Тонкая линия, плывущая по реке 8

                8

На улице было светло, но вставать не хотелось. Он надеялся досмотреть прерванный  кошкой сон и, просыпаясь, снова закрывал глаза. Верзлось  что  угодно, только не продолжение сна. И, как в насмешку,  мурлыкала под боком Мурка.

- Вам кофе в постель или ну его?

Ольга. Стоит, улыбается и пытается донять его  расхожей  фразой.

Он поднялся, надел спортивные брюки и посмотрел на себя в зеркало.  Красавец мужчина! Виски белые, зато остальные волосы почти черные.  Только маловато. На лбу морщины и так, и так: ссыхаются, значит, у тебя, Михайло, мозги, и от этого получается лишняя кожа. У рта тоже две складки: это тебе, чтоб не смеялся над жизнью. Ну, а в остальном ничего! Правда, в грудной клетке обитает какой-то зверек, но снаружи его не видно, пусть живет.

- Доброе утро, папа!
- Доброе утро, Аннушка. Ты, оказывается, ещё дома?
- Представь себе. Только правильнее было бы удивиться мне, что ты дома.
- Ну, молодежь сейчас, по-моему, ничем не удивишь.
- А ты её разве знаешь, молодежь-то?

Михаил посмотрел на дочь: это она просто так или вызывает на серьёзный разговор?

- Идите завтракать! - крикнула из кухни Ольга.

- Вот так. А родитель ещё не умывался, - улыбнулась Анна. -   А говорите, что мы должны брать с вас пример.

- Конечно, кошек поразводили, спать не дают.
- Кошка, папа, - загадочное существо.  У неё, говорят, есть шестое чувство.
- А тебе пяти мало? Мне – так вроде даже много.

Короткой стороной стол упирался в подоконник, длинной -  в батарею отопления. Оставалось две стороны, за которыми могло поместиться только три человека. Если стол поставить иначе, то в кухне вообще не повернуться.

Когда-то у каждого за столом было  своё место. Но это давно, когда и обедали, и ужинали все вместе.

- Садись, папа, чего стоишь?  - сказала  Анна.

Ольга улыбнулась.

- Папа, наверное, хотел сесть  у окна.

- Да ну, какая разница, - остановил  он порыв дочери подняться и сел на свободный стул. – Лишь бы дали что-нибудь поесть. Правильно я говорю, молодежь?

- Ты, папа, всегда говоришь правильно.  Делаешь неправильно.
- То есть?
- Надо было сначала сделать зарядку, а потом уже за стол. А так – какой аппетит?

Коза! С  утра задирается.
- А ты делала?
- А как же!

- Делала, - подтвердила Ольга. – И меня заставила. -  Она рассмеялась. – Аэробикой  мы с нею занимались.

- Помешались все на этой аэротике -  Он нарочно исказил  слово.

Ольга укоризненно покачала головой, а Анна рассмеялась:

- Сам придумал?
- Нет, какая-то интеллигентная бабушка на рынке сказала. – Такую,-  говорит, - срамоту по телевизору показывают.
- Ну, почему срамоту? – возразила Ольга. -  То же, что и утренняя гимнастика.

- Конечно, - сказал Михаил. – Речь о другом: праздных людей много развелось.  Доярки, штукатуры вполне могут обойтись без аэробики.
- А ты, папа, к каким себя людям относишь – праздным или непраздным.
- В этом смысле – к праздным. Мне тоже нужна аэробика.
- Ну вот. Чего же ты против неё выступаешь?
- Я не выступаю. Аэробика – это хорошо, но это не от хорошей жизни.
- Какая есть, - улыбнулась Анна. – Не мы её придумали. А то вы любите сваливать  всё на молодежь.
- Что же мы сваливаем?
- Да всё. Молодёжь и такая, и сякая, на всё готовое пришла и ничего не ценит.
- Как будто это не так, - сказала Ольга.
- Так, да не так, мама. Мы просто не хотим лгать. А приходится, потому что ложь и лицемерие стали нормой.
- Вот-вот, одни вы умные.

