Veritalogia. Глава 6

Глава 6. Мобилизация


Томительный, сладкий май. Хмельная отрава гуляет в крови, бередит душу. Легчайший порыв ветра – и на голову осыпается дождь из белых лепестков. Трезвость на этом весеннем пиру не в чести. Весна творит безумства и склоняет каждого разделить с ней эту вакханалию…

– Осторожно, не урони. – Маленькие пальчики послушно сжимают кусочек просфоры, а крепкие белые зубки старательно вгрызаются в плотный крошащийся хлебец. Отряхиваться бесполезно. Пока это чудо трудится над своим угощением, на новенький стального цвета пиджак будут сыпаться светлые, вкусно пахнущие крошки.

У розовощёкого чуда огромные серые глаза с длиннющими загнутыми кверху ресницами, трогательный носик-кнопочка и пухлые губки сердечком. На иссиня-чёрных, как у папы, и гладких, как шёлк, волосах глянцевито играет солнце. Чудо преданно смотрит на родителя и прилежно обтачивает зубами просфорку.

Колокола – большие и маленькие – торопливо роняют с высоты чистые, ясные звуки. Самые низкие ноты долго вибрируют каким-то потусторонним, задумчивым гулом. Нестерпимым жаром горят в синеве золотые купола…

Отыскать припаркованную за церковной оградой машину тестя не составляет труда. Потому что рядом с ней во весь свой внушительный рост возвышается сам Викентий Сигизмундович – в белых брюках и светлой джинсовой рубашке навыпуск, которую энергично треплет тёплый весенний ветерок. Рукава небрежно подвёрнуты на крепких загорелых руках. Волосы за последнее время стали ещё длиннее – кончик хвоста достаёт теперь до середины лопаток – и поседели ещё больше – они стали почти белыми и отливают сталью.

Жена устало кивает из полутьмы салона. Платок соскользнул с её головы и держится только на собранных в пучок вьющихся рыжих волосах. Младенец  у неё на руках уже крепко спит, не выпуская, впрочем, грудь из своего крохотного ротика. Очаровательное зрелище – чистый Ренессанс. Кажется, не стоило таращиться так откровенно – супруга смущённо краснеет и прикрывает уголком платка уснувшего у груди ребёнка.

– Пить. – Розовощёкое чудо расправилось с просфоркой и теперь требовательно теребит лацкан папиного пиджака. А ведь совсем недавно этот сорванец был таким же трогательным беспомощным крохой, как его трёхмесячный брат. Также спал круглые сутки, а, проснувшись, обводил присутствующих проницательным мудрым всезнающим взглядом.

– Сейчас, Женя. Потерпи немного. Сначала пристегнёмся…

Ну, да – у нас же есть характер! Мы сразу начинаем капризничать и хныкать…

Мелодичный звонок мобильника заставляет напрячься – интуиция не дремлет… Ну, так и есть: тесть мрачнеет и поспешно отходит в сторонку, чтобы никто не слышал разговора. Рассеянно водит носком ботинка по нежно-зелёной траве, усыпанной ярко-жёлтыми кнопочками одуванчиков, ловит пальцами пышные соцветия сирени.

– Что? – Если сейчас обнимет, значит, пора впадать в панику. Так и есть – мощная рука обхватывает за плечи, и чувственный баритон льётся в уши так бархатисто, так ласково…

– Ты только не переживай, Андрюш…

– А есть повод?

– Есть. Перемирие закончилось.

– Это кто сказал? – И смысла нет за соломинку цепляться, но так не хочется снова туда – в холодный омут.

– Бергер сказал. Мы ведь Бергеру верим?

– Конечно, папа. Конечно, верим…

Невыполненные тёмные миссии не списывают благодушно со счетов. Разве только вместе с исполнителями-неудачниками. Расслабился? Пригрелся у семейного очага? Добро пожаловать в суровую реальность…

– Андрюш, ты Панарину позвони. Про Пака его расспроси. Помнишь Лёшу Пака?

– Помню. Я никогда ничего не забываю.