Монолог воображения 1

Философская графика


Если вступление не дается, поневоле приходиться начинать отступление.
В самом деле, не впадать же в исступление. Но отступать вроде как не желательно, не очень приятно, да и не слишком хочется. Взамен? можно тянуть время, хотя бы потянуть, что мы и делаем, охотно. Иногда удается, понятно, только на некоторое время. А хотелось бы тянуть бесконечно. Скажем, затянуть какую-нибудь удалую песню. Песня будет увлекательная, мы ведь хотим увлекаться, хотим жить увлеченно, долго можно тянуть.

1.
Петь, жить, иногда песня как жизнь, чаще жизнь как песня,
не успел начать, уже оборвалась. А то и вовсе, кто-то испортил. Но не будем отвлекаться, в песню, с головой. И пока тянется эта бесконечная песня, что там под рукой, конечно, рубашка, что может быть под рукой. Нужно натянуть рубашку, это так просто, или куртку, пальто не подходит, видимо, тяжеловато. Взять рубашку, натянуть рубашку, или куртку, кому как нравится. И у рубашки и у куртки есть нечто общее, что называют спиной. Конечно, спины не подставляйте, или хотя бы закрывайте. Закрытая спина, да кому она интересна?! А мы подставим, под ваши любопытные взгляды, глядите. Широкая спина, это очень удобно, на такой широкой спине можно написать, тоже широко, вернее, размашисто, сборная будущего, тренер. И чуть ниже, добавить,
обращаться в любое время, или просто, ждем.
Тогда, все-таки двести лет, на спинах, вернее, на одежде, сверху, со стороны спины, ничего не писали. Как-то не писалось, то ли слов не было нужных, то ли красок подходящих. Впрочем, намалевать могли и тогда. Но тогда почему-то предпочитали выйти к публике и сказать, мы из сборной будущего, сегодня наша сборная начинает игру. Хотели еще вчера, но не получилось, в связи, с чем приносим наши извинения. Мы приносим, вы принимаете. Принесли, приняли, тогда к подобным заявлениям относились серьезно. Но если так принято, уже не остановиться, надо шагать, хоть по песку, хоть по гравию. Песок был, до гравия еще двадцать лет, а камни были? Были, тогда по камням. Запомните, наша сборная начинает игру, вернее, чтобы начать игру ей требуется противник. И не просто противник, достойный противник. Вот вы, который сбоку, что вас тревожит, говорите, громче. Хороший костюм украшает мужчину. Вы хотели сказать, хорошего мужчину. Оставьте эти мелкобуржуазные штучки. Мужчину, любого, украшает дерево, дом, сын. Идите домой, берите лопату, саперный батальон где, знаете? Тогда я за вас спокоен. А вот хорошую сборную украшает только достойный соперник. Поэтому мы идем не домой, а на площадь, понятно, не с пустыми руками. Впереди всех, понятно, самый достойный из нас, он задерживается, но скоро будет. Как раз, чтобы вовремя встретиться с соперником, лицом к лицу, непременно.

Посмотрите на его лицо, сколько мужества, честь, само достоинство, звездный час.
Это лицо, а где же обладатель столь замечательного лица. Где ты? Выходи, мы уже вышли, по своей воле, уверенно, с высоко поднятыми головами. В наших руках? Над нашими головами? Время холодное, приходится прятать руки в рукавицы, а головы под шапки, а то бы увидели все, над нами, в наших руках, над нашими головами венки из роз, заодно колючки от роз.
А чего ты ждешь, иди на вы.
…
Но какой соперник может быть у сборной будущего, именно у такой сборной?
Только команда из прошлого, в самом деле, не брать же в соперники команду будущего. Команда  прошлого, как ее называть, разве нельзя так и звать, команда прошлого. Там много хорошего, в команде? В прошлом, слишком много, чтобы его отбросить. А в команде прошлого желательно оставить что-нибудь похуже, собрать там все дрянное, и дать бой. Почему-то верилось, это будет беспроигрышный бой, вернее битва. Бессмертный франк, устроит. Не самый плохой вариант, хотя многие за всю свою жизнь ни разу не слышали такое слово. Но есть удобство,  в крайнем случае, пусть будет фрак. То есть, можно сказать, что франк – это то, без чего не обходится фрак. Не может обойтись ни один фрак. Ну да, непонятно, зато звучит угрожающе. А потому оденьтесь, сударь, подходящим образом, и выходите. Вы понимаете! прошло всего двенадцать лет. Или десять? Пусть так, тем более странно. Странно или страшно, и то и другое. Десять лет, и дворец стал местом проживания, лучше сказать, да как вы можете говорить такое слово! Хорошо, скажу просто, дворец стал место обитания демона. Вскоре и во дворце появилось что-то демоническое, в самом дворце, на площади перед дворцом.

