Дар и проклятье в одном лице

Ундина была обеспокоена. Уже долгое время она ходила по одной из комнат заброшенного "Дома Призраков", не находя себе места. Ведь она уже три часа никак не могла дождаться возвращения своей необычной знакомой, хотя Лейн ей и говорила, что вернется быстро, ей нужно было лишь тайно прийти в театр и поговорить со своей бывшей ученицей Мелиссой, все ей объяснить и извиниться за тот неприятный поступок... Где же ее носит все это время? Неужели она вновь во что-то нехорошее ввязалась? Зная своеобразную натуру неимоверно эмоциональной актрисы, которая ныне была вынуждена скрываться и выдавать себя за привидение, Ундина с каждой минутой все больше убеждалась в том, что случилось если не самое худшее, то нечто, очень к этому близкое. Девушке было искренне жаль свою знакомую, поскольку та хоть и была во многом виновата, все же трогала ее своим несчастьем до глубины души. И Ундина бы очень не хотела лишиться столь необычной компаньонки, которая, как временами казалось, знает и умеет абсолютно все на свете. Кроме, пожалуй, одного: ей уже никогда не исправить своих проблем с внешностью...
Внезапно дверь старого дома открылась, и на пороге возникла высокая фигура, облаченная в черный плащ. Да, сейчас Лейн (а это была именно она) действительно мало чем походила на человека, особенно после того как повернула к девушке голову, и та смогла увидеть ее лицо, в котором не было ни единой кровинки. И здесь уже дело было не в пудре - Лейн была на самом деле очень бледна и казалась совершенно осунувшейся - вся ее нынешняя поза показывала лишь одно: боль и страдание.
По-прежнему немного волнуясь и опасаясь реакции бывшей актрисы, Ундина медленно подошла к ней и спросила: "Где ты была столько времени? Я тебя ждала весь вечер, а сейчас и вовсе глубокая ночь!" Но молодая особа словно не слышала ее сейчас, будучи погруженной в собственные мысли. Не замечая перед собой ровным счетом ничего, Лейн начала медленно снимать с себя плащ, и в итоге просто бросила его на пол, а еще через минуту та же участь постигла и ее пиджак. После этого девушка прислонилась рукой к стене, едва слышно проговорила "Вот и конец, конец всему..." и вслед за этим заплакала.
Не обращая внимания на удивленное лицо Ундины и ее осторожные вопросы, Лейн говорила сама себе: "Все так и должно было быть, меня вновь предали. Но прежде со мной еще никогда не поступали подобным образом, так, как это сегодня сделала Она... Ах, Лисс, Лисс! Моя Лисс! Моя ученица, мой чистый светлый ангел, что же ты наделала?!"
Выдержав некоторую паузу, таинственная леди продолжила.
- И почему так всегда со мной происходит? Я надеялась, что когда приеду сюда, то хоть что-то изменится, но... (горько смеясь) Да что в принципе могло измениться, видимо, с таким лицом как у меня суждено всю жизнь быть всеми презираемой! Они все меня преследуют и ненавидят, все! И ладно бы там обычные люди, но она... Почему она это сделала, ведь я дала ей все, о чем она могла прежде только мечтать, сделала явью все ее сны, подарила крылья и развила в ней талант... И какова цена доверия? Она целуется с другим уже, совершенно позабыв меня, а ведь еще два месяца назад называла меня сказочной Феей... Ненавижу... Ненавижу все это!

Теперь Лейн уже не плакала, она начинала очень сильно злиться. Ее лицо, с которого падающий снег смыл некоторую часть макияжа, заметно изменилось: и без того не слишком ровные губы окончательно искривились, зубы стиснулись, а в глазах засверкал недобрый огонь. Переведя дух, молодая женщина негромко произнесла: "Ничего, ничего, они еще все у меня получат свое, если прежде я не планировала подобное, то сейчас... Я отомщу им всем за все, что они мне сделали. Да так, чтобы до конца жизни запомнили. Пускай они проклянут тот день, когда я из-за них страдала, стоя на крыше театра и дрожа как в лихорадке от холода и горя! Им за все это воздастся сполна, и особенно - Ей."
Видя, что ее знакомая явно задумала нечто ужасное, Ундина подошла к ней и спросила: "Но разве месть не в руках Божьих?"
- Нет, поверь мне, ведь Бог не получит от нее такого удовольствия, какое получу я в случае, если все свершится. - голос Лейн был совершенно тверд и холоден.
- Но ведь это грех...
- Грех? То есть, Бог меня накажет за мое справедливое возмездие? О, поверь, Он не сможет покарать меня больше, нежели теперь, я и без того проклята и горю в Аду, с того самого момента, как появилась на свет... (все больше злясь и уже на повышенном тоне) Так что не надо меня предостерегать карой Небес, Создатель и так надо мной успел надругаться, когда дал мне талант, изуродовав при этом лицо до такой степени! Поэтому мне больше ни один из его грехов не страшен! Что же ты молчишь? Или уже забыла как я выгляжу без той дряни? Так я тебе сейчас покажу, смотри же!

