Где от весны не ждут чудес... Глава 6. Боль

         Это была плохая идея. Перейти улицу, и идти вдоль забора. Вдоль бесконечного, бетонного забора. С голым торсом. В забрызганных кровью штанах. У всех на виду. Пролетевшая было мимо легковушка с визгом затормозила. Из неё выскочили двое. « Стоять!!!» - скомандовали. Краткое замешательство. Как по команде срываемся с места, и бежим. Слева всё тот же забор, справа — проезжая часть. Забор высокий. Слишком высокий. И ещё - он не кончается. Бабахнул выстрел. За ним ещё один. Все трое с лёгкостью перемахнули через забор. Бежим по какому-то футбольному полю. Игра остановилась. Видимо, все смотрят на нас. Может, о чём-то переговариваются. Может даже, собираются что-то предпринять. Ничего вокруг не замечаю. Бегу. Задыхаюсь. Преследователей не слышно. «Попробуй, сука, перепрыгни  заборчик !!» - в воспалённом мозгу злорадная мысль. Обессиленные  вбежали в какой-то дом, в какой-то подъезд. Остановились. Раскалённый воздух дерёт сухую глотку. До кашля. До рвоты. Лёгкие разрываются. Ноги ватные. « Всё, не могу больше!» - прохрипел Жэка, и повалился на ступеньки. « Надо бежать дальше!» - это предложение Армана. « Надо бы бежать ...» - это моя мысль. Но сил нет. Зато есть стойкое ощущение нереальности происходящего. В башке сумбур: « Всё это происходит не со мной... Со мной не может ничего случиться... От погони оторвались... Нужно просто где-то затаиться и переждать... Жэка - баран... И прочь из этого города...»
Короткий спор, и Арман бежит дальше. Я и Жэка спускаемся ступеньками вниз. То ли подвал, то ли подсобное помещение. Темно. Закрыли дверь. Затаились. Какое-то время звенящая тишина. Только сердце в ушах стучит. На лестнице шаги. Кто-то спускается. Женька вцепился в ручку двери. С другой стороны дёрнули. Хилый Жэка вместе с дверью подался вперёд, но тут же потянул её на себя. «Здесь кто-то есть!!!» - крик снаружи. И дверь начали рвать. « Помоги!!» - Жэка орал, отчаянно пытаясь удержать дверь.   Столбняк,  оцепенение - про меня.  « Это конец...» - ещё подумалось.
     Дверь распахнулась, и яркий свет ослепил. Крики. Ярость. Маты. В помутнённом сознании вспышки ударов. Взрывы ударов. Град ударов. Дикая боль. Глаза привыкают к свету. Меня волокут куда-то. Руки заломлены. Вокруг ненависть и злоба.
 Сижу в тесном заднем отсеке милицейского «бобика». Сквозь пыльное зарешеченное оконце вижу улицу, деревья, прохожих... Ещё утром, ещё час назад я был частью этого тёплого, летнего мира... Дверца открылась, и я увидел трясущуюся бабулю «божий одуванчик».  «Это был он» - прошамкала милиционеру, поддерживающему её под локоть.
 Как в одночасье меняется жизнь?   Как белое становится чёрным?    Не знал, пока не испытал.  И это похоже на сумасшествие.  Резкий переход из одной плоскости в другую.  Из тепла в холод.  Из всё же не рая, но в реальный ад.   Зазеркалье. И в него я пришёл по собственной воле.
         Беспредел порождает беспредел,   и если ты творишь злое, нужно быть готовым к тому,  что прилетит обратка.    Только в многократном размере.   Бумеранг.    Но тогда я был далёк от вселенской философии,     и   к расплате был не готов.      Как-то неожиданно она прилетела.    Сложно осознать,    тем более принять мысль,   что боль и мрак теперь  твои единственные спутники,  если ещё утром ты был полон надежд,   и радужных  планов.
         ГОВД,  в который меня доставили,   стал моим первым  недолгосрочным маленьким адиком,   где были и свои  черти,  и свои сковородки.  Сначала меня просто тупо били.  Долго,   и  безостановочно.   В отделении переполох;   по горячим следам удалось задержать двух  налётчиков.   Нет сомнений,   что они – часть организованной группы.   А накрыть одним махом целую банду – это почёт,    это повышение по службе,   лишняя звёздочка на погон,   благодарность в личное дело.   Одни сплошные бонусы и приятности.     Надо только   «расколоть»   задержанных.   Так чтоб «под орех»,    чтоб  опомниться не успели,    пока «горяченькие».     И меня «кололи».    Каждый,   входящий   в  кабинет  «дознаватель»  был уверен,      что именно он   станет счастливым обладателем моих признательных показаний.    « А,   спортсмен?   Ну держи!!!»,   или    « Оп-па!!   Дай-ка толстого  пробью!!».     Я был не толстым,    но били меня с нескрываемым удовольствием.    Таскали из кабинета в кабинет.    Хотели знать в принципе не много:    сколько участников было,     их имена-адреса,     имя организатора.       Но загвоздка заключалась в том,  что прежде чем подобраться    к этим пунктам,     нужно ведь  заручиться моим признанием моего же  непосредственного участия в совершении.      А его-то они добиться и не могут.      Сказочно-неправдоподобную  версию  сочиняет  мой близкий к помешательству мозг:   Приехал оттуда-то.    Вещи-документы украли.     Знакомых нету никого.     Гулял по городу,    встретил мужиков.     Сел играть в карты.     Проиграл майку,    оттого и торс голый.      Подрался с ними – потому и кровь на штанах.     А чё убегал? – так это,     все побежали,    и я побежал.     Боюсь я милиции.     Никого не грабил,     никого не знаю.     Версия откровенно глупая,     но я её   придерживаюсь.    И каждому вновь-интересующемуся её  монотонно впариваю.      Их это злит очень сильно,     и они трудятся с ещё большим усердием.      Не покладая рук.    И ног.       Что там с Жэкой происходит,    и что он рассказывает – не в курсе.    Я его  «не знаю».   
 Меня швыряют  в  небольшой «обезъянник».    Короткая передышка.    Есть возможность «собраться с мыслями»,     и насладиться видом зелёной ветки,    заглядывающей в окно помещения,     наблюдаемого сквозь решётку железной двери.    Уже ночь.

