19... завещание

Завещание       

            И сегодня тебе повезло дожить до утра – любимое время суток. Большое солнце замерло в проеме окна, и свет его затопил пространство, словно отсюда, из этих стен неприбранной комнаты рождался рассвет, тихий и бездонный, не затуманенный дуновением ветра, за которым тянутся перистые облака, прозрачные и наивные, как дыхание младенца.
А сам ты уже не чувствуешь своего дряхлого тела, обессилившего от боли, теперь не достойного самого примитивного человека, который ни разу в жизни не задумывался ни о чем больше, как о своих маленьких заботах в наступившем дне. Ты, который создал сотни человеческих жизней, вел их через все беды и страдания, помогал осознавать причины своих ошибок и поражений, всем сердцем болел их судьбами, не можешь сейчас приподняться без посторонней помощи. Для чего же тогда все твое прошлое, если сам ты сейчас развалина, одинокая и уставшая, прислушивающаяся к скрипу и ломоте своего тела, лишенного движения. И что теперь твои познания тайны бытия, которые стремился всей своей неустроенной жизнью передать людям.
Ты усилием воли приподнял голову, запрокинул к стене, не жмурясь, смотришь прямо в лицо солнцу и улыбаешься ему, сжимая руки, в которых еще теплится жизнь. В оживающем сознании проносятся первые мысли, и ты радуешься не только этой способности осознавать их, но и о чем они: с какими мыслями пробуждается человек – то в нем главное.
Как постичь краски этого солнца, божество этого света, заполнившего твое жилище, который дарит природа? Каким бы ты хотел запечатлеть это мгновение? Оно делает тебя сейчас молодым. И тебе кажется, что ничего не было иного в жизни, не было и бесчисленного количества рукописей, в которые ты вложил свою душу. Душа, заключенная в слове, замкнута на века. Наше желание овладеть, подчинить и обессмертить эту жизнь, мы вкладываем в созданные нами образы, чтобы они могли жить и говорить. Жизнь создает события, слово придает им смысл. Но сейчас ты променял бы все за несколько мазков кистью, способной остановить и запечатлеть это мгновение на полотне. Чтобы познать силу этого солнца, такого маленького вот здесь, в твоем окне, как рыжая кошка, прижавшаяся к стеклу – можно пойти и погладить. Но стоит встать и сделать движение к теплому стеклу – пройдет этот обман. И солнце сразу же станет далеким, недосягаемым, сколько не трогай его луч пальцем, и огромным в этом бездонном пространстве вселенной, о которой, кажется, ты столько знаешь. А все твои знания – такой же оптический обман, как это превращение с солнцем. Истина где-то далеко, огромная и ослепляющая, и мы, постигая ее, лишь скользим пальцем по одному из ее лучей. Выше, выше …но вот наша жизнь обрывается - куда исчезаем мы с этого скользящего луча? В рай? Обман. Рай на земле прекрасней рая созданного человеческой фантазией.
Где он, Бог, там, в потустороннем мире? И это он заберет тебя в рай, если ты этого заслужил, и будет уготовано там теплое местечко. Но почему он заберет тебя, если ты этого не хочешь? Разве может быть в мире что-либо прекрасней и величественней, чем то, что сейчас происходит с тобой в этот миг? А, может, это мгновение человеческой жизни и есть рай? Это и есть бессмертие? Теперь тобой правит покой, покой озарения и открытия для себя чего-то большого и важного – и застываешь потрясенный: покой – это заслуга твоего прошлого. Но покой, если действительно, то, что происходит с тобой, есть он, уравновешивается между бесконечностями движений, всей суммой опыта и потрясений, которыми были наполнены твои дни. И все это создало то, что происходит с тобой в этот момент. Рай – это постичь покой, который создает гармонию твоего мира и внешнего.
Покой – это заключительный аккорд жизни, в прошлом полной движения и борьбы для раскрытия своей индивидуальности, воплощенное в деяниях всех твоих творческих сил и замыслов. Покой – это счастье на исходе жизни, если все, чем ты был полон, было отдано людям, а земле достанется только то, что ей причитается для биологического обмена веществ – твоя плоть.
