Моими глазами. 4

     Целыми днями я не только плевал в потолок, но и работал над своим восстановлением, достаточно напрактиковавшись в различных речевых оборотах, и через какое-то время упражнений мне уже давались небольшие простенькие предложения, не говоря об обычных словах, из которые они и состояли. Постепенно я возвращался к нормальной жизни, и это не могло не радовать. Мой психотерапевт, наблюдая улучшение состояния своего пациента, попросил рассказать более подробно о том, как же я дошел до такой незавидной жизни, нанизанной на самоубийственную петлю. В двух словах, не вдаваясь в детали, пришлось восстановить картину Судного дня. Внимательно выслушав, психотерапевт лишь развел плечами и посоветовал поскорее забыть о случившемся. Право слово – лучше бы о пальмах рассказал что-нибудь, великий специалист.
     На второй месяц, который мне, как и месяц первый, довелось провести в больнице, со мной работал уже другой психотерапевт, при первом знакомстве назвавшийся профессором. Впрочем, первым знакомством все и ограничилось. Пришлось рассказывать свою наболевшую и порядком набившую оскомину грустную историю повторно уже более окрепшим и восстановившимся голосом. Профессор вынес вердикт: "Вам просто нужно закрыть гештальт". Затем молча встал и так же молча покинул меня, впредь ни разу не навестив. Я считал себя достаточно образованным человеком и прекрасно понял, что имел ввиду профессор. Но если бы на моем месте оказался какой-нибудь обычный работяга? Как бы он расшифровал такое страшное и откровенно матерное на первый слух заморское слово? Остается только догадываться. Такие уж у нас психологи и психотерапевты... Не разобравшиеся ни в себе, ни в других... Они могут лишь поставить диагноз, но реально помочь, да хотя бы просто объяснить и разжевать суть проблемы – это не их ума дело. Диагноз поставлен, а дальше, пожалуйста, сами.
     И я откровенно не выдержал второго месяца пребывания в больничной палате. На дворе стоял июль, самый сочный месяц лета, а я был похож на бледную спирохету. Одним прекрасным днем, когда мне доводилось уже достаточно бодро разговаривать со стенкой в больничной палате, я молча собрал несколько своих вещичек и покинул заведение, которое меня приютило в столь трудный период жизни, никого не известив и никого не предупредив. Разного рода заключения комиссии, больничные и прочие справки меня не интересовали, я в них не нуждался, и врачебные каракули в духе курицы, которая учится писать задней лапой, не были мне жизненно необходимы. Я посчитал такой поступок оптимальным и не жалел о том, что не попрощался с медсестрами, которые изредка приходили меня навестить. О двух психотерапевтах почему-то даже не вспоминалось.
     Все это время я, разумеется, не пользовался ни телефоном, ни интернетом. Что и говорить, иногда полезно хотя бы имитировать крушение корабля, чтобы с него могли убежать все крысы, и они воспользовались подходящим моментом, о чем я до сих пор не жалею.
     Дома я зарядил телефон. В течение следующей недели до меня дозвонились лишь те, кого я всегда считал самыми близкими и дорогими, кто, собственно, и нашел меня в больнице, кто навещал меня и протянул руку помощи в тот момент, когда ждать ее было совершенно неоткуда. Всего лишь горстка людей, пара человек, но дорогих, близких, во многом родных. Анжелика, конечно же, не думала звонить и не собиралась. Мне казалось, что она успела благополучно забыть о моем существовании, как и о том времени, о тех двух годах, которые мы провели вместе. В социальные сети я решил не заходить. Делать там мне было нечего, тем более после того, как друзья рассказали о фотографиях с тем самым другим парнем, которые девушка выкладывала на своей страничке. А может, парень был уже какой-нибудь еще, третий... Никто не знает. Это были фотки-пылесосы, как обозвали их друзья. Почему пылесосы? Наверное, и без слов понятно. Друзья просили меня ни в коем случае не заходить и не смотреть эти художества от Анжелики, боясь за мою возможную неадекватную реакцию. Но, если быть предельно откровенным, мне не особо и хотелось видеть подобное.
