Случай в Хакасии

 
 
     Весна! Буйство зелени и цветов. Разноголосье птичьих концертов на вечерней заре. Цветение черёмухи, таволожника. Пьянящие запахи перед весенними грозами, и тёплый проливной дождь, который не угнетает, как осенний, а радует: ведь после него выглянет обязательно тёплое весеннее солнышко.
     И вот, в это прекрасное время звонит мне друг Санька из Хакасии, приглашает в гости, порыбачить, поохотиться, да и просто пообщаться, отдохнуть. Он работает гуртовщиком (проще говоря - пастухом при совхозе). И как раз, только что выгнали скот на выпаса – откармливать после долгой зимы.
     Санька встретил меня на станции на своём стареньком внедорожнике – «Ниве», и сходу заявил:
     - Едем сразу на выпаса, там я вас покормлю, домой заезжать не будем – некогда.
     И вот, мы уже трясёмся по степной дороге в сторону гор – там у них «тайга», как они говорят. На самом деле это склоны гор, покрытые зелёным ковром травы, и изобилующие синими и жёлтыми разводами цветущей сон-травы. А деревья – это лиственница и сосна, стоят на приличном расстоянии друг от друга, как в хорошо ухоженном парке.
     Наконец, дотряслись до Санькиного гурта, он пас годовалых телят – самый бестолковый возраст для будущего поколения коров. Нас встретил его напарник со словами:
     - Давайте к столу, у меня уже всё готово.
     За едой, после рюмочки разговорились, и Санька поведал, что повадился ходить к ним небольшой медведь, года три от роду. И пасётся рядом с телятами, но их не трогает. А телята наоборот стараются ему в бок своими небольшими рожками ширкнуть. Ну, он рявкнет, и отойдёт в сторону, а то и вовсе уйдёт от греха подальше.
     - Бывает и косули в гурт приходят, и маралы. Соль-лизунец полизать, - продолжает рассказывать Санька.
     - А чего же ты их не стреляешь? - спрашиваю.
     - Да у нас и так мяса хватает, а патроны у меня по счёту даны. Если израсходую один, будут трясти: куда дел?
     День прошёл незаметно, поездили по «тайге», прокатились и до озера Баланкуль - красивейшие места, чистый воздух, и тишина, от которой закладывает уши.
     На следующее утро прошу Саньку:
     - Давай, посмотрим медведя!
     Санька:
     - Ну, да, я не против, если он придёт. А то его один бычок вчера здорово боднул. Самый задиристый во всём гурте, никому проходу не даёт, он и меня уже бодать пытался.
     Потихоньку, на малом газу подъезжаем к пасущемуся гурту, Санька толкает меня в бок:
     - Смотри, вон он, видишь, возле высокой лиственницы?
     Я присмотрелся, и действительно, это был медведь! Он мирно ходил и что-то выбирал лапами, то хватая прямо пастью, не обращая никакого внимания ни на нас, ни на телят. Мы недолго понаблюдали за ним, и было хотели уже уезжать, но тут один из бычков, взбрыкивая, подскочил к мишке и саданул его головой так, что тот завалился на бок. Это было, наверное, пределом медвежьего терпения.. Косолапый рявкнул и саданул бычка по рёбрам, вырвав сразу приличный кусок: из разорванной бочины вывалились внутренности.
     - Санька, ты почему не стреляешь, ведь он бычка убил! - кричу я.
     - Да и чёрт с ним, с бычком, - говорит спокойно друг, – это как раз тот дурной и был, который всех задирал, теперь вот его задрали, - и добавил, -  сейчас обдерём и поедем свежину жарить, а шкуру я завтра увезу, спишут на медведя.
     Уезжали мы на следующий день. Санька вёз шкуру задранного телёнка, а я – добрый кусок мяса домой в подарок от медведя – нет худа без добра,  говорят. А медведь, как мне потом звонил Санька, больше возле гурта не появлялся, может его совесть замучила, а может кто-то и убил. А жалко, такой красавец был мишка!