Покой…если это так, то как странно и непонятно все превращается в свою противоположность. Всю жизнь ты жил беспокойно и бурно, шел навстречу к своей звезде, не подчиняясь законам времени и вкусов. Тебя гнали, травили. Но, постигнув однажды глубинные законы жизни – движение, ты никогда не искал покоя. С первых опытов движение стало неотъемлемой частью мыслей, чувств, тела, отраженные в человеческом сознании - в нем вечность и величие живой жизни. Это понимание жило в тебе давно, но как-то интуитивно, внутри, определяло поступки, часто непонятые и тобой. Но ты верил в свою правду.
А осознал это впервые в семнадцать лет. Была весенняя сессия. Ты, как и все студенты, готовился сдать очередной экзамен. Пришел в читальный зал, набрал книги и, прижимая их к груди, шарил глазами по залу в поисках свободного места. Вдруг впервые, как-то по-новому, увидел склоненные над учебниками молодые головы и руки, старательно списывающие в свои толстые тетради то, что помогло бы им выстоять в поединке на право стать человеком с высшим образованием. В широкое окно светило солнце, и тени от их фигур грозовыми облаками падали и шевелились на столах, книгах, руках, в которых были зажаты карандаши и ручки, послушно бегавшие по чистым листам бумаги. Тебя потрясла схожесть всех их лиц и движений, словно каждый из них послушно исполнял, как робот, заложенную в них единую на всех программу: «Мы свой, мы новый мир построим: кто был никем, тот станет всем». Ты затряс головой, пытаясь сбросить этот обжигающий сознание муравейник, и увидел, как в такт твоим движениям заметались солнечные лучи, преображая все вокруг каким-то иным светом и выявляя истинное лицо каждого человека, его взгляд и мысли – это был хаос таких противоречий, что у тебя закружилась голова. Книги выскользнули из рук и с грохотом упали на пол. Ты бросился собирать их, а когда поднял глаза, окаменел душой и телом от схожести в своей страсти осуждающих тебя взглядов, а сознание взорвалось болью: «У толпы нет памяти. Лицо начинается там, где кончается толпа», и стало так страшно, словно тебя, как зверя, загнали в ловушку, а в глазах своих преследователей ты прочитал одну общую для всех мысль: «Ты – наша жертва!»
Не в силах сдвинуться с места, ты застыл, а глаза сами потянулись к окну, и в свете яркого солнца обозначилась природа во всем своем величие и красоте, и каждый листочек на дереве притягивал к себе своей непохожестью и успокаивающим душу порывом защитить тебя. И в который раз с горечью подумал: «Почему я не художник?»
Это чувство до сих пор не отпускает. Оно явилось в далеком детстве, и волшебное очарование красками, цветом живет в тебе и сейчас, и преклонение перед ними не может затмить все лучшее, что ты написал. Но и до сих пор испытываешь, как рука сама невольно, когда видишь вокруг этот божественный мир, наносит мазки на полотно.
Вот и сейчас в это солнечное, полное покоя утро, хочется передать его в красках: голубое от неба окно, не круглое, а переломленное его рамой.
Ну вот, и здесь ты раб движения. Но ты остался доволен, что и в красках был бы сам собой, тем, каким сделал себя в процессе долгого и кропотливого труда. Поздно.
Помнишь сутки без сна в молодости, уже ставшие далекими, не только по годам, но и воспоминаниям, которые были заполнены работой – из нее формируется опыт. И, конечно, талант – без него невозможно творить. И что иное заставляет человека, отрешась от жизни, от болей и потребностей своего тела в будничных радостях жизни, замыкаться в себя, запираться, как пленник, в четыре стены бедной каморки, терять друзей, любимых, и корпеть, корпеть, страдая, теряясь до умопомрачения, и в приступе гнева рвать то, что было закончено, но не так, как задумано, как зрело в твоем возбужденном мозгу. И начинать сначала то, неуловимое ни для кого другого, кроме тебя – и ты только один понимаешь: нет той законченности, которая привлечет твоего читателя. А нахождение этой законченности лишь в твоем личном опыте.