С этими словами Лейн окончательно стерла с себя остатки макияжа, сорвала накладку на левую часть лица и резко повернулась к Ундине, зло и в то же время со слезами в голосе говоря: "Ну что, вспомнила теперь? Я красавица, не так ли?! С самого детства меня все лишь унижали из-за этого, ни жалости, ни тем более любви я просто не знала. Никогда! И недавно мне казалось, что все наконец изменилось, и я обрела то, о чем столько грезила прежде. Но сегодня... Все кончено! Навсегда!"
Девушка обхватила руками голову, продолжая стоять, чуть заметно качаясь вперед-назад, шепча при этом: "Но я их покараю, они еще поймут свои ошибки и за все ответят, хуже, чем на Страшном Суде, ведь в этом мире их будет карать не Бог, а я..." Ундина все пыталась немного ее успокоить, однако несчастная вновь ее не слышала. Выпрямившись, Лейн произнесла громче о том, что устроит всем своим обидчикам настоящий Ад, собираясь уже идти к себе, как вдруг сильно пошатнулась и запрокинула голову, оседая на пол, побледнев, как Смерть.
Ундина с трудом успела ее поддержать.
- Нет, ну что это такое в самом деле?! Ты что, опять несколько дней ничего не ела, я ведь тебе приносила... Нельзя же так себя мучить в конце концов! - говорила девушка, с трудом помогая Лейн сесть на стул.
- Мне сейчас не до еды, я теперь вновь буду писать, творить пока что еще на бумаге свое возмездие. Но потом... Я сделаю все, чтобы воплотить его в жизнь.

Убедившись, что Лейн больше не упадет в обморок, Ундина принесла ей несколько мягких печений и с трудом заставила их прожевать и проглотить, говоря при этом: "Я не вправе тобой командовать, ты сама распоряжаешься своей жизнью, но все же... Я тебя прошу, не стоит, ты ведь не злодейка, просто кажешься такой на первый взгляд, но ты другая..." Последние слова она произнесла уже с робостью в голосе, так как все еще опасалась нового срыва бывшей актрисы, зная, что в этом случае ей не поздоровиться. Однако Лейн не собиралась причинять ей какой-либо вред.
Вновь внимательно посмотрев на свою помощницу, загадочная леди слабо, но четко сказала: "Послушай, Ундина, я тебе очень благодарна за все, что ты для меня сделала и делаешь, но прошу, не читай мне мораль и проповедей, это все равно не поможет. А сейчас иди, оставь меня одну. (видя, что та не торопится уходить) Иди, не вынуждай меня тебя выгонять, я уже в силах сама о себе позаботиться, это была лишь минутная слабость. (развязывая галстук на шее) Иди же."

Ундина в итоге ушла, ничего не говоря больше и лишь с сочувствием и тревогой глядя на Лейн своими огромными глазами. После ее ухода молодая женщина тяжело вздохнула и откинулась к спинке стула. С ее губ сорвалось: "Видно, месть - это мое призвание. И так продолжается уже давно..." Через несколько минут разум Лейн поглотили воспоминания...