- Помнишь, мама, как-то папа возмутился, что в их столовой плохо готовят, а ты засмеялась и сказала, что это передовой коллектив, и он плохо готовить не может. А когда папа вышел из себя,  ты стала серьезной и объяснила, почему так. Вы меня прогоняли, но я всё слышала.  Ты говорила и объясняла долго,  но я поняла одно:  чем они там готовят хуже и дороже,  тем лучше им для плана и тем больше шансов попасть в передовики. Вы оба возмущались,  а в этой столовой, я в ней иногда тоже бываю, кормят так же или ещё хуже. Ты, мама, зам начальника ОРСа, куда относится столовая, папа – главный инженер людей, которые там питаются – почему  вы ничего не измените?

- Не говори, чего не знаешь. Там и  заведующая другая, и повара уволили.

- Зачем же увольнять? Пусть бы работали. Только лучше.

- Смотри, умная какая.  Хуже всех, между прочим, работают такие вот девчонки твоего возраста. Приходят после курсов, а то  и  вообще со школьной скамьи, а амбиции – не сговоришь с вами. Вы всё знаете, вы самые умные, а больше никто ничего не понимает, все дураки.

- Ты зря, мама,  нервничаешь. Никто так не думает. Вы, взрослые, приписываете нам те мысли, которых у нас нет, а те, которые у нас есть,  вас не интересуют.

«Проблемы отцов и детей не бывает, наверное, только у бездетный родителей», - подумал Михаил.

- Спасибо,  было вкусно, - сказал он. – Мне надо проехать по объектам.
- Ты на своей машине? – спросила Анна.
- Конечно.
- Я тебе не помешаю?
- Нисколько.

Дел у него особых не было, и он обрадовался возможности побыть с дочерью.

По телевизору шла  сказка  - любимая, как и мультики, Ольгина передача.

- Я проеду по объектам, Анна просится со мной. Ты не желаешь?
- Нет, езжайте, - отмахнулась  она.

Михаил стал одеваться.

- Я пошел за машиной, а ты через полчаса будь готова.
- Хорошо, папа.
                ***
Покупать машину Михаил не  стремился. Во-первых, не такая уж у него техническая душа, а во-вторых, зачем она в городе нужна? В селе другое дело, трамваи там, как говорится, ходят редко. А в городе? Садись на автобус, на троллейбус – и  езжай.  И на знаки смотреть не надо, и не принюхивается к тебе никто. Конечно, неплохо выехать на своей машине  в отпуск куда-нибудь на юг, взять жену, дочь. Хочешь  - там остановился, хочешь – там. Поставил палатку – лежи загорай. Но так думают те, у кого нет машины. А он один раз ездил и больше так не думает.

Нет, не хотел он покупать машину. И когда Валентин приобрел «жигуленка», он ещё над ним подтрунивал: «машина  - не роскошь, а средство передвижения к инфаркту»

- Куда денешься, - сказал Валентин, - если такая эпидемия пошла.

И точно. Когда Ольга увидела Ирину в машине, у неё сразу испортилось настроение, а муж вроде стал ещё хуже, чем был.

Вот  ведь порода человеческая! Ни один зверь так не завидует другому зверю, как человек человеку. Казалось бы, гомо сапиенс. Но если ты человек, да ещё и разумный, то неужели трудно сообразить, что главные ценности на земле – это воздух, вода, солнце. И этих вещей хватает на всех. А хочешь иметь больше – дыши глубже, иди в лес, купайся в реке, загорай на солнце. О куске хлеба, слава богу, особых забот нет, можешь даже намазать его маслом.  Что ещё нужно?
Оказывается, машину ещё нужно, потому что Ирка вон сидит в машине, а мы что, хуже?

Да не хуже. Но пойми ты, голова садовая, не в этом дело.  Вот Иван Грозный, например, - он что, хуже твоей Ирки? Да, да, царь. При чем тут Иван Грозный?  А при том, что он не имел даже того, что имеешь ты. Перед ним разве  выступали каждый день лучшие артисты мира? А ты разляжешься на диване, а тебе поет сам Кобзон. Или Евтушенко читает стихи. А жареную картошку, которую ты так любишь, он даже не пробовал.  Что ещё? Одёжка у него была подлиннее,  так вы подлиннее сами не хотите. А ел он, так же, как и ты, три раза в день. Машины  у него, кстати, тоже не было.