Помнишь своего первого редактора, который потрясая перед твоим лицом твоей рукописью, и бледные щечки его задрожали от гнева, просил объяснить ему, почему ты это так написал. Ты ответил ему, что для этого пришлось бы рассказать всю свою жизнь: ты пытался честно оживить пережитое тобой в слове, и все это видел ясно и отчетливо.  И в этот момент родились новые замыслы, и ты, не попрощавшись, убежал.
В своей коморке бросился перечитывать своего любимого Данте, и с первых строчек «так горек он, что смерть едва ли слаще» увидел, явилась, как божественное вдохновение, осознанность того, что ты верен движению своей души. И тот смысл, тот тайный закон искусства, который пока лишь инстинктивно чувствовал и приоткрывал каждый день в работе, веруя в него, как в основу и сущность великого – Движения – потрясли тебя. «Мне сжавши сердце ужасом и дрожью» - вот откуда началась осмысленность. Тогда и пришел к мысли, что движение – это точный смысл каждого слова: через него только и можно выразить то, что отражает твоя жаждущая познания истины душа. Зрелость – это следовать открытой тобой истине, и тогда приходит прозрение, и ты видишь причины: именно они являются движущим стимулом поступков, а не бесчисленные повороты последствий, которые выражаются чисто внешне и служат лишь богатой базой для сплетен мещанству. Эти люди оделись в цепкую броню житейской философии ради своего собственного успокоения, и страх ошибиться так силен, что многие предпочитают стимулировать равнодушие, лишь бы не высказать своего суждения. Надо страстно любить свое призвание. Нет ничего прекраснее его. Из всей суммы голосов справедлива лишь та критика, которая подтверждает одолевшие тебя сомнения. Единственной твоей Богиней должна быть Природа – она никогда не может быть безобразной, и надо всегда сохранять верность ей.
Как хорошо помнится эта ночь, одинокая и тихая, словно не было вокруг живого мира, не было прошлого, и только небо сквозь окно и звезды на нем, как миллион лет до тебя. И ты один среди этих звезд, как Адам в первый день творения, еще безвольный и неподвижный телом, но уже вздрогнули веки, и взгляд, прозревая, устремился в вечность. В пробуждающемся мире звучала эфирная мелодия разгорающейся жизни.
Ты, усталый после непрерывной работы, положил безвольные руки на край стола. Все тело кричало о покое и сне, а возбужденный мозг метался в хаосе осмысления. Такое чувство, наверное, пережил Адам, когда все его органы чувств в одно мгновение были потрясены всколыхнувшейся информацией мира и началась первая работа взаимодействия и выработка обратных связей.
Ты придвинул к себе тяжелый том «Божественной комедии» - в ней находил ответы на многое, что волновало в жизни. И в эти минуты, когда Вергилий уводил уже не Данте, а тебя самого на поиски возлюбленной, не Беатриче, а той, тайную любовь к которой несешь в своем сердце и сейчас, а иначе, куда бы она могла уйти, как сказал святой Августин, тебе казалось, что сам ты вечен и всесилен, как Бог, потому что в этот момент жил в двух мирах, и не один не требовал тебя к себе. Тебя самого хватало на всю бескрайность бытия, и именно в эти минуты ты был счастлив и велик, как сама природа, вмещающая в себя два мира, если они действительно существуют.
И ты хорошо запомнил, как потрясло и не удивило, когда читал про плачущие ноги, потому что уже знал, что бывает плач, от которого сотрясается все человеческое существо, что бывают слезы, выступающие из всех пор.
Непостижимо! Всю жизнь преклоняться перед движением, а теперь ты чувствуешь себя в раю в этот миг покоя, когда и солнце в этом синем неподвижном небе остановилось, замерло, прижавшись к окну, такое маленькое и недосягаемое. Словно сейчас разрушился и ушел куда-то в дооткрытие великий закон искусства - движение. Неужели все, что постигла человеческая мыcль в искусстве, сквозь поиски и борьбу в мечущемся сердце творца, в руках природы, а ты, как загнанный заяц в зубах зверя, сквозь нарушенный ум сотен творцов, постигших истину и, не выдержавших этого напряжения, сошедших с ума, не достигнув ее и унесших с собой…
Так неужели все, чему ты отдал свою жизнь, обман, розовый обман мечты и страстных желаний, бурлящих в крови – и все это продолжение, как отголоски некой тайны природы. И то имя, которым тебя назовут люди после твоей смерти - слова, слова, и нет в них тайны мира, которую всю жизнь свою стремится познать человек. И только на миг, думая, что постиг ее, чувствует себя счастливым, втайне ощущая себя творцом чего-то непостижимого, запретного.
