Страницы автобиографии

               


                Это не вся моя жизнь
                Это моменты, которые
                Я вспомнил.
                Это страницы жизни.

                Часть первая

               
Я родился  28 августа 1953 года в городе Коркино посёлке имени Розы Люксембург Челябинской области. Сегодня посёлок называется просто - Роза. Как поселение Коркино возникло в середине восемнадцатого века. Это была небольшая деревня, расположенная в четырнадцати верстах от Еткульской крепости, на оживлённой степной дороге из Челябинской крепости в Оренбург и  Верх - Яицкую крепость на реке Чумляк. По одной из версий, в названии селения закрепилась фамилия четырёх братьев Коркиных, государственных крестьян, уроженцев горда Шадринска, пожелавших исполнять казачью службу в Челябинской крепости в 1736 году. А посёлок Роза  строили пленные немцы, уже после войны, многие из которых похоронены на краю угольного разреза. Сейчас кладбище, где нашли покой не только чужаки, но свои, из живших  когда-то в посёлке,  второй участок, заброшено. Помнят о нём только старожилы. Посёлок был назван в честь Розы  Люксембург. Но это забылось. Появилась романтическая версия - в честь цветочницы, разводившей в шахтёрском посёлке цветы. Думаю, что дети, живущие в посёлке, даже не задумываются, почему он называется Роза. Мои роды принимали в здании роддома, которое в последствии стало начальной школой № 21. В этой школе я учился с первого по четвёртый класс. О детстве воспоминания отрывистые, иногда смутные. Хорошо помню двор дома, в котором мы жили. Он расположен углом, двухэтажный, трёхподъездный, по шесть квартир в каждом подъезде. На второй этаж, в каждом подъезде, вела деревянная лестница, с деревянными перилами и площадкой по середине. Напротив дома стояла трансформаторная будка, за будкой детский садик, огороженный двухметровым  деревянным забором. Одним концом забор касался угла дома, а другим стены сараев. Сараи были построены вместе с домом  для хранения дров и угля, так как пищу в доме готовили на угольно – дровяной плите. В ванной комнате для горячей воды использовался титан, также греющийся дровами и углём. Но предприимчивые люди, для дров и угля, сколотили деревянные лари, а в сараях держали поросят и кур. Проживали мы по адресу Улица Победы дом 53 квартира 1. Жили вшестером папа, Григорий Прокопьевич(1913-1975), мама Анна Семёновна (1924-2003), бабушка Фаина Фёдоровна ( 1874-1959), брат Володя (1941-2010), сестра Татьяна (1949) и я (1953). В это время отец работал заведующим автопредприятия, то есть завгаром. Мать работала продавцом в продуктовом киоске.  Квартира наша была двухкомнатной. От входной двери до кухни простирался длинный коридор. Направо двери ванны и туалета, налево двери комнат. Справа, как заходишь в квартиру, кладовка. В ней хранились продукты впрок: свиное сало, засоленное в фанерных посылочных ящиках, крупа, в больших десятилитровых жестяных банках, различные специи, соль, чай и другие не скоропортящиеся продукты. Параллельно продуктовой кладовке, у той же стены, в противоположном углу, находилась точно такая же кладовка со старой одеждой. В этой кладовке, если покопаться, можно было найти всё, от старых сапог до будёновки с синей звездой ( отец учился в авиационном военном  училище). Между кладовками, на стене, располагались деревянные вешалки для взрослой  детской одежды. Самой большой достопримечательностью коридора был подпол, находящийся в центре квадратной прихожей. Не помню, как его рыли и благоустраивали, зато хорошо помню, как я доставал из него картошку. Однажды, когда мне было семь, восемь лет, я набирал в подпол ведро картошки. В это время из армии пришёл друг моего старшего брата Володи Аркадий. Зашёл к нам в гости, постучался, нет ответа. Дёрнул за ручку, а дверь открыта. В коридоре полумрак, Аркадий сделал несколько шагов и провалился в подпол. Он не упал. А предстал предомной в погребе, как бравый солдат в армейской форме, руки по швам, грудь в орденах. Комнаты в квартире были двадцать два метра и шестнадцать квадратных метра. В большой комнате жили взрослые, а в маленькой дети. Во второй квартире, нашего подъезда, жила многодетная семья Бухановых. Из многочисленной семьи, лучше всех я запомнил своих сверстников, моего одногодку Владимира и Сергея, который был младше на два года. Володя Буханов отличался особой жестокостью. Он ловил кошек, раскручивал их, держа за хвост, и убивал, ударяя об стену дома. Меня он дразнил «завгар», и постоянно бил. Я приходил домой с синяками, но отец за меня не заступался, говоря: « Учись давать сдачи». Сдачи я дал, когда немного подрос, и стал заниматься спортом, да так, что мой обидчик попал в больницу. Больше Владимир Буханов ко мне не приставал. Позже, когда мы заканчивали восьмилетку, я узнал, что он очень талантлив. Я увидел его рисунки карандашом. Он рисовал, с натуры так, что получалось абсолютное сходство с оригиналом.   В1958 году мой брат Володя окончил школу и поступил в профтехучилище на токаря в город Челябинск.
8 марта 1959 года умерла моя бабушка Феня. Видимо мои родители сообщили всем родственникам  о тяжёлом состоянии бабушки. С седьмого на восьмое марта у постели больной собралась вся родня. Бабушка умирала тяжело. Она металась на подушке, просила опустить на пол, потом опять положить на кровать. Умерла под утро. Я впервые увидел все ритуальные обряды. Запомнилось прощание с телом покойной в церкви. Все кто был на отпевании, стали по очереди подходить к бабушке и целовать в лоб. Я тоже подошёл, но сильно испугался. Сзади стоящая старушка, хотела заставить меня делать как все. Я заплакал, и папа пришёл мне на помощь. Он взял меня на руки и сказал, что ребёнку делать это не обязательно.   
После смерти бабушки сидеть со мной было некому. Меня отдали в детский садик, который находился за забором. Почему-то дети садика меня встретили агрессивно. Особенно неистовала девочка, которую звали Людмила Щапина. Она постоянно задирала меня. По странному стечению обстоятельств, в школе с первого по четвертый класс, мы сидели за одной партой. Это была моя первая любовь. В школу, в первый класс, меня привела мама. На линейке я стоял третий с конца, так как был самым маленьким.
Хорошо помню детский стишок того времени, сочинённый кем-то из одноклассников: «Кучина-Лаврухина-Щапина-Первухина». Это были самые красивые девочки в классе, отличницы. Моей первой учительницей была Раиса Иванова Чумак. Она была строга, ставила в угол, а то и била линейкой по лбу. В то время мы писали перьевыми ручками, а по средине парты стояли чернильницы с чернилами. Я писал неряшливо, часто ставил кляксы, поэтому чаще всех получал по лбу. Моим лучшим другом стал Олег Чапурин. Его отец, немец по национальности, работал главным инженером на шахте. Для нашего посёлка это была высокая и денежная должность. Я часто бывал в гостях у своего друга.
Меня поражала квартира, в которой они жили. Красивая дорогая мебель, бархатные шторы на окнах и дверях, в каждой комнате ковры на стенах и на полу. У них на квартире я впервые увидел телефон. А сколько у Олега и его младшего брата было интересных игр!
Настольный хоккей, железная дорога, кегли и много других. В то время таких игр не было не только у меня, но и у моих знакомых. В четвёртом классе родители  купили Олегу аккордеон и записали на куры игры на аккордеоне. Я тоже захотел играть на аккордеоне. Меня записали на курсы, но аккордеона у меня не было. Играл я только на самих курсах. Мой преподаватель говорила, что для обучения этого не достаточно. Нужно много тренироваться дома. Для отца, моё увлечение игрой на аккордеоне, было осуществлением его тайной мечты. Дело в том, что в сорок пятом, после победы, он вёз своему сыну Володе трофейный аккордеон, в надежде, что тот научится на нем играть. Не получилось. И вот теперь, неожиданно, младший сын захотел играть на аккордеоне. Отец не пожалел денег, музыкальный инструмент стоил дорого, и купил мне аккордеон. В течение года, я усердно занимался. Преподаватель сказала отцу, что у меня есть способности. Отец решил отдать меня в музыкальную школу в Коркино. На вступительных экзаменах, по словам директора музыкальной школы Евгения Замотохина, я показал не ординарные способности. Меня приняли. Два года я проучился в музыкальной школе, два года дома играл гаммы и разучивал музыкальные упражнения, но улица взяла своё. Музыкальная школа была заброшена, аккордеон перекочевал в угол комнаты, а я играл только по просьбе подвыпивших гостей. 
Когда я учился во втором классе, отец взял землю шесть соток под садовый участок, в садовом товариществе «Шахтёр». Наш первый приезд на участок я запомнил пронизывающим ветром и моросящим дождём. Мы с  моей сестрёнкой Таней забрались в яму для будущего парника, и там пережидали непогоду. В последствии по центру участка отец  построил деревянный домик три на четыре метра площадью, с одной комнатой и застеклённой верандой. В комнате стоял стол, кровать и печка-буржуйка. Первым деревом, которое отец посадил на участке, была взрослая яблоня. Перевозили её в открытом кузове грузового автомобиля. Яму для посадки вырыли три на три метра. Яблоня долго болела, но на второе лето уже дала  плоды.  Нашими соседями по саду была еврейская семья. Мужа звали Изя, а жену Соня. Мне было смешно, как они переговаривались. Он кричал: «Соня! Неси репудин! Эти бандиты ( комары) меня съели!» Она кричит: « Изя! Сколько время!» Он: « Соня! Золотце! А сколько Вам надо!» Она: «Без пятнадцати пол шестого!» « Таки подойдёт автобус!»
  Постепенно земельный участок превратился в сад, а я научился ухаживать за растениями, обрабатывать землю. Через три года в садоводческом товариществе стали нарезать новые участки земли. Отец взял ещё шесть соток на своего сына и моего брата Володю. Так как Володя, в то время жил в Челябинске, за участком ухаживал я. Сразу за участком располагалась огромная муравьиная куча. В свободное от прополки и полива время, я часами наблюдал за муравьями. Я изменял их жизнь в муравейнике, устанавливая мостики, столбики, камешки, перильца. После каждого моего вмешательства, муравьи поднимали панику, обследовали появившейся предмет, а затем успокаивались и продолжали жить привычной жизнью. Проведя аналогию с людьми, я впервые подумал, что возможно над нами, как над муравейником, тоже кто-то стоит, наблюдает, вносит коррективы. Сразу за садом, в 1965 году открылся аэродром ДОСААФ, названный в последствии « Калачово», по названию близ лежащей деревни. Он был предназначен для обучения в спортивных секциях ДОСААФ вождению самолётов и прыжкам с парашютом. Первое время неопытные парашютисты приземлялись в садовом товариществе. Они зависали на берёзах и я, с такими же подростками из садов, помогали освобождать зависший парашют.
Кроме сада, мы каждый год высаживали по десять, пятнадцать соток картошки. Землю для этого отец брал на своей работе, в автохозяйстве. Посадку и уборку картофеля производили всей семьёй, а прополку и окучивание мама, Таня и я. Большой урожай картошки нужен был для еды и откорма свиней. Ежегодно выращивали одного, двух боровов. Весной на базаре отец покупал одного или двух маленьких поросят, а потом до декабря всей семьёй мы за ними ухаживали и откармливали. Мама, работая продавцом в киоске, перед уходом на работу скармливала им ведро картошки, сваренной с комбикормом. В обед она приходила домой и повторяла процедуру. Вечером свиней кормил папа, и очищал у них сарайку. Летом я на велосипеде ездил свиньям за травой. Позже во второй сарайке, сколоченной из досок, папа соорудил клетки и развёл кроликов. Количество заготавливаемой травы для меня увеличилось. Зато зимой я всегда ходил в новой кроличьей шапке, а сестрёнка Таня в кроличьей шубке. Для того, что бы забить свинью, отец приглашал профессионального забойщика. Как правило, это случалось в одно из ясных морозных воскресений декабря. На забой приглашали знакомых, родственников и просто помощников. С утра грели воду, разжигали паяльные лампы. Мне было жалко, когда резали животное, я убегал домой, падал на кровать, лицом в подушку и затыкал пальцами уши. Кроликов отец забивал сам, свежевал и отдавал шкурки на выделку и пошив зимних изделий.                После четвёртого класса моими друзьями стали, кроме Олега Чапурина, Федя Салихов и Саша Сапожников. В детстве я был влюбчивым мальчиком, до шестого класса я был влюблён в Люду Щапину, а после шестого в Галю Щербакову.
Летом, в каникулы, у нас во дворе дома тоже шла бурная жизнь. После третьего класса, играя во дворе, мы в троём: Сергей Буханов, Мишка Зельц и я, решили проверить, действительно ли кусочек стекла превратиться в мел, если по нему проедет поезд. Мы пошли к поездам на железную дорогу, которая проходила возле угольного разреза, в трёхстах метрах от дома. Сергей Буханов, не успел отдёрнуть руки, когда поезд дёрнулся. Четыре пальца правой руки повисли на коже. Из раздавленной кисти хлестала кровь. В ужасе, мы бросились бежать домой. Сергей, крича от боли, бежал последним. Дома родители вызвали ему скорую помощь. Мать Сергея подала заявление в милицию, она подозревала, что его под поезд кто-то из нас толкнул. На моё имя принесли повестку из милиции, приглашая меня на допрос. Папа своим размашистым почерком написал на повестке: « Сыну девять лет, прийти не может», и расписался. После четвёртого класса, я занялся спортом и по утрам бегал вокруг будки. Что бы накачать мышцы, подговорил ребят из нашего двора соорудить турник. Мы нашли два бревна и железный лом. Из брёвен сделали столбы, а из лома перекладину, получился турник. Тут у нас началась война с женской половиной дома, которая использовала столбы от турника под натягивание верёвок для белья. Уговоры на женщин не действовали, и я написал о нашем конфликте в газету  «Пионерская правда». Ответ из газеты пришёл , когда я его уже не ждал. В письме хвалили нас за инициативу и обещали помочь. На следующий день к нам во двор пришли представители райкома комсомола, и провели собрание с жильцами. Мужская половина жильцов пообещала помочь ребятам, и у нас во дворе кроме турника появилась волейбольная площадка. А парни постарше, соорудили в подвале дома тренажёрный зал.      
В пятом классе я увлёкся радиолюбительством. Увлёк меня Танин одноклассник. Под его руководством я смастерил детектор, затем детекторный приёмник. Под моей кроватью находился большой деревянный сундук с радиодеталями.
Июль 1966 года был очень жарким. Шёл предпоследний месяц летних каникул. Я занимался творчеством. У меня сломалась деревянная ручка у любимой отвёртки, и я решил её восстановить. Выстрогав из бруска ручку и обточив её на наждаке, я принялся за отвёртку. Что бы освободить жало отвёртки от обломка старой рукоятки, я решил обжечь её огнём. Придя в сарай, где стоял папин мотоцикл, я взял канистру с бензином, прошёл в соседний, пустующий сарай, облил отвёртку бензином и чиркнул спичкой. Вспыхнула не только отвёртка, но и всё вокруг. Раньше в этом сарае тоже стоял мотоцикл, и все стены пропитались бензином. В жаркий летний день, достаточно было искры, что бы всё вспыхнуло. Я отчаянно пытался сбить пламя попавшей под руку курткой, но от движения воздуха, огонь вспыхивал ещё сильней. Кто-то из взрослых, вызвал пожарную команду, и они помогли мне справиться с огнём. Какая то бабка запричитала: « Милый, ты же весь обгорел, беги в больницу!» Я был одет в рубашку, брюки и сандалии, на босу ногу. Везде, где было голое тело, появились пузыри от ожогов. Послушав бабку, я побежал в больницу, но там, кроме уборщицы, мывшей полы никого не было. Уборщица, увидев меня сильно обгоревшего, послала меня в пункт скорой помощи. В пункте скорой медицинской помощи была медсестра, так как врач на машине уехала на пожар, по вызову пожарников. Сестра двадцать минут обмахивала меня газетой, что бы уменьшить жжение обгоревшей кожи лица. Подъехавшая скорая помощь, увезла меня в Коркинскую больницу. Там я пролежал до середины августа, а выздоравливать меня перевезли  в больницу на Розу. Навестить меня пришли весь будущий 7-й класс. Летом следующего года, мы с сестрой Таней поехали навестить маминых родственников в Украине. До Харькова доехали поездом, а до села Перемога автобусом, по жаре, по пыльной степной дороге. Тётю Шуру мы увидели у калитки дома. Она была точной копией нашей мамы, только чуточку моложе. Дом был большой, добротный, с огромным фруктовым садом и дворовыми постройками для скота и домашней птицы. Хозяин дома, дядя Гриша, фронтовик, потерявший ногу, работал председателем колхоза. Его жена, тётя Шура, преподавала математику  школе. Баба Саша управлялась по хозяйству. В семье было трое детей. Старшая Ольга, на год младше Тани, средняя Галя и младший Сергей. Мы с Сергеем быстро подружились. Вместе залазили на большое вишнёвое дерево, и собирали вишню. Бегали рыбачить на пруд ( по украински ставок). Меня смешило их произношение, а некоторые слова я не понимал и Сергей мне их объяснял. Все долго смеялись, когда я не смог выполнить поручение бабы Саши: «Иди, возьми стремнину». Оказалось, что стремнина это лестница! В колхозном пруду выращивали карпа. Рядом с прудом, через насыпь, располагался котлован, величиною с пруд. Назначение этого котлована я понял, когда Сергей позвал меня смотреть, как вылавливают карпа. Работники колхоза экскаватором вырыли траншею, соединившую пруд с котлованом и поставили на траншею сеть. Вода вместе с рыбой стала перетекать в котлован, а вся рыба попадать в сеть. Всю мелочь отправляли обратно в воду, подрастать. Поражали своими размерами самые крупные экземпляры, около метра длиной и до двадцати килограммов весом. Навестили мы с Таней мамину тётю Олю с дядей Колей Непочатовых. Они жили в соседнем селе. Дом у них был проще, а хозяйство поменьше, чем у тёти Шуры и дяди Гриши Павленко, но зато на дворе у Непочатовых располагался замечательный ледник. Справа от огорода, виднелась массивная  дверь, от двери вниз спускались ступени, которые заканчивались небольшим обледеневшим помещением. Несмотря на жаркую погоду, лёд в помещении не таял. На полках лежало мясо кур, замороженная свинина, рыба. У тёти Оли я впервые попробовал блюдо из голубей Последний день перед отъездом домой мы с Таней провели в Харькове. В то время Харьков – крупнейший город в восточной части и второй по численности населения город Украины, административный центр Харьковской области. Это был крупнейший центр танко-, тракторо-, турбиностроения и третьим по величине индустриальным, научным и транспортным центром СССР после Москвы и Ленинграда. Особенно нас поразил Харьковский зоопарк. Несколько часов мы стояли у открытого вольера, где некоторое время вместе живут самые маленькие детёныши, но разных видов. Стоя у барьера, интересно наблюдать, как борются друг с другом медвежата, гоняются за львятами щенки собаки динго, бодаются кабанчик и большая водяная крыса, и все бегают, рычат и прыгают. Несколько интересных фактов из истории зоопарка в годы Великой Отечественной Войны рассказал нам экскурсовод. С декабря 1941 зоопарковые обезьяны, сбежав из зоопарка, жили в разрушенном здании Госпрома. Три макаки чем-то питались, не попадались на глаза немцам почти два года и пережили оккупацию. В ноябре – декабре 1941 года в подъезде многоэтажного жилого дома, держа голову между пролётами, пытался греться в неотапливаемом доме жираф, которого жители, сами голодные, кормили, чем могли. В последствии жирафа застрелил немецкий солдат. 
 
