Болонка

Он всю жизнь пристраивался поближе к кухне. С детства, когда жили в Зезюлевке под Путивлем, хитрил, потихоньку отделялся от ватаги ребят, привлекавших внимание и потому гонимых из садов и с огородов. Мишутка пробирался один в сад и тихим сапом набирал яблок, груш и лакомился в своё удовольствие на «усобицу». Когда генеральша пекла пирожки, Мишутка крутился под окном. Генеральша угощала вкусными пирожками. И в оккупацию Мишутка умел вызывать жалость у немецких солдат. До школы было несколько вёрст. Зимой Мишутка выбирал жертву послабее: мальчика, который в дороге ныл и стонал от морозного ветра, не зная, как согреть руки. Мишутка, повернувшись к мальчику лицом, а к ветру спиной, заслонял от морозного ветра и съедал бутерброды мальчика в качестве заслуженной компенсации. Естественно, когда началась эпоха великих строек, Миша устроился поваром. По обыкновению делал он всё медленно, не успевал, но другим ремеслом заниматься не хотел. В конце концов такая дорожка привела к заветному кремлёвскому обслуживанию. Работал в ресторанном коллективе в гостинице «Россия». Этот коллектив направлялся и на кремлёвское обслуживание, когда бывали помпезные визиты типа визита президента США Никсона, во время праздников, съездов КПСС, сессий Верховного Совета. Направляли регулярно их и на обслуживание зрителей главного концертного зала и дворца съездов. В этом коллективе Михаил Иванович проработал много лет, выдержал все выкрутасы сменяющихся руководителей, зачастую самодуров, воров и блатных. Работал Михаил Иванович и после выхода на пенсию, вплоть до окончательного закрытия в связи с распадом Советского Союза и наступления эпохи более алчных и крутых воров.
В советское время коллектив прославился своей устойчивостью. Гостиница и рестораны были всегда под пристальным вниманием правоохранительных органов. С некоторого момента для обслуживания номеров стали брать больных с шизофренией и циклотимией. Дело в том, что после некоторых гостей, особенно из Индии, которые испражнялись в углу номера, считая, что умываться и использовать воду для туалетных целей большой грех, нормальные работники увольнялись. Шизики и циклотимики, в отличие от белоручек, были готовы работать и на овощных базах, и на плантациях, и убирать кал и мочу, и тереть стёкла на окнах беспрекословно. Естественно, как для всех феодальных систем, образовывались негласно или гласно привилегированные сословия, блатные и рабы. Болонка, как называли Михаила Ивановича с лёгкой руки случайно недобитого «хозяина»-аристократа, у которого Иванович исполнял роль мажордома, бесправная Дюймовочка, прозванная так за малые телесные размеры, ещё просто Оськина попали в категорию рабов. Они всего боялись, являлись в шесть утра, выполняли всю чёрную работу, накрывали столы, таскали мебель, приборы, направлялись на самое тяжёлое обслуживание придурковатых клиентов, на массовые мероприятия и общественную трудовую повинность типа помощи колхозам, овощебазам и т.п. Блатные же играли в карты, меняли незаконно интуристам валюту, разумеется, делясь с начальством. Были  и наркодилеры,  и торговцы золотом, особенно цыгане и армяне. Иногда органы проводили «зачистки» тех, кто с ними не сотрудничал или плохо сотрудничал. За инвалюту и наркоту некоторые уже отсидели, но каким-то образом опять устроились на работу, хотя существовал официальный запрет.