А, ну да, у него была власть, он всю жизнь воевал с боярами. Так и у тебя власть. Представь, что мы с Анной – бояре…

Но все эти доводы Ольгу нисколько не убедили. Солнце, воздух и вода – само собой, а машина – само  собой. Она установила жесткий режим экономии, и через несколько лет нужная сумма почти была. Михаил попросил прощения у Ивана Грозного и купил машину. Грозный укоризненно покачал головой и  сказал, что он был о своих потомках лучшего мнения. Михаил пожал плечами, развел руками и поспешил  уйти от его пронзительных глаз:  в машине его ждали счастливые  Ольга и Анна. По дороге успел подумать, что так называемому гомо сапиенсу всегда, во все времена  всего будет мало…

Вопреки ожиданиям, он не жалел, что купил машину. Прийти, покопаться в гараже, поработать руками  - это оказалось истинным наслаждением. Он даже стал завидовать тем людям, которые всю жизнь работают руками:  счастливые,  куда лучше иметь мозоли на руках, чем в мозгах!

Сначала, правда, пришлось наступить на мозговые мозоли: куда ставить машину? «У Валентина подфарники поснимали, и у тебя поснимают, - наступала Ольга.- Ты думаешь  что-нибудь?» А что он мог думать? Несколько лет назад он мог,  с его положением и связями, вступить в гаражный кооператив, но тогда он о машине и  не помышлял. А сейчас всё глухо.

И тогда он присмотрел местечко у заводского забора, где уже стоял один  гаражик. Пристроился к нему и он. Слепил его из бракованных плит, блоков и тут же  нажил себе неприятность. Оказалось, что  выбросить бракованные детали на свалку – это правильно, а использовать их как строительный материал – незаконно.

Хорошо было работать в гараже! Сам копал смотровую яму, сам штукатурил, настилал пол. И никогда не чувствовал себя лучше, чем тогда, когда что-то создавалось его руками. Наверное, потому, что  труд – естественное состояние всего живого.  Если корни дерева перестанут впитывать влагу, если листья отвернутся от солнца и не будут усваивать его тепло – дерево засохнет. Так и человек.

«Всю физическую работу – на плечи машин!»  Плечи машин, допустим, выдержат. Но не захиреют ли  от этого наши плечи? Руками пользуемся редко, ноги заменили колёсами. Работает один желудок, но ему непонятно, для кого, и он начинает пухнуть. Безработица отдельного человека нас возмущает, а безработицу большинства своих органов поощряем. Они начинают от безделья чахнуть, и уже никаких врачей не хватает.  Вот ещё, не дай бог, сотрем грань между умственным и физическим  трудом -  и останется, как спасение, одна аэробика…

И Михаил был доволен не столько машиной,  сколько возможностью прийти и  поработать в гараже. Строгал, делал шкафчики для инструмента, и ему хотелось, чтоб эта работа не кончалась. Как это, оказывается, хорошо – просто работать! Не для плана, не для престижа, а потому, что этого требует природа. Его предки передали ему организм, предназначенный для труда. А он пользуется только головой. Наверное, потому и сердце  забарахлило. Испокон веков оно трудилось для всего тела, а теперь его работа не нужна ни рукам, ни ногам. Зачем тогда трудиться? Для глупой головы? Не велика честь…

Хорошо бы ещё заиметь садовый участок, чтоб возиться с картошкой, помидорами, приобщить к этому делу и Ольгу, и Анну. Но это только пишут, что надо иметь, а попробуй такой участок получить. Всё боимся, что  кто-то не съест  свой помидор, а понесёт  его на рынок. Да пусть несет! Кому от этого плохо?

Когда Михаил закончил гараж,  провел свет, поставил счетчик, он спросил у соседа, куда тот платит за энергию.

-  А никуда, - сказал сосед. – Вот уже полтора года стоит гараж, счетчик мотает, но никто ничего не говорит, не требует. Я как-то хотел заплатить, но так и не добился – кому.

- Не оштрафуют?

- За  что? Я ж тебе говорю: хотел заплатить, пошел на завод, все пожимают плечами, время только потерял. Плюнул, больше не хожу.  Попробуй, может, тебе удастся,  ха-ха-ха!

Месяца через два Михаил попробовал. Снял показания счетчика и зашел в бухгалтерию завода. Так и так, сказал, у меня тут гараж  возле вашего забора, я хотел бы заплатить за электроэнергию. Девушка пожала плечами и посоветовала обратиться к Галине Петровне.