   Меня тащат в комнату без окон,   от пола до потолка залепленную грязным кафелем.    Железный стол и стул вкручены в бетонный пол.    Под потолком тусклая лампочка и железный крюк.    В этой комнате мне предстоит ознакомиться со «стандартными методами дознания».     Мне заковывают руки,     и цепляют наручниками за крюк.   Теперь я представляю собою идеальный боксёрский мешок.   Но бьют меня не руками.    Резиновая дубинка  удивительно музыкальна  в руках виртуоза,    и гулкий свист,     с которым она рассекает воздух превращается в смачный шлепок.    Звук шлепка каждый раз меняется.    Это зависит от того,    куда врезается дубинка:  в  рёбра,    почки,    или бедра.      Я уже охрип от собственного вопля,    но моих   мучителей это только заводит.    С шутками и смехом они меняются,    и   дубинка методично продолжает вышибать из меня дух.     Я  на полу,    и меня облили водой.     Им уже не интересна моя история про игру в карты,    и от меня не требуют признаться в моём личном участии.    Мне нужно назвать имена участников и организаторов.     И мне ужасно хочется это сделать.    Подписать что угодно,     лишь бы БОЛЬ,     которая стала всем мною прекратилась.    Но я упорствую.     Просто не знаю,    как потом буду с этим,      и смогу ли перед собою оправдаться.       На  Дикаря и его братишку мне наплевать – я их не знаю.     Но Марат...       Ведь он брат мне.       А на предательство у меня патологическая непереносимость.      И мы идём дальше.   
          Я на стуле.     Мокрый и дрожащий.     Обе руки прикованы к подлокотникам.     На указательном и среднем пальце правой руки по клеме.     В моих глазах паника.     В глазах дознавателя – надежда.     Он крутит ручку небольшого генератора.     Сначала медленно.     Потом быстрее...    

… я опять в «обезъяннике».     Со мною здесь находятся ещё какие-то.     Они пытаются со мной заговорить.     Сочувствуют мне.     Ничего не соображаю.      Молчу. 

…  я в знакомой «комнате».     Прикованный к стулу.     У меня на голове противогаз.    Сквозь запотевшие стёкла вижу улыбающуюся,     лоснящуюся жиром рожу «дознавалы».   Он что-то впрыскивает в шланг,  закупоривает его пробкой.      Я не просто задыхаюсь.    Резкая,     едкая вонь разъедает мои глаза и носоглотку,   разрывает мои лёгкие.    Я,  видимо,    очень забавно дрыгаюсь,    потому что успеваю услышать истерический хохот,  прежде чем отключиться.       Пол.    Вода.     Повторение процедуры.
…   вновь «обезъянник».       Я  надломлен,     и не знаю сколько ещё смогу выдержать.     Оглядываю маленькую свою камеру.      Прикидываю,    можно ли здесь удавиться как-нибудь по-тихому.       Сил реально нет.      Отчаяние. 
   