Но была и редкая категория, которая не давала себя в обиду. Особенно, прославились две женщины. Одна боевая была из Подольска. Могла запросто вступить в драку с хулиганом, избить кого угодно, швыряя и орудуя всем, что попадётся под руку. Её все побаивались. Другая была авторитетом из-за природной гордости и ума. Звали её Шавырина Надежда Петровна. О ней ходили легенды. Как-то она умудрилась с командированным на покупку трактора пропить выданные для этих целей казённые деньги, при этом ещё и выступить в суде в качестве невиновного свидетеля. Умудрилась выгнать очередного мужа – пьющего сына какого-то генерала. Иногда Шавырина заступалась за рабов, «глу****ычей», как она обычно их называла. Особенно, когда руководители начинали издеваться и эксплуатировать рабов чрезмерно. Сама Шавырина не приходила рано, не бросалась разбирать приборы и накрывать столы, не обслуживала тургруппы, не ходила на массовые мероприятия трудовой повинности, чинно сидела за столом и внимательно наблюдала. Поэтому у неё было множество реальных аргументов. Она знала, что и как начальство ворует. У неё было достаточно компромата на любого «активного» деятеля. Как-то официантка по имени Галина под шумок массового обслуживания на празднике украла бутылку коньяка у подруги, торгующей рядом, и громко возмущалась: «Чтоб руки отсохли! Это же надо украсть бутылку! Греха не боятся». Шавырина, заметившая проступок Галины, отозвала её и прошептала: «Верни, сука! Опозорю!»
Галина вернулась вся красная и предложила подруге свою доброту: «Знаю, как трудно ты живёшь. Я решила помочь тебе компенсировать убыток. Вот, возьми деньги! От всего сердца. Мы ведь подруги». У подруги выступили слёзы на глазах: «Я твою доброту никогда не забуду!»
Галина совсем было прославилась как «добрая душа», но Шавырина рассказала кое-кому, по секрету. Поэтому слава Галины продержалась недолго.
Оськину, «набитую дуру», Шавырина называла «синепупой» из-за синяков под глазами и тощего вида. Надежда Петровна иногда и сама хулиганила. И хихикала над чужими глупостями.
Среди рабынь больше всего выделялась своей покорностью Дюймовочка. Она жила за городом, добиралась на электричке, затрачивая на дорогу два часа в один конец. У неё был муж по имени Гена. Телёнок, покорный родителям, «мама, чё?», «папа, чё?». Дюймовочку и дома сильно эксплуатировали. Придя с работы, она чистила туалет, готовила, мыла посуду и часто засыпала прямо на унитазе, садясь для последней процедуры.
И вот однажды на работе решили сложиться и отпраздновать день рождения Дюймовочки. Накрыли и стол и пригласили к столу. Дюймовочка сначала даже не поняла, растерялась. «А что, что такое?»
«Да вот, решили отметить твой день рождения». Дюймовочка, потеряв дар речи, сначала встала как вкопанная. Затем вдруг упала на пол, стала кататься, плакать и голосить: «Нет у меня дня рождения! Мне Гена тихонько, чтобы его родители не знали, даст, бывало, под одеялом конфетку. И всё! Всё празднование дня рождения!»
Дюймовочку стали поднимать, посадили на почётное место за столом. Она всё продолжала плакать. «Большое спасибо! Я не ожидала. У меня никогда не было дня рождения!»
«Ну и глу****овна же ты, Дюймовочка, - не выдержала Шавырина, - из-за таких, как ты, фашисты и приходят к власти, когда готовы сапоги властям лизать».
Много лет спустя, когда власти лишили пенсионеров прежних пенсий и благ, кто-то решил обсудить это с Дюймовочкой. Дюймовочка в ответ замахала руками: « Что вы?! Большое спасибо Владимиру Владимировичу! Мы и так прокормимся! Этого хватает! Даже много! Большое спасибо!»
«Герои вымерли. Остались одни идиотки», - прокомментировала Шавырина.
Болонка и Оськина уважали Шавырину, но боялись общаться. Созванивались много лет между собой.
У Оськиной умер сожитель. Она располнела. После восьмидесяти стала плохо видеть и слышать. Записалась за полгода к офтальмологу. Офтальмолог, пожилая армянка, отказалась слушать жалобы Оськиной, нагрубила, заявила, что не собирается громко объяснять и надрывать голосовые связки: «Купите наушники. Тогда и приходите». Оськина плакала и жаловалась Болонке.
Болонка вовсе не был безобидным. Он всячески доводил хозяина, распродав всё своё имущество и нагло поселившись в однокомнатной квартире хозяина. Но прежде он обманул хозяина, присвоив себе десять тысяч американских долларов при ремонте квартиры и предусмотрительно уничтожив все финансовые документы, квитанции и записи. В результате ремонт обошёлся хозяину в тридцать тысяч долларов. Хозяин разоблачил Болонку, но тот сделал вид, что плохо слышит и плохо понимает. Благо был опыт: на заседании президиума Мосгорсуда Болонка вдруг не стал отвечать на вопросы. Председатель президиума сама пришла на помощь, признав, что заявитель плохо слышит.