 К окончанию восьмилетней школы, я приобрёл большой опыт в радиолюбительстве и решил поступать учится в радиотехникум. Родители были категорически против. Они хотели, что бы я как все нормальные дети окончил десять классов и поступил в институт.
В пятнадцать лет я один, без родителей, приехал  в Челябинск  поступать в радиотехникум. Вступительные экзамены я сдал успешно. Диктант на хорошо, математику на отлично, средний балл аттестата – 4,7. Всего получилось13,7 баллов. Проходной балл для поступления был 12.5. С полной уверенностью, что я поступил, в назначенное время я пришёл в техникум, подошёл к стенду, на котором вывесили списки прошедших по итогам вступительного конкурса. Меня  в списках не было. Слёзы брызнули из глаз. Я не  мог понять причину не поступления. Неожиданно за своей спиной я услышал голос отца: «Что случилось сынок?». Узнав, что я не прошёл по конкурсу, он взял меня за руку и повёл к директору. Директором техникума была Дмитриева Римма Павловна. У директора мы узнали, что у техникума нет общежития, поэтому иногородних не принимают. После громогласного заявления отца, что он покажет им кузькину мать, если они будут делить людей на чёрных и белых, меня согласились принять с условием, что я буду жить на съёмной квартире, и я буду зачислен во вторую группу, которая будет обучаться на механиков, а не радистов. С этими условиями мы с отцом согласились. Так я попрощался с мечтой стать радиотехником, и начались мои скитания по съёмным квартирам. Первое жильё, в которое я поселился, был свой дом по адресу улица Ильича 70. Дом стоял рядом с железной дорогой, по которой курсировали поезда. Во дворе дома разбит сад, в котором росли яблони с крупными сладкими яблоками. С хозяином дома у моего папы производственные связи. Он привёз в дом мешок муки, и я поселился в комнату старшего сына, который служил в армии, с тем условием, что за месяц до его прихода я съеду. В доме, кроме взрослых, жили две смешливые сестрёнки-школницы. Каждое утро меня приглашали завтракать со всей семьёй, чего я сильно стеснялся. Обедать я ходил в столовую металлобазы, даже не подозревая, что через двадцать лет буду работать на металлобазе директором. Через два месяца я перебрался в комнату к тёте Стюре по адресу улица Пушкина 2. Дом назывался Жактовским, не знаю почему. Таких домов в Челябинске давно нет. Он представлял собой деревянный шлакозасыпной двухэтажный дом, с тремя  подъездами и с крутыми деревянными лестницами на второй этаж. Построен дом был углом. Окна первого и второго подъезда выходили на улицу Пушкина и во двор, а третьего во двор и
Протезно-Ортопедическое предприятие. Во дворе дома стояли лари для дров и угля, а также грязный деревянный туалет. Жильцы дома занимали по одной комнате с печкой. Комната тёти Стюры (она просила себя так называть) представляла  собой небольшое помещение 3 на 5 метров, с печкой у длинной стены. В комнате находилось две кровати. Одна перед печкой у окна, на которой спала тётя Стюра, другая за печкой, на которой стал спать я.    По средине комнаты стоял стол, у противоположной от печки стены шифоньер и этажерка. Вход в комнату из общего коридора начинался с маленькой прихожей, в которой стоял рукомойник, ведро с ковшиком, для питья, на табуретке, ведро, что бы писать ночью, не выходя на улицу, и крючки для верхней одежды. За проживание я платил десять рублей в месяц, это была обычная ставка для студента. Тётя Стюра походила на  бабу Ягу из детских сказок, худощава, сгорблена, с большим жёлтым носом, от постоянного нюхания табака. Тогда я впервые увидел, как нюхают табак ( специальный нюхательный). Табак продавался в мягких пачках, похожих на пачки грузинского чая, в то время продававшихся в любом продуктовом магазине. Тётя Стюра пересыпала его из пачки в табакерку, брала щепотку, отправляла в одну ноздрю затем в другую. После этого она чихала до слёз, то есть получала удовольствие.
Я не могу точно назвать её возраст, думаю, что более семидесяти, но она не разрешала называть себя бабой. Тётя Стюра никогда не была замужем, детей не имела. Из её рассказов, любовники у неё были, и даже один милиционер. Тётя Стюра работала в бане по улице Красноармейской, мойщицей полов. От нашего дома до бани было десять минут ходу. Она натопит печку, поставит на плиту полулитровую алюминиевую кружку с дешевым вином, отхлебнёт нагревшуюся жидкость и идёт в баню мыть пол. Так повторялось несколько раз в течение дня, пока не закончится в кружке вино и рабочий день в бане. У меня день начинался уходом в техникум. Возвращался я к трём часам, обедал, тем, что привозил из дома, делал домашнее задание, а вечером общался с тётей Стюрой за игрой в карты.
Надо сказать, что играла она мастерски, почти всегда выигрывала и приговаривала :  «Может тебе перчатки выдать, чтобы карты сдавать? А то мозоли на руках будут!»
Так продолжалось месяца два. Нашу размеренную жизнь нарушил студент Челябинского Политехнического Института ( современный ЮРГУ) Виктор Рудаков. Он зашёл к нам во второй половине дня и спросил: « Здесь сдаётся комната?». Я сказал, что уже здесь живу.
А тётя Стюра предложила спать на раскладушке. Так мы стали жить втроём.
Виктор оказался начитанным парнем. Кроме предметов, изучаемых в институте, он читал Библию, полное собрание сочинений Гегеля, собирался поступать в Высшую Духовную Семинарию, в город Ленинград. На его запрос из Семинарии пришло письмо с подробными инструкциями о правилах поступления с перечнем необходимых знаний, предметов и молитв. Благодаря Виктору я увлёкся трудами Гегеля и других философов.
В техникуме я восхищённо рассказывал однокашникам о том, что узнавал. За это я получил кличку « Пан Филосов ».
Так прошёл учебный год. Первого сентября, после каникул, я опять приехал жить к тёте Стюре. Виктор Рудаков не приехал. Мы решили, что ему дали общежитие. Вместо него поселился другой жилец. По странному стечению обстоятельств, он оказался моим однофамильцем. Володя Марков, так звали нового жильца, учился на курсах бухгалтеров, в Протезно-Ортопедическом предприятии. Инвалид с детства, он передвигался с помощи костылей, был полноват, носил очки. Вся его семья проживала на ЧМЗ, по адресу улица Богдана Хмельницкого 29а. Отец  военный офицер, в свободное от работы время, вырезал красивые цветы из оргстекла. Мать работала комендантом в общежитии, сестра училась в школе. Поскольку Владимир инвалид, я старался ему помогать: спускаться и подниматься по крутой лестнице, и вообще делать тяжёлую для инвалида работу. Однажды, всех учащихся протезно-ортопедического предприятия отправили в совхоз на уборку урожая. Володю, как инвалида, на неделю отпустили домой. Мы остались вдвоём с тётей Стюрой. С вечера она приболела, а утром, когда я пошёл в техникум, она не встала с постели, лежала молча и неподвижно. Вернувшись с занятий, я обратил внимание на то, что тётя Стюра лежит в том же положении и не дышит. Потормошил за руку, тело движется вместе с рукой. Я понял, что тётя Стюра умерла. Позвать соседей? Но, представив, сколько людей набежит в комнату, я решил покушать, сделать уроки, а потом позвать соседей. Примерно через час, рассказал соседям о случившемся. Первой прибежала бабушка-соседка. Она пощупала пульс, поднесла зеркальце ко рту и заголосила на весь дом : « Стюрка померла! ». Затем выбежала, встала по среди двора и опять закричала: « Стюрка померла!».
Я сидел за печкой, на кровати и смотрел, как заходят в комнату люди, как прощаются с умершей, слушал, о чём говорят. Разговоры же в основном касались имущества, кому и  что Стюрка завещала. Кому после своей смерти она обещала синее платье, кому туфли, кому половики. Я сидел и думал о том, как меркантильны люди, человек умер, а они тряпки делят. Наконец поток визитёров закончился, и вдруг, на костылях, заходит Володя Марков. Он приехал, после вынужденного отдыха, продолжать учёбу. Пока мы обсуждали смерть тёти, Стюры зашёл Виктор Рудаков. Он задержался в стройотряде, и ему опять не дали общежитие. Узнав, что сегодня умерла тётя Стюра, он сделал такое глупое лицо, что мы втроём, при покойнице, начали громко хохотать. Затем сели и задумались, что же нам делать дальше? Надо же куда то сообщить, кто-то должен её похоронить. Виктор был постарше нас, он сказал, что в этом случае вызывают «Скорую помощь». Ближайший телефон-автомат находился в магазине по улице Труда. Мы с Виктором пришли в магазин, наменяли по две копейки ( столько в то время стоило позвонить), и я начал дозваниваться до «Скорой». Автомат добросовестно кушал двушки. А я, после каждого щелчка кричал в трубку: « Скорая, скорая женщина умерла!». Одна из женщин, стоящих в очереди, подошла к нам и объяснила, что когда звонишь в скорую, милицию монету кидать в автомат не надо. Скорая приехала довольно быстро, констатировала смерть, сообщила в прокуратуру. Работник прокуратуры приехал поздно, после семи вечера, и строго спросил: «Кто обнаружил труп?». Я сказал, что я. Кто Вы такой? Квартирант. В какое время Вы обнаружили труп? В четырнадцать часов пятнадцать минут. Я, конечно, не смотрел на часы, когда обнаружил умершую, но строгость вопросов, меня внутренне рассмешила, И я придумал время. Расписавшись в протоколе, я спросил у прокурора, что же делать с трупом. Он ответил, что пришлёт машину, и труп увезут в морг. А нам посоветовал найти родственников, что бы тётю Стюру достойно похоронили. Мы разыскали её родного племянника. Он рьяно взялся за организацию похорон.
Первым  делом племянник купил ящик водки по два рубля восемьдесят семь копеек и спрятал его в шифоньер. Закрыл шифоньер на ключ и уехал. Но мы то знали, что у шифоньера нет задней стенки. Отодвинули, достали водку, и начали пить за упокой тёти Стюры. Выпили мы на троих три бутылки, и я впервые в жизни сильно напился. Мы с Виктором, пьяные, поехали на трамвае семёрке в кинотеатр «Искра», в кино. Убедившись, что фильмы, идущие в кинотеатре, смотрели, мы пошли на выход. Фасад кинотеатра «Искра» был весь из стекла. Поскольку моё сознание было затуманено алкоголем, я шагнул не в дверь, а рядом. Посыпалось стекло. За нами устроили погоню. Мы были пьяные, но молодые, и убежали от погони.
После смерти тёти Стюры соседи выгнали нас из комнаты, чтобы расширить свою площадь, и мы переселились в дом, напротив, на Пушкина 3.Почти месяц мы жили в троём, а потом Витьке Рудакову дали общежитие, Володя Марков уехал домой, а я остался жить. Хозяйка дома работала штукатуром-маляром. Её звали тётя Люба. У неё было два сына и дочь. Дочь и сноха жили вместе с ней. Старший сын и зять сидели в тюрьме. Младший сын, тоже сидевший, жил с семьёй отдельно, но часто приходил к маме в гости. Хозяйка дома работала штукатуром- маляром. Когда они делали ремонт продуктового магазина, она воровала крупу, засыпая её в валенки, воровала водку, переливая её в грелку. Пьянствовали в доме ежедневно по любому поводу. Почти каждый день случались и пьяные драки. Первый раз в жизни я увидел, как страшно дерутся пьяные женщины. Мужчины дерутся в основном кулаками, а женщины всеми частями тела плюс всем, что попадётся под руку, с максимальной жестокостью. Передачи в тюрьму сыну и зятю женщины готовили с большой изобретательностью. Шприцом вводили водку в яйца, в арбуз, вырезали в хлебе тайничок и прятали маленький шкалик.
Хотя мне было всего шестнадцать лет, пьяные молодые женщины пытались меня соблазнять. Особенно старалась дочь хозяйки, у которой муж сидел в тюрьме. Она была красивой черноволосой женщиной с великолепной фигурой и татуировкой розочки на правом бедре, почти у самых трусиков. Поднапившись, Таня, так её звали, подходила ко мне, поднимала юбочку, обнажая великолепные ножки с татуировкой, расстегивала блузку, слегка обнажая упругие грудки, и предлагала пойти с ней прилечь. Конечно, в подростковом возрасте мне сильно хотелось женщину, но пьяная разнузданность и тело с татуировкой меня отталкивали. По настоящему пьяные оргии начались, когда пришёл из тюрьмы старший сын хозяйки дома. Мне не давали делать уроки, посылали за водкой, обманом забирали деньги, данные родителями на обеды, постоянно пытались напоить. Конец этому безобразию положил мой отец, заехавший в гости. Увидев, в каких условиях я учусь, он забрал меня и увёз на другую квартиру. Я стал снимать угол по адресу Каслинская 133. Большой двухэтажный дом стоял напротив рынка и строящегося в ту пору торгового центра. Если быть точнее, стройка торгового центра, в то время, была заморожена, и я поднимался на купол будущего уникального здания, и любовался, открывающейся панорамой. Во дворе дома огород, в котором выращивали картофель и овощи. При выходе из огорода стоял огромный сарай. Этот сарай в сезон сдавали в аренду узбекам, которые торговали на рынке арбузами и дынями. Рядом с сараем, впритык к нему, располагался небольшой флигель, состоящий из двух комнат и кухни. В одной комнате жила бабушка  Ефимия, в другой комнате поселился я. В двухэтажном доме жила дочь Ефимеи с мужем инвалидом и больной дочерью. Мужа я никогда не видел, только слышал его дикие крики от боли. Со слов бабы Фимы зять до болезни работал адвокатом и очень хорошо зарабатывал. Когда же зять заболел, он испытывал сильные боли. Что бы уменьшить эти боли, её дочь устроилась  в больницу, доставала наркотики, приносила и колола их мужу. Дочь у них родилась с физическими и умственными недостатками. Однажды я увидел её во дворе дома, в инвалидном кресле, с лицом и речью умственно-отсталой. Двенадцатилетнюю девочку, учительница учила читать. Про себя баба Фима рассказывала, что она родилась в богатой семье, у них во владении была вся Еткульская губерния, три выезда, много холопов. «А как случилась эта проклятая революция, так я с одним узелком и пошла». По жилью на этой квартире, вспоминается один случай. Как-то раз, зимой, я приехал из дома, и привёз с собой только банку варенья из красной смородины. В горле у меня сильно першило, голова кружилась. Я не ужиная лёг спать. Утром встать я не смог. Градусника у меня не было, но чувствовал, что температура зашкаливает. Баба Фима, почему-то не приходила. Печку растопить было не кому, во флигеле было очень холодно. Руки пристывали к панцирной сетке кровати. Шатаясь из стороны в сторону, я разжёг печку, что бы подогреть чайник. Так три дня я пил горячий кипяток с красной смородиной. Через три дня, сильно похудевший, я пришёл на занятия. 
Между странствиями по съёмным квартирам, я прилежно учился в техникуме. Техникум был расположен в здании Научно Исследовательского Института Измерительной Техники, на пятом этаже, по улице Витебской. В группу ОМР-2Д набрали тридцать три человека. К концу обучения осталось двадцать три. Отсев произошёл на первом и втором курсах. Нашими преподавателями были: Дьяконов Анатолий Петрович, он же завуч, Кабельский Игорь Давыдович, Картушин Владимир Михайлович, Дзинтер Юрий Иванович, Петрова Зоя Александровна, она же классная руководитель. В группе я дружил с Юрой Землянским, Сергеем Берсенёвым и Рифкатом Талиповым, а последних курсах подружился с Герой  Папсуевым. А из девочек группы я, конечно же, выбрал предмет своих желаний. Им стала Наташа Ряслова. Я сидел слева, через две парты от неё, и все уроки на пролёт любовался её красивыми ножками.
. На третьем курсе я поселился в Челябстроевский барак, в комнату к немке, тёте Лизе Эрбес. В комнате стояли две кровати, между ними стол, в углу рукомойник и круглая печь, для отопления. В то время, район улицы Энтузиастов был другим. От улицы Худякова к улице Сони Кривой по правой стороне, после двухэтажных домов и пятиэтажки располагалась территория автоколонны, за ней два Челябстроевских барака. Затем располагался долгострой дворца культуры «Монолит», из-за которого выныривала железная дорога. Она шла вдоль мебельного цеха, поворачивала направо на улицу Энтузиастов и терялась где-то в лесопарковой зоне. По левой стороне улицы, после котельной радиозавода, через улицу  Сосновую (сейчас улица Смирных), находилась автобаза горздравотдела  со станцией скорой помощи. Кирпичный забор автобазы заканчивался улицей Витебской.  Тётя Лиза работала уборщицей в автоколонне. У неё было два сына. Старший сын. Коля Эрбес работал слесарем на радиозаводе. Странно то, что через пятнадцать лет, когда я стану заместителем начальника цеха, он будет работать у меня бригадиром слесарей. Младший сын, Виктор Эрбес сидел в тюрьме. Аккуратность и чистота у тёти Лизы была возведена в абсолют. Туфли должны были не просто стоять у двери на коврике, они должны быть идеально чистыми и стоять идеально ровно. Кровать не просто заправлена, а заправлена идеально. Тётя Лиза не умела читать и писать. Я читал ей письма от сына из тюрьмы, и писал запросы по поводу мужа репотреированного во время войны.               
 Неделю я учился, а на выходные, на Коринском автобусе уезжал домой, на Розу. Обратно в Челябинск возвращался на поезде Челябинск-Роза. В поездках туда и обратно всегда было масса впечатлений, приобретался жизненный опыт.
Однажды, автобус  Челябинск-Коркино, в котором я на выходные добирался домой, был переполнен. Люди ехали в нём, прижавшись, друг к другу. Ко мне прижалась очень симпатичная девушка, с идеальными формами. Под тонким платьем, я почувствовал все прелести девичьего тела. Моя рука случайно прижалась к её ножке выше колена. Она не отстранилась. Моя рука медленно продвигалась всё выше и выше. Она сильнее прижалась ко мне. Я почувствовал твёрдые соски её грудок, и всем своим телом прижался к её телу. Рукой я почувствовал край её трусиков и стал нежно гладить холмик под коротким платьицем. «Ты сейчас будешь выходить?»: раздался мужской голос сзади. Я сказал: «да», и отдёрнул руку от девушки. «Я хочу с тобой»: прошептала она. Но я уже выскочил из автобуса красный и возбуждённый. В поезде Челябинск-Роза я познакомился с симпатичной девушкой маленького роста, которую звали Валя Яковлева. Она  училась в Челябинском металлургическом техникуме и жила в общежитии в металлургическом районе. Мы вместе с ней ехали от Розы до Челябинского вокзала, затем на третьем трамвае до моей остановки кинотеатр «Родина». Она стала первой девушкой, с которой я поцеловался. Валя очень хорошо рисовала. Она подарила мне портрет польской актрисы Пола Раксы, который написала тушью на ватмане. Этот портрет  висел над моей кроватью, куда бы меня впоследствии не забрасывала судьба.
На Розе, в выходные дни, я проводил время в компании ребят, друзей моего одноклассника Феди Салихова. Компания была не очень законопослушная. Ребята собирались в одном и том же подъезде, пили вино, пели дворовые песни под гитару, иногда вступали в драку. Наиболее яркими в компании, фактически её лидерами, были, Миша Бондарь и Толя Осипов. Я влюбился в Мишину сестрёнку Олю Бондарь и, конечно же, не мог ей в этом признаться. Однажды Оля с подругой решили съездить  в  Челябинск. Это было летом, после экзаменов, я окончил третий курс и вызвался быть сопровождаемым. Гуляя с девчонками по Челябинску, я вспомнил о том месте, где готовился к экзаменам. В парке за танцплощадкой была тихая, заросшая деревьями и кустарниками улочка, с двумя скамейками, по которой никто не гулял. На одной из скамеек я часами сидел, занимался. Что бы исторически запечатлеть этот факт, я авторучкой написал на ней стихи:
       
                Моя любимая скамья,
                Здесь грызу науки пень,
                С трёх до семи,
                Я каждый день.

                Студент С.