- А кто такая Галина Петровна?
- Наш главный бухгалтер. Выйдете и сразу направо.

Михаил вышел, взял направо,  открыл дверь  и произнес:

- Здраавствуйте, Галина Петровна! – Оказывается, он её знал, три дня назад рядом сидели на совещании, но не знал, что она Галина Петровна.

- Здравствуйте, - мило улыбнулась и она, тоже узнав его.

Михаил объяснил, в чем дело.
- Гражданская совесть мучает, да?
- Конечно. Не хочется обкрадывать соседей.
- Ничего, мы не жадные. Да вы присаживайтесь, Михаил…
- Дмитриевич.
- Михаил Дмитриевич. Дело в том, что ваш гараж у нас не числится. Сколько у вас там нагорело?
- Пока что два рубля.
- Два рубля. И куда прикажете их поставить?
- Не в курсе дела.
- И я не в курсе дела. Нет, взять эти два рубля с вас, конечно, можно. Но тогда появится вопрос, что это там за гараж, как он  возник и  кто его разрешил там поставить. У вас есть разрешение от горисполкома?
- Нету.
- Значит, вашего  гаража и не существует. Оптический обман, понимаете?
- Понимаю. Но всё-таки…
- Вы лучше скажите, когда вы нам достроите котельную?
- Как только завезете оборудование. Строительная часть практически закончена. Вы заказчик, давайте оборудование.
- Ох, креста на вас нет, Михаил Дмитриевич. Вот буду теперь знать, что на нашей территории у вас левый гараж. Имейте это в виду.

Посмеялись, на том дело и закончилось.

Михаил вспомнил эту историю потому, что ещё издали заметил своего соседа по гаражу Сашу, копавшегося у открытого капота «москвича».
- Привет!
- Привет!
- Что ты там высматриваешь?
- Да не-ет! Всё нормально. Делать нечего, пришел вот, свечи чищу… Сто грамм  примешь?
- Не могу, Саша, ехать надо.
- Жаль. Не умею, черт возьми, пить один. Иногда просто позавидуешь этим алкашам. А я не могу.
- Так это ж хорошо.
- Да… не знаю. Бутылка вон стоит, а открывать боюсь, никогда один не пил.
- Правильно делал.
- Правильно-то правильно, но, может, ты тоже почистишь свечи, туда-сюда…  Куда ехать? Выходной.
- Дочка ждет возле дома.
Саша развел руками: не судьба.

Этот Саша работал  электросварщиком и был интересный  мужик. Они как-то сразу подружились, и Саша много ему помог в том, что касается сварки. И ни разу не взял денег. Уже потом, когда сидели за бутылкой в почти достроенном гараже он, изрядно выпивший, сказал:

- Знаешь, что меня больше всего удивило? Что у тебя «запорожец».
- А что, «запорожец» - плохая машина?
- Не в этом дело. Кто я и кто ты. У меня «москвич», а у тебя «запорожец».
- Ты, наверно, думаешь, что я получаю больше тебя?
- Может, и не больше. Сколько ты получаешь?

Михаил сказал.

- Серьёзно, что ли? Так иди ко мне в помощники.
- Не сумею, голова не варит, - скаламбурил Михаил.
- Ты не смейся. Я о чем говорю? Не знаю, сколько получают главные инженеры, но они «запорожцев» не покупают. А ещё я подумал: почему это ты прилепился ко мне? Не мог влезть в кооператив?

- Не мог.
- Ну, брось! – обиделся Саша. – Ты его строил и ты не мог…
- Когда кооператив создавался, у меня машины не было, а когда купил, с кооперативом всё было закончено.
- Брось… - поморщился Саша. - Думаешь, мы ничего не видим? Мы всё видим. Много ловкачей развелось. Болтают одно, а делают другое. Скажешь, не так?

- А мы с тобой не ловкачи? Построили вот гаражи без всякого  разрешения.

Когда Михаил вывел машину и закрыл гараж, Саша спросил:
- Так ты заплатил за свет?
- Никто не берет.
- Ха-ха-ха. Я ж тебе говорил! Слушай, так я  тебя подожду? Ты не долго будешь ездить?
- Долго, Саша. Не жди. Но и один не пей. Давай в другой раз.
- Ну да! Скоро, говорят, закон выйдет, чтоб вообще не пить.
- Вот и хорошо. Давно пора.
- Пора-то пора. Но сколько их уже было , этих законов. Ты давай приезжай скорей.
- Не обещаю.

