Предновогоднее

Только закончил лепить пельмени.

Вот люблю я это дело.

Вспоминаю, как в избе, тоже, где-нибудь, в ноябре-декабре, сидишь так и методично, при керосинке лепишь, и лепишь, и лепишь, и лепишь.

Фанерки с налепленным выставляешь на улицу, на поленницу из свеженарубленых лиственничных дров, и они схватываются за несколько минут - потому что минус сорок; и даже ниже.

Небо чистое-чистое, с низкими и очень большими звёздами, изба жарко топится, и ты быстро шныряешь между поленницей и сенями, буквально ощущая как от мороза в трубочку сворачиваются уши.

На столе стоит приёмник ВЭФ, привычно передающий радио "Маяк".

Под полом шуршат мыши, потрескивает огонь в печке из половины бочки-двухсотки и постанывает то нагревающаяся, то остывающая труба.

Ближе к плуночи замороженные насмерть пельмени ссыпаешь в заготовленные загодя полотняные мешочки - они стукаются друг об друга как свинцовые пули мушкетов - по крайней мере, так хочется думать тебе, начитавшемуся до одурения Стивенсона.

Потом развешиваешь эти мешочки под потолком сарая, освещая вешала фонариком-динамо.

Много-много, тысячи пельменей. Зато потом, когда начинаются маршруты - никаких забот о будущем. Чайник, котелок, мешочек пельменей в рюкзак...