Я решил показать девушкам свою любимую скамейку, в тайной надежде поднять свой рейтинг. Когда мы пришли в парк, на тихую улочку, на скамейке кроме моих стихов обнаружили текст, следующего содержания: « Уважаемый студент С. Мы такие же мученицы, как и ты. Давай с тобой встретимся в пятницу, в пять часов вечера». Для меня это было полной неожиданностью, но девчонки мне не поверили, они подумали, что я хвастаюсь своей распущенностью. Мой рейтинг порядочного парня упал в их глазах.
 На четвёртом курсе наша  классный руководитель Зоя Александровна, узнав, что я живу на квартире, приняла активное участие в поселении меня в радиозаводское общежитие. Меня поселили в общежитие 2, по улице Тернопольской. В то время улица проходила от почты посёлка радиозавода до политехнического института. Позже, в период объединения радиозавода и института измерительной техники, улицу Тернопольскую перегородили забором. Появилось две проходные. Одна со стороны посёлка, которая стала называться южной проходной, другая со стороны политехнического института. Общежитие 2 находилось на первом этаже двухэтажного дома. На втором этаже были жилые квартиры. В основном в общежитии жили семейные пары и одинокие женщины с детьми. Только в двух комнатах жили холостые парни и в одной не замужние девушки. В комнате, в которую меня поселили, жили двое. Алексей Пугаев, двадцати двухлетний парень, работающий токарем в двадцать первом цехе радиозавода, и двадцати четырёхлетний Владимир Харламенко, работающий гальваником в шестом цехе. Кроме того, Владимир учился в ЧПИ на вечернем факультете. Мы с ребятами сильно сдружились. Я приходил с занятий раньше всех, и готовил для всех ребят ужин. В выходные дни мы вместе ходили в кино, в парк, знакомились с девушками.
В этот период я близко сдружился с Герой Папсуевым. В начале лета мы организовали вылазку на озеро Еловое с девчатами и ребятами нашей группы. А в конце лета Гера познакомился с сёстрами Жабинами, Таней и Любой. Таня  была нашего возраста, а Люба на три года младше. Гера влюбился в Любочку по уши. Он забросил учёбу, не ходил на занятия, не занимался дипломом. Мой диплом был уже готов, и я взялся за диплом Папсуева. В феврале мы оба защитились, я на отлично, а Герка на хорошо. До призыва в армию у меня оставалось два месяца, и я устроился на радиозавод в конструкторское бюро. В КБ, только начальник был мужчина, остальной коллектив женщины. Фамилия начальника была Каменев. Он обрадовался, что в бюро появился ещё один мужчина. Но, узнав, что я ухожу в армию, махнул на меня рукой, поэтому у меня на работе был свободный график. Весь рабочий день я выполнял поручения женщин КБ, бегал по цехам, в магазин, на почту.
Десятого мая 1972 года меня призвали в армию. Свою службу я начал в учебном центре, в  Свердловской области, Камышловском районе, посёлке Порошино, Елани. Там готовили сержантский состав для службы в Группе Советских Войск в Германии. Меня учили на артиллериста 122 миллиметровой гаубицы D-30. Обучение в школе сержантов, (так называли учебный центр), было жёстким. С подъёма до отбоя физическая, строевая, техническая подготовка. Командиром нашего артиллерийского полка  был майор Гамов. По слухам в 1968 году, во время событий в Чехословакии, он был полковником. Что бы защитить своих солдат от гибели, он дал команду «огонь», чем нарушил приказ вышестоящего командования. За это половник Гамов был разжалован в майоры и сослан на Урал в учебную часть. Командиром нашей батареи был лейтенант Цимбалюк. Это был молодой двадцати трёхлетний офицер, очень грамотный, эрудированный. В свободное от службы время, я любил беседовать с лейтенантом о философии, истории, устройстве мира. Он поражал меня своей эрудицией и обширными знаниями во всех сферах жизни. Обучали нас, молодых курсантов, сержанты. Они, в своё время, закончили учебку, были лучшими на своём курсе, и их оставили служить в учебной части, обучать следующих призывников. После гражданки нам казалось, что сержанты жестоки, не справедливы, часто над нами издеваются. Если бы мы тогда знали, что они готовят нас к более серьёзным испытаниям! Свой первый день рождения в армии у меня, как и у всех курсантов артиллерийского полка, прошёл необычно. Утром нас построили на плацу, и объявили: «Требуются триста добровольцев для сдачи крови. Батарея на право. На сдачу крови шагом марш!». После сдачи крови полагался праздничный обед, а затем свободное время до отбоя. Поскольку в армии это бывало очень редко, мой день рождения запомнился курсантам на всю жизнь. Осенью, перед отправкой в Германию, мы стали настоящими артиллеристами, знали устройство гаубицы, умели стрелять из всех видов стрелкового оружия, стреляли из орудия, как прямой наводкой, так и с закрытой огневой позиции. Мне присвоили квалификацию командир орудия сержант. В ноябре 1972 года нас в вагонах-теплушках отправили в ГДР. Расформировали нас в городе Франкфурт на Одере. Вся наша группа разъехалась по разным войсковым частям и разным немецким городам. Я попал служить в пехотный полк войсковую часть 58467 в городе Эберсвальде. Впервые упоминается (как Эберсвальде ) в документах макграфа Альберхта III 23 апреля 1276 года. В 1300 году он получил право свободной торговли. В начале XIV века город был укреплён крепостной стеной с четырьмя воротами и двойными валами и рвами. В 1499 году был уничтожен пожаром, но после восстановления стал крупным промышленным центром макграфства Бранденбург; к 1532 году в городе появилось несколько кузниц, заводы по производству жести, проволочных изделий, бумажная фабрика, суконные мануфактуры и кирпичные заводы. Постройка Финов-канала (1605-1620), соединившего Одер и Гавел, сделало город важным пунктом на это водном пути. Город сильно пострадал во время тридцатилетней войны. В1635 году в городе осталось всего двадцать жителей, и только к 1722 году число жителей достигло довоенного уровня – 1200 человек. В середине XVIII века город пережил новый экономический подъём. Был реконструирован Финов-канал, был произведён котёл для первого в Германии парового двигателя. В 1830 году в Эберсвальде перенесена Берлинская лесная академия. В XIX веке здесь бурное развитие получила промышленность: появились чугунолитейные, новые машиностроительные и металлообрабатывающие производства; появилась железная дорога – 30 июля 1842 года было введено в строй сообщение с Берлином, 15 августа 1843 года – с Шеттином; 23 ноября 1877 года стала действовать первая немецкая телефонная линия – между Эберсвальде и Финовфуртом. В 1914 году был сооружён Гогенцоллерканал, сейчас Одер- Хайфель-канал. В1923 году из Эберсвальде впервые в мире состоялась радиотрансляция концерта. В апреле 1945 года город подвергся разрушительной бомбардировке. В послевоенные годы в Эберсвальде располагался штаб четвёртой танковой армии, участвовавшей в операции по взятию Берлина, командующий генерал Д.Д. Лелюшенко.В 1947-1949 годах, вместе со служившим там отцом, в гарнизоне жил маленький Володя Высоцкий. В его честь названа одна из площадей города – Wyssozkiplatz.В переводе на русский язык название города переводится, как кабаний лес. Надо сказать, что кабанов в окрестностях города действительно было много. В последствии, в летних лагерях, имея на руках оружие, мы стреляли кабанов и лакомились их мясом с жареной картошкой. История части начиналась с 30 мая 1939 года в городе Перми, где формировалась 82-я стрелковая дивизия. Одновременно происходило формирование 210 полка, которое было закончено к 16 июля. В марте 1942 года он был преобразован в 6-й гвардейский мотострелковый полк. 17 гвардейская дважды краснознамённая орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого Петраковская механизированная бригада сформировалась в деревне Деулино, Московской области, где в её состав влился 126-й танковый полк. 12 марта 1957 года она была переименована в войсковую часть пп 58467. Я был направлен в артиллерийскую батарею, которой командовал капитан Шепотько. Меня назначили командиром шестого орудия. В орудийном расчёте я оказался младше всех по сроку службы, остальные были «фазаны» ( год службы), «старики» ( полтора года службы), или «деды» ( два года службы) у которых « дембель» на носу. В субботний день, мой расчёт был послан на заготовку дёрна. Дело в том, что командование части следило за тем, что бы газоны на территории были всегда свежи и зелены. Для этого каждый месяц солдат посылали в лес, что бы завести свежего дёрна, взамен завядшего или потускневшего. В лесу ярко-зелёный дёрн лопатами нарезался прямоугольниками и отправлялся в часть, в части пожухлый газон вырезался такими же прямоугольниками. На место старого, увядшего прямоугольника вставлялся свежий кусок дёрна, только что из лесу. Газоны в части, благодаря такой постоянной подпитке всегда имели ухоженный вид. Мы с «фазанами» до обеда нарезали пласты дёрна, старики и деды полёживали на травке. Неожиданно один из стариков предложил купить бутылочку водки. В то время я не понимал, что отвечаю за всё, что происходит в моём расчёте. И, в тайне гордясь, что у меня спрашивают разрешения, кивнул головой. Все, кроме меня (у меня тогда ещё не было немецких марок ), сбросились на бутылку, и один из фазанов сбегал в немецкий магазин за бутылкой grozfliagenvodka.Почти сразу пришла машина, мы загрузили дёрн и поехали на обед. В гарнизонной столовой все подразделения уже пообедали. За отдельным столом нам оставили обед на десять человек. В начале трапезы, водку в стаканы из под компота, мы разливали под столом. В конце трапезы, все уже расслабились, и пили, некого не стесняясь. Прапорщик, дежуривший в этот день в столовой, увидев такой беспредел, доложил нашему комбату. Капитан Шепотько, покрасневший от возмущения, прибежал в столовую. Он заставил нас получить противогазы, и устроил марш-бросок на десять километров. У стариков и дедов клапаны в противогазах отсутствовали, а мы с фазанами выложились в этом марш-броске по полной программе. После этого случая, я был разжалован в рядовые, заряжающим шестого орудия. У меня началась кошмарная служба. Теперь меня воспитывали не только офицеры и сержанты, но и фазаны, старики и деды. Я спал по четыре часа, остальное время, кроме строевой, физической подготовки, драил полы, чистил туалеты. Меня постоянно унижали. Пытались заставить чистить чужие сапоги, подшивать чужие воротнички, заправлять чужие кровати. Я отказывался, меня били. На вопросы командиров, почему я хожу с синяками, я отвечал, что упал и стукнулся. Так продолжалось пол года. Однажды, на празднование девятого мая мы шли колонной по четыре человека для участия в показательных выступлениях. На плече у каждого был автомат с примкнутым штык-ножом. Сзади меня шёл старик, который постоянно толкал и пинал меня, заставляя нести автомат деда. Я твёрдо решил убить негодяя. Сорвав с плеча автомат, я сделал выпад в сторону обидчика. К счастью он успел отскочить, иначе я бы его убил, тем самым, изменив свою судьбу. Колонна остановилась, вокруг нас образовалось кольцо из солдат. Я продолжал держать автомат,  в сторону обидчика с примкнутым штык-ножом. «Ничего», сквозь зубы процедил старик,- « в казарме поговорим». Командиры навели порядок в строю, больше до конца дня меня никто не трогал. Вечером, когда мы сдали автоматы в оружейную комнату, меня окружили старики. Я решил драться до конца. Ударом в челюсть я повалил своего обидчика на пол в туалете. Остальная компания наносила мне удары сзади и сбоку. Я ни на кого не обращал внимания, продолжая бить своего обидчика. Я сконцентрировался только на нём, взял за отворот гимнастерки и начал головой макать в писсуар. Нашу драку смог разнять только старший офицер батареи старший лейтенант Баранов. После этого меня уже никто не трогал. Служба вошла в нормальное русло. Мне присвоили воинское звание ефрейтор и назначили наводчиком шестого орудия. В это же время, начались учения совместные с армией ГДР. Нашей гаубичной батареи неожиданно была поставлена задача стрельба прямой наводкой по танкам. До этого в группе Советских войск в Германии артиллеристы стреляли почти всегда с закрытой огневой позиции. После определённых событий в мире в воинские части пришла директива командования обучения артиллеристов стрельбе прямой наводкой. Нас в учебке этому обучили. Я был одним из лучших. Поэтому, когда прозвучала команда: «По танкам, кумулятивным, огонь! Я нашёл в прицеле движущийся макет танка, и нажал спусковой механизм. Цель была поражена. Остальные орудия промазали. Старший офицер батареи сориентировался и скомандовал: « все снаряды к шестому орудию!», «шестое орудие, поразить остальные цели!» Спокойно, не торопясь, я поразил все цели. За нашей стрельбой наблюдало советское и немецкое командование. После столь блистательного поражения танков одним орудием, меня, виновника торжества, пригласили к командующим, и немецкий генерал повесил мне на грудь медаль Ганса Беймлера, как лучшему стрелку. Мне присвоили звание младший сержант, и назначили командиром шестого орудия. В моём расчёте на тот период были водитель молдаванин Жора Кетрарь, заряжающий украинец Григорий Богдан, снарядный таджик Маманазар Сафаров, член расчёта житель Казахстана Михаил Мордовский, член расчёта узбек, фамилию не помню. При назначении меня командиром орудийного расчёта, наводчиком, вместо меня, был назначен житель пермской области Сергей Назаров. Он недавно прибыл из учебки, и мы не были с ним хорошо знакомы. В конце августа начались штабные учения. До места расположения добрались ночью. Раздалась команда: «Проверить личный состав ». Я построил свой расчёт. Оказалось, что отсутствует наводчик орудия Сергей Назаров и ящик с пистолетами батареи. О чрезвычайном  происшествии по цепочке было доложено командиру части. Ящик с пистолетами нашли через час. Замок на нём был сбит, отсутствовали два пистолета и запас патронов. Сергея искали всю ночь. Что бы он не ушёл из круга поисков, на нас автомобилях развезли в оцепление. Наступило утро 28 августа, мой второй день рождения в армии. Нам с сержантом Александром Овечкиным достался пост на краю, убранного пшеничного поля, по соседству с немецкой деревенькой. Мы забрались в стог соломы, составленный из спрессованных комбайном кубиков, и по очереди до обеда спали. После полудня захотели есть. Я пошёл в деревню, добыть пропитание. В одном из немецких огородов, срезал штык-ножом вилок капусты и надёргал морковки. Так поглощая овощи без хлеба, мы с Сашей отметили мой день рождения. Машина за нами пришла только к вечеру. В кузове автомобиля, от других участников оцепления, мы узнали, что когда Сергея нашли и окружили, он застрелился. После учений весь состав батареи был подвергнут допросам офицерами особого отдела. Они задавали всем одни и те же вопросы. Почему рядовой Назаров сбежал, как сумел украсть ящик с пистолетами, почему застрелился? Пока в ремонтных мастерских части варили для покойного оцинкованный гроб, мы по очереди стояли у тела на карауле. Мне досталась ночная смена. Жутко было находиться один на один с покойником. Я заметил, что на лице Сергея появилась борода и усы, которых раньше не было. Позже я узнал, что после смерти человека, волосы продолжают расти. Сопровождать оцинкованный гроб с телом покойного на его родину в Пермскую область, было приказано прапорщику нашей батареи Вершинину. В помощь ему выделили двух солдат. Вернувшись из поездки, прапорщик рассказал нам тайну смерти Сергея Назарова, которую добивались офицеры особого отдела. Родители Сергея жили в своём доме. Не смотря на горе, встретили они сослуживцев радушно. Пригласили в избу, накормили и рассказали такую историю. За два года до армии Сергей подружился с девушкой. Постепенно дружба переросла в страстную любовь. За год до армии, у него признали аппендицит. Сделали операцию. Во время операции повредили, какой то нерв. У Сергея нарушилась мужская функция. Он очень сильно переживал, и сказал родителям, что живым из армии не вернётся.
Два раза в месяц мы дежурили в столовой и два раза в месяц ходили в караул. Дежурство в столовой мне не нравилось. Ночью чистили картошку и мыли посуду. Днём мыли посуду и накрывали на столы к завтраку, обеду и ужину. Караульная служба, мне наоборот нравилась. Лучшими постами считалась охрана армейских складов и патрулирование по офицерскому гарнизону. На армейских складах мы патрулировали по периметру, между двумя рядами колючей проволоки. Вокруг складов росли толстенные дубы и роскошные каштаны. Тихонечко идёшь по периметру с автоматом на плече, жёлуди падают на фуражку, мечтаешь. Кстати, всё, о чём  я тогда мечтал на посту, сбылось. Так что мечтать полезно. Служба в гарнизоне отличалась от всех остальных. На пост мы вставали с автоматами без патронов. Мы патрулировали по городу Эберсвальде, непосредственно по улицам, где проживали офицеры нашей воинской части. Охраняли в ночное время социально-значимые объекты: детский сад, библиотеку, магазин. По одной стороне улицы жили местные жители, по другой советские офицеры. Немецкая сторона улицы была всегда ухожена, без единого листика на тротуаре, русская же идеальной чистотой не отличалась.
Однажды к нам в часть с шефским концертом приехал знаменитый, в то время белорусский вокально-инструментальный ансамбль «Песняры». Мы с сержантом Пищулиным были дежурными по батареи. Третьим дежурил Григорий Богдан. Наши офицеры пришли на концерт в парадной форме, сняли шинели в канцелярии  и со всем составом батареи ушли на концерт. Мы втроём остались в казарме и от скуки стали примерять офицерскую парадную форму. Мне подошла лучше, чем остальным. Зашёл разговор о том, что в форме офицера свободно пропустят через КПП. Поспорили, что если я смогу выйти из части, купить в магазине бутылку водки и вернуться обратно, меня ребята отпустят на концерт «Песняров», а сами останутся на дежурстве. От казармы до КПП, а затем до магазина и обратно, я прошёл без приключений, если не считать, что все встречные солдаты и офицеры отдавали мне честь. Я отвечал им тем же. На обратном пути меня беспокоила бутылка водки, купленная в немецком магазине и спрятанная под офицерской шинелью. Она могла выпасть из подполы, когда я отдавал честь, идущим на встречу военным. Но было бы странно видеть офицера, несущего в воинскую часть в руках бутылку водки. Спор мною был выигран. Ребята отпустили меня в клуб, на концерт «Песняров». В клуб я попал с чёрного входа, со стороны сцены, что бы меня не видели офицеры и солдаты нашей батареи. На сцене за кулисами, я столкнулся с руководителем ансамбля Владимиром Мулявиным. Он попросил меня закурить. Я угостил его сигаретой и сел за занавесом смотреть концерт. У микрофона пел песню Анатолий Кашепаров, за ударными инструментами находился Александр Демешко, Владислав Мисевич и Леонид Тышко играли на гитарах. Перед окончанием концерта, я незаметно вернулся в казарму. Бутылку водки, купленную мной с большим риском, мы распили ночью, в каптерки у грузина Шоты Липартелиани. В эту ночь, в глазах сослуживцев, я выглядел героем. В феврале 1974 года в части был объявлен конкурс на лучшее оформление Ленинской комнаты. В каждом подразделении воинской части была комната, в которой проводились политзанятия. В такой комнате размещались стенды с историей части, доска почёта, политическая карта мира, и другие атрибуты политической подготовки воинов. В качестве дембельской работы, комбат поручил мне оформление нашей Ленинской комнаты. Я взял себе в помощь трёх человек, умеющих хорошо рисовать, вырезать, лепить, то есть заниматься художественным творчеством. В первую очередь, мы обошли все Ленинские комнаты части и взяли на заметку всё лучшее. Затем составили план оформления каждой стены и начали его выполнять. Комната получилась лучшей в части. Хитом нашего оформления были ордена нашей воинской части искусно отчеканенные из металла и раскрашенные как настоящие. За лучшее оформление Ленинской комнаты комбат получил премию, а наша батарея грамоту.
Готовясь к демобилизации, мы думали, что путь домой будет таким же, как когда-то нас везли сюда. В дембельском альбоме я нарисовал поезд и маршрут движения Эберсвальде – Франкфурт – Брест – Челябинск. Но командование решило, начиная с нашего призыва, отправлять  отслуживших в ГСВГ домой, в Советский Союз, самолётом. На пути домой нас ожидало множество препонов. Вначале мы двое суток мы ждали на военном аэродроме самолёт, ночуя на земле в металлическом ангаре. Затем у прилетевшего самолёта сломалось шасси, и мы ещё сутки ждали, когда его починят. Но всё таки мы взлетели, под продолжительное и громкое ура, и под такое же ура приземлились, на своей родине, в городе Одессе. В Челябинск нас направлялось трое: Миша Солдаткин, Сергей Кулинич и я. За службу в Германии в ближайшей сберкассе мы получили больше ста пятидесяти рублей каждый. Для нас это были очень большие деньги, и мы принялись во всё тяжкое. Мы купили вина, выпили его в подворотне и пошли на танцы на улицу Дерибасовскую. Проснулись в комнате отдыха на вокзале, с больной головой. До Челябинска мы доехали на поезде, без приключений. На вокзале наши пути разошлись. Я не стал ждать автобуса, и до самого дома, на Розе, доехал на такси. Несмотря на то, что меня из армии родители ждали два года, я всё равно прибыл неожиданно. Отец стоял в дверях кухни и смотрел, как я захожу, в квартиру в военной форме. Печатая шаг по коридору, я подошел к нему, приложил руку к фуражке и доложил: « Товарищ, гвардии старший лейтенант, гвардии сержант Марков прибыл домой, после окончания срочной службы. Об этом рапорте отцу, я мечтал все два года.