Саша вытер ветошью руки, подошел к «запорожцу», прислушался к работе мотора, ткнул пальцем в капот.
- Слушай, зачем ты купил этот примус?
- Иди ты знаешь куда? – засмеялся Михаил и включил передачу.
- Так я тебя жду! - крикнул Саша.

Выезжая на дорогу, Михаил подумал: «Неужели  Королько  действительно попал под поезд?» У него не выходил из головы сон. Главное – неизвестно, что они там решили. А вдруг захотят переселить Землю. Куда? И какое тогда будет небо над головой. И не  улетучится ли по пути воздух? Он улыбнулся: расскажи кому-нибудь этот сон – смеяться будет.

- Долго ты, папка,  ходишь,- сказала Анна, садясь в машину. – Она была в джинсах и болоньевой курточке. – Я уже замерзла, ожидая тебя.

- Плохому поросенку и в Петровку холодно, – говорил мой отец. Умостилась?
- Умостилась, трогай.
- Мама смотрит сказку?
-Угу.
- А ты сказки перестала любить?
- Сказки и есть сказки.
- А тебе что надо?
Анна молчала.
- А я не знаю, что мне надо.
- Как это не знаешь?
- А что я должна знать? Вот – еду с тобой по объектам.
- Зачем?
- Хочу посмотреть жизнь.
- Жизнь – из окна машины?
- Родного отца увижу – и то хорошо, - засмеялась Анна.
- Опять критикуешь родителей?
- Нет, па, мама зря обиделась. Что я такого сказала?
- Ничего ты такого не сказала. Мама уже забыла.

Несмотря на выходной день, на улице было полно машин. Много их  всё-таки развелось в последнее время. Если бы двадцать лет назад Михаилу сказали, что у него будет своя машина, он бы не поверил. Тогда, после окончания института, это казалось нереальным. А что будет ещё через двадцать-тридцать лет? Не раздавит ли эта техника своего изобретателя? Человек-то думает, что автомобиль служит ему, а на самом деле сколько  людей стали уже рабами своих колымаг! Да ещё каждый норовит наняться в услужение  колымаге подороже.

Он посмотрел на Анну. Родного, говорит, отца увижу – и то хорошо.

- Что ты улыбаешься? – спросила  дочь.
- Ты хотела бы иметь машину?
- Папа, только не такую, как у тебя. – И повела глазами по салону, как Саша. Только тот в шутку, а эта всерьёз.

Он рассмеялся, Анна тоже заулыбалась.

- Неужели вы с мамой такие бедные, что не смогли купить «жигули»? Все печенки отобьёшь на твоём керогазе.

- Мы не бедные, мы не честолюбивые. Зачем тратить деньги на «жигули», если у «запорожца» те же четыре колеса?

- А надо быть честолюбивыми.

- Ты, наверное, путаешь честолюбие со стадностью. Может, я потому и езжу на «запорожце», что честолюбие не позволяет.
- Ты из-за честолюбия ездишь на «запорожце», а мама из-за того же честолюбия не отказалась бы пересесть в «жигули».

- Ты плохо знаешь маму. Она вот автомобиль променяла на простую волшебную сказку – это  не каждому дано.

- Тебе, папа, надо не строителем быть, а  софистом: всё поворачиваешь по-своему.
- А ты поворачивай по-своему.
- Я  и поворачиваю. Говорю: «жигули» лучше «запорожца».

- Не обязательно. Хоть вещь, хоть идея имеют ценность не сами по себе, а в связи с другими идеями, вещами и конкретными людьми. Если бы мы купили «жигули»,  вам бы с мамой не за что было съездить на Черное море. Это во-первых. Во-вторых, помнишь, я тебе рассказывал про аварию? Меня обогнал один на «жигулях», а через две минуты в него врезался пьяный  камазовец. Так что и вы позагорали, и я живой остался благодаря «запорожцу».

- Может, и в-третьих что-нибудь придумаешь?

- Можно и в-третьих. «Запорожец» - это не только хорошо для нас, но и для окружающих, потому что владельцы «жигулей» могут смотреть на нас свысока. А многих хлебом не корми, дай только на других посмотреть свысока. Видишь, сразу сколько добрых дел? А ты говоришь «запорожец».