И великий Данте ошибался много веков назад, как теперь ошибаешься ты, и осознал это лишь в конце своей жизни, стариком, не способным держать перо в руках. И если ты и нашел сейчас новую истину, опровергающую старую, отбросишь ее, ибо нет правила, которые нельзя было переступить во имя shoner (более прекрасного), как сказал великий Бетховен.
Но у тебя уже нет на это сил. Да и как можно поверить, что человечество ошибалось на протяжении всей своей истории, что идеи Эпикура, поглотившие мысль человечества, увели его в неведомом направлении и ввергли в неведомый обман. Почему же тогда движется к прогрессу жизнь, почему же из всех богатств, которые уносит с собой человечество в будущее - оно им так дорожит и ценит - движение.
Слепота людских умов.
Но жизнь развивается и подтверждает истину, которую выстрадал всей своей жизнью Роден: «Мир будет счастлив только тогда, когда у каждого человека будет душа художника. Искусство – прекрасный урок искренности, это отражение сердца художника на всем, чего оно касается». 
Но, может, наше высшее богатство – мышление – раздвоилось, и жизнь нашего тела и разума разошлись настолько, что мы уже не замечаем, где вымысел, а где реальность, и вымышленная разумом красота поглотила в себе все беды и заботы нашей настоящей жизни. А ты, Бодлер, как религию, как обман, взываешь и зовешь с амвона своего сердца: «Мечтай! Безумству фантастов и дерзость разума уступит красоте!» И тянутся, тянутся люди к вымыслам, запутываясь в сетях непостижимой мечты. И несбыточность превращает их в стариков, разрушает тело, и губит преждевременно, забыв о жизни настоящей здесь, на земле. И ты сам, удел которого гнаться за вымышленной красотой в своих творениях, забыв о личной жизни – все это обман. И только теперь, когда готовишься покинуть мир, уйти ни во что – вдруг осознаешь, что все то, чему ты так самоотверженно служил – все обман, обман…
Ты тяжело поднял руки, прижал мозолистые ладони к разгоряченным щекам, словно обжигаясь, подул на них и обхватил голову. Лоб холодный как родник, и где-то под большим пальцем медленно прорывается сквозь тяжесть рук и пульсирует вздувшаяся на виске вена. Остановившимися глазами смотришь в окно.
Солнце ускользает, в верхнем углу окна чуть пламенеет еще круглый раскаленный диск, и, преломляясь в кривом стекле, лучи горят красками непостижимых расцветок и приводят в безумие художников. В погоне за их открытием, они забывают о себе, о жизни, о людях, о мире, полном радости и бесконечности – их захватывает неразрешимая гармония красок мира, в поисках которых нет конца. И один из самых гармоничных среди них Исаак Левитан метался по всей России, спеша запечатлеть на холсте их неуловимую изменчивость и вечную новизну. Ясный свет заливает его полотна, но даже и в самой совершенной картине он, отдавший всю свою жизнь проникновению в его глубину, остался нерешенным.
Но и свет – это движение, и движение этого света озарено радостью, которая помогает нам верить в счастье. И тогда понимаем, что жизнь может быть еще прекраснее, чем тогда, когда она предстает перед нами в лучших творениях. Это заставляет нас двигаться и искать. Воздух – вот что самое главное в искусстве, и то, что мало кто замечает, глубина.
Как хочется встать и потрогать трепещущие блики преломленного в стекле солнца на темной драпировке стены. Но солнце исчезло за окном. Небо стало легким и голубым. Вот таким и должно быть небо, а его почему-то изображают эмалевым и твердым.