После непродолжительного отдыха, я поехал в Челябинск, устраиваться на работу. Первое желание, о котором я мечтал, патрулируя на военных складах в Германии, утроиться на Радиозавод мастером. Поэтому, когда инспектор по кадрам Мырась Анатолий Алексеевич предложил мне работу конструктором, я отказался. Я вспомнил, как до армии был на побегушках у женщин, работниц ОКБ, и попросился мастером. Мырась предложил пойти мастером в одиннадцатый цех. Тогда я не знал, что этот цех числится в отстающих, и легко согласился. Мне ту же выделили место в первом общежитии, что было второй моей мечтой. В комнату меня подселили, где уже жил Коля Кузнецов, фрезеровщик четвёртого цеха. Бросив свои вещи в комнате общежития, я пошёл знакомиться в одиннадцатый цех. Это была территория бывшей мебельной фабрики, огороженная высоким деревянным забором, со своей проходной и своими традициями. Цех выпускал, фанерованные под красное дерево, корпуса  для электрофона  «Аккорд 201 стерео», а так же тару для спец. продукции радиозавода, которая имела оборонное значение. Территория состояла из пяти корпусов, в основном барачного типа, двух складов из профнастила не асфальтированных дорожек между корпусами и складами, по которым можно было возить продукцию только на автомобилях или в ручную, на тяжёлых неповоротливых тележках. В глубине территории находился небольшой пруд, заросший кустарником, место для влюблённых пар во вторую смену. Основой корпус механический. Он был условно разделён на два участка: участок ширпотреба и участок спец. продукции. На участок ширпотреба листами поступала фанера, которая распускалась на заготовки, покрывалась шпоном красного дерева и отправлялась в следующий корпус на шлифовку. Участок работал в две смены, мастерами на участке посменно работали Семён Бердичевский и Алексей Белан. Участок спец. продукции так же работал в две сиены. В него по транспортёрной ленте поступали доски, различной толщины на распил циркульной пилой. Затем, в зависимости от назначения, доски строгались, распускались в бруски или склеивались в щиты и отправлялись в другой корпус для сборки тары. Руководил этим участком Павел Иванович Кувшинов. За шлифовальным участком, в том же бараке находился участок сборки корпусов электрофонов. Чуть в отдалении, в кирпичном здании, находился малярный участок. На нём проходила грунтовка и покраска, как электрофонов, так спец. продукции. Напротив участка сборки тары, находился сборочный  участок изделий для спец. продукции. И совсем вдалеке, за озерцом с лебедями, располагался участок, который обеспечивал производство шаблонами и оснасткой. Руководил цехом начальник Валлах Аркадий Эрнестович. Меня определили мастером на шлифовальный участок. Коллектив на участке был женский, что для меня было очень непривычно.
В общежитии, познакомившись с соседями по комнате, я был очень не доволен её состоянием. В комнате не было ремонта лет десять. Я предложил ребятам самим сделать ремонт. Мы достали извести, купили краски, кисти и за вечер превратили нашу комнату в лучшую комнату в общежитии. Теперь я не стыдясь, мог повесить над кроватью портрет Полы Раксы. Следующим этапом моей тайной программы, было поступление в институт. Я сдал документы, и первого августа, в военной форме пришёл на вступительный экзамен по физике. Надеть форму, мне посоветовали в общежитии. Из многочисленного опыта абитуриентов, проще сдавать в форме. Вытянув билет, я понял, что почти всё в армии забыл, но говорил, как в анекдоте, всё, что знал. Мне поставили «хорошо». На математике письменно, я понял, что не могу решить ни один пример, и не одну задачу. Сдав пустой лист, я ушёл с экзамена. На стене в коридоре института висело объявление о приёме на курсы по подготовке к вступительным экзаменам. Я решил записаться, но была одна проблема. Курсы работали вечером, а я работал в две смены. Что бы решить этот вопрос, я обратился к заместителю начальника цеха Пашкову Анатолию Ивановичу. Он предложил мне с первого сентября перейти на участок нестандартного оборудования и тары. В отличие от участка шлифовки, на этом участке работали одни мужчины. Средний возраст работников составлял сорок пять лет. Все они были профессиональными столярами, с большим стажем. Начальником участка был Гампель Юрий Захарович. Он был лет пятидесяти, сухонький, маленького роста, слегка картавил. Его жена Гампель Людмила Моисеевна тоже работала в одиннадцатом цехе, мастером в малярке. Она наоборот была видной тридцати пятилетней женщиной, с великолепной фигурой. Все деньги и всегда были у Юрия Захаровича. Я был свидетелем того, как Людмила Моисеевна выпрашивала деньги себе на сапоги. Юрий Захарович отказал, сказав, что нужно донашивать старые сапоги. Гампель стал моим наставником. Он обучал меня основам руководства, планирования. В нашем кабинете с Юрием Захаровичем стояли три стола. За третьим столом сидела контролёр Зина. На столах стояли три телефонных аппарата. Один для связи напрямую с начальником цеха, второй для местной связи с другими участками и цехами радиозавода и третий аппарат городской телефонной связи. Здесь, на участке, я осознал, что моего образования не достаточно. В техникуме мы изучали обработку металлов резанием. Обработка дерева и сборка изделий из древесины, совсем другая специальность. На моём участке по чертежам изготавливались ящики, в которых отправлялась с радиозавода продукция в войска. Кроме того, для нужд завода изготавливались красивые фанерованные двери, подоконники, столы, шкафы и другая мебель. Я решил, что для руководства участком, необходимо самому научиться, всё это делать. Своим учителем  я выбрал опытного, уже не молодого столяра Сюткина Дмитрия Митрофановича. Вечерами, после работы, он учил меня читать чертежи, работать на деревообрабатывающих станках, собирать изделия из древесины. За это я обеспечивал Дмитрия Митрофановича выгодной работой. Дело в том. Что вся работа на участке подразделялась на выгодную, не выгодную и шабашку. Те изделия, которые изготавливаются на участке из месяца в месяц в течение многих лет делать не выгодно. Расценка на изготовлении этих изделий низкая, так как для выполнения плана по себестоимости, ежегодно снижалась. На новые изделия расценка была завышена, видимо для компенсации. А фанерованные изделия для завода и частные заказы воспринимались, как шабашка, потому что расценки на них устанавливались с потолка. Одной из задач мастера было распределение работы между столярами так, что бы все были с нормальной зарплатой. Расценками ведало БТЗ цеха. Как определить породу древесины по не строганой доске, строганому бруску или опилкам, я научился у Павла Ивановича, а различать пороки древесины меня научили технологи. На втором этаже механического корпуса находился кабинет начальника цеха, плановый отдел, бюро труда и зарплаты (БТЗ) и технологическое бюро. В кабинет начальника мастеров собирали в девять часов на ежедневное производственное совещание. Мы отчитывались за предыдущий день, и начальник цеха ставил задачи на текущий день. В плановом отделе каждому мастеру выдавали задание на месяц. В БТЗ я выбивал повышенные расценки на новые изделия и фанерованные изделия и заказы. Но чаще всего я бывал в техбюро. Во-первых, потому, что там хранились все чертежи, и каждый раз запуская в работу новое изделие, я приходил за новым чертежом. Во-вторых, в техбюро работала Полина Скворцова, очень симпатичная молодая женщина. Я тайком поглядывал на её красивое личико и стройную фигурку. Она отвечала мне томным взглядом.
Рабочие моего участка ежедневно пьянствовали Утром, приходя на работу, я находил их спящих в ящиках или за верстаком. Из-за пьянства они часто получали травмы. Деревообрабатывающие станки вращали пилы, фрезы, наждаки с большой скоростью, и отхватывали пальцы при малейшей неосторожности. На участке считали, что столяр со всеми десятью пальцами на руках, не настоящий. За каждую травму я лишался на сто процентов премии, писал объяснительные и вообще имел одни неприятности. Я решил положить этому конец. Собрав свой коллектив, сказал, что объявляю войну пьянству. Моя система допускала только три случая пьянства на работе. После первого случая, я отстранял от работы и объявлял устный выговор, после второго отстранения от работы и объявлялся письменный выговор по цеху, то есть работник лишался тринадцатой зарплаты. Это премия, которая выплачивалась в начале года и равнялась среднемесячной зарплатой предыдущего года. После третьего случая наступало увольнение. Вначале этому никто не поверил, но после того, как три человека лишились тринадцатой зарплаты, народ загудел. Я написал докладную начальнику цеха об увольнении опытного столяра с большим стажем работы Симонова. Аркадий Эрнестович вызвал меня к себе, и стал убеждать не увольнять столяра. « С кем будешь работать?» - спрашивал он. Но я был не приклонен,- « Наберу молодых». Взамен уволенных за пьянство опытных столяров, я принял на работу трёх молодых ребят Аксёнова, Гаврилова, Данилова. Не смотря на мою жёсткость и раннею зрелость, я оставался наивным двадцатидвухлетним пацаном. Так с первой зарплаты я купил магнитофонную приставку «Нота», чтобы наслаждаться любимой музыкой в общежитии. Мне нравились колонки к электрофону «Аккорд», выпускаемые нашим цехом. Я спросил у Геннадия Черепанова, как можно их приобрести, на что он в шутку ответил, мол, бери и неси через проходную. На проходной меня, конечно  задержали. Разразился скандал. Как может мастер воровать в цехе готовую продукцию? Как раз в это время ко мне в гости в цех приехал отец. Ему всё рассказали, в ярких красках. Отец сильно расстроился. Его успокоил начальник цеха, пообещав, что такого недоразумения больше не будет.  В цехе я сдружился с мастером механического участка Виктором Палашкевичем. Он хорошо разбирался в радиотехнике, в музыке, любил порассуждать о жизни. Поддерживали дружеские отношения со старшим мастером Василием Боруновым. У него в подчинении была бригада грузчиков и работники сушилки древесины, находившейся на котельной. Василий был любителем выпить, и соблазнял нас с Виктором и Семёном сообразить на четверых после работы. Мы покупали бутылку, и шли на фундамент «замороженной» стройки ДК «Монолит», где было удобно разложить закуску и выпивку. Жена у Васи Борунова работала продавцом в кафе «Снежок», на улице Худякова, и Вася периодически нас снабжал тушёнкой, сгущёнкой, и замороженными пельменями. Но больше всего я сдружился с Семёном Бердичевским. Мы с ним общались не только на работе, но и в свободное от работы время. Семён частенько приглашал меня к себе домой. Я познакомился с его родителями, простыми и обаятельными людьми.
Шестого апреля, утром меня разбудил стук в дверь. Марков Сергей Григорьевич здесь живёт? Вам телеграмма распишитесь. Текст телеграммы: « 5 апреля умер папа. Приезжай, мама »был, сравним с разорвавшейся бомбой. Я сел на автобус и приехал на Розу к маме. Она рассказала, как всё произошло. Через два часа приехала моя сестра Таня. Вдвоём, мы начали подготовку к похоронам. Нам сильно помогло автохозяйство, в котором работал папа. Руководство автохозяйства выделило мне экскаватор и курганский автобус с людьми и лопатами для копки могилы. Я поехал на кладбище, выбрал место для могилы, под большой красивой берёзой. За зиму земля промёрзла, что бы ковш экскаватора смог копать, её рабочие отогревали кострами. На копку ушёл целый день. Придирчиво осматривая выкопанную могилу, я начал лопатой выравнивать края. « Серёжа, ты не должен этого делать»,- раздался за моей спиной голос старшего брата: « Тебе не положено». Володя приехал из Миасса два часа назад, и, узнав, что я на кладбище, приехал сюда посмотреть, как продвигаются дела. С кладбища, мы проехали в Коркинский дворец культуры, и заказали на похороны духовой оркестр. По посёлку гроб везли в открытой грузовой машине, все близкие родственники сидели рядом с гробом. Что бы придать значимость своему отцу, в глазах жителей посёлка, весь путь до кладбища я стоял на правом колене, склонив голову.
В мае месяце, мы стали готовиться к экзаменам на курсах подготовки в институт. При успешной сдаче, нас вне конкурса и без вступительных экзаменов, зачисляли на заочный факультет. У меня в комнате общежития собирались три человека. Александр Гаврюшин, Михаил Аксютин и Михаил Сыса, все они были из нашей группы. Я хорошо знал математику, и помогал ребятам разобраться с формулами и решениями задач. Ребята были старше меня. Гаврюшин был с 1951 года,  работал прорабом на стройке. Аксютин с 1947 года,  работал конструктором в КБ колёсного производства. Сыса с 1945 года, работал начальником кранового цеха на ЖБИ-1. Все поступали в институт для карьерного роста, все были не женаты, и всем нравилось у меня собираться, все успешно сдали экзамены, и поступили в институт.
В конце мая, мастер на сборке, Валерий Тарасенко предложил вместе с ним на пару воспользоваться горящими путёвками, и съездить по маршруту Ташкент-Бухара-Самарканд. Я ни когда не был в Узбекистане и, с радостью согласился. Ташкент встретил нас сорокоградусной жарой. Город расположен в северо-восточной части республики, на равнине в долине реки Чирчик, на высоте 440-480 метров над уровнем моря. К востоку и северо-востоку расположены отроги западного Тянь-Шаня. Мы осмотрели семь чудес Ташкента и отправились через пустыню, на автобусе в Бухару, один из древнейших городов Центральной Азии. Культурный слой на территории города составляет более 20 метров: на такой глубине археологи обнаружили остатки жилых и общественных зданий, посуду и монеты, орудия труда и ювелирные изделия, которые датируются IV веком до нашей эры. Но больше всего в Бухаре меня поразила нищета во всём укладе жизни, оборванные босоногие мальчишки, продающие туристам стакан простой тёплой воды за пять копеек. Следующий город нашего путешествия, Самарканд показался цветущим раем после Бухары. Казалось, что в городе цветёт всё: деревья, трава, кустарники. На части деревьев свисали уже зрелые абрикосы и ярко-красная черешня. Нас поселили в не благоустроенном санатории, окружённом прекрасным садом, по которому можно было гулять, лакомиться фруктами. Седой старичок, узбек в длинном халате и чалме предлагал зелёный чай, который тут же, при Вас заваривал в расписном чайничке, и подавал в беседке, вкуснее чая, я никогда больше не пробовал. Вечерами по переносному телевизору мы смотрели трансляцию с XI международного фестиваля эстрадной песни «Золотой Орфей» из Болгарии. Болели за неизвестную тогда Советскую певицу Аллу Пугачёву, которая исполняла песню «Арлекино», и аплодировали телевизионному экрану, во время вручения ей гран-при. После отпуска у меня начался бурный роман с Полиной Скворцовой. Полина была худенькой двадцати семи лет, с блестящими чёрными волосами, высокой грудью и стройными ножками. Выглядела она значительно моложе своих лет. Голос у неё был низкий с лёгкой хрипотцой, что меня сильно возбуждало. В техбюро она дружила с Людмилой Кошкиной. Это вызывало улыбку у сослуживцев: « дружат, как Кошкина со Скворцовой», -посмеивались в цехе. Полина развелась с мужем, и одна воспитывала пятилетнюю дочку Дашу. В то время она жила в Синеглазово, и добиралась на работу и с работы на электричке. Первое свидание она назначила мне сама, когда я решил проводить её до вокзала. Встретились мы в субботу на станции, Полина пришла с дочкой. Мы зашли в лес, и выбрали весёлую солнечную полянку. Пока Дашенька собирала цветочки, мы нежно обнимались и целовались. Я ласкал её грудь под вязаным платьем светло-бежевого цвета, ласкал её ножки в чулочках, пытаясь расстегнуть застёжки пояса, поддерживающие чулки. Полина позволяла мне всё, кроме секса. Наш бурный роман продолжался всё лето, но Полина мне, в то время, так и не отдалась.
Лето 1975 года выдалось жарким и засушливым. Пересохло Шершнёвское водохранилище, обмелело озеро Аргази. Что бы обеспечить город питьевой водой, перекачивали воду из озера Увильды. Уровень воды в озере упал на два метра. Часть прекрасных островов стали сушей. Трава на лугах засохла, и что бы обеспечить сельское хозяйство кормами, из предприятий города стали отправлять работников на озёра косить камыш. Картофель в области то же не уродился. Осенью стали формировать бригады в Горьковскую область на заготовку картофеля. Меня от цеха отправили в составе радиозаводской группы для уборки картофеля в город Арзамас. В группе подобрались молодые парни. Старшим меня никто не назначал, ребята сами признали моё старшинство, и слушались меня во всём беспрекословно. Целый месяц мы работали на полях  Арзамаского района колхоза имени Кирова. Здесь мы впервые увидели колорадского жука. Я думаю, отправляя арзамасский картофель в Челябинск, мы, в то время завезли и колорадского жука. Жили мы в помещении деревенской школы. Вечерами ходили в клуб на танцы.
Вернувшись в Челябинск, я рьяно принялся за учёбу в институте. Заочная форма обучения предполагала минимум лекций, минимум консультаций, максимум самостоятельного изучения предметов. Ежемесячно по всем предметам сдавались контрольные работы.             
На субботу и воскресенье, когда не было дел на работе и занятий в институте, я уезжал к маме, на Розу. Там я продолжал ухаживать за Оленькой Бондарь, со всей присущей мне скромностью. Я стеснялся её прижать к себе, стеснялся сказать о своих чувствах. Закончилось это тем, что Оля нашла себе другого парня, и однажды пригласила меня на свою свадьбу. Я очень сильно переживал, даже плакал по ночам. В «Уральских сувенирах», расположенных на проспекте Ленина, я купил сувенир, изображающий пилу, пилящею бревно, с надписью: « Пили да знай меру», решив, что эта надпись, наиболее чётко определяет наши с ней взаимоотношения, и взаимоотношения с будущим мужем.
Свадьба проходила в кафе, в центре города Коркино. Всю свадьбу, вживую, играл вокально-инструментальный ансамбль. Как оказалось, Олин муж в этом ансамбле играл на бас гитаре. Сильно поднапившись, я остаток вечера танцевал с молодой женщиной, которую звали Зина. Оказалось, что она мать двоих детей, но мужа не любит, а любит меня, и предложила пойти к ней ночевать. У меня было три варианта, ехать домой, на Розу, ехать в Челябинск, в общежитие или ехать к Зине. Я выбрал последний. Зина жила в Коркино, в своём доме. Её дети уже спали, и она начала стелить постель для нас на полу. Пока она стелила постель, мы с ней продолжали целоваться, и ласкали друг другу интимные места. В этот кульминационный момент появился муж. Он был маленький щупленький, но с грозным голосом. Ругаясь матом, и называя Зину самыми последними словами, он попытался ударить её. Но тут между ними встал я. Меня удивило, что он меня сильно испугался. Я взял его за шкирку, приподнял, прижал к стене, и сказал, что если он хоть пальцем тронет Зину, то будет иметь дело со мной. После этих слов, я эффектно развернулся и ушёл на остановку, ждать автобуса. В конце ноября, я был одет в осеннее пальто, без головного убора, в лёгких туфлях на кожаной подошве. За два часа ожидания, я сильно замерз и абсолютно протрезвел. Появился мотоцикл с коляской, в сторону посёлка Роза. Я решил, что еду не в Челябинск, а к маме, остановив мотоцикл и залезая в коляску. Холодный ветер дул мне в лицо, поэтому, когда я зашёл в квартиру, у меня окоченели руки, ноги и лицо. Так закончилась свадьба моей любимой девушки. Но свадебный переполох не закончился. Коля Кузнецов, мой сосед по комнате. Дружил с девушкой Ниной с третьего этажа. И вдруг, девушка стала его избегать, капризничать при встречах. Коля обратился ко мне за советом. Я посоветовал ему, жениться. Коля долго не решался сделать Нине предложение. Но однажды сообщил мне, со счастливым лицом, что Нина согласилась выйти за него замуж. Свадьба состоялась в феврале, в деревне Исаково, где жили родители Нины. Я стал свидетелем Николая, а свидетельницей Нины стала её подруга Люба. Люба была девушкой с красивыми грудками и красивыми ножками, но очень не красивым лицом. Поскольку свободных девушек на свадьбе кроме Любы больше не было, весь вечер я танцевал с ней. К концу вечера,  сильно поднапившись, я увёл свидетельницу в соседнюю комнату, и мы улеглись на кровать. Повторилось то же, что с Полиной, Люба позволяла всё, кроме интима. Закончилось всё тем, что нас обнаружили пожилые участницы свадьбы. Они сбросили дверной крючок, открыли дверь в комнату, сдёрнули с нас одеяло, и начали громко стыдить. Мы с Любой встали, смущённо одели не достающие части одежды и пошли в общую комнату к гостям и хозяевам свадьбы.