- Ну тебя, папа. Ты можешь доказать, что чёрное – это белое.
- Это и без меня давно доказали.

Солнце поднялось, и становилось  жарковато. Аня сняла болоньевую курточку и рассматривала «Крокодил». Всё-таки она была очень похожа на Ольгу, двадцатитрехлетнюю, только у Ольги тогда не было ни джинсов, ни золотых сережек, ни дорогого перстня. Не спорили они тогда и о том, что лучше: «москвич» или  «победа» - им это было безразлично.  Но разве это значит, что они с Ольгой были лучше? Не было ещё в истории такого поколения, которое не жаловалось бы на своих детей. Так что если ты, Михайло, думаешь не так, как твоя дочь, это ещё не значит, что ты умнее. Лучше постарайся её понять.

Однако что же понимать, если между  ними идет такой никчемный, ничего не значащий разговор. Разве это разговор отца с дочерью?

Они побывали уже на нескольких объектах, Анна на стройку не ходила; либо читала в машине, либо бродила около. Издали смотрела, как отец разговаривает с людьми, какие даёт  указания,   жестикулирует. Видно, нервничает. Но к машине неизменно возвращался спокойный, улыбался.

- Заждалась? Может, тебя домой отвезти?

Анна качала головой. Нет, ей  всё интересно: и стройка, и весна, и то, что она рядом с отцом.

- Папа, а ты хороший главный инженер?

Михаил засмеялся.

- Об этом надо бы спросить  у кого-нибудь другого. Но я думаю так: средний.  Есть лучше, есть хуже. Почему ты спросила?
Аня склонила голову.
 - А ты не обидишься?
- Валяй.

Анна хмыкнула, не решаясь говорить.
- Давай-давай.
- Я думаю, папа, у тебя жесткости мало.
- Почему?
- Сейчас только и слышишь: экономия, бережливость, экономия, бережливость. А всё как валялось, так и валяется. Машины по доскам, по песку ездят… На последнем объекте даже цемент не накрыт.
- Цемент? Где? Что же ты мне не сказала?
- А то ты сам не видел: мимо проходил.

Не видел он. Но оправдываться не стал. Значит, этот бардак уже настолько примелькался, что  элементарных вещей не замечаешь. Всё-таки спросил:

- Где лежал цемент?
- Наша машина остановилась возле вагончика, так? – стала объяснять Анна. – Впереди по ходу забиты сваи. Возле свай мешков пятьдесят цемента. Или что там - бумажные мешки?

- Цемент.

-  Сложены аккуратно, но не накрыты. Я ещё на небо посмотрела, вроде тучи собираются. Хотела тебе сказать- забыла.

- Накроют… - неопределенно сказал Михаил, помня её слова о жесткости и не зная, что на них ответить. Жесткость… Что это вообще такое? Зачем она и против кого? Да, наверное, жесткости у него маловато. Но он же инженер, а не надсмотрщик, черт возьми. Может, к инженерному диплому прикладывать ещё и нагайку?

- А что такое жёсткость?
- Это, папа, требовательность, - сказала она тоном ученицы, у которой требуют правильного ответа. – Если человек плохо  выполняет порученную работу – его  надо заставить.

- Значит, я плохо выполняю порученное дело, и меня надо наказать.
- Нет, твои подчиненные плохо выполняют. Не ты же должен накрывать цемент и  убирать из-под колес доски.

- А кто? Дочь прораба скажет то же самое своему папе, а дочь рабочего тоже не подумает обвинять своего папу: почему он должен быть крайним, тем более, что профессии накрывателя цемента на стройке нет. И выходит, что плохо работает именно твой папка.

- Как ты пошел вниз, можно пойти и вверх. Почему виноват ты, а не главк? Почему главк, а не министерство? Так, между прочим,  повсюду у нас и есть. Пока ищем, кто виноват,  цемент уже и накрывать  не надо - пропал.

- Вернемся накроем?

Анна взглянула на отца, пытаясь понять, шутит он или серьёзно.

- Пусть главк накрывает. – И добавила с улыбкой: - Что мы, крайние?

На улице вдруг заметно потемнело, затрепетали на кленах молодые листья, на стекло брызнули крупные капли.
- Давай вернемся, - сказала Анна.
- Куда?
- Накроем.

