания способны были вызвать восторг, а равнодушный взгляд идущей навстречу девушки или опоздание на рандеву, отчаянье и тоску.
Такие люди обычно становятся поэтами или художниками. Однако Марк после окончания школы выучился на программиста. Пару раз, в порыве воодушевления, он пытался писать, сочинять рассказы, но излишняя самокритичность и болезненная нерешительность не позволяли ему закончить начатое. Он мог десятки раз перечитывать написанное, но так и не удовлетвориться им.
Автобус затормозил на остановке. Пассажиры сонно потянулись к выходу. Один из них локтем задел плечо Гайна. Это вывело его из оцепенения и заставило оглянуться вокруг.
Впереди него сидела пожилая, с крашеными волосами женщина и рассказывала своей, тоже не молодой соседке, о виденном ночью сне. Посмотрев на её фиолетовые локоны, Марк слабо улыбнулся и тут же вспомнил бородача, его настойчивые увещевания, а затем и вчерашнее объяснение.
Сердце тоскливо защемило, к горлу подступил неприятный комок. В такие моменты, когда избыток чувств распирал изнутри и требовал выхода, Гайна всегда принимался усиленно думать. Чтобы заглушить внутреннюю боль, он начинал считать в уме количество палиндромов в ряду чисел от одного до миллиарда или спорить с воображаемым собеседником о достоинствах и недостатках какого - нибудь философского течения, скажем, гедонизма. Обычно это помогало.
Вот и сейчас, уходя от возникшей печали и вспомнив чем закончилась для Гельдерлина его безнадежная любовь к Сюзетте Гонтар, Гайна стал размышлять.
Автобус снова остановился. В салон вошла девушка и села напротив Марка на место, где перед этим сидела женщина с фиолетовыми волосами.
Гайна же в голову пришел его давнишний спор с соседом по университетскому общежитию Юрием Ланкло. Они оба тогда несмотря на то, что один был программистом, а другой биофизиком, всерьез увлекались космологией. Однажды Марк принес в комнату, где они жили, журнал, в котором подробно и красочно описывались полеты американцев на Луну. Статья настолько поразила Гайна, что он тут же заявил, что штаты обошли Советы в освоении космоса. Ланкло спокойно, но энергично возразил, что запуск "Востока" с Гагариным и фотографии обратной стороны Луны достаточная причина для противоположного вывода. Вспыхнул спор. Марк упирал на то, что Алан Шепард стартовал 5 мая 1961 года, то есть ему не хватило каких-нибудь три недели, чтобы перегнать Советы. Всего три недели и Шепард стал бы первым, а Гагарин вторым. Ланкло доказывал - полет Шепарда на "Меркурии" являлся суборбитальным, Джон Гленн же вышел на орбиту только 20 февраля 1963 года, спустя 10 месяцев после запуска "Востока". В конце концов дело закончилось, как во время средневековых студенческих диспутов, рукопашной. Миролюбивый Гайна, который в жизни никого не ударил, закатал в лоб раскричавшемуся Ланкло. Тот в долгу не остался и пошло-поехало. Драку прервала подружка Юрия, случайно зашедшая к нему в гости.
Сейчас, перебирая в памяти тот старый спор, Марк понимал - прав был Ланкло. Полет Шепарда являлся суборбитальным. Поэтому Гленна во всем мире справедливо называют американским Гагариным.
Настало время выходить. Только тут Гайна обратил внимание на девушку. Ее платье было бледно-фиолетового цвета, как волосы вставшей ранее женщины. Подивившись такому совпадению, Марк взглянул на её лицо.
Трудно сказать, как велика вероятность встретить в мире двух человек с абсолютно одинаковой внешностью. Наверняка мизерная. Однако девушку с таким лицом и даже сложением он уже видел. Определенно.
Мягкие, каштановые волосы, высокие, тонкие брови, зеленые, изумрудного оттенка глаза, чувственный рот, гармоничная фигурка - всё это было ему знакомо.
Выйдя из автобуса, Марк направился к невысокому серому зданию в ста шагах от остановки. Это было место, где он работал. Чем конкретно занималась фирма, не знал никто кроме президента. В обязанности Гайна входило обрабатывать огромное количество, поступившей за сутки информации и загонять её в банк данных. Работа была монотонной, но хорошо оплачиваемой.
