Тайны Ираиды

История нашего знакомства кому-то может показаться не слишком романтичной, но из песни слов не выкинешь. Роковая встреча произошла в отделе алкогольных напитков одного из столичных супермаркетов. Оба выбирали вино, на этой почве и завязалась непринужденная беседа. Между нами сразу же пробежала искорка. И пусть это было опрометчиво и безрассудно с моей стороны, я, не раздумывая, приняла предложение пропустить по стаканчику у него дома. 
Минут через пять мы оказались около трехэтажного здания, спрятавшегося за панельными башнями. По словам моего нового знакомого, раньше здесь был целый малоэтажный квартал, построенный после войны пленными немцами. Он сохранился в его детских воспоминаниях – каждый дом немного отличался от соседних, но все вместе они представляли собой единый архитектурный ансамбль. В конце 90-х квартал сравняли с землёй, и на его месте возвели типовые безликие многоэтажки. Но этот немецкий коттедж  чудом спасся от ковша экскаватора – в связи с грянувшим кризисом у застройщика не хватило средств на его уничтожение.  А несколько лет назад новые городские власти неожиданно объявили дом объектом историко-архитектурного наследия. И даже отремонтировали подъезд дома и оштукатурили фасад.
 
Когда мы поднялись по лестнице на второй этаж, и он распахнул передо мной дверь своего жилища, легкий холодок пробежал по моей спине... Никогда прежде мне не приходилось гостить в  таких квартирах. Находилась она, прямо скажем, в аварийном состоянии. Но в ней господствовала особая, ни с чем не сравнимая аура, ужасающая и восхищающая одновременно. Я бы назвала это красотой запустения.
Наверняка, после войны, когда большинство москвичей ютилось в коммуналках и бараках, эта квартира впечатляла своей роскошью. Но теперь трёхметровые потолки с остатками лепнины были испещрены глубокими трещинами. Половые доски, покрытые бордово-коричневой краской, скрипели при каждом шаге. Белая эмаль кусками облупливалась с дверей и арочных окон. На подоконниках умирали цветы в потрескавшихся горшках. Вместо портьер на проволоке висели куски истлевшей ткани. Обои выцвели настолько, что в них лишь смутно угадывались контуры прежнего узора. Поверх них к чёрным  выпуклым розеткам и выключателям тянулись провода. Вся мебель была убогой и рассохшейся, за исключением, пожалуй, одного предмета – дивана с высокой массивной спинкой и полочкой наверху. Но больше всего ужасала старая ванная – не газовой колонкой, не текущим краном, не следами ржавчины и не липким клочком линолеума, засунутым под неё, – а тем, что располагалась она прямо на кухне.  До безобразия неуместно! Никогда бы не подумала, что в XXI века, да ещё и в столице такое возможно!
Мы раскупорили вино… Первый апрельский дождь стучал по жестяной крыше. Немного смущаясь, хозяин принёс свои извинения за разруху. Рассказал, что квартира недавно досталась ему в наследство от бабкиной сестры. Он называл её просто по имени. Ираида всю жизнь прожила в одиночестве, а  под конец своих дней совсем тронулась умом. Его семье стоило больших усилий устроить всё так, чтобы старуха, прежде чем помереть, подписала заветный нотариальный документ. 
Я отметила про себя, что молодой человек еще не успел свыкнуться с ролью владельца квартиры. Он выглядел беспомощным и растерянным, как будто, как и я, забрёл сюда случайно. Он жил своей жизнью, а квартира своей – в разных ритмах, в разных временных измерениях. Он смотрелся в ней, как сторож в музее, как актёр среди исторических декораций, не успевший переодеться к спектаклю – странно, нелепо, неуместно.
Зато между нами воцарилась полная гармония. Мне довелось испытать невероятное: едва познакомившись с человеком, я чувствовала, будто знаю его всю жизнь. С ним было легко и естественно – так, как и должно быть. Наверное, это была любовь с первого взгляда… ну с первого стакана точно!