Он лишь мельком взглянул на дочь, насколько позволял почерневший и ставший скользким асфальт, но ещё долго видел её глаза; и они сказали ему больше, чем все сегодняшние слова.

- Па, давай вернемся.
- Зачем? Его давно уже накрыли. И дождь сейчас кончится. Вон там уже светло.
- Ну пожалуйста, я прошу.

Он свернул в ближайший переулок и поехал параллельной улицей обратно. Он был счастлив, что Анна заставила его ехать назад, но был совсем не уверен, что цемент окажется накрытым.

- Вот и дождь кончился. Вернемся?
- Па!
- Ну ладно, ладно.
Он старался не гнать машину. Если до дождя не накрыли, то , может, хоть после догадаются!
- Что ты так медленно едешь?
- Скользко. Забыла, как меня «жигуленок» обогнал? Или на Черное море больше не хочешь?
- Ладно, «запорожец» лучше. Едь только  быстрее, нас пешеходы обгоняют.

Не доезжая до будки, Михаил увидел, что цемент накрыт!!!  По бокам свисала толь, а наверху лежали кирпичи. Михаил остановил машину, и Анна обхватила его за плечи и поцеловала в щеку.

- Что, министра снимать не будем?
- Пока не будем, - засмеялась Анна. – Папка, если бы ты был молодым человеком, я бы в тебя влюбилась.

- А я старый, что ли?
- Старый, - убежденно сказала она.
- А мама говорит, что я молодой.
- Она ещё старше. А ты, как бы это сказать, ты только сверху старый.
- Спасибо, - засмеялся он.

В свои сорок шесть лет Михаил не чувствовал себя старым, но в подобных случаях всегда вспоминал студенческие годы. На втором курсе института к ним, восемнадцатилетним,  пришли с заочного два новеньких: одному было  26 лет, другому – 27. Оба уже отслужили армию, были женаты и казались чуть ли не пожилыми мужиками. Взгляд юности! Сейчас он вряд ли отличит двадцатилетнюю женщину от тридцатилетней, а тогда видел эту разницу четко. И всегда помнил, что молодые это тоже видят, и нет для них ничего более неприятного, чем молодящиеся старик или старуха…

- Мы с тобой знаешь что сейчас сделаем?..
- Подожди,- перебила Анна. – А...  стареть не хочется?
- Гм… В общем – не хочется. Но это не так страшно, как может показаться в твоём возрасте. Каждый возраст хорош по-своему. Я, как ты понимаешь, глубокой старости ещё не знаю, но уверен, что и там есть  хорошее. Жизнь – она всё предусмотрела.

- И ты не захотел бы поменяться со мной возрастом?

Он улыбнулся.

Тучи ушли, и ярко светило солнце. Машина стояла возле кучи битого кирпича,  и Анна вряд ли чувствовала, что на самом деле машина стоит на голубой планете,  а планета кружится вокруг этого яркого солнца. Не видела она и Большую Медведицу, поднявшую в приветствии лапу. Не видела и Генку в звездном костюме, который имел право ходить по этой земле  дольше, чем кто-либо другой, но давно уже по ней не ходит…

- Нет, - сказал он.
- Я тебе не верю.

Он снова улыбнулся и положил ей руку на плечо.

- И не верь. Чем дольше не будешь верить, тем дольше  будешь молодой.

Анна склонила голову ему на грудь, и так они просидели с минуту.

- Ты что-то хотел сказать, а я тебя перебила, извини. Ты сказал «поедем»…
- Да. Мы сейчас поедем на рынок и купим цветов.
- Цветов? Зачем?
- Съездим в одно место.
- На кладбище?
- Да, к памятнику.
- А кто у нас там?
- Никого.

И он почувствовал себя виноватым, что Ольга ничего об этом памятнике не знает. Впрочем, знает, конечно, как знает весь город,  но не знает, сколько пришлось побегать её отцу, прежде чем этот памятник появился. Она тогда ходила в садик, а он был молодым прорабом. Ему надо было закрыть глаза и строить на костях дом, а  он не смог. Чуть с работы не сняли.

У памятника было чисто, ухоженно и  лежали цветы. Над памятником шефствовала ближайшая школа.

Они возложили свои цветы и молча постояли, вчитываясь в фамилии.

- У них здесь есть кто-нибудь? – спросила Анна, имея в виду  сыновей, внуков.
- Они не местные.