       Неотрывно глядя в окно, ты медленно и свободно поднимаешься, и это кажется таким простым и легким, не задумываясь, словно в не ушедшем навсегда от тебя детстве. А может быть, сейчас нет тела, а весь ты – это мысли, которые будоражатся в тебе и тянут вдаль к этому светлому небу, и вздымают над крышами домов, над городом. Взгляд твой замирает на сверкающем в лучах солнца облаке - оно видится тебе воплощением покоя, и ты видишь, словно впервые, в этот странный неожиданный день, который начался солнцем и сомнениями, как необычно оно возвышается над городом – это симфония света и тени. Неужели исчезнет оно, которое сейчас и есть воплощение красоты?
Как захотелось позвать хоть кого-нибудь, чтобы помогли встать. Но ты привык всю жизнь обходиться самостоятельно. В каждом человеке живет чувство свободы, но теперь это где-то внутри, глубоко. Человек – это воплощение внутренней жажды свободы. Эти проклятые человеческие законы, узаконенные в общественные порядки, тяготят над ним, скрепленные какими-то внутренними силами, проклинаемые всеми. И смирившиеся люди делают все угодное этим порядкам и обычаям, которые принижают личность, и делают это с ними так же легко и податливо, как твое перо, когда ты изливаешь свою душу в слове. И та внутренняя свобода, которая живет в каждом живом организме, пусть нехотя, в муках противоречий, но неуловимо и безотказно, исчезает – и человек превращается в раба породившего его строя. Но и самые отчаянные головы, бунтуя, возгораются на миг и гаснут, не сломив этой могучей машины, которую человечество, усовершенствуя, взваливает на свои плечи.
Еще понятно рабство в античную эпоху, когда, не имея технического прогресса, творец жаждал воплотить обуревающие его идеи и страсти, свое видение мира в искусстве, в величественных колоннах Пантеона и строгой простоте пирамид Хеопса. Кто-то должен был поднимать эти глыбы камня на высоту, быть движущейся силой в черновых работах мысли. А теперь, когда человечество изобрело такую могучую технику, рабство, вбитое в человека, тяготеет над ним и до сих пор. Но все больше становится видимым и непостижимо вопиющим противоречие: с одной стороны, мы говорим о человеке, восхваляем его красоту и величие, а с другой стороны – самая унизительная и не прикрытая эксплуатация человека человеком. Самое страшное, что разъедающий яд ее терзает души и жизни, и разлагает всех – богатых и бедных. Даже сами правители полны рабского преклонения, особенно отвратительного в своей напыщенности и высокомерии, перед ордой богачей, сплотивших в своих руках капитал мира.
К чему тогда прогресс и зовущие крики искусства к прекрасному и справедливости. Человек давно раздвоился: с одной стороны великие мечты и грезы, где всегда Добро побеждает Зло, а с другой, в самой реальной жизни, Зло торжествует и процветает, пользуется всеми благами жизни.
И ты сам, который всего себя отдал проникновению в жизнь и пытался открыть в слове это противоречие между добром и злом, не есть ли носитель этого обмана?      
Верно, для того в старости дано человеку бессилие плоти, чтобы он, став застывшим сосудом своего мозга, мог, не суетясь, осознать, что сам сделал для того, чтобы лучшие мечты человечества воплощались в мир такими, каким задумал его Всевышний, создав этот прекрасный мир и подарив его безвозмездно. Ты, всей жизнью находясь в постоянном движении, впитывал этот мир в себя, и богатство твоего мира равносильно тому, сколько ты сделал движений на пути воплощения своей мечты – она составная часть мечты всего человечества на пути к прогрессу и счастью. Какова же доля твоего участия в этом вечном движении, дарованном тебе Богом? Оправдал ли ты свое призвание?
Покой – высшее состояние души, ее покаяние перед тем, кто создал этот божественный мир, и, отложив все свои дела, Он готов слушать твою мирскую исповедь.   
Прежде чем создать человека по образу и подобию своему, Бог сотворил этот прекрасный мир, и вдунул в него дыхание жизни - и стал человек душою живою. Бог – творец, труженик, и оценил работу свою: «Все – хорошо весьма».
Отчего же со дня творения человека нет радости и покоя в созданном им мире? Бог ответил на зов его: «Все зло от юности твоей». Но проходят тысячелетия, а зло не исчезает в мире. Быть может, оттого, что человек не вечен: входит в мир и, не успев осознать его красоту и величие, покидает не по своей воле. Не дано ему вкусить, как Адаму, от древа познания добра и зла. Сама жизнь – плод познания.