С каждой минутой, проведённой вместе, мы обнаруживали всё большее родство душ и телес. И конечно, в эту ночь мы оказались в одной постели. Ещё никогда у меня не было такого секса: на допотопной, жутко скрипучей кровати с железными спинками. С пыльного ковра, висевшего на стене,  на нас недоуменно подглядывало семейство львов. На потолке плясали странные тени. Ветки деревьев царапали окна, дождь продолжал стучать по жестяной крыше и подоконникам… Жесть, в общем! Но мне почему-то было хорошо до слёз.
Всё это глупости, будто отношения, начавшиеся с секса на первом свидании, обречены на провал. Если это судьба, то обстоятельства не имеют значения. Наш роман развивался стремительно. Можно сказать, что мы, как встретились – так больше и не расставались. Что-то неодолимо влекло меня к нему, в его чудовищную квартирку.
Родители, оставшиеся с младшим братом в малогабаритной двушке, были только рады, что я нашла себе парня с жилплощадью. Что ни говори, а в наше время это редкий экземпляр. Для пущего спокойствия я даже познакомила их со своим избранником – он произвёл вполне благонадежное впечатление. Когда я наконец-то собрала чемоданы для окончательного переезда, мать, с неожиданно выступившими слезами на глазах, сунула мне конверт – на ремонт.
К этому моменту мы уже успели отдраить каждый уголок квартиры, используя весь ассортимент моющих средство ближайшего магазина. Выкинули старушечье барахло, пожелтевшие от времени подписки журнала «Коммунист», запасы круп, которых могло бы хватить на всю жизнь, не заведись в них жучки… Отправили на помойку кое-какую мебель, в том числе  и  скрипучая койку. Её место заняла двуспальная кровать с изящным изголовьем и ортопедическим матрасом, куда более пригодная для любовных утех. А ещё я спасла от верной гибели цветы, за которыми после смерти Ираиды никто не ухаживал – и алое, и герань, и фиалки, и китайскую розу.
Достижения цивилизации остановились в этом доме на черно-белом телевизоре «Темп», который мы предпочитали не включать. Стиральной и, тем более, посудомоечной машины здесь и в помине не было. Но мы с энтузиазмом таскали сумки с бельём в прачечную через дорогу. В этой убогой квартире мы были счастливы, влюблены, и никакие бытовые трудности нас не пугали.
Иногда мы занавешивали окно на кухне, зажигали свечи вместо электричества и вместе забирались в ванну. Занимались любовью. В тусклом свете свечей обветшалая обстановка становилась таинственной и завораживающей. Это были острые ощущения.   
Приближалось лето, и под нашими окнами распустилась сирень, наполняя комнату волшебным ароматом. По вечерам мы частенько спускались во двор и, обнявшись, подолгу сидели на лавочке. Обсуждали грядущий ремонт. Смотрели на наш старый дом в свете фонарей, и на то, как одно за другим зажигаются окна. Прямо на улице сушилось бельё на верёвках. Здесь было спокойно и безмятежно, и даже не верилось, что где-то совсем рядом суетится большой город.  Казалось, что время остановилось; нам нравилось испытывать эту иллюзию.
В доме было всего 18 квартир, по 9 в каждом подъезде. В отличие от многонаселенных домов, обитатели которых не всегда знают друг друга в лицо, здесь существовала традиция общаться, дружить и помогать соседям.  Можно было, к примеру,  без проблем постучать  в любую квартиру и попросить сахар или спички. И в гости заходили просто так, без приглашения.
Конечно, мы, новые жильцы, сразу же оказались в эпицентре внимания. Нас с любопытством рассматривали и расспрашивали. Учимся мы или работаем? Собираемся ли сыграть свадьбу? Когда начнём ремонт? Но, несмотря на доброжелательный тон, в этом доме, где многие жили испокон веков, мы оставались чужими.
Я была в квартире одна в то утро, когда на город надвигалась первая майская гроза. Проводив из окна сочувствующим взглядом машины отъезжающих на работу, я наслаждалась кофе с сигареткой и сознанием того, что мне никуда не предстоит идти в непогоду. На экране ноутбука, открытого передо мной, мелькали форумы о ремонте, дизайн-проекты, фотографии интерьеров разных стилей.
