Праздник в нашем доме

Это был худший новый год за всю мою жизнь. Конечно, я не могу утверждать это окончательно, но думаю, что, в конечном счете, в список худших он все же попадет.
 
Студентов до последнего не отпускали на каникулы. Я с недавних пор тоже принадлежу к их числу. Мне не хватит двух недель, чтобы забыть лицо полное презрения и ханжества. Преподаватели порой слишком много о себе мнят, в особенности преподаватели основных дисциплин, что роняют медленно и протяжно слова, считая себя мудрецами, повидавшими все в этой жизни. А так не бывает!

Весь декабрь ушел на подготовку к сдаче экзамена. Я каждый день читала необходимые учебники, да только все больше запутывалась. Консультации не проводились, а лекции велись так, будто мы наперед знаем, о чем будет идти речь. «Моя цель – дать вам ту логику, которой всем не достает. Построить взаимосвязи между различной деятельностью предприятий», - повторялось в начале и конце нравоучений, что от пяти минут переросли в двадцать.
 
Я получила свою пятерку, но слова, при которых мне пришлось узнать окончательный результат, и её лицо оставили неизгладимый след в памяти. Выходя из кабинета профессора, я не смогла до конца осознать произошедшее, поэтому вернулась и переспросила. Все подтвердилось.

Радости не было: на груди сидела тоска от выполненной работы, складки у рта врезались в кожу, как у стариков, шаги из ровных и печатных становились скошенными, руки неуместно сжимали сумку. Она выпила меня полностью.

До нового года оставалось семь дней, а снег и настроение не хотели пожаловать в мой город. Являются ли эти слова всего лишь отговорками? Имею два предположения: первое – мы должны сами себя пытаться развлечь и подготовить к чему-то, как бы «уловить направление ветра»; второе – будучи детьми, мы чувствуем радость праздника, так как она живет в нас, а с годами теряем её навсегда, и тут не поправишь дело ни настроением, ни снегом.

В последнюю неделю шла тщательная уборка квартиры. В неё включалось: разбор вещей на нужные и ненужные, очищение папок от рефератов, докладов и прочего мусора, натирание деревянной мебели специальным средством, подметание и мытье полов, вытирание пыли. Помимо собственного места жительства мне пришлось проделать тоже самое и у родственников, ведь у них дома мы всегда справляли праздники. В квартиру бабушки и дедушки всегда попадал свет из окон. Там было уютно, просто и тихо. Они жили и сейчас живут на девятом этаже здания, что всеми окнами обращено к реке. Солнце там все время маячит перед глазами, а облаков можно коснуться рукой.

Итак, первую половину субботы я ползала у них на коленках, собирая изо всех углов пыль, затем занялась оттиранием грязи от ручек, прикрепленных к дверям, тумбочкам и окнам, намылила и смыла пену с печи, натерла до блеска холодильник. В труде забываются обиды, неприятности, изредка труд высвобождает от одиночества. Я была благодарна за эту возможность и мне были благодарны за помощь. В тот день я быстро уснула, и никакой сон не посетил меня.

Тридцать первого должны были собраться за одним столом три семьи, но по факту одна, – я и мои родители, мамина сестра с мужем и моей кузиной, родители мамы и тети. Меня, сестру, родителей приглашали к себе друзья, знакомые, однако имея обязанности, мы не пошли. Старики поженились на день рождения дедушки – тридцать первого декабря. В этом году их браку исполнялось пятьдесят лет. Каждый из них уже много лет чем-то да болел (и брак и те, кто его заключили). Ссоры были мелкие бытовые, они ни к чему не вели, а вот болезни тела, полученные вследствие сложной, в детстве голодной, а затем и трудоемкой жизни, отражались в виде трубочек, медленной ходьбы, нагнутых спин. Дедушка проходил лечение в нескольких больницах, где говорили, что у него опухоль. Бабушка же обхаживала его.

Мне стыдно думать, нет, правильнее сказать «знать» то, что я редко к ним захожу (как-нибудь на неделе). Родители за работой могут вытягивать их лишь финансово, душевно уже разучились. Я боюсь разучиться говорить добрые вещи, боюсь разучиться улыбаться и смеяться – это всегда и везде является главным.

Моя семья пришла к двум часам, хотя назначено было на три. Папа двигал стол и кресло, я накрывала, а бабушка с мамой готовили. Мы поспели все сделать так, что даже оставалось времени с запасом. Но ни к трем, ни к четырем, ни к пяти остальные гости не приехали. Кое-что из продуктов пришлось поставить в холод. Мы впятером сидели за накрытым столом, ожидая приезда остальных. Я потихоньку представляла, как крепко-крепко обнимаю сестричку, как мы сидим и шушукаемся, как делимся новостями за последние три месяца разлуки. Мне хотелось увидеть тетю: она всегда приносит с собой ощущение спокойствия и воссоединения. Она выглядит как девчонка лет двадцати пяти – всегда одета по моде и с большим вкусом, аккуратно накрашена. Помимо этого с ней приятно говорить: любая тема, поднятая в беседе, находит её разумный отклик, что веселит и сглаживает углы, является одновременно шуткой и фактом. Мама не похожа на свою сестру: раздражительна, чересчур трудолюбива (чем ругает остальных), склонна к частой перемене своих настроений.
 
