Моими глазами. 7

     – Вы тоже знали покойного? – обратилась ко мне та самая женщина в черной вуали, которая теперь еще сильнее выбилась из-под ее головного убора и буквально висела на лице. – Извините за вопрос, просто я не видела вас раньше, вот и решила поинтересоваться.
     – Да, знал, – соврал я наглым образом. Ничего другого мне не оставалось. Женщина, по-прежнему поддерживаемая мужчиной, как-то неожиданно и достаточно вовремя вывела меня из мира моих размышлений, в который я незаметно для себя провалился. – Мы жили на одной лестничной клетке, потом так сложились обстоятельства, что я вынужден был переехать, – мне пришлось добавить в свой откровенный обман пару элементов правдивой лжи, которая вполне сгодилась для тронутой, если не сказать убитой горем женщины.
     – Это был мой отец, – вновь заплакав, скрипуче прошептала она вполголоса. – Хороший, светлый, доброй души, открытый человек.
     – Примите мои соболезнования, – не нашел что ответить я, и отрапортовал банальной фразой, которую принято говорить в такие минуты. – Надеюсь, он в лучшем из миров, в отличие от нас с вами.
     Дочь покойного кивнула головой в знак благодарности и одновременно – согласия, затем спросила с надеждой в голосе, словно от моего ответа что-то зависело в ее судьбе:
     – Вы ведь поедете на поминки?
     – Не думаю, – кисло скривился я. – Я правда буду там лишним.
     – Эх, молодежь, – посетовала женщина. – Какая нынче молодежь...
     – Не скажите, – улыбнулся я и, выдержав паузу, добавил: – Просто с недавних пор я перестал вести себя так, как хочется другим.
     Дрожащими от холода и от пережитых страданий руками она достала из кармана маленькую церковную свечку, и мужчина помог ей поджечь фитиль. Женщина подошла к кресту, пальцем расковыряла в комьях земли небольшую ямку и аккуратно, но достаточно надежно воткнула туда свечу. Пламя, как ни странно, не колыхалось на ветру и было похоже на вечный огонь, который горит и не гаснет в любую погоду.
     – Может быть, придете хотя бы на девятый или сороковой день? – с надеждой в голосе вновь обратилась ко мне женщина, закончив свою небольшую миссию и опершись о руку мужчины, который безмолвно и молча наблюдал за нашим общением. – Моему отцу наверняка было бы приятно видеть вас среди тех, кто придет помянуть его. Более того, я уверена в этом. Приходите, обязательно приходите. Адрес, надеюсь, вы не забыли?
     – Не будем исключать такого варианта развития событий, – ушел от ответа я, оставив без внимания тот момент, что адреса я не знал, как при жизни в глаза не видел и самого ее покойного отца.
     – Ну что же, двери в наш дом всегда открыты для вас, – улыбнулась на прощание сквозь фразу женщина, и они с мужчиной пошли в сторону автобуса. Затем она остановилась, словно забыв что-то, и спросила в проброс напоследок, глотая новый поток слез: – Вы добирались своим ходом? У нас есть одно место в автобусе...
     – Нет, спасибо, у меня своя машина, – в который уже раз пользовался я ложью во спасение.
     – Ну что же, тогда до встречи, – пожав плечами, попрощалась женщина, и безмолвный сопровождающий помог ей сесть в автобус.
     – До встречи, – кисло улыбнувшись, ответил я.
     Автобус ритуальной службы забрал всех желающих, и, мерно выпустив поток вредных газов в атмосферу и параллельно окутав ими меня, слегка поскрипывая колесами по снегу, удалился. Я постоял один на всем кладбище, не считая испарившихся неведомо куда могильщиков, затем задумался о том, правильно ли я поступил. Мне казалось, что считать себя неправым поводов не возникало. Никогда не нужно прощаться с кем бы то ни было, употребляя слово "прощай". Лучше сказать "до встречи" и уйти навсегда.
     Я посмотрел на холмик земли, который украшал только что поставленный дубовый крест. А ведь именно так могли провожать в последний путь и меня самого. Тогда, в мае месяце. И тоже был бы автобус ритуальной службы, и люди бы пришли проститься и бросить мне вослед горсть земли. И тоже был бы девятый день, а потом и сороковой. И тоже горела бы свечка в земле около креста, может быть, горела таким же ярким и уверенным пламенем, каким горела эта свеча на моих глазах, которую я видел своими глазами. Интересно, а кто пришел бы проститься со мной? И кто не пришел бы? Но получилось так, что я жил. Собрал себя после тяжелой потери, восстановился и заново научился улыбаться. Хотя бы тому же самому одиночеству, которое отныне ценил. Я стоял и, наслаждаясь, полной грудью дышал свежим морозным воздухом, пытаясь прочувствовать каждую его невидимую крупицу, в отличие от отца той женщины, имя которой я так и не удосужился узнать. Он лежал подо мной в толще земли и вдохнуть этот воздух у него уже никогда не получится. Может и прав был психотерапевт: надо ценить те мелочи и те незначительные прекрасные моменты, которые нас окружают?
     Я постоял еще пару мгновений и затем медленно побрел по хитросплетениям кладбищенских аллей к центральным воротам, на ходу набирая номер службы такси. Диспетчер call-центра откровенно обалдела, услышав место, из которого меня надо было доставить в центр одетого в новогодний праздник города, затем виновато откашлялась и отсалютовала о том, что машина уже выехала и через десять минут с радостью согреет теплом своей вполне уместной в такую погоду печки. У меня появилось еще немного времени для того, чтобы повторно заглянуть на могилки к своим родным, мирно покоившимся под метрами снега, гранита и промерзлой земли, и поклониться им по самый пояс в благодарность за ту жизнь, которую они мне подарили.
     Уже уходя с кладбища, я вгляделся в даль. Маленький огонек свечи по-прежнему горел среди могил, словно бы говоря мне: "Никогда не сдавайся!"



                21 августа 2015 года