Атмосфера тем временем накалялась, свинцовое небо то и дело озаряли вспышки молнии. В помещении становилось всё темнее и темнее – как будто бы Всевышний медленно поворачивал небесный диммер. Если бы события происходили в кино, то непременно звучала бы тревожная музыка. Вроде саундтрека из фильма «Friday the 13th»: http://www.youtube.com/watch?v=uVNzb9GPwnY
Внезапно форточка с шумом распахнулась, и порыв ветра ворвался в комнату. За своей спиной я услышала звон разбивающегося стекла. Инстинктивный страх перед неведомой опасностью  охватил меня, сердце бешено заколотилось в груди. Я не смогла заставить себя обернуться, ноги сами вынесли меня прочь из жуткого места. 
У меня с собой не было ни денег, ни сигарет, ни верхней одежды, ни мобильного телефона – всё это осталось в квартире, но возвращаться туда было выше моих сил. Так, дрожа от страха, я простояла бы на лестнице до вечера, если бы из магазина не возвращалась соседка. После того, как я наврала про мусор, который якобы выносила на помойку и про забытые случайно ключи, женщина любезно пригласила меня зайти. Я очень старалась вести себя непринужденно, но, видимо, у меня это плохо выходило. Потому что, наливая мне чай, соседка неожиданно сказала:
- Вы бы освятили квартиру, нехорошая энергетика там.
От неё я узнала, что Ираида всегда была со странностями – не от мира сего. Вела замкнутый образ жизни. Одно время, ещё в молодости, к ней частенько наведывался ухажёр. Кто он – так и осталось тайной, покрытой мраком. Но соседи поговаривали, будто после его визитов Ираида забеременела. Потом – тут мнения расходятся – по одной из версий, она сделала аборт, по другой – случился выкидыш. Как бы то ни было, но выжив из ума, старуха частенько ходила по двору, разыскивая своего ребёнка. А ещё она занималась колдовством и вечно бормотала себе под нос какие-то заговоры. Однажды видели, как она зарывала что-то под кустом сирени, что аккурат напротив нашего окна.
После этих слов волосы встали дыбом на моей голове.
- Вы всё-таки пригласите священника, – настоятельно порекомендовала женщина.
С горем пополам вставив в форточку новое стекло, мой любимый неожиданно признался, что в этой старой квартире ему частенько становилось не по себе. Бывало, ложишься спать: то половица скрипнет ни с того, ни с сего, то померещится что-то за шторой. И чего греха таить – без вечерних возлияний вообще невозможно было заснуть. И если бы я не появилась в этой проклятой или проклятой квартире – не ровен час, он свихнулся бы здесь или спился окончательно.
Мы сидели на кухне на краешке ванной, потягивая вино прямо из горла. Оба испытывали странное ощущение нереальности происходящего – как будто из вентиляционной шахты, сквозь заросшую паутиной решетку, курилась дурь.
Не удивительно, что старуха спятила в этих стенах; нам грозило то же самое. Надо было сваливать отсюда – и чем скорее, тем лучше. Но мы оба понимали, что прежде чем  выставлять квартиру на продажу, было необходимо привести её в  товарный вид.
На следующее утро, смешно ругаясь, дворники вытащили на мусорку ржавую ванну. Событиям, которые за этим последовали, можно было поискать рациональное объяснение, списать их на полосу невезения или череду нелепых случайностей. Но в тот момент мы оба ощущали себя жертвами неприкрытого вмешательства потусторонних сил. Душа покойной Ираиды словно пыталась воспрепятствовать переменам в своём бывшем(?) жилище.
Судите сами: в квартире то и дело выключался свет – то выбивало пробки, то перегорали лампочки. Свечи прочно вошли в наш обиход – как в дореволюционной России. Однажды одна из них опрокинулась, и в доме чуть не случился пожар. Отмывая обугленный пол, я напоролась на осколок стекла и раскроила руку.  Перекиси водорода у нас, конечно же, не оказалось, и мы едва остановили кровотечение. Днём позже, вкручивая очередную лампочку, мой сожитель полетел со стремянки и сломал ребро. 