     Если быть еще честнее, за почти два месяца больничного бдения я заметно очерствел. Я понял, что самая большая роскошь в жизни – это позволить себе любить другого человека. Анжелику я действительно любил, как показало время. Нет, я больше не думал о ней, ее не было ни в утреннем кофе, ни в моих инвестициях, ни в ночных прогулках по городу. Днем я не гулял. Хоть перед друзьями и кичился тем, что мне было безразлично все, что с ней связано, при этом показываться на улице днем не отваживался. Очень не хотелось однажды влететь прямо в этих двух воркующих голубков. Умирать я больше не собирался, но кто мог знать, как поведет себя мой воспаленный разум в том моменте, когда при мне будут целовать и обнимать человека, которому еще пару месяцев назад позволялось видеть мир моими глазами. Я не хотел рисковать, поэтому и покидал стены своего дома исключительно под покровом ночи.
     Это было время шикарного самоанализа, грамотных выводов о том, что случилось, и о том, как избежать подобного в будущем. Я совершенно перестал бриться, и мое лицо украшала нереально брутальная растительность возрастом уже более двух месяцев. Вдобавок ко всему, за время нахождения в больнице я успел похудеть на 22 килограмма, и калорийное питание, которым я теперь насильно пичкал свой организм, не прибавило моему весу ни единого грамма. Ухоженного мужчину всегда видно, как сразу становится понятно и то, что он прибран, что он пристроен к юбке, а может быть, даже приучен прятаться за этой самой юбкой и не щелкать клювом направо и налево. Я же теперь больше был похож на опустившегося ниже плинтуса человека, если визуально можно было назвать меня таковым.
     Что касается новых знакомств, то их не было. Я перестал верить людям. Вдруг. Внезапно. Так бывает. Живешь себе живешь, а утром, очухавшись в лесополосе за городом, понимаешь, что верить никому нельзя, тем более – доверять. И если кто-нибудь позволит себе осудить меня и мои действия вкупе с поступками, пусть для начала прошагает свою судьбу в чужих сапогах, а на судьбу мою посмотрит все-таки моими глазами, как уже никогда на нее не посмотрит Анжелика. Я ощущал себя неполноценным и больным ребенком, который глазами, полными слез, смотрит на здоровых детей, как я смотрел на влюбленные парочки, с которыми так или иначе сталкивался по ночам. Я перестал понимать, зачем вообще люди строят отношения, зачем пытаются быть вместе? В глобальном смысле отношения не нужны, каждый из нас является боевой единицей и в состоянии прожить свою жизнь, ни от кого не завися и ни перед кем не распинаясь. Все эти отношения строились и будут строиться всегда только ради постели, только ради шелковых простыней и двух голых потных тел, возлежащих на этих самых простынях. Подмигнет девушка парню своим интимным местом, и процесс тут же тронется с места.
     Но чтобы к этим простыням прийти, сколько преград надо преодолеть, сколько насвистеть в уши, сколько наврать или может быть даже искренне прочувствовать, сколько цветов надарить, сколько эмоций из себя выдавить, чтобы в конечном счете получить то, что получают без лишних разговоров и любого рода трат нервов и переживаний в любом борделе. Рыночные отношения всегда были таковыми: именно спрос рождает предложение. А любовь? Оставьте ее людям, которые до сих пор живут мечтами о том, что раз в свое время семью не создали, то это Боженька во всем виноват, это все он. Это Господь Бог самое лучшее на потом припас. Боженька ничего не припас; ему просто смешно смотреть на те жалкие попытки обрести счастье, которые у этих людей были. И он просто махнул на них рукой. И не нужно ничего усложнять!
     В моей квартире осталось много подарков, которые дарила мне бывшая девушка. Каждый вечер я засыпал в их окружении, каждое утро я просыпался среди них. Иногда мне казалось, что они пожирают все мое свободное пространство в моей крепости – в моем доме. Это доводило меня до печального состояния, и ближе к осени я решился на то, чтобы убрать их все на дальнюю полку шкафа. Как бы тяжело, как бы грустно ни было, но строить отношения с предательским прошлым, представленным в образе подарков, не было ни малейшего желания. К зиме я и вовсе собрал все эти презенты в один ящик и унес в подвал. Выбросить рука не повернулась, но и держать их дома было давно уже не актуально.