2.
Одевайтесь и выходите, пора уже входить в историю, ждать не будет,
мечтать не вредно. Но, допустим, нашлись горячие головы, а какие еще головы могут задаться такой целью? На то ведь и головы, чтобы озадачивать самих себя. А эти головы особенно любили смущать себя всякими задачками. Смущать или возмущать, не будем придираться, а то дойдем до искушения. И что самое странное, им это удалось, вошли, заняли одно из самых видных мест. С ними одна история, без них история совсем другая. Что дальше? Что могут внести в историю такие люди, какие именно люди, не хотелось бы излишне детализировать. Верно, парадный портрет ни к чему, парадность – это не действие. А что же это? это когда стыдно. Им было стыдно за эти парадные толпы на Дворцовой площади. Возможно, поэтому они всегда стремились именно к действию,
поэтому абрис, несколько характерных черт, пересекающихся.
Как всегда, не жалеем красок, это наша народная черта, не жалеть красок, хоть розовых, хоть синих, хоть черных, какое благородство. И вот здесь, на высокой ноте выясняется. Неожиданно выясняется, они, столь благородные люди, не открыли новую эпоху, а закрыли старую. Всего лишь, пришли, чтобы закрыть старое. Содействовали, изо всех своих скромных сил, уходу старой эпохи. Получилось лучше, чем у других, они ее подтолкнули, резко, грубо, сильно. Пришли, сделали свое дело, надо уходить. Не хотели, заставили. Заодно? События на площади помогли осознать свою роль совсем другим силам, которые уже бродили меж сосен. Вернее, среди берез, бродили, поднимали головы, конечно, холодные головы. Есть что-то странное во всем этом, одни выходят, смело бросают вызов. Другие бродят, как в тумане, и вдруг! Входите, пожалуйста, вам предстоят большие дела. А вы? Мы тоже будем проявлять чудеса героизма, правда, по части терпения. Или переходя на современный язык, одни будут являть себя в реальном секторе. Другие, лишь в высокой сфере стремлений духа.
Еще раз, если закрыть старое, жестокое, понятно, закрыть жестоко?
Появится новое, тогда должно появиться нечто новое. Разве может быть как-то иначе, ведь старому закрыли ход, путь, жизнь, называйте, как хотите. Новое начинает свою новую жизнь. Понятно, под силу такое только молодым. Они потратили свою молодость на то, чтобы обновить старую эпоху, дать ей силы, если угодно, дать ей второе дыхание. Если угодно, омолодить старость. Отдать свою молодость, чтобы старость могла жить и дальше? Парадокс, наверное, придется сказать так. Молодость вышла, чтобы начать новую жизнь, честную, доблестную. На деле закрыла старую жизнь, вернее, попыталась закрыть, изгнать. Ту старую жизнь, которая всем надоела. Каждый день подтверждает это, гони. И вот та старая жизнь самым неожиданным образом омолодилась. Навстречу молодым героям вышел столь же молодой противник. Сама молодость отважно бросилась в бой,  с открытым забралом. Навстречу противник, за плечами которого тоже молодость. Молодость против молодости. На одной стороне, молодость, только молодость, и ничего кроме молодости. На другой стороне, молодость, поддержанная старостью.
Не так ли бывает всегда.
…
Верно, многие умеют говорить глазами, но вот молчать глазами.
Кто из нас может вспомнить молодого Прометея, понятно, я несколько увлекся. По крайней мере, молодого Чичерина. Или Павлова. Хотя бы Евстигнеева. Что ждет бренную молодость? Как бы ее описать, стройная, худощавого сложения, росточка невысокого, лоб? Причем тут лобная красота, когда нужна сила, как там насчет силенок. Напротив, высокая, плечистая фигура, впечатляет. А что может ждать молодость, поддержанную старостью. Или так, старость, чудесным образом сбросившую со своих плеч груз старости. Победила молодость старости, странный оборот, если не сказать резче. И все же, можно сказать молодость старости. Вряд ли кто возьмется сказать, старость молодости. Победившая молодость, из-за плеч которой выглядывает старость, принимается диктовать свои условия. Приятное занятие, кому диктовать? Европе, конечно, благо под боком. Да, разве может быть иначе. Старая погрязшая в мещанстве Европа. Герцен, Достоевский, Соловьев. А здесь молодой народ, перед которым открывается столь блестящее будущее. Да что значит, открывается, уже открылось, он вошел, за ним пойдет весь мир. В самом деле, не за старой же Европой шагать. Кто бы мог подумать, молодость старости несет соседке молодость, а старость оставляет себе. В 1914-й вступили не просто державы, а молодые и старые державы. Но как же перелом? созданный мировой войной, еще первой, в результате этого перелома Россия вышла на дистанцию, ведущую ее в ранг сверхдержавы.
…   …   …
Большевики, к моменту захвата власти, уже не были молодыми.
Ленин, сорок семь. Троцкий и Сталин в 1917-м, обоим тридцать восемь, второй умудрился один год срезать. Ленин, последняя вспышка, хватило на четыре года. Но что касается главных претендентов на «кафтан Ленина», даже по меркам того времени, старость еще не скоро.
Вопрос уперся в границы.
В границы свободы и независимости. Что могла экспортировать Россия в Европу в 17-м, конечно, революцию. Что еще было в России того времени в избытке. Что и постарались сделать, чуть позже. Тогда помешала Польша, и ведь никто в этой Польше не говорил, революция не пройдет. Говорили совсем иные слова. Еще позднее, в 1945-м, Россия вошла в Европу с победой, что она несла на экспорт, неужели опять революцию. Это кажется странным, просто невероятным, но всякий раз Россия экспортировала в Европу молодость. Всякий раз? Начиная с 1812-го, несла изрядную дозу молодости.
Или заряд.