Мы были перепуганы не на шутку. Меня постоянно знобило: казалось, что в квартире веет могильным холодом. По вечерам мы искали успокоения в вине. Ночами являлись зловещие сновидения. Мы часто просыпались в холодном поту, и, прижавшись друг к другу, заворачивались в одеяло, будто в кокон, пытаясь избавиться от глупого, но очень неприятного ощущения того, что в комнате присутствует кто-то ещё.
Моральные силы покидали нас: мы были готовы капитулировать перед незримым противником и бежать из дома, куда глаза глядят. Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что я буду заниматься изгнанием злых духов и энергетической чисткой жилья, я бы покрутила этим людям пальцем у виска. Но в моменты отчаянья рамки приемлемого расширяются, и в поисках спасения ты ищешь любую соломинку, за которую можно ухватиться. Вооружившись интернет-инструкциями, я сходила в церковь, купила кагора для храбрости, ладан и свечи. Зажгла одну из них и с молитвой стала обходить помещение от порога по часовой стрелке, крестя все углы. Поначалу ничего странного не происходило, но едва я приблизилась к массивном дивану, свеча тотчас погасла. Пришлось повторить весь ритуал заново. И снова на том же месте огонёк свечи затух. Видимо, именно здесь находился очаг негативной энергии.
Сердце было готово вырваться из моей груди. Я раскупорила бутылочку кагора. Раз он продавался в церковной лавке – значит, ничего зазорного нет в том, чтобы использовать напиток в благих целях. Бог троицу любит. После трёх рюмочек тепло разлилось по телу, вытеснив страх.
Сидение дивана оказалось откидным. Внутри лежали три почти одинаковых старомодных чемоданчика из дерматина, припорошенные тряпьём. Перекрестившись, я открыла один из них. Там хранились черно-белые фотокарточки и стопка писем разных лет. Так я впервые увидела лицо бывшей хозяйки квартиры. В молодости Ираида была красивой. В отдельном конверте были собраны фотографии мужчины с трогательными надписями на обороте «на память» «с любовью», «навеки твой». Почему они не были вместе, почему она предпочла одинокое существование, храня в сердце любовь до гроба? Возможно, письма незнакомца ответили бы на этот вопрос. Но Ираида берегла свою тайну всю жизнь, и я чувствовала себя не в праве совать свой нос в чужие дела.
Я открыла второй чемоданчик, и мурашки пробежали по моей коже. Он был набит денежными купюрами, завернутыми в тряпку. Но не теми, которыми мы сейчас расплачиваемся. Это были старые деньги – те, что в одночасье утратили свою ценность. Я насчитала более 13 тысяч – в советское время  на них можно было купить автомобиль, обставить квартиру шикарной мебелью, одеться в норковые манто и вести роскошную жизнь. Теперь этим накоплениям была грошь-цена.
Третий чемоданчик я открывала с замиранием сердца. Я была морально готова увидеть там золотые монеты, слитки или драгоценные камни…  Но в нём ничего не было. Я не смогла сдержать слёз. Эти старомодные чемоданы были точно символами несбывшихся надежд, утраченных возможностей и пустоты.
 

Не знаю, почему я ничего не сказала ему. Просто нашла похоронное свидетельство и втихаря поехала на кладбище. Могилка Ираиды находилась в одном из дальних уголков кладбища, но я нашла её довольно быстро.
С надгробной плиты на меня смотрело совсем другое лицо. Время и безумие исказили черты её красивого лица до неузнаваемости. Я похоронила тайны Ираиды рядом с ней – фотографии, письма, деньги. А сверху посадила цветы, за которыми она когда-то ухаживала, с которыми, возможно, разговаривала и делилась самым сокровенным.  Все, кроме китайской розы – её я оставила дома, на память.
Я поблагодарила Ираиду за старую квартиру. Попросила прощения, если мы сделали что-то не так и побеспокоили её душу. Сказала, что мы всего лишь хотим сделать квартиру такой же красивой и современной, какой она была в то время, когда изувеченная войной страна возрождалась из пепла. И зачем-то пообещала, что если у нас когда-нибудь родится дочка, то мы назовём девочку в её честь – Ираидой. 