     Шёл    второй день моего пребывания в гор. отделе.     Ближе к обеду меня вывели из   отделения,     и повели  к его основному,   вероятно,      зданию,    которое располагалось в метрах пятидесяти от.      Это короткое пребывание на улице...       Это лето,    тепло,   зелень...  Удивлённые взгляды прохожих...    Каким близким,    и каким несбыточным всё это теперь  казалось.     Несоответствие меня и окружающей жизни было невыносимым.      Всё происходящее напоминало кошмарный сон,     и   где-то глубоко в душе  я по-детски надеялся  ещё проснуться.      Потому что ТАК,   как сейчас – не бывает.     Но это был не сон.    В светлом просторном кабинете,     куда меня привели,     было    семь оперов.      Они с любопытством воззрились на меня,    когда дверь за конвоиром закрылась. 
 - «Это и есть тот упёртый ?!» – ко мне подошёл здоровенный бритоголовый молодчик,     и с интересом оглядел меня.    Хмыкнув,     вопросительно уставился на сидящего за столом,  видимо старшего.    Тот  встал,   и заложив руки за спину,   не спеша прошёлся из угла в угол,    как бы раздумывая о чём-то.   Остановившись у окна,  и глядя на улицу,   он сочувствующим тоном сообщил мне,   что  я дурак,    и поступаю крайне глупо,    продолжая играть в молчанку.      Ведь  подельник мой Жэка уже написал явку с повинной,    и дал все расклады про всё и всех.    И что теперь отпираться мне бессмысленно,     и что «сидеть» я всё равно буду,    но лишь от меня зависит долго ли мне «сидеть»,   или не очень.
 -«Выбирать тебе» –  равнодушным тоном заключил он,     и  отвернувшись от окна,    кивнул бритоголовому,     стоявшему рядом со мной.       Тот,  сделав корпусом пару финтов,     пробил мне левой по печени, и правый боковой в челюсть. Я  «поплыл»,    но не упал,    как,   по всей видимости ожидалось.    Все загоготали,    подкалывая  бритоголового,    мол,   не такой уж мощный у него удар.     Тот попытался ещё пару раз отработать на мне эту свою коронную,  видимо,    комбинацию.     Но я перекрывал подбородок плечом,     и свалить меня ему не удалось.     Тогда ему пришли на помощь ещё двое.    Меня повалили на пол,    и  отходили  ногами.     Затем кто-то предложил   «опустить»   меня. 
   –  « На тюрьму пи...м поедешь!»
 Сообразив,     что они удумали,     я вскочил на ноги.     Руки мои всё это время оставались скованными за спиной,    и всё,     что я мог сделать – это  прорваться к окну,   и выпрыгнуть.    Что я и попытался сделать.    Решёток не было.     Но я даже до подоконника не успел допрыгнуть.     Меня вновь повалили на пол.      Заломили руки.  Навалились на ноги. Спустили с меня штаны.    Бритоголовый взял дубинку,     а ещё один взял фотоаппарат.
  - «Ну чё,   боксёр,    кончилась твоя блатная жизнь!   Целку тебе щас сломаем,   и будешь ты жить в гареме» – похлопывая дубинкой о ладонь,     ласково проворковал бритоголовый.
  - « Резинку натяни на дубину!   Испачкаешь!!» – посоветовал бритоголовому хохоча кто-то.

   Я  вдруг чётко осознал,    что жизнь моя сегодня закончится.   Ничего больше не будет.    НИЧЕГО.   Опущенным я не буду.    Приняв неизбежное,   я перестал сопротивляться,    и вполне себе ровным голосом озвучил свои планы на ближайшие полчаса, час, два – как получится.    А планировал я вцепиться кому-нибудь в глотку,  и разорвать её.   Уж на это сил у меня хватит.     Не знаю,    кто это будет:  кто-то из них,    или сокамерники в «обезъяннике»,     или дежурный в отделении,    или кто-то из прохожих сейчас на улице - не знаю...    Но стремиться я буду забрать с собой по-возможности больше.     А потом я удавлюсь.    Если не удастся этого – расшибу о стену голову.    Короче пидо...м я себя в будущем никак не вижу.    Видимо я был очень убедителен,  и моя невинность не пострадала.    Меня молча подняли на ноги,    застегнули на  мне штаны,   и  повели назад в гор.отдел.    Неподалёку от входа я увидел Марата (!),   и какую-то девушку,   стоящих у машины,   и о чём-то разговаривающих.     От неожиданности я на мгновение остановился,    но получив толчок в спину, продолжил движение.   Мой взгляд загорелся.    Марат конечно же увидел меня,    и  украдкой   подмигнув мне,    сделал вид,    что смотрит в другую сторону.      А девушка...      Тогда я не заметил с каким обожанием смотрела на меня та девушка.     Я не смотрел на неё.     Впрочем,    опомнившись,     я не стал смотреть и на Марата.    Конспирация.     В душЕ же возликовал я тогда.     Всё было не зря!    Марат меня не бросит.    Он поможет мне.