На работе всё оставалось по-прежнему. Одиннадцатый цех радиозавода испытывал большие трудности. Инспектор облсовпрофа Распопов постоянно его закрывал из-за плохих условий труда, план по ширпотребу не выполнялся из-за нехватки кадров, производственные площади завалены бракованными заготовками. Цех, как составляющий единой производственной цепи, тянул за собой в отстающие и весь завод. Руководство завода не могло с этим мириться. В цех ежемесячно направляли на помощь работников из других цехов. Как правило, они работали на подсобной работе. Перебирали и исправляли бракованные детали или выполняли работу низкой квалификации. В основном « негров», как  в цехе называли помощников из других цехов, направляли на ширпотреб. Но иногда людей в помощь давали и нам с Николаем Григоркиным на участки. Так в апреле месяце у меня на участке картонажница не справлялась с обклейкой внутренности ящиков войлоком и фетром. Я попросил двух помощниц. Мне выделили двух молодых женщин из 25 цеха. Одна из них постоянно строила мне глазки. Её звали Людмила Русина. Она не была красавицей, но от неё исходили флюиды сексуальности. Глядя на её ножки в короткой юбочке, я мечтал заняться с ней сексом. Однажды я находился в кабинете один. Зашла Людмила и попросила у меня разрешения позвонить по городскому телефону. Я разрешил. Людмила начала обзванивать своих знакомых и предлагать им лишний билетик на зонг-оперу « Орфей и Эвредика ». Не добившись положительного результата, она предложила лишний билетик мне. Здесь надо рассказать, что это за опера. Представьте себе: двое – он и она – встретились и полюбили друг друга. Но он певец, гений, жаждущий славы и признания; он покидает возлюбленную и не замечает, как растрачивает, распродаёт свой дар, становится чуждым ей.… Именно эту историю рассказывает первая отечественная рок-опера. Написана в 1975 году композитором Александром Журбиным и драматургом Юрием Димитриным, поставлена ансамблем « Поющие гитары ». Именно эта опера в мае 1976 года прибыла к нам в Челябинск в исполнении Альберта Асадулина и Ирины Понаровской. Конечно,  я не мог отказаться  от такого заманчивого предложения. Зонг-опера проходила во дворце спорта « Юность». Мы с Людмилой сидели рядом на очень хороших местах. Она была одета, в светлую кофточку и короткую джинсовую юбку на странных лямочках. Во время спектакля одна из лямочек постоянно съезжала с плеча, и Людмила смущённо её поправляла. Как выяснилось позже, эту юбку на лямках Людмила сшила лично перед концертом, что бы мне понравиться. Я посматривал то на сцену то на коленки, выглядывавшие из под юбки и постоянно возбуждался. Спектакль нам обоим понравился. Людмила жила на Северо-западе, и я вызвался её проводить. Мы немножко посидели у подъезда, и она пригласила меня на чашечку кофе. У неё была большая трёхкомнатная кооперативная квартира на первом этаже. Одна комната была закрыта. Как пояснила Людмила, это комната мужа, доставшаяся ему при разводе. Стоило нам присесть на диван, мы тут же начали страстно целоваться. Я так сильно её хотел, так сильно был возбуждён, что кончил в брюки. Людмила постелила нам на диване. Я боялся, что он у меня так быстро не встанет. Но, как только я её поцеловал, он встал, как юный пионер. Мы занимались сексом всю ночь. Утром Людмила попросила меня уйти через окно, что бы не увидели соседи. Весь день я мечтал повторить прошедшую ночь, как будто хлебнул любовного наркотика. Так мы проводили ночи всю неделю, нас обоих пошатывало от постоянного возбуждения и         недосыпания. В субботу я познакомился с дочкой Светланой. Это была прелестная девочка. Платиновая блондинка с хорошеньким личиком. Увидев меня, она закричала «Ура! Папа прилетел!». Я не стал её переубеждать и взял на руки. Позже Людмила мне объяснила, что всегда говорила дочке, что папа у неё лётчик и улетел на самолёте. Мы стали жить в троём.
 В это время закончился учебный год в институте. На время подготовки к экзаменам, я опять перебрался в общежитие. Я отсутствовал почти месяц и меня все потеряли. Готовились к экзаменам мы опять в том же составе. Самый трудный экзамен у заочников, математика. Его у всего курса принимал Зиновьев, который читал нам лекции. Он прославился у студентов особой жестокостью. Я зашёл на экзамен одним из первых. Вытащил  билет и сел готовиться. Билет оказался лёгким. Я его быстро решил, но у меня в кармане лежали шпаргалки, и хотелось с ними свериться. Зиновьев заметил, что я пользуюсь шпаргалкой, и вызвал меня отвечать на билет. Я ответил на устные вопросы и показал решение примеров и задач. Зиновьев дал мне другой билет, и посадил меня на первую парту напротив себя. Второй билет оказался ещё легче. Я решил его за пятнадцать минут, и попросился отвечать. Когда я ответил на второй билет, Зиновьев дал мне третий. Так продолжалось весь экзамен, в течение шести часов. Из экзамена я вышел последним. Никто из группы не расходился. Когда я вышел из аудитории, толпа, стоящая у двери, прошептала: « Сколько?». Я выдохнул: «Четыре». Меня начали качать на руках. Сдав все экзамены за первый курс, я решил переводиться на вечерний факультет. Вместе со мной перевёлся Михаил Аксютин.
Полина Скворцова всё это время занималась обменом квартиры с Синеглазово на Челябинск, и мы с ней пересекались только на работе. Случайно она узнала, что я живу с другой женщиной, у которой тоже есть ребёнок. Это её сильно задело. И она пригласила меня на новоселье, в квартиру, которую она выменяла. Я уже потерял интерес к Полине, но решил согласиться. Полина приготовилась к нашей встречи, она приготовила интимный ужин на двоих, купила бутылку водки, приготовила постель. Выпив водки, мы легли в постель, и я полтора часа пытался кончить, на когда-то желанной женщине. Не получив удовольствия, я поехал  к Людмиле, которую в то время хотел постоянно. Через месяц, я окончательно переселился к ней из общежития. В связи с тем, что трёхкомнатная квартира, в которой мы жили, была кооперативная,  я предложил через кооператив,  поменять её на однокомнатную квариру. Бывший муж не придёт, и выплачивать меньше. Так и сделали. Правление кооператива решило этот вопрос моментально. Нам  выделили однокомнатную квартиру в соседнем доме на пятом этаже. Вещи с одной квартиры на другую я перетаскивал весь вечер и следующий день, самые тяжёлые  мне  помог сосед, Женя Титов.   
             В сентябре  начались занятия на вечернем факультете ЧПИ. Перед лекцией по математике я сказал Аксютину: « Хорошо, что мы перешли с заочного факультета, больше не увидим мучителя Зиновьева». После моих слов, в аудиторию вошёл Зиновьев. Его тоже перевели с заочного на вечерний факультет. Он вежливо поздоровался со мной и начал чтение лекции.
В конце сентября меня вызвал к себе начальник цеха Валлах Аркадий Эрнестович. Он подал мне нестандартный заказ на изготовление шкафов, подписанный генеральным директором ПО «Полёт» Илейко Виталием Михайловичем. Шкафы заказывал комитет комсомола. Валлах попросил меня отнестись к этому заказу повнимательнее. Я выписал наряд, хорошо расценил его в БТЗ и отдал в работу квалифицированным столярам. Но в тот момент в цехе не хватало шпона. С трудом набирали на детали электрофона. Пришлось работу приостановить. Я уже стал забывать об этом заказе, когда в цех пришёл секретарь комитета комсомола Шадрин Александр Павлович. Меня опять вызвал к себе начальник цеха. Узнав от меня, что нет шпона, он попросил сделать шкафы без шпона, под покраску, но к 29 октября, дню рождения комсомола. Я выполнил его просьбу, 27октября отправил готовые шкафы в комитет комсомола.
Отношения с Людмилой становились напряжёнными. Я понял из-за чего, и предложил расписаться. Свадьба состоялась в январе 1977 года. Моим свидетелем на свадьбе был Семён Бердичевский. Он вообще сильно помог в организации: дал на время регистрации мне обручальное кольцо, помог достать продукты для стола, остановил на улице Жигули и нанял для поездки в загс и обратно. На свадьбу был приглашён узкий круг родственников. С моей стороны приехала мама и сестра Таня. Танцевал на свадьбе только я, со Светой на руках. На Свете было надето красивое розовое платье, а вместо фаты накидка от подушки. В конце февраля меня пригласил к себе на беседу секретарь комитета комсомола ПО «Полёт» Александр Шадрин. Он сказал, что уходит на производственную работу. Вместо него секретарём будет Александр Кислов, а мне предложил стать его заместителем по идеологии. У меня, в то время, был оклад 160 рублей плюс премия, получалось в среднем больше двухсот рублей. Шадрин сказал, что оклад заместителя 132 рубля, но бывает и премия от завода. Я посоветовался с женой и согласился. Начался процесс согласования моей кандидатуры. Секретарь комитета комсомола и его заместители находились в штате райкома комсомола и там получали зарплату. На заводе со мой беседовали секретарь парткома Лавин Василий Иванович заместители секретаря Овчинникова Любовь Алексеевна и Арешин Алексей Михайлович.
Первым секретарём райкома комсомола был Владимир Субботин, вторым Валерий Лобачёв, заворгом Валерий Коржов. Первым секретарём горкома комсомола в то время был Пётр Сумин, вторым Сергей Козлов, заворгом горкома Сергей Матвеев. Все эти люди со мной беседовали, все были обеспокоены совмещением работы с учёбой, и все наставляли меня на плодотворную работу на комсомольском поприще. С первого апреля 1977 года, на бюро райкома я был утверждён заместителем секретаря комитета комсомола ПО «Полёт». Из того состава бюро райкома мне запомнился Вячеслав Тарасов, который через много лет стал мэром города Челябинска. Во время моего утверждения, он придрался к отсутствию комсомольского значка на груди. Так разошёлся, так раскричался, что первый секретарь райкома его еле успокоил. В комсомоле мне тоже пришлось всему учиться. Первым и лучшим учителем для меня стал секретарь комитета Александр Кислов. Это был высокий могучий человек, могучий не только телосложением, но и мыслями и умением блестяще организовать любое дело. Он доходчиво объяснил, чем я должен заниматься, как зам. секретаря по идеологии. В мои обязанности входили следующие направления работы: организация политучёбы во всех цехах, учёба комсомольского актива, спортивная работа, шефская работа, художественная самодеятельность, фестивали, дискотеки, летний отдых детей в пионерском лагере и многое другое. Чтобы успешно справляться со своими обязанностями, необходимо было научиться выступать перед любым коллективом. Я взял труды В.И. Ленина, методические пособия по лекционной пропаганде, и стал изучать приёмы и методы лучших ораторов современности. После изучения я пришёл к выводу, что любая речь должна состоять из трёх основных частей. Первая часть – зачин, около двух минут. В ней нужно заинтересовать слушателей собой и темой своего выступления. Здесь годятся любые яркие примеры, случаи из жизни по теме выступления, способные заинтересовать аудиторию. Вторая часть – основная, длительностью пять, семь минут. В ней необходимо раскрыть суть своего выступления. И последняя, третья часть, финал, около двух минут. Здесь необходимо, используя какие-либо чувства слушателей, завершить первую и вторую часть, подчеркнув смысл сказанного. Если же выступление или доклад более продолжителен по времени, то его надо на тезисы. Все тезисы или мысли   выступлении также должны делиться  на три части каждая. Используя этот метод, я всегда держал аудиторию в напряжении, и стал лучшим комсомольским выступающим в районе и городе. Вторым освобождённым заместителем была Надя Арзамасцева. В её обязанности входило: ежемесячные собрания в цехах, приём в комсомол, и другая организационная работа. Заведующей сектором учёта, в тот период была Нина Шибаева.
У неё в сейфе хранились учётные карточки на всех комсомольцев предприятия. Она ставила на учёт, поступивших на работу комсомольцев, снимала с учёта увольняющихся, выписывала билеты вновь вступившим в комсомол. Сам Кислов, кроме общего руководства курировал производственные вопросы. Он занимался организацией комсомольских трудовых отрядов, курировал совет молодых специалистов, проводил бюро и комитеты. У него для эффективной работы было два освобождённых помощника Слава Бондарь и Сергей Анисимов. Мы их называли «подснежники». С молчаливого одобрения генерального директора объединения Илейко Виталия Михайловича, они работали в комсомоле, а получали зарплату на заводе. В тот момент Слава и Сергей занимались строительством Аргаяшского филиала объединения «Полёт».
   Моим первым заданием, было выполнение просьбы  директора турбазы «Жемчужина» Бондарева Георгия Георгиевича. Он попросил Кислова прислать в «Жемчужину» группу комсомольцев, для подготовки турбазы к летнему сезону. Я собрал такую группу, привёз на базу и познакомился с Бондаревым. Он представлял  собой сухощавого мужчину среднего роста жёсткого в общении. В начале мы друг другу не понравились, и только позже, года через полтора подружились. Турбаза, в то время состояла из семи одноэтажных коттеджей, буфета под названием корчма, столовой, административного корпуса, танцплощадки, и палаточного городка. Палаточный городок вмещал основное количество отдыхающих. Для выполнения задания, я набрал бригаду из одноклассников Эдика, брата моей жены Людмилы. Ребята подготовили палатки к приёму отдыхающих, вырыли траншею для телефонного кабеля, выполнили все поручения директора турбазы. Бондареву понравилась слаженная работа, и моё руководство. Перед нашим отъездом он рассказал мне о том, что уже третий год подряд директор клуба Альберт Гурман проводит на Жемчужине фестиваль самодеятельной песни, и посоветовал комсомолу взять его организацию в свои руки. Приехав в объединение, я передал Кислову пожелание Бондарева. Кислов загорелся этой идеей. Мы встретились с Альбертом Лейбовичем Гурманом и его помощницей Людмилой Смеяновой.  В результате совместного обсуждения, родилась идея сделать фестиваль итогом самодеятельного творчества комсомольских коллективов цехов. Мой первый фестиваль «Жемчужина IV » состоялся в июле 1977 года. На нём я учился организации больших мероприятий, и был на подхвате  у Саши Кислова. По итогам фестиваля, я понял, для того, чтобы мероприятие понравилось, все должны быть его участниками, а не зрителями. После «Жемчужины» Кислов взял отпуск и уехал на «шабашку». Так он проводил каждое лето, начиная с учёбы в институте.
Руководить комсомольской организацией остались мы с Надей Арзамасцевой. В то время численность комсомольцев ПО «Полёт» составляла более четырёх тысяч человек. По разнарядке райкома  надо было каждый месяц принимать в члены комсомола пять человек  Каждый понедельник в цехах завода, опытного производства, отделах института проходили политзанятия. Ежемесячно в каждой первичной комсомольской организации проходили собрания. Всё это и многое другое мы с Надей должны были организовать и контролировать. Было тяжело, но мы справлялись. В конце июля у Кислова заканчивался отпуск, а работы на шабашке было ещё много, и он попросил меня заменить его. Я взял отпуск в райкоме комсомола, нам полагался календарный месяц, и впервые, в августе 1977 года,  поехал на шабашку. Бригада Кислова в Свердловской области строила КЗС (комплексную зерносушилку). Она нужна была совхозу, чтобы сушить, провеивать зерно и уже отсортированное загружать в самосвалы. По проекту всё это делалось автоматически. К моему приезду основные строительно-монтажные работы были выполнены, остались отделочные работы и пуско-наладка. Организацией работ и связь с руководством совхоза осуществлял Валера Кожуховский. Он мотался на зелёных Жигулях между строящейся КЗС и правлением совхоза, наматывая по сто километров в день. Меня он поставил в помощь небольшому бородатому мужичку, занимающемуся подключением оборудования. Звали его Макеев Михаил Иванович. Он занимался пуско-наладочными работами, но своеобразно. «Селянам автоматика не нужна, объяснял мне он, потому, что ни один электрик не сможет её отремонтировать». Мы с ним выкинули из шкафа управления все провода, все реле, и стали подключать оборудование напрямую. На пульт для каждого оборудования мы ставили две кнопки: «Включить», «Выключить». Вместе со мной на объект приехал Володя Букин. Его поставили на отделку и доделки. Через две недели, мы закончили объект. Сдачу КЗС наметили на воскресенье. По этому поводу Валера Кожуховский закупил два ящика водки. На приём зерносушилки приехали все главные специалисты совхоза: главный инженер, главный электрик, главный механик, главный агроном. Комиссия прошла по объекту, сделала небольшие замечания, и поехала вместе с нами в лесопосадки, отмечать приём-сдачу КЗС. Отмечали до темноты, а потом сильно пьяные главные специалисты сели за руль, посадили нас и отправились в совхоз. Мне досталось ехать с главным механиком на мотоцикле с коляской. Я сидел в люльке и думал, что это моя последняя поездка. Мотоцикл мотало из стороны в сторону, мы летели по бездорожью с огромной скоростью. На кочках меня подбрасывало так, что я вылетал из люльки. Спасало только то, что я мёртвой хваткой вцепился в поручень. После сдачи КЗС, все ребята разъехались по домам. Остались только я и Володя Букин. У нас оставалось две недели до окончания отпуска. Главный инженер предложил нам отремонтировать ЗАВ на третьем отделении. Стоимость ремонта определили в три тысячи рублей. По тем временам это была большая сумма денег. Мы с Володей воодушевились, и за две недели выполнили капремонт. Работали не только световой день, но ещё и прихватывали вечерние сумерки. Мысленно мы поделили эти три тысячи между собой, а так же прибавляли заработанное на КЗС, получалась внушительная сумма. Но после «шабашки», нас ждало разочарование. Общее собрание, работавших на КЗС, решило делить деньги в соответствии с отработанным временем. Три тысячи рублей за ремонт ушли в общий котёл, и мы с Букиным получили по тысяче рублей. За месяц я отрастил усы и бороду, и в таком виде пришёл домой, с тысячей в кармане. Света уже спала, в своей кроватке. Я тихонько её разбудил, и спросил, нравится ли ей моя борода. Она сказала, что я страшный, как Бормалей. С тех пор я больше никогда не отращивал усы и бороду. 
После отпуска я принялся за работу с удвоенной энергией.
В октябре 1977 года состоялась отчётно-выборная комсомольская конференция ПО «Полёт». В сентябре Кислов собрал весь освобождённый аппарат комитета комсомола, и объявил, что комсомольскую конференцию мы должны провести с большим размахом, что бы комсомольцы стремились на неё попасть. Составляя план подготовки, мы включили в него продажу книг, пластинок, концерт лауреатов «Жемчужины». Но Кислов говорил, что нет «изюминки». Идею подал директор клуба Гурман. Он предложил пригласить известного барда, автора и исполнителя самодеятельной песни Талькова. Конференция прошла на высоком уровне, с богатой культурной программой. Делегаты конференции восторженно рассказывали в цехах о прошедшем мероприятии. О комсомольской организации ПО «Полёт», с уважением заговорили в городе. По итогам конференции был избран комитет комсомола, в количестве сорок  человек, и бюро комитета комсомола, в количестве одиннадцати человек. Секретарём комитета комсомола избрали Александра Кислова, а его заместителями Надежду Арзамасцеву и Сергея Маркова. Но не долго Кислов был секретарём. Генеральный директор Илейко Виталий Михайлович предложил ему стать главным инженером строящегося Аргаяшского филиала. Секретарём комитета комсомола, вместо себя Кислов предложил председателя профкома НИИТ Володю Турчина. Почему не меня? Я не был членом КПСС. Но Володя был нулевым в комсомольской работе, и вся нагрузка легла на плечи заместителей.
В конце 1977 года я уже был вхож в кабинет к любому начальнику цеха, руководители цехов и отделов меня уважали. Пользуясь этим, я перевёл свою жену Людмилу из 25 цеха на склад нестандартного оборудования в ОВК. На этот склад кроме всего прочего поступали платы от радиоприёмника «Россия», забракованные ОТК. Стоили они шесть рублей. Я их покупал, отдавал обратно в 15-й цех, и мне собирали радиоприёмник «Россия», который можно было подарить или продать. Появлялись деньги для комсомольских мероприятий.