Гайна поднялся на третий этаж и открыл дверь в привычный для него кабинет. В комнате никого не было. Пока. Минут через десять здесь начнется маленький бедлам. Кабинет превратится в настоящий проходной двор. Но сегодня это не огорчало Марка. Памятуя о вчерашнем объяснении, он интуитивно понимал, что суетня и беготня окажутся, сейчас, как нельзя кстати. Будет лишний повод отвлечься, переключиться на что-то другое.
Гайна снял куртку и сел за дисплей. Девушка в фиолетовом платье не давала ему покоя. Он знал, что не сможет приступить к работе пока не припомнит, где он ее видел. Поэтому Марк лихорадочно рылся в памяти, пытаясь найти в её глубинах загадочную незнакомку.
- Хелло, дружище! - на пороге стоял Энн Бардин. В синем джемпере,потертых джинсах и такой же лохматый и неунывающий, как всегда. За те два года, что Марк знал Энна, он ни разу не видел его прилизанным или аккуратно подстриженным. Его голова постоянно выглядела так, будто только что выдержала двенадцатибалльный ураган.
- Привет, Энн - Марк пожал протянутую ему руку. - Что-то неважный у тебя вид.
- Спал плохо, кошмары замучили. – пошутил Гайна.
- Да, нет, Марк, ночные ужасы здесь ни при чём. - Бардин начал раздеваться, - причина наверняка в другом, - он лукаво подмигнул.
- В чём же?
- Давно ты смотрел на себя в зеркало? - Энн,  сняв со стола ворох бумаг, присел на край.
- Утром, как всегда, - соврал Марк, - А что?
- А то, что ты белый, как молочный кисель. Обрати внимание на
свои руки.
Гайна взглянул на пальцы, лежащие на клавиатуре компьютера.
- Руки, как руки.
- Нет, Марк, они просвечивают у тебя, как у аскета после месяца голодовки, -
Энн засмеялся, но Марк не обиделся. У Бардина был редкий, можно сказать, исключительный смех. Он никогда не вызывал раздражения. Очень мелодичный, не громкий и по-детски непосредственный. Но не это было главное. Энн никогда не смеялся ни к месту или если чувствовал, что его хохот может оскорбить, задеть собеседника, поставить его в неловкое положение.
- Я ведь, не женщина, чтобы расстраиваться из-за того, что у меня кисти рук прозрачные, как сосульки - попробовал пошутить Гайна.
- Хитришь Марк. А ты знаешь, согласно по-ло-же-нию (Бардин нарочно растянул слово, желая подчеркнуть ироничное к нему отношение, он ненавидел подобные конъектурные словечки и старался избегать их) учения дхвани, бледность  верный признак одержимости любовью.
Гайна невольно покраснел. Энн попал в самую точку. Заметив это, Бардин похлопал по плечу друга и сказал:
- Нечего стыдиться. Любовь, как известно, облагораживает - и он еще раз весело подмигнул. Гайна почувствовал себя неловко и чтобы скрыть это неожиданно выпалил:
- Как сказать, Энн. Джайнисты, например, считают, что любовь засоряет рассудок и загрязняет ум - а потом вспомнил вчерашнее "Я не люблю тебя" и добавил - кроме того, их гуру учат, что женщина зло и главный источник соблазна...
- Кто главный источник соблазна?
Гайна обернулся, в комнату незаметно для него и Энна вошла Дина Демина. Мисс женственность, как окрестил её для себя, Марк, Дездемона, как называл её Бардин. Она принадлежала к тому редкому типу женщин, на которых достаточно было просто смотреть, чтобы забыть о неприятностях, работе и обо всем прочем:
- Это к тебе не относится - сказал Бардин, поворачиваясь в сторону Деминой.
- К ней в первую очередь - Марк облокотился о спинку стула - глядя на неё перестаёшь осуждать Адама, которого Ева уговорила сорвать плод с дерева познания добра и зла.
