Один детский день в деревне

Детство – счастливая пора. Возвращаясь в те места, где бегала совсем еще малышкой, невольно задумываешься о пробежавшем времени. Совсем еще недавно бабушка с дедушкой были молодыми и мы, внуки, никогда не задумывались, что они могут состариться. Теперь, когда мы выросли, завели свои семьи и приезжаем в деревню к ним,  уже совсем стареньким, и нам кажется, что все изменилось. Изменился двор, он стал совсем крохотным, будто съежился и состарился как старый лесной гриб, а в детстве нам казалось, что он большой, как футбольный стадион. Нет и тех деревьев, которые помнили наши детские забавы. Нет ранеток, цветущих в мае – от них остались только пеньки, нет черемух, на которых мы провели все детство, как птицы, объедая ягоды даже на тех ветках, до которых мы не доставали. Помню, как мы лазали на крышу навеса, чтобы добыть сладкие, черные на кисточках ягоды, приносили бабушке, и она искренне радовалась, что мы угостили ее любимой ягодой. Поленница совсем скрючилась, усохла, будто стареет вместе со всеми обитателями этой усадьбы.


Помню, как мы рассовывали между поленьев свои детские игрушки, потом напрочь забывали о них. Зато сколько было счастья, когда мы их находили, приезжая в следующий раз. Палисадник, в котором росла крупная, сочная смородина совсем зарос. Еще до этого туда пускали кур, а сейчас полынь, будто захватывая территорию, устремила свои ароматные стебли к входной калитке. Вдоль крыши второго навеса, предназначавшегося всегда для парковки велосипедов, летом висела сушеная рыба. Нам рыбу старались не давать. Даже если она была хорошо просолена. Каждый раз мы наблюдали как тетка или мама чистят и потрошат ее. Мы не понимали, почему женщины не любили, когда мужская половина семейства уезжала на рыбалку. Рыбы привозили много, во всяком случае. нам так казалось. Во время чистки со всех концов усадьбы сбегались кошки, каждая из них получала свою рыбину – благодарность хозяев за добросовествную службу на страже порядка от мышино-крысиных кочевых набегов. Во дворе потом еще долго пахло рыбой, особенно если был безветренный день. Почему-то я не помню, чтобы в деревне был сильный ветер. С одной стороны от ветра защищал лес. По его кромке рос большой кедр. Там всегда были шишки. Нам строжайше запрещали лазать по нему, однако, шишек очень хотелось, но не хотелось ждать августа, когда они упадут от дождя и ветра. И я лазала, несмотря на запреты. Братья и сестры, их у меня пятеро в общей сложности, стояли внизу и считали, сколько падает шишек:

– одна, две, три, четыре…

Нам казалось, что двенадцать шишек – это много. Мы складывали их в подол платья, в спортивные куртки и несли домой, не заботясь о том, что тягучая расплавленная от жары смола насквозь пропитает вещи и оставит темные ароматные пятна. Дедушка всегда был нашим помощником и защитником. Он помогал нам варить шишки в бане на печке. О бане и печке у меня совсем замечательные воспоминания. В лучшие времена, у дедушки и бабушки было много животных. И куры и две коровы, и кролики, и овцы, гуси, свиньи. Про этих свиней, пожалуй, бродили самые страшные легенды. Из-за того, что мы были еще совсем маленькие, свиньи нам казались гигантскими. Да и правда они были большие по рассказам взрослых, особенно боровы. Семья у бабушки с дедом большая, поэтому держали не меньше трех-четырех свиней.  Нас всегда пугали, что свиньи нас съедят, очевидно затем, чтобы мы к ним не заходили, потому что ко всем остальным животным мы лазали в клетки. Каша для  свиней варилась на печке, ничего вкуснее которой мы и не пробовали. Каша была наваристая, пахла зерном. Аромат стоял по всему двору. Приятная была каша. На баранах и овцах мы катались верхом, кормили их сеном и варили им супы. Кур таскали на сеновал и учили их летать, скидывая вниз. Некоторые из них улетали к соседям, не справившись с потоком воздуха. К быкам особо не ходили. У них особый нрав.  Коров тоже боялись, однако, когда поздней осенью быков выпускали на заднем дворе, мы кидали в них снежками до той поры, пока он не начинал рыть копытами застывшую землю и настраивать на нас рога. Потом перелазили через калитку и перебегали на другую сторону, забираясь на тюки сена, лежавшие недалеко от сеновала. Бык злился и бегал вокруг нас. Мы снова обкидывали его снежками и бежали обратно. И не боялись. Трудно представить, что с нами могло случиться, если бы мы не успели вовремя забраться на сено. Бык нам казался тогда удивительно большим. Кроликов и гусей я помню плохо. Однако, в моей памяти остался домик, который располагался под окном дома. На него выходило окно большой комнаты. Мы к гусям не ходили. Видели только в подполе яйца, которые они несли. Кроликов я тоже помню смутно. Помню, что мы, приезжая, сразу бежали в стайку к животным. Самые доступные из них были кролики, которых мы держали на руках, они нас всегда царапали. В чистой городской одежде мы лезли к баранам, пользуясь тем, что мама и тетка соскучились по родителям и потеряли над нами контроль. Пропахшие бараньим запахом, мы являлись в дом. Мамы не ругались, умилялись. Радовались тому. Что мы любим животных. Я и родители приезжали редко, пару раз в год. Теперь я думаю, что так было зря. Нам, внукам, всегда хотелось проводить время в деревне вместе, поэтому, когда меня отправляли туда одну, мне было немного скучно. Но я находила, чем мне заняться.