Плод произрастает из зерна, а зерно рождено любовью: она производное высшей гармонии чувств сердец, мужчины и женщины, в миг зачатия новой жизни. В генетическом коде наследственности заложено изначально все, что станет главным для нее в постоянной борьбы за выживание плоти. Но судьба состоится лишь тогда, когда ты жил по велению души – своему призванию. В движении – смысл жизни.
Судьба начинается со дня рождения: жизнь, в которую ты вошел младенцем, не осознающим, но уже остро чувствующим, диктует и выстраивает твой образ. Но гены, это изначальное стремление души к красоте и правде, ответная реакция с первого осознания жизни, вступают в противоречие с миром. И начинается или борьба, или приспособление. Что правит человеком в это мгновение: животная борьба за выживание плоти или дух?  Какой выбор человек делает для себя? Если побеждает дух – вся жизнь будет посвящена борьбе за то, что вложено в нем изначально, как индивида – его ответная реакция на мир.
Все покоится на опыте человечества, но именно те люди, которые вошли в твою душу – есть согласие в главных вопросах жизни – созидают твои мысли и поступки, если ты следуешь заветам Бога: в них гармония мира. В понимании рождается истинное богатство души: ты открыто проявляешь свою индивидуальность, утверждаешь гармонию этого мира, делаешь его богаче - и это становится достоянием человечества.
В детстве каждое событие значимо – оно составное слагаемое растущего организма. Ни одно из них не проходит бесследно. Пусть в этом не участвует еще сознание, но чувства впитывают все происходящее в мире – это основа, на которой будет базироваться личность.
Но как мало из этого процесса остается в памяти. И только когда в становлении личности все активнее начинает принимать сознание души – наши поступки, дела, случаи приобретают рельефность. Но именно с чувственного восприятия мира и начинается этот процесс осознанности. И если первое, чувства – это поток страстей, то второе, сознание – это детали, материал, которые складываются в конструкцию. Она лишь тогда будет жизненной, когда ее слагаемые есть чувства во всем их богатстве: страх, радость, совесть, честь, открытость – вся полнота их, от величия до падения. Они искры, из которых возгорается и формируется личность, ее духовная суть. Но с годами все труднее из этой целостности выделить и определить их зарождение, становление и влияние на судьбу. Возникают лишь смутные ощущения, влияющие на настроение в данный миг воспоминаний. А так хочется понять истоки того, кто ты есть сегодня. И как многое можно было, обвиняя самого себя в несовершенстве, простить, утвердить ее закономерность и особенность в естественном ходе событий жизни, в которой не случай, но твоя ответная реакция – и есть данная тебе свыше судьба.  Suae quisque fortunae faber (каждый кузнец своего счастья) * – Цезарь.
Но, видимо, потому и не происходит это проникновение в прошлое, в слагаемые изначального становления жизни, что не каждому дано выдержать это испытание – большинство бы окончательно потеряли веру в жизнь, погасла надежда, и человечество, охваченное пессимизмом, полностью бы уничтожило в себе главный двигатель жизни: Веру, Надежду, Любовь – три составные части движения.
Не оттого ли многие люди идут на компромисс? Он спасает плоть, которой уже навсегда будет суждено плыть по течению и довольствоваться лишь тем, что открывает суета мирской жизни. И, мучаясь, душа иссыхает, в ней умирает то главное, что было даровано одному тебе при рождении – fati arcanum (тайна судьбы). И после погребения плоти твоей истлеет тлен, а пепел души растворится в бесконечности бытия. «Каков грех, такова и расправа» (р.н.п.)
Жизнь – есть каждое мгновение, дарованное тебе свыше. Все зависит от того, к чему стремишься и как сам ее строишь.
Случай – это то, что не мог предвидеть, но если принял его, как судьбу – это и есть твоя линия жизни.
Каждый день – это бесконечность, если ты научился проникать вглубь самого, казалось бы, рядового момента жизни.
С возрастом все яснее осознаешь ценность каждого прожитого дня.