Перед Новым 1978 годом, в клубе радиозавода проходили цеховые новогодние вечера. В четырнадцатом  цехе некому было сыграть  Деда Мороза. Секретарь комсомольской организации Наташа Бочкарёва попросила меня. Дед Мороз из меня получился не плохой. Я изменил голос и постоянно окал. Из толпы кто-то пошутил: Дед Мороз у нас Во-ло-го-дский. Когда вечер закончился, мне пришла идея придти в костюме домой и поздравить Свету. Приехав, домой, я переоделся на площадке, постучался в дверь, и опять окая, спросил: «Деда Мороза ждёте?». «Ждём! Ждём!» - закричала Света. Вечер удался на славу. Света со стульчика спела песенку, рассказала стишок, я подарил ей подарок, попрощался и вышел. На площадке, в подъезде, я опять переоделся, зашёл домой и спросил: «Дед Мороз не у нас был? Я только что с ним разминулся! Он уехал в санях запряжённых тремя белыми конями. «У нас, у нас,- закричала Света,- настоящий Дед Мороз, а сапоги у него точно такие, как у тебя, папа!» С тех пор ещё много лет перед Новым годом, я переодевался в костюм Деда Мороза и поздравлял своих детей и детей коллег и сослуживцев. Полгода до фестиваля Жемчужина пролетели в напряжённой работе. Поскольку Володя Турчин очень долго входил в курс дел, мне приходилось выполнять работу зама по идеологии и работу, которую раньше выполнял Кислов.
В июле 1978 года состоялась Жемчужина V. Вся подготовка к фестивалю легла на мои плечи. В то время, у директора клуба Альберта Гурмана появился ещё один работник, Михаил Вейцкин. Он оказал мне очень большую помощь, написал сценарий, занимался подготовкой команд. На фестиваль кроме команд- участниц прибыли Генеральный директор, секретарь парткома, председатель профкома представители райкома и горкома партии, гости из Москвы. Благодаря нашей хорошей подготовке и организации, Жемчужина-78 прошла очень хорошо и получила высокую оценку гостей и участников фестиваля.
В июле 1978 года я взял отпуск, и мы с  женой Людмилой уехали отдыхать по путёвке на теплоходе в круизе по Чёрному морю, по маршруту  Одесса-Батуми-Одесса. Теплоход назывался « Тарас Шевченко», огромный трёхпалубный, с бассейном, баром, игровыми автоматами, двумя ресторанами. Мы останавливались на один день во всех крупных портах, от Одессы до Батуми, где желающие отправлялись на экскурсию, а остальные загорали на пляже. Тут впервые я понял, что мы с Людмилой не умеем отдыхать вместе. В каждом городе я стремился посмотреть достопримечательности, а ей нравилось греться на солнце. Пока  теплоход двигался между портами, мы ходили в бар, играли на игровых автоматах или участвовали в общих мероприятиях. В каюте нас было шесть человек все из Челябинска, а всего челябинцев семь человек. Кроме нас с Людмилой, в каюте были ещё две пары. Люба с мужем Володей и Валя с другом Сашей. Люба работала  в обкоме комсомола, а Володя водителем на челябинском инструментальном заводе. Они недавно поженились, и Володя постоянно хотел Любу. Каждую ночь он шепотом со второй полки просил Любу разрешения, спуститься к ней под одеяло. Она ему шепотом отказывала, ссылаясь на то, что их возню могут услышать соседи. Валя с Сашей окончили медицинский институт. Валя, женщина правильного телосложения, была сильно влюблена в Сашу, очень высокого и очень худого. По-видимому, у Саши было очень серьёзное заболевание, потому что он, в шутливой форме, рассказал мне, как лечился у слесаря ЧТЗ Кузнецова ( через десять лет будущего изобретателя апликатора Кузнецова).
Седьмым человеком из Челябинска, была девушка Люся из соседней каюты. Она была стройной, с длинными распущенными волосами, и работала библиотекарем в юношеской библиотеке, по Свердловскому проспекту. Как-то днём мы с Володей решили поиграть в игровые автоматы. Для игры, в кассе покупались жетоны, которые опускались в отверстие автомата. Затем шёл процесс игры. В случае выигрыша, автомат выплёвывал игроку, выигранное количество жетонов, которые в кассе обменивались на деньги. Я проиграл автомату свои пять жетонов, и уступил место Володе. Володя проиграл четыре жетона, опустил пятый, в автомате, что-то щёлкнуло, и на нас посыпались жетоны, нескончаемым потоком. Володю охватила жадность. Он ползал на коленях, собирал жетоны, не позволяя никому к ним приблизиться. Касса объявила по радио о своём закрытии, а Володю пригласили в каюту капитана. От капитана Володя пришёл удручённый, сказал, что ему выдали максимально возможный выигрыш, десять рублей, и объяснили, что в автомате произошёл сбой. Запомнилось участие в конкурсе мисс Круиз. Заданием для команд было общее выступление и представление своей мисс Круиз. Я предложил исполнить «зримую» песню из мультфильма про львёнка и черепаху: « я на солнышке лежу». Вся наша команда пела хором песню, Люся играла роль черепахи, а я роль львёнка. Для того, что бы представить нашу мисс, которой тоже была Люся, мы с Сашей придумали три монолога, три объяснения в любви. Монолог сантехника, астронома и врача, в соответствии с жаргоном этих специалистов, читал я, каждый раз, выбегая и падая в ноги своей избраннице. По итогам конкурса команда челябинцев заняла первое место, а я получил приз, за лучшее объяснение в любви.
В конце лета инициативная группа ребят, при моей поддержке организовала танцевальную дискотеку ПО «Полёт». Она стала пользоваться огромной популярностью у молодёжи города. Ведущим дискотеки стал Михаил Вейцкин.
 В сентябре 1978 года в составе ПО «Полёт» выделился завод радиотоваров, тем самым возникла необходимость создания комсомольской организации завода радиотоваров, так как структура комсомольской организации должна соответствовать структуре предприятия. По требованию райкома комсомола, секретарём должен стать мужчина, с высшем образованием, в возрасте до двадцати пяти лет. Мы с Володей Турчиным, сели за картотеку комсомольского учёта, и стали искать подходящую кандидатуру. Так мы нашли Коробова Сергея Ивановича, который, с нулевым опытом, стал секретарём полторатысячной комсомольской организации. Забегая вперёд, хочу сказать, что руководителя из Сергея не получилось, через три года я рекомендовал его в КГБ, специалистом по радиотехнике. На его место пришёл настоящий лидер, душа любой компании Володя Гугнин.
В конце сентября я создал комсомольский оперативный отряд. Большую помощь в организации мне оказал заместитель генерального директора Перекопский Степан Максимович. Он выделил пустующую квартиру в доме по улице Энтузиастов 16, где мы собирались, куда приводили нарушителей.
В октябре 1978 года я был принят кандидатом в члены КПСС. Для меня это стало знаменательным событием. Я гордился, что стану членом коммунистической партии.
В конце осени 1978 года зам секретаря Надя Арзамасцева вышла замуж за Сергея Анисимова  и ушла на производство, а затем в декретный отпуск. Вместо неё замом по оргработе пришёл работать Михаил Калинин. Это был энергичный парень, слегка похожий на цыгана, с чёрными, слегка кудрявыми волосами. У него был нулевой опыт работы в комсомоле, но большое желание всему научиться.
Между тем, мне становилось всё труднее обеспечивать семью. Зарплата у нас с Людмилой была не большая. Света подрастала, ей нужно было покупать одежду, да и нам хотелось прилично одеваться. Кроме одежды, зарплата уходила на кооперативную квартиру и на еду. Подрабатывать я мог только летом, в отпуск, так как учился в институте, на вечернем факультете. Положение усугублялось тем, что в магазинах постепенно всё исчезало.
Чтобы улучшить жизнь работников предприятия, руководство объединения организовали стол заказов. Он расположился на месте семейного общежития, в котором я проживал до службы в армии. Открытие стола заказов состоялось перед новым 1979-м годом. В честь праздника, руководству, включая партком, профком и комитет комсомола, 31 декабря привезли подарочные наборы. Открыв коробку, мы с Людмилой ахнули. В наборе было всё для праздничного стола, всё, о чем можно было только мечтать. Всё это давно исчезло с прилавков магазинов: икра чёрная, буженина, балык сёмги, коньяк, шампанское, шоколадные конфеты. Чтобы быть бодрыми при встрече нового года, мы на два часа легли поспать, а дочь не спала. Она попробовала всё, что было в новогоднем наборе. Когда мы проснулись, я спросил, что ей больше всего понравилось? Света ответила: «Рыбка зёрнышками, вкусная и без косточек!»
Профсоюзная организация, так же как комсомольская, должна соответствовать структуре предприятия. Также как и мы, профсоюз  создал профком завода радиотоваров. Председателем профкома был избран Анатолий Иванович Рудой. Это был энергичный, предприимчивый мужчина, средних лет, умеющий быстро решать любые вопросы. Он сидел в кабинете, напротив, поэтому мы с ним часто общались. В мае месяце Анатолий Иванович организовал для работников ЗРТ посадку картофеля, и предложил мне землю. Я согласился, так как это было бы большим подспорьем в семейном бюджете. Картофель мы посадили, но надо было решить, где будет храниться урожай. Наш дом по проспекту Победы,  был расположен напротив забора, огораживающего сады. Между забором и трамвайной линией тянулись овощные ямы, самовольно вырытые жителями многоквартирных домов по проспекту Победы. Я присмотрел место для своей ямы, и мы с Эдиком за две недели, вечерами, вырыли её и перекрыли.
В начале лета, у Сергея Коробова состоялась свадьба. На неё он пригласил всех членов комитета комсомола и секретарей  завода радиотоваров. Невесту звали Люся, стройная, симпатичная татарочка, с чёрными блестящими волосами. Свадьбу справляли в Копейске, где жили Люсины родители. Нас, приглашённых, было двадцать человек. Мы собрались у политехнического института, откуда отправлялись автобусы в Копейск. Но автобусы уходили, набитые «битком», и мы в них не помещались. Узнав у водителей автобусов, что есть рейс, уходящий с вокзала, я решил подкупить водителя, и снять автобус с рейса вокзал – Копейск. В то время это было не принято, и все водители на вокзале отказывались на левый рейс. Через полчаса поисков, я договорился с водителем перебортовывающим колесо у автобуса «Икаруса». Мы с ним подъехали к фонтанам, загрузили весёлую компанию комсомольских активистов, и отправились в Копейск. По дороге пели песни, рассказывали анекдоты. Родители Люси жили в частном секторе, и на одной из улиц, автобус застрял в глубокой луже. Водитель автобуса ругал себя за то, что согласился на левый рейс. Я позвал  всех мужчин, пришедших на свадьбу, и мы враскачку вытолкали автобус из лужи. Наши белоснежные рубашки забрызгались грязью, поэтому свадьба началась со стирки и чистки. На меня возложили роль тамады, и я веселил участников свадьбы весёлыми тостами, шутками и прибаутками. Моя жена, сидящая справа постоянно меня одёргивала. Сергей Коробов организовал на своей свадьбе настоящую дискотеку, с отличной танцевальной музыкой и яркими спецэффектами. Я же, впервые попробовал свои силы в роли дискжокея, копируя Михаила Вейцкина. Людмиле на свадьбе стало плохо от спиртного, и Валера Кожуховский увёз нас пораньше на своих Жигулях.      
 В июне 1979 года состоялась Жемчужина VI. Готовиться к ней я начал за три месяца. В мае в клубе радиозавода мы провели конкурс художественной самодеятельности  цехов. Лучшие цеха, а так же сборные команды НИИТа и опытного завода поехали на фестиваль.
Фестиваль «Жемчужина-79», прошедший по сценарию, написанному Михаилом Вейцкиным, прошёл ещё интереснее предыдущего. Благодаря накопившемуся опыту, всё прошло на едином дыхании, без сучка и задоринки.
В июле, я взял в профкоме путёвки, и мы  со Светой я поехали отдыхать на турбазу в Литву, расположенную недалеко от города Шяуляй.
Город расположен на севере Литвы, в 214 км к северо-западу от Вильнюса, в 142 км от Каунаса и в 161 км к востоку от Клайпеды. Шяуляй – крупный промышленный и культурный центр. В городе находятся Шяуляйский университет, Шяуляйский драматический театр, несколько музеев, в том числе музей велосипедов, музей фотографии, музей радио и телевидения, музей кошек и краеведческий музей «Аушра».
Сама же турбаза находилась на берегу Балтийского моря, куда нам пришлось несколько километров идти пешком, в связи с отсутствием автобуса. Нас поселили в небольшом фанерном домике, похожем на ракушку. С погодой нам не повезло, каждый день шли дожди, с моря дул сильный ветер, а температура воды не поднималась выше + 15 градусов. На пляже мы прятались то ветра между дюнами, и только так можно было загорать. Спасали отдых экскурсии в Шяуляе, Вильнюсе и Клайпеде. В Литве русских не любили, но нас со Светой встречали хорошо, так как я темноволосый, а она светленькая, думали, что мы местные. Отдых прошёл на троечку, но мы всё равно приехали из отпуска отдохнувшими.
 В августе начали подготовку к отчётно-выборной комсомольской конференции. Как-то после посещения комсомольского собрания в  цехе 30, ко мне подошёл слесарь Виктор Щетинин, и показал гравюру на металле, собственного изготовления. Я вспомнил, как в армии оформляли Ленинскую комнату. Ордена части выполняли гравировкой по металлу, и помещали на самом видном месте. Узнав у Виктора, что он сможет изготовить шесть больших комсомольских орденов, я решил ими украсить сцену на отчётно-выборной конференции. Ордена получились очень красивыми, высотой больше метра, фотографически точными. В последствии у нас брали их на свои мероприятия и райком, и горком и обком комсомола.
 Конференцию мы готовили ещё с большим  размахом, чем предыдущую, при Кислове.
В фойе были организованны выставки, беспроигрышная лотерея, продажа дефицитных товаров, книг, популярных пластинок.
Так как день проведения конференции совпадал с гастролями Михаила Боярского, приезжающего в Челябинск,  у меня появилась мысль сделать его выступление на нашей конференции изюминкой дня. В то время вышел фильм « Д, Артаньян и три мушкетёра, и Боярский с песней « Пора, пора, порадуемся…» был на вершине популярности. Мы с Калининым узнали, когда приезжает он и в каком номере гостиницы « Южный Урал» остановиться. К моменту предполагаемого приезда, мы устроились у дверей номера и стали ждать. В коридоре, у стенки, стояла панцирная сетка от кровати. Мы приспособились по очереди на ней лежать, так сидеть было не на чем, а долго стоять затекали ноги. Прождали больше пяти часов. Наконец появился, но не сам Боярский, а его импресарио. Он оказался общительным и доброжелательным. Импресарио пригласил нас к себе в номер, налил мне и Мишке по полстакана коньяка и расспросил, кто мы и зачем пришли. Сказав, что мы обратились  по адресу, он согласовал с нами время выступления и назначил сумму гонорара за выступление.
На следующий день, Миша Калинин и Валера Кожуховский забрали Михаила Боярского между его выступлениями из дворца спорта «Юность», и привезли к нам на конференцию.
Ещё до конца не закончились выступления в прениях по докладу, как мне передали записку, что привезли Боярского. Я, как ведущий собрания объявил: « А сейчас выступает Михаил Боярский!» Для большинства делегатов это было неожиданностью, и зал ахнул и взорвался рукоплесканиями. В конце выступления, мы подарили популярному актёру радиоприёмник «Россия» с гравировкой: «Михаилу Боярскому от комсомольцев ПО Полёт».
В ноябре 1979 года меня приняли в члены КПСС. Для меня это было важным событием в жизни. Член КПСС с высшим образованием мог рассчитывать на любую работу в будущем.
В конце 1979 года Михаила Калинина забрали на работу заворгом райкома комсомола.
На его место, заместителем по оргработе, мы с Володей Турчиным поставили молодую девушку Галю. Она недавно окончила институт и работала социологом в отделе у Еналеева Альберта Хусаиновича, который возглавлял социологический отдел в объединении. Забегая вперёд, скажу. Что это было нашей ошибкой. У Гали не было житейского опыта и опыта комсомольской работы. У неё случился любовный роман с секретарём опытного завода Володей Литвиненко. Она забеременела, уволилась и уехала к себе на Родину, на Украину, и там родила прелестную девочку. Володя развёлся с женой в Челябинске и уехал к ней.
Традиционно комитет комсомола проводил большую шефскую работу. Нашими подшефными были две общеобразовательные школы, две школы интернат, три детских клуба, пионерский лагерь. Что бы справляться с этим, я взял в комитет комсомола, себе в помощь Светлану Шмакову.
В апреле 1980 года,  роясь в архивах, предыдущей деятельности комитета комсомола, я обнаружил переписку с погранзаставой «Безымянная», расположенной на Советско-Китайской границе. Совместно с членом комитета комсомола Светой Шмаковой мы написали письмо на заставу. В письме мы рассказали о своих комсомольских делах и предложили восстановить дружеские и шефские взаимоотношения. Ответ пришёл неожиданно быстро. Пограничники написали о своей службе и пригласили в гости на заставу. Я загорелся этой идеей, собрал делегацию, в которую, кроме нас со Светой вошёл слесарь сборщик цеха 32 Анатолий Заровняев и корреспондент заводской газеты Марина Яковлева. Мы подготовили подарки для пограничников, взяли командировочные удостоверения и к 28 мая отправились на погранзаставу. Из Челябинска до Пржевальска, где располагалась войсковая часть, мы добирались тремя самолётами, с пересадками в городах Грозном и Фрунзе. Последний самолёт У-2, на котором мы летели из Фрунзе в Пржевальск, поразил нас своей ветхостью и ненадёжностью. Он брал на борт десять пассажиров. Наш багаж лежал рядом с нами, в салоне. Самолёт так сильно гудел и трясся, что нам казалось, что он развалится в воздухе. В аэропорту нас никто не встречал. Город Пржевальск ( ныне Каракол) расположен у подножья хребта Терскей-Ала-Тоо, в нижнем течении реки Каракол, в 12 км от побережья озера Иссык-Куль, на высоте 1600-1850 метров над уровнем моря. В советское время Пржевальск был тихим захолустным городком. Город несколько раз менял своё название: до1889 года он назывался Каракол, затем был переименован по указу царя в город Пржевальск, в честь известного российского путешественника Н.М.Пржевальского, который на пути в своё 5-е путешествие умер в Караколе от брюшного тифа. По его желанию он был похоронен на берегу озера Иссык-Куля. В 1922 году городу было возвращено название Каракол. В 193 году в связи со столетием со дня рождения Н.М.Пржевальского город вновь переименован в Пржевальск. В 1992 году после обретения Кыргызстаном независимости опять переименован в Каракол.  До воинской части мы добрались на попутном УАЗе. В части не ждали, но встретили очень радушно. В честь нашего приезда и в честь дня пограничника, устроили банкет, на котором, кроме офицеров пограничников, почему-то присутствовали морские офицеры, и местные жители киргизы. Нам объяснили, что на озере Иссык-Куль находиться база Тихоокеанского Военно-Морского Флота, которая проводит какие то испытания. Киргизы приехали в часть из подшефного колхоза « Красный Партизан» с праздничными поздравлениями. На банкете я о нашем предприятии, о жизни комсомольцев Объединения, и попросил командира части помочь добраться на заставу «Безымянная». Здесь же была составлена программа нашего пребывания. На следующий день, ранним утром, нам выделили сопровождающим замполита части капитана Жарова, с Уазиком, водителем сержантом, и мы отправились на озеро Иссык-Куль. На пристани нас уже ожидал катер с командой моряков. Капитан катера приветствовал нас у трапа и пригласил на палубу. На столике, в центре палубы стояло вино «Кантри», шампанское, конфеты и фрукты. Утренний туман рассеялся, катер пошёл вдоль берега, и перед нами открылась живописная панорама береговой полосы. Капитан угощал нас вином и фруктами и рассказывал о сказочных горах, которые мы видели. Часа через два, мы причалили недалеко от села Покровка, где расположилась военная база по испытанию торпедных катеров. Недалеко от причала два моряка катались на водных лыжах. Один из них управлял катером, а второй, держась за фал, скользил по глади озера. Я завистливо посмотрел на ребят и сказал, что никогда не катался на водных лыжах. Через полчаса я уже стартовал от берега на водных лыжах, держась двумя руками за фал катера. Только почему-то я не заскользил, а ушёл в глубину, ноги разъехались в разные стороны, а лыжи слетели и всплыли на поверхность. Только после нескольких падений, у  меня начало получаться. Я пошел вместе со всеми на обед, весь мокрый, но испытывающий восторг от скольжения по воде. Обедали мы с командирами военно-морской базы капитанами первого и второго ранга. На обед подавали разнообразные рыбные блюда. Мужчины пили коньяк, девушки вино. К концу обеда подъехал капитан Жаров, который объехал озеро на Уазике. Он стал нас поторапливать на встречу с работниками колхоза Красный партизан. До колхоза мы добирались долго, поднимаясь всё выше и выше в горы. По пути, в каждом селении, останавливались у магазина, в котором замполит покупал спиртное, и угощал нас с Заровняевым. Девчонки выпивать отказались. Марина постоянно записывала на переносной журналистский диктофон легенды и мифы Иссык-Куля, которые сыпались  из капитана, как из рога изобилия. Вот некоторые из них.
      