Нагулявшись, мы шли в дом, где нас обязательно ждали кислые щи. Щи были настоявшимися и ароматными. Из них всегда доставалось мясо на тарелку, которое доставалось каждому, и при том было весьма вкусным. Когда мы были шестилетками, нас старались укладывать на дневной сон. После длительной прогулки этот сон был очень нужен, хотя все противились и не хотели засыпать. К вечеру мы начинали капризничать, ели не спали. Просыпались мы бодрыми. Полдничали. Помню ароматные бабины булочки, рецепт их был прост, но повторить я эти булочки из детства никогда так и не смогла. Кисель был тоже очень вкусным, обычно из мороженой ирги или клюквы. Густой и сладкий. Мы пили его с булочками, потом просто так. В общем, нравился нам он очень. Может потому, что в детстве все вкуснее. Я не знаю. Вечером все собирались у телевизора. А нас старались выловить с улицы. Нам не хотелось заходить в дом. Иногда мы сидели на крыльце, и, включив свет, болтали, смеялись. Теперь это уже не то крыльцо, по которому мы съезжали на шелестящих штанах. Лет пять назад над ним появилась надстройка с окном. Теперь там нельзя кататься и зимой не задувает снег, подметать который было нашей негласной обязанностью. Зимой разувались дома, вываливая на пол комья снега из подготовленных к нашему приезду валенок, прогретых заранее на печке. Штаны тоже были облеплены снегом. Мы развешивали одежду по батареям, иногда из-за ее количества, нам не хватало батарей.


Ужин. Мой любимый ужин – вареная картошка с селедкой без масла и луком. Это необыкновенно вкусно. Селедка всегда была жирной, а сочный лук был порезан крупным кольцами. Вечером мы галдели и не давали спать взрослым. Особенно весело нам было ночью. Мы ждали, пока все уснут, собирались на одной кровати и рассказывали друг другу страшные истории. Забавно. Зато спать потом было страшно всем. А луна, казалось всегда круглая, глядела в окно нашей комнаты и пускала дорожку желтого света. Теперь в комнате все изменилось. Сейчас там стоит кресло, вместо стола, в котором лежали наши игрушки. Две кровати стали сдвинуты, в силу меняющегося состава семей внуков. Кушетку переставили в другой угол, появились матрасы у стены, где всегда были наклеены фотообои. Одно зеркало осталось на месте и, казалось, помнит все события этого дома.


Наверное, зря мы ездили туда так редко. Все эти воспоминания настолько трогают меня сейчас, что несмотря на все благополучие, существующее на данный момент в уже моей собственной внучьей семье, хочется вернуться в детство и доделать все, что не успела. Наверное, это всегда так, когда время уходит его невозможно вернуть.


Наверное, многие жалеют об упущенных днях. Сейчас уже, право, поздно думать об этом, дедушка с бабушкой совсем старенькие, нет деревьев, проведших с нами детство, которые мне особенно жаль, животных не стало. Теперь и даже грядок мало, но зато яблоневый дедушкин сад.. Выращиваемый им с трепетом и любовью, он остался в моей памяти таким, каким был - пышный, густеющий, с крупными и мелкими яблоками. Остался и пустующий дом, который все условно называют «новым», хотя он наш ровесник. Его окна завешаны фанерой одиноко смотрят в ночи, пугая нас своими размерами, темными и мрачными стенами, шорохами кошек внутри. Жаль то время.