- Что это тебя потянуло на проповеди, - Бардин иронично посмотрел на друга. Марк знал, что Дина нравится Энну, но тот из-за своей беспечности и легкомыслия даже к любви не мог отнестись серьёзно. Желая раззадорить друга, Гайна глядя в упор на Демину, как ни в чём не бывало продолжал:
- Смотря на нее, хорошо понимаю поэтов, композиторов и художников искавших и находивших источник вдохновения в своих женах, матерях, любимых, понимаю скульптора Майоля, изваявшего столько женских тел, что ими можно заставить весь Эрмитаж, часто вспоминаю парня, начертавшего на отвесной стене многоэтажки на тридцатиметровой высоте двухаршинными буквами «Я люблю тебя».
Дина с улыбкой слушала. Затем, когда Марк кончил, спросила вкрадчивым тоном:
- Это что объяснение в любви?
- Боже меня упаси, - сказал Гайна, а про себя подумал: «Один раз уже объяснился».
- Просто размышление вслух. Гимн красоте.
Дина достала из сумочки тюбик с губной помадой. Он был оранжевого, ярко оранжевого цвета.
- Я хотел тебя спросить, - Гайна, как загипнотизированный смотрел на руки Деминой «..почему он такой оранжевый, неестественно оранжевый», - хотел он закончить, но до него дошло насколько идиотски прозвучит подобный вопрос, поэтому замолчал, возникла пауза. Она затянулась и шутка Энна оказалась здесь, как нельзя, кстати:
- Он собирался спросить, молилась ли ты на ночь, Дездемона, - сиронизировал Бардин, сделав ударение на слове «ли».
- Обязательно, - Дина подвела губы и положила тюбик обратно в сумочку, - я всегда молюсь перед сном и прошу Бога, чтоб он надоумил тебя, Энн, наконец, пойти в парикмахерскую.
Шутка Деминой разрядила обстановку, неожиданно Марк почувствовал сильное волнение. Он вспомнил. Ли. Вивьен Ли. Девушка в автобусе походила на знаменитую английскую актрису. Совпадение внешности было поразительным. Оценить его Гайна мог ещё и потому, что недавно видел фильм с участием англичанки. Марк пришёл в возбуждение,  его экзальтированная натура тонко реагировала ка подобные жизненные казусы.
Между тем, рабочий день начался. Гайна посмотрел на часы и включил компьютер. Энн устроился за соседним столиком. Дина пошла по вывозу в кабинет шефа.
Марк настолько разволновался, что почти забыл вчерашнюю размолвку. Что-то подсказывало ему о важности, значимости утренней встречи в автобусе. Он как-будто выстраивал пирамидку или собирал коллекцию. Только вместо колечек, нанизываемых на ось или недостающих экспонатов, выступали события,слова или воспоминания.
Рабочий день начался. Он всегда напоминал Марку "Болеро" Равеля. Медленный, спокойный, неторопливый старт. Постепенное нарастание ритма и фона. И, наконец, взрывной финал. Так случилось и сейчас.
Стопка бумаги на его столе росла ежеминутно. Он едва успевал "обсосать" листок, как рядом появлялись два. За двумя - четыре. И так далее в геометрической прогрессии. И это при всем при том, что кабинет, как и предполагал Марк, превратился в настоящий проходной двор. Не проходило минуты, чтобы кто-нибудь не заглянул в него.
К обеду Гайна ощущал себя так,словно на нем весь день возили трехпудовую бочку с водой. К вечеру он находился в состоянии полной прострации.
Но все имеет конец, закончился и этот рабочий день. Когда Марк выключил компьютер и откинулся на спинку стула, в голове у него был сплошной ералаш.
- Поздравляю - из-за соседнего столика раздался голос Энна. За весь день они едва перекинулись парой слов, а ведь их дисплеи стояли рядом.
- С чем? - Гайна вяло повернул голову влево.
- Ты поменял цвет.
Марк вяло улыбнулся:
- Серьёзно.
- Вполне. Сейчас ты не белый, а серый,как земля на мусорной свалке.-
Энн засмеялся. Сказано это было таким тоном, что Гайна не обиделся. "У этого парня потрясающее умение заряжать людей. Не случайно у Энна пол города  знакомых". Гайна встал в одел куртку:
- Встретимся, как всегда через час возле букиниста.
- Хорошо,  - сказал Бардин. На ходу застегивая"молнию", Гайна спустился вниз.