Самая загадочная глава Библии «Книга Иова»: незыблемость первой заповеди – Вера. О, как хочется быть приверженцем Иова! Но вся история человечества - свидетельство тому, почему человек не стал Человеком: пытаясь ублажать свою плоть, он предает божеский дар – душу свою, и этим обустраиванием к внешним обстоятельствам лишает себя ее понимания, и создает препятствия к самоусовершенствованию.  «У людей развита культура стыда, и совсем нет культуры совести» - Аверинцев.
     Наш мир – это вечная тайна, и чтобы покончить с ее беспредельностью, мы соглашаемся на устраивающее нас решение – иначе, чувствуешь, можно сойти с ума. Но в этом противоречии и заложен смысл жизни – движение. 
    Много воспоминаний теснится в тебе: часто ловишь себя на том, что в голове полный хаос, винегрет, бесконечное интуитивное накопление памяти. Но если выработана привычка наблюдать и анализировать – это гарант тому, что можно этому вареву придать вкус: отобрать главное и соединить в нужных пропорциях. Наши воспоминания – это миф, который становится для нас сущностью отражения этого мира. Так создается история человечества – она обостряет противоречия между миром и человеком. Он бьется в нем, как вода между берегами, не в силах проложить новое русло.
      Вспышки – момент соприкосновения наших душ уже при первой встрече: притягивание, приближение, проникновение или отталкивание и вражда. И спустя годы после нашей разлуки, наших невстреч, и даже после смерти – это пронизывающее мгновение остается в душе, как основа той жизни, за которую ратуешь, и видишь единственный смысл бытия.
Люди по воле страстей совершают поступки, а затем всю жизнь ищут способы борьбы с их последствиями.
   Прощать в настоящем – запутываться в будущем, не прощать – зависеть от прошлого и все время жить в плену этих противоречий.
   Чем больше замыслов – тем больше долгов. Но такие долги обогащают душу.
   Если ты поставил цель, веришь в нее, и она тебе дороже твоей жизни, но при первых же трудностях идешь на компромисс с Системой, в которой живешь – значит, жизнь твоя недостойна этой цели.
   Последовательность и ответственность за свои действия свойственны лишь тому, у кого есть цель, ради которой он готов жертвовать собственной жизнью.
   Человек – носитель вечности, через него происходит осознание мира и определяется смысл быстротекущего времени. Но как мало сохраняется в памяти. Возникают лишь вспышки, основа которым психологический стресс: они самое памятное – в них точное и ясное осознание того, почему именно так сложилась твоя жизнь, и кем ты стал из ее слагаемых. Все остальное – это ростки на твоей ниве, под которыми скрыта суть человека, его душевные порывы и действия для воплощения ее смысла.
   Вечность – твоя жизнь, если ты принял мир сердцем своим, движением души осмыслил его и был верен ей в трудах праведных. И она будет интересна другим.               
               
                х х х…
   О, как порой хочется уехать туда, где живет моя семья. Об этом с недоумением намекают все мои знакомые и друзья – я один остался здесь, на родине, из моего рода. Можно спасти тело, душу не спасешь: в ней навсегда запеклась кровь, которая проливалась веками моими предками на этой земле. И я должен нести эту боль на их давно уже забытых могилах. Души их открылись мне, и написал я «Книгу судьбы» - библию рода своего, завещание потомкам моим.
   
                Как много в жизни я забыл:
                Дела, грехи, друзей.
                Одно мне не дадут - есть, был! –
                Забыть, что я еврей.
                И эта память навсегда:
                Изгой я, пилигрим.
                А мне какая в том беда –
                Стоит Иерусалим!

               
   
   
       С О Д Е Р Ж А Н И Е

     Как я не стал ……….1
… архитектором………..    2 
… боксером …………….      5
… националистом ……..   9
… латышом …………….      16
… дезертиром …………..   26
… русским ………………      28
… завучем ……………….     31
… журналистом …………    37
… аспирантом …………..   44
… лауреатом …………….    48
… знаменитым …………..   59
… убийцей ……………….     83
… заключенным …………    92
… эмигрантом …………..  101
… американцем …………   117
… патриотом ……………    172
     Эпилог ……………….  191
     Завещание …………… 193