* * *

Она вновь увидела старое школьное здание с длинными коридорами, окрашенными в бежево-золотистый цвет, по которым после каждого звонка на перемену бродило множество учеников и учениц. Многие из них бегали, кричали или просто ходили группами, весело болтая друг с другом. Многие, но только не такие, как она...
Вскоре Лейн увидела саму себя, когда три года назад, будучи еще пятнадцатилетней школьницей, стояла возле стены, глядя исподлобья на других учеников и стараясь изо всех сил сделать так, чтобы они не обращали на нее внимания. Потому что в ином случае снова бы обрушились потоки насмешек и издевательств в ее адрес, ведь вся школа знала об уродстве этой и без того невзрачной девочки.
Лейн-подросток выглядела иначе, нежели теперь, к примеру в те годы ее черные волосы еще доставали до плеч, и лицо не казалось столь худым. Однако его цвет всегда был нездоровым, изжелта бледным, словно старая свечка; кисти рук напоминали обтянутый кожей скелет, а высокий рост и мальчишеская фигура делала Лейн еще более некрасивой, особенно в этой ужасной школьной форме. Некрасивая черная юбка до колен и такая же кофта, из под которой торчал отвратительный круглый белый воротничок с кружевами, детсадовские гольфы и туфли на ремешках с круглыми мысами, как у первоклашки... Неудивительно, что еще в тринадцать лет Лейн для себя поклялась после окончания учебы никогда больше не носить девичьих вещей, они вызывали у нее лишь отвращение. И все же ее наряд был скромнее, нежели у некоторых других...
В этот момент возле нее как раз прошли те самые Модницы и королевы красоты школы, во главе с Юлианной, той самой, из-за которой Лейн совсем недавно была вынуждена две недели ходить с повязкой на руке - после предательства ее и Дерека бедная девочка пыталась вскрыть себе вены. Следы от осколка стекла останутся на ее запястьях до конца жизни, как и шрамы в душе.
Поравнявшись с Лейн, Юлианна сделала вид, что не заметила ее, однако громко сказала подружкам: "А наша лохушка сегодня просто неотразимо выглядела, согласны? Настоящая Мисс Вселенная! Ха-ха-ха!"
Смеясь и продолжая щебетать между собой, девчушки прошли мимо Лейн и скрылись в уборной наводить марафет. Девочка же не отрывала своего взгляда от двери. В ее глазах читалась невероятная боль, перешедшая в ненависть, на мгновение ее лицо исказила нервная судорога, однако из-за макияжа и накладки она была не столь заметна. Как же страстно Лейн сейчас ненавидела всех тех разряженных красоток: всей своей душой и существом, до полной потери рассудка. Внезапно вспомнив, что у нее еще есть время до звонка на урок, девочка начала лихорадочно рыться в карманах, но смогла найти там лишь длинную шелковую ленту. Достав ее, Лейн несколько секунд на нее смотрела, а затем мысленно сказала: "Все, теперь я отплачу той гадине", начав наматывать один конец ленты на руку. Она уже знала, что сделает.

Девочки покинули уборную спустя несколько минут, все, кроме Юлианны, которая продолжала внимательно изучать каждый сантиметр на своем лице, упиваясь собственным совершенством. Во всяком случае, так считала она сама. Юлианна не сразу услышала чуть заметный скрип входной двери и легкий порыв ворвавшегося ветерка, а когда все же обернулась, то никого не увидела. "Опять окна в коридоре не закрыли, чтоб их!" Девочка уже собиралась уходить, как вдруг почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Она попыталась увидеть этого человека через зеркало, как вдруг... Внезапно ее шею стянула прочная шелковая лента, почти полностью лишив возможности дышать.
Юлианна задергалась, тщетно пытаясь вырваться, слыша знакомый голос: "Вот так, теперь хорошо..." Она попыталась закричать, однако смогла лишь хрипло выдавить: "А-а-х, отпусти меня, тварь!", после чего лента затянулась еще сильнее, сдавив шею так, что ею уже нельзя было пошевелить.
У девочки начались конвульсии, она забилась как птичка в силке, все еще пытаясь освободиться от удавки, кашляя и хрипя. Но мучительница держала ее крепко. Наклонившись к уху Юлианны, Лейн сказала, нарочно растягивая слова: "Будешь дергаться, я тебя совсем придушу, жалкое ничтожество. А теперь слушай и запоминай: если ты и твои подружки еще раз как-нибудь меня оскорбите, я тебе уже до самых костей сдавлю шейку, так, что точно хрустнет и сломается... И если расскажешь об этом, то я тебя точно в следующий раз удавлю!"
С этими словами Лейн резко разжала руки и толкнула голову Юлианны в раковину под кран, включив горячую воду на полную мощность, а через минуту наоборот ледяную. После этого она резко развернулась и ушла, оставив побежденную противницу сидеть на корточках на полу: Юлианна еще не могла нормально дышать и тем более говорить. На следующий день она перевелась в другую школу, никому не объяснив причины. Сама же Лорелея тоже вскоре покинула ненавистное учебное заведение, когда поняла, что больше нет смысла в нем находиться. С того дня она и начала превращаться в нынешнюю себя - гениальную, но весьма опасную особу с мистическим амплуа, в совершенстве владеющую искусством убеждать людей делать все так, как ей надо. Или почти все...

Открыв глаза, Лейн осмотрелась вокруг себя, точно заново исследуя свой нынешний дом, а затем задумчиво произнесла в пустоту: "Все-таки мне действительно дано мстить тем, кто причиняет мне боль. И я уже не остановлюсь на полпути. Никогда." Взяв чистую толстую тетрадь и положив перед собой на стол, молодая женщина вывела на титульном листе заглавие своей будущей пьесы: "Возмездие Дамы под вуалью".