По дороге домой Михаил рассказал о захороненных всё, что знал.

- А откуда тебе об этом известно?
- На том самом месте должен был стоять дом.  Он стоит правее. А я в то время был прорабом.

Михаил взглянул на часы: два часа дня.

- Устала?
- Нет. Мы ещё куда-нибудь поедем?
- Всё. Пора обедать.
- А после обеда?
- После обеда будем ждать ужин. Тебе хочется ещё покататься?
- Нет,  я тоже проголодалась.

Через некоторое время Анна спросила:

- А ты меня поучишь на машине?

Михаил сразу подумал о её ноге и «примерил» к педалям управления: можно.

- А где я тебе возьму машину?
- Как?
- Ты же за руль «запорожца» не сядешь?
- Ничего, папа, я снизойду! – засмеялась она.
- Тогда пожалуйста.
- Правда?!
- Хоть сегодня. Выедем на какой-нибудь пустырь – и вперед.

Он был доволен поездкой с дочерью, но ему хотелось знать больше. У неё есть парень, а он его ни разу не видел, и она сегодня ничего о нем не сказала. Типичное дитя своего  времени. У него на стройке полно молодежи. Палец в рот им не клади. Они с Ольгой были в  их годы другие. Если им говорили, что это так,  они и верили. А эти голым словам не верят. Верят только собственным глазам. Но разве это плохо?  Если слепо верить словам – это религия.

Они уже подъехали к дому, и Михаил увидел на балконе Ольгу. Она махала им рукой.

- Я уже все телефоны оборвала,  вас ищу. Был, говорят, - уехал. Был – уехал. Ирина с Валентином звонили. Они собираются на речку с ночевкой. Миша, сто лет не были! Ты все свои дела закончил?

- Все.
- Тогда я им звоню. Они с утра собираются, но никак не соберутся: то дождь, то не дождь… Я звоню.
- Мы есть хотим, - сказал Михаил.
- Не умрете, - махнула она трубкой, набирая номер. – Ира, это я. Там чай с колбасой,  - кивнула она на кухню. – Это я не тебе. Мои нарисовались.  Угу… Угу…    Какой Эдуард Матвеевич? А, Эдик?  Ну и хорошо. Угу. Правильно. Значит, возле нашей березки. Конечно… Всё, привет!

Она положила трубку.

- Значит, так. Они уже готовы и выезжают. Молодые тоже с ними, и ещё на своей машине Эдик со Светой. Будут ждать нас у березки. Сделают там пока костер, то, сё. Наша задача – собраться в темпе. Ты, Аня,  с нами?

- Нет, пожалуй. Позанимаюсь, наверно…

- В общем, ты подумай, а я начну собираться.

Ольга ушла, а они остались за столом.

- Почему ты не хочешь? – спросил Михаил. – Палатку возьмем, порыбачим. Там можно и на машине поучиться.

- Не хочется, папа.

- Зря. А то… - Он взглянул на дочь, не зная, как бы это сказать. – Пригласила бы с собой и друга. – От неловкости он улыбнулся. – Хоть посмотреть на него.

- Некого, папа, приглашать, - быстро сказала Анна, и он понял, что заступил черту.

- Главное,  чтобы дождя не было, - сказал он, как бы прикрывая прежние ненужные слова другими, и посмотрел в окно. – Вроде непохоже.

Прежние слова ещё выглядывали, и Анна бросила поверх свои:

- Что вам дождь? Машина, палатка. А когда дождь стучит по палатке – это так здорово.

Теперь его  неловких слов не было видно, и они спокойно допили чай.

Пришла Ольга. Крутнулась в коридоре в своем новом спортивном костюме, застыла в позе манекенщицы:

- Как?

Костюм плотно облегал её пополневшую, но не потерявшую привлекательности фигуру.

- Стюардесса! – сказал Михаил.
- Да! – согласилась Ольга. – Если сделают специальный самолет с соответствующим проходом между сидениями, ха-ха-ха! Чаёк попили? Молодцы. Что решила дочь?

- Я останусь беречь семейный очаг.
- Ну да, молодежи с нами неинтересно.  Но там же будут Максим с Валей, ты  их знаешь.

- Мне, мама, надо заниматься.
- Ну что ж, похвально. Тогда, отец, на старт.
               (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)