На улице пахло весной. Была середина марта. Даже едкие выхлопы "четырехколесных" не  заглушали запах теплого ветра, тающего снега и подсыхающей на солнце земли.
Переходя дорогу, Марк обратил внимание на старенький жёлтый "фольксваген", стоящий на обочине. Вид у него был  примечательный. Погнутые крылья, содранная  краска, одна дверца отсутствовала,другая имела цвет пролежавшего несколько лет под открытым небом огнетушителя ,крыша вообще выглядела так, будто на ней учились танцевать твист. Зато на заднем стекле красовалась надпись «Феррари».
Марка рвануло. Усталости как не бывало. Ему захотелось раскинуть руки и взлететь, но вместе с усталостью, исчезли спокойствие, заторможенность, притуплявших боль. Гайна опять пришёл на память ночной сон, седобородый и слово им сказанное. А затем сакраментальное "Я не люблю тебя". Марк чуть было не застонал от боли, так сильно оказалось воспоминание. Работа помогла отвлечься, уйти от переживаний, но только на время. Сейчас перед  ним снова маячили четыре слова «Я не люблю тебя". Он даже слышал безразличный голос, их произносящий.
- Молодой человек.
Марк вздрогнул, Прямо перед ним стояли парень с девушкой. Парню было лет 25, его спутница выглядела лет на 7 моложе.
- Вы мне?
- Извините, мы хотели вам предложить почитать - сказала девушка, доставая из сумки пару религиозных журналов.
"Свидетели Иеговы" часто попадались Марку на улицах. Каждая такая встреча заканчивалась очень эмоционально. Гайна всегда выводило из равновесия вежливое упрямство,с которым представители церкви вели беседу и та бескомпромиссная нетерпимость, с которой они относились к инакомыслящим. Не желая затевать спор на улице, Марк вежливо отказался. Но не тут-то было. Парень ненавязчиво спросил:
- Вы знаете,что сейчас время Великого поста?
- Нет, но я не злоупотребляю продуктам. Я вегетарианец. - Это была не совсем правда. Марк являлся младовегетарианцем.
- Но вы наверняка едите хлеб,- продолжал допытываться парень - Обычный хлеб из магазина.
- Да, ем. Но никакого криминала в этом не вижу.
- А  ведь во время Великого поста нельзя кушать хлеб из квашенного теста -  парень сразу привёл цитату из Библии.
- Но ведь человек не может жить без него, - у Гайна аж запершило в горле от подобной банальности.
- Для этой цели печется специальный пресный хлеб, так называемый, маца, - подключилась к разговору девушка.
- Однако, его не купить в булочной, - иронично отметил Марк.
- Его вы можете приготовить сами. В этом журнале подробно описано, как это сделать, - девушка с улыбкой протянула печатное издание. Гайна хотел отказаться, но вспомнил пирамидку с нанизываемыми кольцами, бородача и взял журнал.
Времени до встречи с Энном было еще много. А до букиниста рукой подать. Поэтому неторопливой походкой он направился в сторону книжного. Гайна любил этот магазин. В нем всегда можно было найти что-нибудь интересное. Если на улице пахло весной, то здесь временем. Но это не был привычный для таких мест «аромат» веков. Скорее наоборот. Казалось сюда, время от времени заглядывает будущее, чтобы не спеша, в тиши книжных полок посоветоваться с прошлым.
Гайна мельком просмотрел пестрые корешки романов, пробежал взглядом по рядам справочников, когда его внимание привлекла яркая обложка, стоящей особняком книги. Он осторожно снял ее с полки, раскрыл титульный лист и наткнулся на портрет...
Нельзя сказать, что он сразу узнал это лицо. Несколько секунд Марк безучастно смотрел на черно-белую, помятую в нескольких местах фотографию, изучал старый снимок. Высокий лоб, пронзительно-настойчивый взгляд, строгий костюм, седая борода. Где-то все это Марк уже видел. И тут он узнал незнакомца. Все выглядело так, как во сне, разве что не было покрытого травой холма. А в остальном.... Казалось сейчас бородач поднимет указательный палец, погрозит им, произнесет то самое знакомое и одновременно загадочное слово. Марк  невольно  повернул голову и напряг слух, чтобы лучше расслышать его. Но бородач молчал. Как во сне Гайна перевернул страницу и взглянул на заглавие. Прямо по центру листа, большими буквами было написано: Зигмунд Фрейд "Избранное».