 
                Как возникло озеро Иссык-Куль.

В давние времена на месте, где сейчас плещется озеро высокогорное озеро, стоял большой и прекрасный город. Однажды произошло великое бедствие – сильнейшее землетрясение, не пощадившее ни строения, ни людей. Земля опустилась, а образовавшаяся впадина заполнилась водой. На месте города образовалось озеро.
Случилось так, что накануне страшного землетрясения, группа молодых девушек ушла из города в горы, собирать хворост для топки. Только эти девушки остались в живых. Каждое утро они стали приходить к озеру, горько плакать, и не могли смириться с утратой самых близких. Сидя на берегу, они лили горькие слёзы, которые падали в воды озера. Так много слёз было пролито, что озеро стало горько-солёным.

                Легенда о кладе на озере Иссык-Куль.

После революции в горах Тянь-Шаня появился православный священник имевший карту, на которой крестиком было помечено местонахождение клада  на побережье озера Иссык-Куль. Он утверждал, что богатства якобы принадлежали его предкам, пытавшимся убежать от нашествия монгольских орд. Но им не удалось бежать. Когда воины зажали их в ущелье, им удалось найти подходящую пещеру, куда они сбросили все драгоценные вещи, что удалось забрать с собой. Вход в пещеру они заложили плитой, на плите оставили знак, чтобы потом найти сокровища, и залили водой.
Легенда о священнике передавалась по Иссык-Кулю до тех пор, пока в 20-х годах туда не пришли старатели, у которых была та самая карта .Эту карту они показали в киргизском геологическом управлении и получили разрешение и лицензию на проведение раскопок. В пещере нашли золотой молоток, который был сдан в местное отделение. Это было отмечено в документах, но после этого им запретили копать. Вопрос о пещере вновь возник в середине 50-х, когда некий генерал Алиев стал писать в ЦК КПСС. В то время в «Правде» появилась статья, в которой сообщалось о создании отдела по поиску кладов при МВД СССР, и среди этих мест был клад на Иссык-Куле. Известный археолог Стеллецкий тогда выдвинул гипотезу, что предки священника вывезли личную казну Ивана Грозного.

                Могила Чингисхана

Ходят слухи о том, что последнее пристанище великий покоритель земель Чингисхан нашёл именно в водах Иссык-Куля. Когда великий хан умер, его сыновья тайно вывезли арчовый гроб и опустили его в воду в самом центре озера, скрыв тем самым место захоронения от врагов, чтобы они не смогли его разграбить. И тот факт, что настоящую могилу Чингисхана так и не нашли, даёт этой легенде право на существование. И кто знает, как всё было на самом деле.

В колхоз «Красный партизан» мы прибыли на два часа позже, назначенного времени.
Руководство колхоза встречало нас на дороге. Председатель колхоза спросил нас, с киргизским акцентом, что мы выбираем, сесть за стол или пойти в баню. Мы выбрали баню. Баня была расположена в пещере, за массивной деревянной дверью. В пещере со скалы уступами стекала горячая вода, которая попадала в глубокий прямоугольный бассейн шесть на десять метров. В глубину бассейна  через каждые полметра  шли ступени, опоясывающие его периметр. В соседей комнате, расположено моечное отделение, с ванной и душем. Вся баня отделана кафелем и мраморной плиткой. Пятнадцать минут мы плавали в горячей воде (больше нам не рекомендовали), помылись в моечной комнате и пошли на обед, хотя есть, ещё не хотели. Стол ломился от угощений и спиртного. Мы сделали вид, что пообедали, хотели встать из-за стола, но, не тут то было. « А сейчас горячее»- провозгласил распорядитель обеда. Три женщины, накрывающие на стол, занесли в глубокой посуде, величиной с тазик, мясное блюдо, под  названием бешбармак. Это национальное блюдо киргизской кухни, в переводе пять пальцев, потому что едят его руками. Как нам объяснили киргизы, бешбармак готовится по случаю больших праздников и для почётных гостей. Для этой цели режут барана, разделанное мясо вариться в большом котле – казане. Приготовление мяса это обязанность мужчин, лапшу делают женщины. Отваренное и затем мелко нашинкованное мясо перемешивается с отваренной в бульоне тонко нарезанной лапшой.    
На заставу мы добрались только к вечеру. Благодаря горным дорогам мы с Толей и капитан протрезвели. На заставу мы привезли подарки от комсомольцев объединения. Офицеры собрали всех пограничников, и я начал выступать и вручать подарки. Это выступление стало самым долгим за всю мою жизнь. Одни бойцы уходили в караул, на границу, другие приходили, и присаживались, а я всё выступал. Я рассказывал о городе Челябинске, об объединении «Полёт», о комсомольцах и их делах. После собрания, офицеры заставы пригласили нас на обед. Каких только изысков не было на столе! Глаза разбегались от разнообразия угощений. Как пояснил командир заставы, поварами на границу призывают лучших поваров столичных ресторанов. После обеда мы вышли подышать свежим горным воздухом. Марина, глядя на автоматы пограничников, в шутку спросила, можно ли из него пострелять? Командир заставы принял её шутку за просьбу.  Он дал команду обзвонить посты, по рации, что бы пограничники не реагировали на стрельбу. Показал девчонкам, как пользоваться автоматом, а так же направление стрельбы и скомандовал: « По китайским нарушителям границы, огонь!» Девчонки выпустили по обойме патронов по горе, за которой находилась граница с Китаем. Ещё не прошёл восторг от стрельбы на лицах, как вдруг пошёл снег. Снег в горах падает, в начале медленно и красиво, очень крупными узорчатыми снежинками и постепенно переходит в лавинообразное падение. За ночь выпало снега по пояс. Капитан Жаров предложил отложить возвращение в часть, так как спускаться с гор по снегу опасно. Но я настоял на поездке, так как у нас на руках были билеты на самолёт. Подождав, несколько часов, пока подтает снежный покров, спускаться в низ на Уазике. Ехали медленно. С одой стороны горной дороги отвесная скала, с другой пропасть. На одном из поворотов нас слегка занесло, и одно колесо Уазика нависло над пропастью. Капитан  успел дёрнуть ручник, машина заглохла, мы затаили дыхание. Капитан шёпотом скомандовал нам наклониться от пропасти, что бы сместить центр тяжести Уазика, а водителю приказал завести машину и тихонько отпускать сцепление. Мы выползли на горную дорогу и продолжили движение. Через три перевала снег полностью растаял, и мы благополучно добрались до Пржевальска. Из Пржевальска на самолёте мы перелетели горы и прибыли в Алма-Ату. В аэропорту Алма-Аты билетов до Челябинска не было. Я вспомнил слова начальника отдела кадров радиозавода, что если нет билетов надо, зайти в отдел КГБ аэропорта, и назвать наше предприятие, они помогут. Так я и сделал, и уже через два часа мы были в воздухе. В самолёте мы сидели рядом с Мариной, и делились впечатлениями. Постепенно разговор зашёл о личной жизни. Я узнал, что Марина замужем, но её не интересуют сексуальные отношения с мужем. Она сказала, что не испытывает удовольствия от близости. Я попытался убедить Марину, что дело не в ней, а в её сексуальном партнёре, и что я могу это доказать. Через две недели, после прибытия в Челябинск, у Марины был день рождения, и она пригласила нас в гости. Мы много пили и много танцевали. Я постоянно танцевал с Мариной и шептал ей на ушко комплименты. Одним из первых, я уехал домой и лёг спать. Разбудил меня звонок в дверь. Зашёл Анатолий и приказал: « Собирайся, тебя ждёт Марина!» В низу у подъезда ждало такси. Я до сих пор не знаю, как толя узнал мой адрес. Марина ждала меня в прозрачном пеньюаре и прозрачных нейлоновых трусиках. Я взял её на руки, отнёс и положил на кровать. Медленно стягивая трусики, я  целовал обнажающееся тело, затем своим коленом раздвинул её ножки. Наша близость продолжалась около часа. Я уже начал выдыхаться, как вдруг Марину, что-то зацепило. Она, наконец, стала откликаться на мои ласки, и вдруг взорвалась бешеным оргазмом. Ещё полчаса я гладил её упругое тело. Я первый раз изменил своей жене, но не чувствовал угрызений совести. Я гордился, что сделал Марину настоящей женщиной.
На работе, благодаря поддержке генерального директора Илейко В.М., у меня появилась команда освобождённых работников. Замом по производству стал Внуков Анатолий. Замом по организационной работе Тупицина Татьяна. Председателем совета молодых специалистов Никифорюк Сергей. Председателем совета молодых рабочих Хамаза Сергей. Шефство над детскими клубами и пионерским лагерем осуществляла Канунникова Лена. Заведующей сектором учёта была Трифонова Женя. У неё было две помощницы Бондарева Света и Кичеева Лена. Жизнь комсомольцев объединения в это время была очень насыщенной. Мы создавали комсомольские отряды по строительству, а затем и по освоению завода радиотоваров. Проводили конкурсы молодых специалистов, обучали молодых рабочих. Проводили ежемесячные собрания в цехах, принимали в комсомол, давали рекомендации в партию и органы госбезопасности. Проводили в каждом цехе политучёбу. Организовывали конкурсы художественной самодеятельности, фестивали «Жемчужина» и «Теренкуль». Шефствовали над двумя школами, тремя клубами, над пограничной заставой и подводной лодкой.   
Но самым значительным событием лета 1980 года стало рождение сына. За месяц до родов, Людмилу положили в роддом ЧМЗ на сохранение. В субботу 29 июля Людмила пожаловалась, что у них на этаже не работает телевизор. В воскресенье 30 июля, купив на рынке дыню, и прихватив с собой специалистом по телевизорам Никифорюк Сергея, я приехал в роддом. В роддом не пускали, поэтому мы залезли на третий этаж по верёвке. Сергей определил причину неисправности, мы съездили на радиорынок за  запчастью, починили телевизор, накормили беременных дыней и уехали по домам. В понедельник 31 июля я не находил себе места и постоянно звонил в роддом. Дозвонился только через два часа. Мне сказали, что родился сын, рост 53 см, вес 3100 гр. Я был на седьмом небе от восторга, и пригласил к себе «обмывать» сына всех кто меня поздравил. В комнату набилось более 30-ти человек. Я купил ящик сухого вина и ящик водки. На традиционном обмывании новорожденного звучало много тостов и поздравлений. Вино и водка лилось рекой. Совместными усилиями придумали имя – Александр. «Пусть будет таким же умным и знаменитым, как Пушкин Александр Сергеевич!»- кричали гости.  Проснулся я спящим в туалете, все гости уже ушли. Через три дня, собрав Светину детскую кроватку и наведя идеальный порядок в квартире, я отправился в роддом за четвёртым членом семьи. У соседа по дому Матвеева Саши, с которым мы поддерживали дружеские отношения, был свой автомобиль Жигули. Он и помог мне привезти Людмилу с сыном Сашей домой.  1сентября 1980 года Володя Турчин ушёл работать в НИИТ, начальником отдела, и меня избрали секретарём комитета комсомола ПО «Полёт». Это добавило мне дополнительных обязанностей, кроме руководства комсомольской организацией. Меня избрали членом бюро парткома и членом бюро райкома комсомола. Кроме нагрузки в этих обязанностях были свои преимущества. Заседая в бюро парткома и бюро райкома, я получал дополнительную информацию о Центральном районе и объединении. Кадры в руководстве комсомола очень быстро менялись. Я проработал в комсомоле, пожалуй, дольше всех. Менялись секретари цехов и отделов в объединении, секретари предприятий в районе и городе, члены комитетов комсомола. Очень много было ярких личностей, которых я на всю жизнь запомнил, идо сих пор благодарен за сотрудничество.
 
                Лобачёв
.
Валерий Григорьевич Лобачёв был первым секретарём Центрального райкома комсомола с 1979 по 1981 год. Я многому у него научился. С одной стороны это был компанейский товарищ, с другой требовательный руководитель. В 1981 году, уходя из райкома на повышение, Лобачев предложил мне занять его должность. Я согласился с одним условием, что райком партии улучшит мои жилищные условия. Это стало причиной отклонения моей кандидатуры первым секретарём Центрального райкома партии Ушковой Ольгой Михайловной. В это же время Валера взял отпуск и начал ремонт квартиры, полученной на расширение. Квартира находилась в центре города, на третьем этаже по улице Кирова, в старом доме, напротив кафе «Цыплята табака». Помогал ему с ремонтом инструктор райкома комсомола Александр Квиташ. Закончив рабочий день, горе ремонтники распили бутылку водки, и решили пострелять из мелкокалиберного ружья по банкам во дворе. Стреляли по очереди до тех пор, пока сверху по верёвке, в касках и бронежилетах, стали спускаться милиционеры. Оказывается соседи, услышав выстрелы, сильно испугались, и вызвали милицию. После этого случая, вместо повышения Лобачёва отправили работать на ЧМЗ, мастером литейного цеха. Летом 1983 года, когда я уже работал зам. начальника цеха 39, меня вызвал Илейко, и попросил дать характеристику на Лобачёва. Я высоко охарактеризовал деловые качества Валерия Григорьевича. «Ушкова считает, что Лобачёв достаточно наказан и его пора забирать в Центральный район,» - сказал Илейко, и принял его на радиозавод зам.начальника цеха32.
   . На заводе Лобачёв проработал года полтора, постоянно консультируясь со мной, по производственным вопросам, и ушёл в институт физкультуры проректором. Умер Лобачёв в 51 год, сидя в кресле перед телевизором.

                Ерилин
Самым ярким членом бюро Центрального райкома комсомола был секретарь ЧПИ Игорь Ерилин. Это был очень эрудированный молодой человек, разбирающийся во всех сферах жизни. Через полгода его забрали в обком комсомола, а ещё через год он умер от рака желудка. На его место пришёл секретарь ЧПИ Александр Шапошников.

                Шапошников
С Сашей мы сразу нашли общий язык и подружились. Шапошников считал, что я мэтр от комсомола и пытался во всём мне подражать. Мы не только встречались на бюро райкома, но и часто вместе проводили свободное время. Продолжали поддерживать дружеские отношения и после моего ухода на производство. В начале 90-х Александр стал последним в истории Челябинской области Первым секретарём обкома комсомола. Вместе с профессиональным ростом увеличивалась его тяга к спиртному. После развала комсомола Саша стал пить запоями. На почве пьянства, разошёлся со своей женой Алисой и сошёлся с Любой, которая была старше его на пять лет. Мне часто приходилось по просьбе Любы увозить Сашу в лечебное учреждение для вывода из запоя. В 1994-м году Шапошников стал работать на Звеняцковского, который разбогател на рэкете, используя своё спортивное прошлое. В то время у Александра были большие связи среди бывшей партийной и комсомольской элиты. Он делал для Звеняцковского большие деньги. Самой большой его заслугой стало строительство двух заправок, по улице Блюхера и по улице               
Труда. Деньги потекли рекой. Шапошников учредил фирму, занимающуюся бензином и заправками, и решил освободиться от Звеняцковского. Но «Звеня» крепко держал бразды правления в своих руках. На Сашу дважды покушались, обливали кислотой, подстраивали ДТП. Умер Александр Шапошников в сорок один год, пьяный во сне задохнулся собственным языком.
                Федорченко

Валера Федорченко пришёл в комсомол из рабочих. Он стал членом бюро райкома, работая токарем на инструментальном заводе. В то время, включение рабочих в руководство партийных и комсомольских органов было обязательным. Жизненного опыта и интеллекта у Валеры было маловато, но он активно развивался, схватывал всё на лету. Когда секретарь комитета комсомола инструментального завода Костя Епифанов ушел работать на производство, Федорченко встал на его место. В 1988 году, как депутату Центрального совета народных депутатов, мне выделили место под гараж в кооперативе Лесопарковый, с условием, что я приведу  с собой одного ветерана. Я знал, что Валеркин тесть ветеран Великой Отечественной войны, и предложил ему место под гараж. Мы договорились, что я беру отпуск и занимаюсь строительством двух гаражей, а Валера обеспечивает строительство техникой автомобилем, экскаватором, автокраном. Так, скооперировавшись, мы построили себе гаражи.  В начале 90-х, когда я работал во внешнеторговой фирме, мне необходимо было купить для фирмы автомобиль. Сахар, полученный по бартеру, я предложил реализовать Валере на заводе. В то время сахар был в дефиците. Федорченко сделал на сахар двойную наценку, и продал машину сахара работникам завода за три дня. На вырученные деньги мы купили два автомобиля ВАЗ 2106, один для фирмы, один для Валерки. В 1993-м году и я и Федорченко стали безработными. Мы соединили наши усилия  и стали вести совместный бизнес. Я, используя связи, находил поставщиков товаров, а Валера, используя связи своей подруги Лены Мельниковой, отдавал товары в магазины на реализацию. Весной 1994-го Шапошников, работая на Звеняцковского, предложил нам продать несколько вагонов сахара и муки. Мы взяли в аренду склад и офис в фирме «Южураллес», и занялись продажей. К тому времени Федорченко всё чаще уходил в запой, бросил жену Ирину, сошёлся с Леной. В 1995-ом
году наши пути разошлись. Умер Валерий Федорченко в январе 2014 года, не выходя из запоя, после новогодних праздников.
 