Потом я зашла в старую кладбищенскую церковь. Солнечные лучи причудливо преломлялись сквозь строгость линий витражей. Я поставила свечу об упокоении рабы Божьей Ираиды. Как умела, помолилась, чтобы её больная душа наконец-то обрела свой покой.   
Лёгкость, спокойствие и умиротворение наполнили всё моё существо. Они пребывали со мной и когда я вернулась домой. Не было больше ни дискомфорта, ни тревоги, ни страха. В этой квартире мне были рады.
А на следующий день произошло чудо: зацвела китайская роза. Душа Ираиды  подавала знак, что благословляет наш ремонт.
 
Гастарбайтеры крушили стены в квартире, мы носились по строительным гипермаркетам. Тогда я не понимала, почему ремонт часто становится яблоком раздора между домочадцами. Благоустройство жилья сблизило нас с приятелем ещё больше. У нас была мечта, которую предстояло воплотить в жизнь; это было так волнующе! Мы были единодушны в том, что квартира должна стать подходящей для молодой пары, то бишь нас самих, но при этом не утратить своей ауры, неповторимого духа сороковых. Никакого хай-тэка, только классика.
Поскольку в преждней планировке туалетная комната была совсем крохотной, мы решили расширить её за счёт части кухни. Теперь ванна могла поместиться туда совершенно спокойно; мы выбрали чугунную в ретро-стиле,  на изящных бронзовых ножках. Она смотрелась просто роскошно в сочетании с классической плиткой в бежевых тонах и зеркалом в искусственно состаренном багете.
Оставшуюся площадь кухни мы решили объединить с комнатой – получилась довольно просторная студия. Заменили батарей, коммуникации и проводку, вставили новые окна. Полы мы выложили ламинатом, имитирующим дубовую доску. Сделали фигурный потолок из гипсокартона, разделяющий кухонную и жилую зону.  Скомбинировали однотонные обои и компаньоны с классическим рисунком. 
Отреставрировали послевоенный диван. Купили классическую мебель: круглый стол с изящными стульями, этажерку, консоль и витрину для посуды. Напротив дивана установили электрокамин, водрузив на него плазменный телевизор. Подобрали красивый текстиль, картины, канделябры и светильники под бронзу.
Друзья и соседи восхищались. Несмотря на то, что это был наш первый опыт ремонта, нам удалось превратить убогую обветшалую квартирку в современную «атмосферную» студию, достойную попасть на страницы глянцевого журнала.
 
Гости не в шутку интересовались, когда мы поженимся, и где будет стоять детская кроватка.
Но зимой мы расстались. В тот день, когда я уходила, падал снег, и дом выглядел торжественным и нарядным.
Это решение далось мне нелегко, но на тот момент казалось правильным. Наверное, нам слишком скучно жилось по окончанию ремонта, и мы всё чаще пытались разнообразить свой обустроенный быт сценами выяснения отношений. Может быть, неидеальным людям нельзя жить в идеальной обстановке. А может, не осталось общих страхов, интересов и устремлений. С чем чёрт не шутит, может быть, Ираида действительно прокляла эти стены, в которых она прожила одинокую и несчастную жизнь. Впрочем, если это судьба, то обстоятельства не имеют значения.
Но я буду помнить Его всю жизнь. И чугунную ванную в кухне. И три старомодных чемоданчика. И железную скрипучую койку, на которой мы впервые занялись любовью. И шум дождя, и цветущую сирень под окнами.
Я и сейчас порой прихожу в этот двор. Пока моя Ираида копается в песочнице, я сижу на лавочке, думая о несбывшихся мечтах и об утраченных возможностях. Жду, когда зажжется свет в арочных окнах второго этажа. Сейчас там живут другие люди. Надеюсь, они счастливы.
Как-то раз я встретила нашу бывшую соседку. Она узнала меня несмотря на то, что прошло уже несколько лет. Рассказала, как тяжело он переживал наш разрыв, много пил. Однажды, под покровом темноты, едва держась на ногах, он вышел во двор с лопатой и раскопал то самое место под сиренью. Что там припрятала Ираида – он никому не признался. Но после этого он поспешно продал свою квартиру и съехал. А куда – неизвестно…