Если до этого Марк медленно, почти с благоговением перелистывал страницы, то теперь лихорадочно стал проглядывать книгу в надежде встретить знакомое слово. Он внимательно и скрупулёзно просмотрел весь том, но ни в сносках, ни в примечаниях, ни в тексте его не нашёл. Разочарованно Гайна поставил книгу на место.
Кто такой Фрейд он, конечно, знал. Психологию в университете Марк изучал. И тогда-то в университете, на одной из лекций он слышал это слово. Наверняка тогда. Марк был уверен в этом.
Теперь важно вспомнить слово. А вспомнив, он обязательно воскресит в памяти его значение, поймет смысл сна. У Марка аж зачесались ладони. Это происходило всегда, когда появлялось предчувствие удачи.
Заплатив за книгу и сунув её под мышку, Гайна выскочил на улицу. Теперь домой, только домой. Там в спокойной обстановке, «посоветовавшись» со справочниками, он обязательно отыщет, вычислит слово.
Гайна попал в такое состояние, которое он никогда не мог описать. Не из-за того, что знал мало или понимал плохо. Просто не существовало такого сочетания слов, которые точно охарактеризовали бы его. Ну, не мог он их подобрать и всё тут. Очень отдаленное представление об этом состоянии давала фраза – безотчетное ожидание + уверенность + озарение и что-то ещё. То самое неуловимое.
На улице Гайна нос к носу столкнулся с Энном. Он так разволновался, что забыл о встрече.
- Ты куда летишь? - спросил Бардин.
- Извини, срочно нужно домой, поговорим после.
- Я тебя не задержу. Едешь завтра на выставку?
- Не знаю... А кто поедет? - машинально спросил Марк.
- Дина, её подруга и я.
-.. и я - как эхо повторил Гайна.
- Точно и ты, дружище, - сказал Бардин, - Значит едешь. Встречаемся завтра в 9 на вокзале.
- Добро договорились, извини, мой автобус - Марк пожал руку другу и побежал на остановку.
В салоне оказалось неожиданно свободно. Гайна сел в кресло возле окна и задумался. Но делать это ему пришлось недолго. Автобус тронулся, и он услышал рядом знакомый голос:
- Куда направляешься? - Гайна повернул голову и увидел Демину.
- По делам еду. А ты, что здесь делаешь? - удивленно, вопросом на вопрос отреагировал Марк - Тебя Энн только что проводил домой.
- Не сидится в четырёх стенах, когда такая погода - Дина присела рядом – кстати, чем сейчас собираешься заняться?
- Дела, - промямлил Гайна
- Дела днем, - мягко произнесла Дина - а, что планируешь делать вечером.
- Не знаю, скучать, наверное, - Марк посмотрел на «мисс женственность».
- Давай скучать вместе, - вкрадчиво сказала Демина.
Гайна внимательно посмотрел ей в глаза. Только сейчас он заметил, что они у нее голубые, а ему почему-то всегда казалось, что серые:
- На пару нельзя, Дин, скучают только в одиночку, - сказал Марк, - давай завтра, после выставки. Ты ведь едешь? Энн говорил, будут ты, он и еще кто-то..
- Да, - Демина взяла книгу с колен Марка, - он, ты, одна моя знакомая и я.
Гайна побледнел. Пирамидка, которую он строил, закончилась.
- Дина, - неестественно медленно произнес он, - повтори, что ты сказала?
- Он, ты, одна моя знакомая и я, а что?...
Все. Вот оно последнее звено, главный шар, недостающий экспонат. Марк вспомнил, воскресил в памяти, нашел, отыскал, вычислил. Радости Гайна не было предела. Ему хотелось вопить, кричать, прыгать от восторга. Мягко, но настойчиво он взял у Дины из рук книгу:
- Извини, моя остановка. Мне пора.
Он крепко, в губы поцеловал Демину и выскочил из автобуса. Все. Теперь домой. Он знал слово. В порыве ликования Марк взял небольшой камень и как в детстве бросил его в проезжающий мимо автомобиль. Машина затормозила. Не дожидаясь пока подойдет хозяин и намылит ему шею, Гайна пулей влетел в подъезд и поднялся на свою лестничную площадку. Благо дом был рядом. Открыв дверь и войдя в спальню, он не раздеваясь опустился в кресло. Все. Он знал, он вспомнил. Это было важно для него.