В ноябре месяце 1980 года, после конференции Центрального района, мы в троём Анатолий Внуков, Сергей Хамаза и я, зашли посидеть в ресторан «Южный Урал». К нам за столик подсел казах. Он представился председателем заготконторы и членом бюро одного из казахских райкомов партии. Выяснилось, что бюро казахского райкома партии поручило ему изготовить значки для участников отчётно-выборной конференции. Зная возможности радиозавода, мы согласились ему помочь. На следующий день, мы встретились, согласовали эскиз и стали торговаться о стоимости работ по изготовлению значков. Казах предложил рассчитаться овечьими шкурами. Мы представили, что все наши семьи ходят в дублёнках, и согласились. Больше недели Анатолий и я работали в ночную смену. Перенос фото на пластины, травление в ваннах, чистовая обработка значков, к назначенному сроку мы передали казаху 500 штук. За шкурами, в декабре месяце, на грузовике в Казахстан отправился Хамаза Сергей. Обратно он приехал через неделю с полным кузовом, загруженным замороженными, не выделанными шкурами. Сергей Хамаза жил в однокомнатной квартире, с огромным балконом, на шестом этаже над аптекой по Свердловскому проспекту. Чтобы шкуры не пропали, мы выгрузили их у Сергея на балконе, и стали искать предприятие по  выделки. Оказалось, что все шкуры бракованные, и ни кто не хотел их брать. Всю зиму мы пытались куда-нибудь пристроить шкуры, а весной они растаяли, по дому пошёл неприятный запах, завелись черви. Ночью, чтобы никто не видел, мы выбросили шкуры в мусорные баки.
 После смерти папы, мама жила в Коркино одна. В 1979 году она вышла на пенсию, продала оба садовых участка. Ноги у неё болели всё сильнее, она скучала и хотела переехать жить ко мне.
В феврале 1981 года я поменял двухкомнатную квартиру на Розе и однокомнатную квартиру на северо-западе на трёхкомнатную малометражную квартиру по адресу Труда 5 кв.1.Мама стала жить с нами.
 С сентября 1981 года у меня начался последний год учёбы, преддипломная практика. Руководителем дипломного проекта институт назначил начальника отдела автоматизации радиозавода Швадченко Николая Дмитриевича. Чтобы во время дипломного проекта, не запустить комсомольскую работу, я за год начал натаскивать своих заместителей Валеру Ткачука и Татьяну Тупицыну. Валеру мне порекомендовал его брат Сергей Ткачук. Сергей был в комсомольском активе при Шадрине, затем стал секретарём партийной организации седьмого цеха. Когда я стал искать себе замену, Сергей порекомендовал мне молодого специалиста Валерия.
Татьяну порекомендовал секретарь комитета комсомола НИИИТ Давиденко Юрий. Ребята были талантливыми, но я почти год их учил всем тонкостям руководства.
Диплом я готовил тщательно, проявив смекалку и выдумку. Поскольку мой дипломный полуавтомат уже был внедрён в производство, я сделал фотографии по всей технологической цепочки. Дипломный проект получился обстоятельным и внушительным. Мы защищались одновременно с Аксютиным, Семёновым, из параллельной группы, Леной Макаровой, Лиды Цепиловой и Леной Бабиновой. Я защитился на отлично, и вся  наша группа тоже защитилась на хорошо и отлично. Это знаменательное событие мы решили отпраздновать. Виктор Семёнов предложил свой гараж для организации  банкета. Мы закупили ящик сухого вина, включили магнитофон, и провели незабываемый вечер, посвящённый защите  дипломного проекта.
Моя учёба закончилась, я приступил к руководству комитета комсомола. Пока я был на дипломном проекте, Валера Ткачук был полновластным руководителем. Он понимал, что ему не удастся добиться такого же авторитета, как у меня, и хотел побыстрее стать секретарём, что бы удачно уйти с этой должности на производство. Но у меня были свои планы. Мне нужно было получить квартиру, обещанную Виталием Михайловичем, и я вплотную занялся производственными вопросами. В этот период, от нашего поставщика из города Баку, поступало 70 процентов бракованных конденсаторов. Мне пришла идея создать сквозную комсомольскую бригаду качества по цепочке: Бакинский радиозавод – завод радиотоваров ПО «Полёт». С Илейко я обсудил этот вопрос, получил от него поддержку, и прихватив с собой Анатолия Внукова, отправился в командировку в город Баку. Баку – столица Азербайджанской Республики, крупнейший промышленный, экономический и научно-технический центр Закавказья, а также крупнейший порт на Каспийском море и самый большой город на Кавказе. В годы Великой Отечественной войны ( 1941-1945), а именно с начала 942 года в городе Баку начали создавать завод для разработки и производства военных радиостанций РБС ( 2,3,4Р ) для стрелковых дивизионов и артдивизионов. Руководил строительством В.И.Немцов, ставшим затем главным инженером завода, а впоследствии писателем-фантастом. После войны, в начале пятидесятых завод стал осваивать выпуск бытовой радиоаппаратуры, радиол и радиоприёмников серии «Азаз», «Баку». С 1963 года завод наладил выпуск телевизоров «Рекорд».  Середине семидесятых завод начал выпуск электронно-вычислительных машин серии «Наири», качество которых было достаточно низкое. В начале 90-х из-за распада СССР радиозавод пришёл в упадок, выпуск продукции прекращён. Прибыв с Внуковым на завод, мы прошли к директору, чтобы доложить ему о своём прибытии. В приёмной директора никого не было, мы прошли в кабинет. В кабинете тоже никого не было, а напротив директорского кресла была приоткрыта дверь. Мы зашли в эту дверь   за ней обнаружили чудесную комнату отдыха, великолепно обставленную импортной мебелью, двуспальной кроватью, холодильным баром, ломящимся от алкогольных напитков и современной радиоаппаратурой. Смущённо, поняв, что увидели недозволенное, мы вышли из комнаты отдыха, прикрыв двери. В это время появилась секретарша, симпатичная, стройная азербайджанка, с блестящими чёрными волосами, короткой чёрной юбкой и вязаной белой кофточкой, с большим декольте, подчёркивающей красивую грудь, с крупными сосками. На чисто русском языке секретарша спросила, что мы здесь делаем. Мы объяснили цель своего визита, и спросили, как нам увидеть директора. Секретарша оказалась очень коммуникабельным человеком. Она объяснила, что директора до конца недели не будет, и что все вопросы за него решает она. Алина, так звали секретаршу, вызвала по телефону мастера сборки конденсаторов, и поручила ему заняться нами. На участке работали одни девушки от семнадцати до двадцати пяти лет, в основном русские. Вместе с мастером и работником ОТК мы быстро нашли причину брака, неудовлетворительные технологические условия и производственная пыль, которую не приемлет производство точных конденсаторов. На следующий день мы собрали комсомольское собрание участка, и Толя Внуков, под мою диктовку, написал проект постановления и перечень мероприятий по улучшению качества конденсаторов и созданию сквозной бригады качества. Вечером мы решили отдохнуть и сходить в ресторан. У меня были старенькие изношенные туфли, и я решил перед рестораном купить новые. На углу площади фонтанов стоял обувной киоск, в котором были выставлены супермодные, в то время, тёмно-коричневые туфли, с круглыми тупыми носами и на толстой сплошной подошве. Я купил эти туфли и довольный покупкой пошел с Анатолием в ресторан. В ресторане мы обратили внимание на то, что русских мужчин местные жители не уважают. Официанты обслуживают в последнюю очередь, а клиенты смотрят в нашу сторону недоброжелательно и произносят что-то ругательное по-азербайджански. Мы ушли из ресторана с неприятным осадком на душе и поехали на автобусе в сторону общежития радиозавода, где мы поселились на время командировки. В это время хлынул дождь такой силы, что автобус остановился. Пассажиры автобуса говорили, что дождь в Баку идёт редко, но метко. За пять минут вода поднялась на полметра. Стихия прошла так же быстро, как и налетела. От остановки до общежития  мы шли по колено в воде. Обе подошвы отвалились от новеньких модных ботинок. «Если в Баку всё делают так же качественно, как эти ботинки,- сказал я Внукову, шлёпая босиком по коридору общежития,- то комсомольская бригада качества нам не поможет. Придётся организовать производство конденсаторов в Челябинске». Вернувшись из командировки, с помощью главного инженера, мы организовали участок сборки конденсаторов у себя на заводе.
 В мае 1982-го года весь комсомольский актив области провожал делегатов  на 19 съезд ВЛСКМ. Простившись с делегатом Шапошниковым на вокзале, мы с Толей Внуковым и Сергеем Хамаза зашли в ресторан «Союз», по улице Советской. Сидя за столиком, мы обратили внимание на девушку, заходящую в зал. Она была одета во всё белое. Белые босоножки на высоком каблучке, короткая белая юбочка, ладно обтягивающая бёдра, блестящая белая кофточка под белым пиджачком. Завершали облик светлые, слегка вьющиеся, ниспадающие до плеч волосы. Все мужчины в зале повернули головы в её сторону. Она пришла с грубым неотёсанным парнем, совершенно несоответствующим её ангельскому облику. Он постоянно приглашал её на танец и вообще старался от себя никуда не отпускать. Было заметно, что они недавно знакомы, и он дорожит этим знакомством. Наблюдая за тем, как они танцуют, я пришёл к выводу, что он ей неприятен. Внуков, заметив, что я слежу за этой парой, решил поспорить, что я не смогу с ней потанцевать даже один танец. Мы уже изрядно выпили и поспорили на бутылку коньяка. Выждав, когда танец закончился, я подошёл к паре и попросил кавалера пригласить его даму на следующий танец. Пока парень открывал рот, собираясь мне отказать, я быстро повернулся к девушки и, не дожидаясь музыки, повёл её в танце. Оленька, так звали это ангельское создание, прижалась ко мне всем телом, и прошептала  дрожа: «Забери меня от сюда, я его боюсь». Продолжая вести Олю в танце, я стал продвигаться к выходу, прячась за спинами танцующих пар. Держась друг друга, мы незаметно вышли из ресторана. Майский вечер был прохладен, и я накинул свой пиджак на Олины хрупкие печи. Оказалось, что Оля работает медсестрой в госпитале на площади «Павших революционеров» и живёт рядом с железной дорогой на улице Труда дом 1. Узнав от меня, что я живу от неё через один дом, Оля была поражена таким совпадением. Мы решили, что это судьба, и решили поближе познакомиться. Проводив Олю до подъезда, я прижал её к стене дома и стал целовать в губы, поглаживая руками грудь, ножки и впадинку между ними. Мы так сильно возбудились, что оба кончили в трусики. Я даже не заметил, что Оля в страсти поставила мне на шее засос. Мы простились, договорившись встретиться завтра. На следующий день была суббота, не зная, куда девушку вести, я повёз её на работу в комитет комсомола, в клуб радиозавода. В то время, клуб работал без выходных, и закрывался только в ночное время. На нас никто не обратил внимания, я провёл Оленьку в свой кабинет секретаря и закрылся на ключ изнутри. В кабинете напротив солидного двухтумбового стола находился длинный стол для заседаний бюро, приставленный к короткому столику для руководителя. Лаская друг друга, мы опять очень быстро возбудились, я взял Оленьку на руки и положил её на стол для заседаний и улёгся на неё сверху. Видимо не привычная обстановка и сильное возбуждение заставило меня кончить раньше. Я решил заняться с Олей сексом в нормальных условиях, чтобы доставить наслаждение молодой женщине. Позвонив Александру Шапошникову, я узнал, что пустующая комната в общежитии есть у Андрея Самохвала, его заместителя. За неделю я взял у Андрея ключ, подготовил для встречи с Олей комнату, и в субботу у нас состоялось очередное свидание. Я решил так возбудить свою партнёршу, чтобы она получила мощный оргазм. Я начал целовать губы, потихоньку полизывал шею, грудь, живот, стал переходить на ласки влагалища. Вдруг я обратил внимание, что чем больше Оля возбуждается, тем сильнее она меня кусает. Когда Оленька забилась в оргазме, она со всей силы вонзила свои зубки мне в грудь. Всё возбуждение у меня пропало, а с учётом того, что все укусы когда-нибудь увидит моя жена, я навсегда потерял интерес к этой женщине.
В период профессиональной работы в комсомоле, я постоянно искал возможность подработать, чтобы моя семья ни в чём не испытывала нужды. Над нами, на втором этаже жила семья Сергеевых. Жена Вера работала в 25-м цехе, и была избрана комсоргом. Муж Василий работал тренером. Чтобы обеспечить семью, он тоже постоянно подрабатывал. В июне Сергеев нашёл работу в посёлке Чурилово, и взял в бригаду меня. Для семей работников ПМК, нужно было собрать четыре щитовых двухквартирных дома. Я не знаю, кому в Советском Союзе пришла идея строительства щитовых домов, но она заслуживает пристального внимания сейчас и в будущем. Все элементы наружных, внутренних стен и кровли изготавливались на деревообрабатывающем предприятии. Нам оставалось только изготовить фундамент, и произвести сборку. Когда через двадцать пять лет, в Лондоне я перенимал опыт в строительстве, то обнаружил, что англичане переняли у Советского Союза опыт строительства щитовых домов, а в России он почему-то не нашёл широкого распространения. В бригаде, вместе с Сергеевым, нас было четверо. За две недели мы собрали все четыре дома. Но расценки на сборку были очень низкие, и мы мало заработали. Чтобы исправить положение, Василий договорился с начальником ПМК заасфальтировать площадку перед конторой, для автомобилей и спец.техники. Я первый раз участвовал в асфальтировании, и весь процесс для меня был в новинку. В завозке, выравнивании и укатывании щебня, заливкой площадки гудроном, работали автомобили, грейдер, каток и гудронатор, мы только руководили, и я удивлялся, почему такие высокие расценки за асфальтные работы. Я понял это, когда завезли горячий асфальт. Вручную, деревянными выравнивателями, похожими на грабли, вдыхая пары дымящегося асфальта, мы выравнивали вязкую массу, постоянно выдёргивая ноги из липучего гудрона. Там где автомобильный каток не мог укатать асфальт, мы брали тяжёлый ручной и вдвоём, напрягаясь изо всех сил, укатывали сами. Брызги гудрона, в котором мы были с ног до головы, оттереть с тела можно было только с помощью керосина, а с волос выстричь ножницами. За неделю асфальтирования, я выбросил пять пар обуви три рубашки и трое штанов, но зато принёс домой хорошую зарплату.
  За месяц до празднования дня рождения комсомола, составляя план подготовки, я вспомнил, что на юге, где я отдыхал, заложены капсулы с посланиями комсомольцам будущего. Я решил 29 октября 1982 года заложить капсулу в стену корпуса завода радиотоваров, в строительстве которого комсомол ПО «Полёт» принимал активное участие. Саму капсулу изготовил Сергей Хамаза в 16-ом цехе, а нишу для неё выдолбили в стене Анатолий Внуков и Сергей Никифорюк. Табличку из нержавеющей стали и надпись на ней «Вскрыть комсомольцам 2018 года», изготовил Андрей Ишуков на опытном заводе. Мы с Таней Тупицыной и Женей Трифоновой подготовили историю комсомола ПО «Полёт», чтобы вложить эти материалы в капсулу.
Но участвовать в закладке капсулы с посланием комсомольцам 2018 года мне не удалось. Мы с Сергеем Никифорюк, были направлены Райкомом комсомола на учёбу в город Ленинград (с 26 января 1924 до 6 сентября1991 года) ныне Санкт-Петербург.
Город расположен на побережье Финского залива и в устье реки Невы. Город основан16 мая 1703 года Петром I. В 1712 – 1918 годах – столица Российского государства. В городе произошло три революции: 1905 -1907 годов, Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 года, Октябрьская социалистическая 1917 года. Во время великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов город около 900 дней находился в блокаде, в результате которой до 1500 умерли от голода. Ленинград носит звание Города-Героя с 1965 года. Ленинград ( Санкт-Петербург) важный экономический, научный и культурный центр России, крупный транспортный узел. Исторический центр Сант-Петербурга и связанные с ним комплексы памятников входят в список объектов Всемирного наследия, это один из важных в стране центров туризма. Среди из наиболее значимых  культурно-туристических объектов – Эрмитаж, Кунскамера, Мариинский театр, Российская национальная библиотека, Русский музей, Петропаловская крепость, Исаковский собор
Поселили нас в небольшой гостинице, с видом на Неву. Лекции нам читали преподаватели института Марксизма-Ленинизма по восемь часов в день, но зато после занятий были полостью свободны, и в основном проводили время, изучая город и ассортимент Ленинградских магазинов. Кроме подарков жене, у меня было две больших проблемы: купить сыну Саше импортный комбинезон и дочери Свете мороженое эскимо на палочке, так как в Челябинске в то время его почему-то не продавали. Чтобы купить комбинезон, я объехал все детские магазины. Продавщицы пожимали плечами и разводили руками. Но однажды в «Детском мире» одна симпатичная девушка-продавец, отвела меня в сторону и шёпотом сказала: «Подходите к закрытию магазина». Мы с Сергеем подъехали к восьми часам вечера. Девушка не обманула и вынесла в подсобное помещение великолепный, оранжевый, утеплённый комбинезон, застёгивающийся на молнию от штанишек до капюшона. Вторую проблему я решил уже перед отлётом в Челябинск. В продуктовом магазине я купил трёх литровую банку персиков. Сколько смогли мы с Никифорюком мы съели, остальное содержимое банки выбросили. Купив эскимо, я попросил у мороженщицы сухой лёд, который тогда повсеместно применяли в торговле. Продавец, узнав, что эскимо мне везти два часа самолётом, а затем почти час автобусом, сжалилась и выделила сухого льда. Уложив его на дно и с верху, и аккуратно поместив по средине мороженое, я благополучно довёз Светин подарок до дома.
Так как мама, Людмила, я и двое детей проживали на 32 метров жилой площади, меня это сильно мучило, и я решил разрубить гордиев узел. В то время, зам. директором по быту был Гурьянов Евгений Григорьевич. У него были все списки нуждающихся в улучшении жилищных условий, и он же на жилищной комиссии предлагал, кому выделить жильё. Я пришёл к нему на приём по личным вопросам, и за пятнадцать минут убедил его предложить комиссии мою кандидатуру. Всё получилось великолепно. Гурьянов рассказал жилищной комиссии, как много я сделал для радиозавода, работая в комсомоле, описал мои тяжёлые жилищные условия, и предложил выделить мне однокомнатную квартиру на расширение. Комиссия выделила мне квартиру единогласно. Однокомнатная квартира располагалась по адресу улица Татьяничевой 9 б, в новом доме. Моя задача стала найти квартиру, устраивающею нашу семью следующим условиям: близость работы, раздельные комнаты для нас с женой, детей и моей мамы, и поменять на неё имеющеюся площадь. Всю зиму я искал такую квартиру, и нашёл в посёлке радиозавода, четырёх комнатную, не большую, сорок восемь квадратных метров, по адресу улица Татьяничевой 9 а. Меня в этой квартире устраивало всё, и раздельные комнаты, и состояние, и возможность решить в посёлке радиозавода все социальные вопросы для семьи. В квартире жила семья, муж с женой, лет сорока пяти, мать мужа, бабушка за семьдесят и дочь лет двадцати, недавно вышедшая замуж за пограничника срочной службы, пришедшего из Армии. Разменом занималась жена, маленькая шустрая женщина. Она хотела отделить молодую семью дочери в однокомнатную квартиру, и этим разменом сделать её счастливой. Дочь с молодым пограничником были согласны на размен квартиры, а вот муж с мамой сильно сомневались. Почти месяц, вечерами, я заходил к ним в гости с бутылкой водки, и уговаривал подписать документы по обмену. Пока я на кухне спаивал им бутылку водки, они соглашались, но документы не подписывали. Говорили, что им надо подумать до завтра, а на следующий день всё повторялось сначала. В конце концов, я купил не одну, а две бутылки водки. Споив мужу с мамой одну бутылку, я показал горлышко другой, и сказал, что открою её, когда подпишут документы. Фокус получился. На кухонном столе, слегка заляпав обменные бланки, муж и его мама расписались. Думая, что все вопросы решены, я заказал на радиозаводе грузовую машину, и взял грузчиками студентов комсомольцев во главе с Андреем Самохвалом. Мы решили сделать переезд одной машиной. Погрузив мебель из трёхкомнатной квартиры (однокомнатная стояла пустой), мы приехали на Татьяничевой 9 а. Андрей разделил комсомольцев на две бригады, а двух человек оставил в кузове автомашины. Одна бригада принимала мебель из кузова и относила её в квартиру, а другая носила мебель бывших хозяев и подавала её в кузов. За пол часа была произведена выгрузка и погрузка. Но тут старушка села на стул в центре большой комнаты, и сказала, что она ни куда не поедет: «Квартира без балкона? Нет, не поеду!» Мы все опешили. Я спросил у бабушки, что может ей купить бутылочку, на что старушка обозвала меня проходимцем, и категорически отказалась переезжать. Вопрос кардинальным образом решил Андрей Самохвал. Четыре студента комсомольца взялись за ножки стула, на котором сидела бабушка, подняли стул вместе с бабушкой, и плавно перенесли в кузов грузовой машины.
В конце февраля, я пришёл к генеральному директору ПО «Полёт» Илейко Виталию Михайловичу и сказал ему, что засиделся в комсомоле и хочу перейти на производство.
Илейко спросил кто я по специальности, и узнав, что я механик, предложил работу заместителем начальника в 39 цехе. Я согласился, и с1 марта1983 года я перешёл на хозяйственную работу.

                Конец I части.