В пол шестого вечера сестра с семьей приехала к нам. Я крутилась у порога, чтобы первой встретить их. Вот звучит дверной звонок, вот поворачивается ручка. Мы обнялись впервые за долгое время, обменялись подарками. В коридоре обмен поцелуями и объятиями происходил по кругу. Мы не обращали внимания ни на что, кроме скрестившихся рук. Кто-то прицокнул языком в соседней комнате.

- Не разулись даже, зря значит, мы здесь убирали, - устоялись мамины слова и не меньше как весь вечер находились у меня в ушах.
- Дай-ка мне веничек – сейчас подмету, - с наигранным весельем прозвучал ответ. Но если раньше слова тети помогали разрешить ситуацию в миг, то сейчас проблема пристукивала ножкой где-то совсем рядом, эхом отдавая в грудь.

Все расселись. Были включены фонарики, придвинута елка, настроен телевизор. Это тоже не помогло. Бабушка принесла картошку и куриное филе, от которых шел пар и аромат. Почему-то все присутствующие ели мало. Раньше в наши сестрой животы помещалось огромное количество блюд. В этот вечер у меня в горле стоял ком, а посмотреть на неё, так можно подумать, что в мире объявили голодовку. Сестра, наряженная в короткое черное платьице, выглядела очень эффектно. Хотя меня больше волновала её худоба: руки-тростинки и талия с бокового обозрения шириной сантиметров на десять. Она выпила со всеми пару бокалов, а когда пить с важными тостами и поздравлениями перестали, ушла полностью в социальную сеть. До конца вечера нам удалось перекинуться лишь парой фраз. Я спросила: «Как у тебя дела? Что нового?», на что получила ответ: «Все по-прежнему», после чего она вновь склонилась над светящейся личной страничкой.

У взрослых тоже ничего не получалось: они шутили невпопад, и понимая собственную глупость, быстро переставали; в основном желали здоровья и счастья, не веря тому, что пожелания сбудутся. Дядя в скорости ушел из-за стола, видно вышел курить в коридор. Сестра ушла за ним, чтобы позвонить своему парню. Дедушка тоже намеревался осуществить в третий раз за день свою вредную привычку, но мы его остановили. Он все же встал, простояв на одном месте секунды три, сел обратно в кресло (я подозреваю, он понял, что не выстоит).

Тетя и мама обсуждали работу в нашем городе (зря была поднята эта тема). Вначале разговор слегка касался их денежного состояния, через пол минуты фон был выдвинут на передний план. Тетя высказалась, что работу искать пока не будет, да и не очень хочет. Мама, зная, куда бабушка переправляет деньги, откинула челку и выставила постную гримасу.

Они решили вскоре уехать домой и там встречать новый год. Их заявление не заставило нас долго ждать развязки – мама, встав со стула, взялась носить посуду на кухню и мыть её. Она будто не замечала, как мы прощались с сестрой и тетей. Бабушка несколько раз говорила ей тихонько, что все уходят, что нужно попрощаться и пожелать чего-нибудь приятного в уходящем году. Не выходило. Когда на кухню выскользнула я, то сказала всего одно предложение: «Как сестра, тетка и крестная мать, иди и попрощайся».

Объятие, пожелание, прощание – общая схема для всех, но как она исполняется показывает наше отношение друг к другу. Её можно украсить поцелуем со звоном или более крепким прижатием тела, даже висением друг на дружке. Каждый после этой схемы почувствует с какими эмоциями и с какими истинными пожеланиями было выполнено вышеперечисленное.

Мама сделала все так, чтобы было сразу понятно насколько она обижена различиями во вкусах, характерах и поведении. Родственники уехали, оставив меня наедине с угрызениями совести за всех. Я вдруг ощутила, что тоже отчасти виновата в произошедшем. Бездействие иногда считается виной.

Тогда моя семья впервые за шесть лет решила справлять новый год отдельно. Нас никто не останавливал – вечер был уже испорчен. После мытья и уборки посуды, я с родителями направилась домой. Мы живем поблизости, поэтому добираемся обратно всегда пешком.

Они шли рядом, держась за руки (в тот день было очень скользко), а я не верила, что принадлежу им. В глубине, между легких застряли слова огорчения, укоры для себя и для них. Мне горько от непонимания. Истинные причины разногласий не озвучивались, а вот «грубое поведение царей на пьедестале» обсуждалось с жаром, видимо злые слова тоже умеют греть в мороз.

Идти сбоку, впереди или позади, - каждое имеет свой смысл. Не видеть лиц, сделать так, чтобы и моего лица не было видно, прогнуться в спине и остаться в стороне ото всех. Хотела обновиться с чужой помощью, да не вышло. До входной двери, за которой витала густая темень, я плелась немного позади и вошла в неё последней.
 
Почему они так поступают друг по отношению к другу? Видимо, забыли смысл праздника. Не только этого, но всех – каждый праздник содержат в себе часть, что объединяет абсолютно все.

Мы собираемся не ради вкусной еды, украшений, просмотра телевизора или пожелания того, чего не имеем в сердцах. Праздник нужен для обновления нашей души и тела. Когда же мы забываем способ обновления, то перестаем посещать «посиделки» и «сборища», говоря «неважно» или «в следующий раз». Технология проста – поделиться переживаниями и в ответ выслушать чужие. Этого достаточно.