Суборбитальный полет - Вивьен Ли - маца - «и я». Вот она цепочка. То, что он так долго искал. Сублимация - вот оно искомое слово. Марк глубоко вздохнул. Это было здорово. Прав оказался какой-то древний философ. Наша жизнь - это сплошная череда причин и следствий из них. Ничего не проходит бесследно. Все в этом мире имеет значение и смысл. Нужно просто уметь видеть, чувствовать его. Можно гибнуть, умирать и не подозревать, что спасение буквально под ногами, необходимо лишь нагнуться и взять его.
Гайна почувствовал какую-то одержимость. Слово он вспомнил. Теперь он должен вспомнить, что оно означает. В коридоре зазвонил телефон. Марк вскочил с кресла, отсоединил шнур и вернулся на место.
Сублимация. Этот термин ему встречался. Определенно. Причем неоднократно. Кажется, он из курса физики. Точнее молекулярной физики. Еще точнее из раздела фазовых переходов. Да. Точно. Это когда вещество переходит из одного состояния в другое, минуя промежуточное. Например, если лед перевести сразу в газ, минуя воду, то это и будет сублимацией.
В дверь кто-то позвонил. Гайна не шелохнулся. Через пару секунд он встал и взял справочник по физике. Все правильно. Он не ошибся. Марк ощутил удовлетворение, что память его не подвела. Но это не то, при чем здесь Фрейд?
В дверь опять позвонили. Настойчивей, чем в первый раз. Но Марк ничего не слышал. К тому состоянию, которое он никогда не мог описать, добавились отрешенность и одержимость.
Фрейд и физика - вроде несовместимо. Что-то не сходится. Гайна автоматически вернул справочник обратно на полку.
Звонок затрещал в третий раз. «Надо будет поставить электронную защиту от назойливых посетителей», - подумал парень. Стоп. Защита. Вроде у слова «сублимация» есть еще одно значение. Такое часто бывает в русском, да, и в других языках тоже. Например, редан это и полевое укрепление и выступ на фюзеляже самолета. Да слово «сублимация» обозначает еще что-то. И это что-то связано с защитой.Психологической защитой.
Но в чем конкретно смысл заключается ему не удавалось вспомнить. Однако Марк не торопился брать в руки энциклопедию или словарь. Он сидел в кресле, как утром в автобусе, прямо, не двигаясь, с взглядом, обращенным на все и одновременно ни на что.
Казалось, Гайна потерял всякий интересе к происходящему. Так продолжалось долго. Прошли пять, десять, двадцать минут. Он не двигался. Полчаса.
Неожиданно он порывисто поднялся и стал быстро, на первый
взгляд бесцельно ходить по комнатам. Марк смотрел в окна, брал и ставил обратно разные вещи, в кухне он сунул в рот кусок хлеба, в зале поправил на диване ковер.
Затем вернулся в спальню и подошёл к столу. Он принял решение , но ещё колебался. Марк потоптался возле стула и ... опять начал "бродить" по квартире.
Наконец, он повторно оказался возле стола. Сел. Достал из ящика чистый лист бумаги, взял шариковую ручку и ….
Когда он отложил в сторону ручку и откинулся на спинку стула, на дворе было утро. Солнце уже взошло. Прямо перед Гайна лежала пачка, исписанных неровным почерком листков бумаги. Это был рассказ. Оконченный рассказ. Отсутствовало только название.
Гайна провел рукой по шершавому, неопределённого цвета столу и вспомнил: зелёный холм, на котором стоял папаша Фрейд, фиолетовые волосы пожилой пассажирки, синий джемпер Энна, оранжевый тюбик с губной помадой, желтый, стоящий на обочине «Фольксваген», красную обложку книги,  голубые глаза Дины. А затем уверенно, печатными буквами на середине листа, сверху страницы вывел - «Спектр».
Это и было название. А рассказ начинался словами : «Когда-то нужно было решиться и Марк Гайна решился»
Все это и была - Сублимация!
                1997 г.