Провидение наказало Болонку. Такую же сумму в десять тысяч долларов у Болонки попросила племянница Галя Тимошенко, известная в Мариуполе аферистка и мошенница. Взяла и, разумеется, не вернула. Хозяин помог Болонке выиграть в Мариуполе все суды. Но аферистка так и не исполнила решение суда, и за взятку сняли с арестованной недвижимости арест. Правда, Болонка требовал у хозяина своей племяннице сумму в тридцать тысяч долларов. Когда хозяин отказал, Болонка стал шантажировать, объявив, что сбросится с балкона. Выйдя на балкон и увидев, что хозяин не реагирует, Болонка постоял некоторое время. Затем пришёл на кухню и сказал, что не стоит впроголодь бросаться с балкона: «Потом и на том свете вечно будет хотеться кушать. Лучше перед смертью плотно поесть. Оськина тоже так говорит».
Культ еды длиною в жизнь. Болонка с Оськиной собрались как-то в театр часам к семи вечера, но встали рано и с утра стали готовить всяческие блюда. Хозяин сначала не понял, что случилось.  Только потом, когда часа за два до посещения театра Болонка стал класть бутылки с коньяком и приготовленные яства (Болонка называл их «явства») в огромную хозяйственную сумку, хозяин понял, что готовится «истинно культурное мероприятие» и пожалел артистов. Затем Болонка живописно рассказывал, что и как пили и ели во время разных эпизодов спектакля. Одна из работниц театра не выдержала, подошла и сделала замечание, что запахи еды и напитков мешают зрителям…
Болонка был и сам большим артистом. В метро брал с собой книги на немецком и демонстративно делал вид, что читает и всё понимает. Когда к хозяину стал приходить один из помощников патриарха, Болонка сделал вид, что всегда был православным и крайне религиозным, стал задавать даже вопросы по теологии, в результате чего удостоился даров в виде библии и православных календарей. За глаза же ругал матом и патриарха и прочих олигархов, когда их показывали по телевидению. У Болонки было своё представление о боге и религии. Он сочинил даже свою собственную молитву: «Царица небесная! Мать моя, святая богородица! Спаси и сохрани от супостата и адлоката и в кредит заступись!»
Хозяин смеялся и говорил, что вот Хуанита и есть тот самый «адлокат», - зачем от него спасаться? Болонка каждый день смотрел несколько раз «новости» по телевизору и громко комментировал, причём всегда выбирал беспроигрышный вариант, поддакивая властям и ведущим. Как-то еврейский друг из Одессы, наблюдавший за таким поведением Болонки, отметил с улыбкой «милый безобидный консерватизм и конформизм старика». Хозяин в ответ заметил, что именно такой конформизм привёл когда-то к холокосту. Улыбка моментально сошла с лица гостя. Участие в самых ужасных преступлениях выглядит иногда безобидно…
Болонка с годами, действительно, плохо слышал и видел. Устраивался даже в пансионат для престарелых. С большим трудом. С помощью известной правозащитницы Хуаниты, которую прежде он называл «нетруженой». Наконец, как ветерану войны, Болонке выделили отдельную комнату в пансионате. С тех пор Болонка стал уважать Хуаниту и изменил своё к ней отношение к лучшему.  Болонка превратил в пансионате свою комнату в образцово-показательную. Но в пансионате была дедовщина и тяжёлая недружелюбная атмосфера. Поэтому Болонка вернулся в квартиру хозяина, практически выжив последнего из квартиры. Для большей убедительности Болонка умел пускать в нужный момент обильные слёзы, но, однажды поняв, что хозяин его слезам не верит, перестал применять этот артистический приём, считая, что в таком случае нечего вредить глазам, и стал применять приём для раздражения хозяина, удовлетворяясь тем, что таким образом может опустить до своего уровня. Болонке исполнилось восемьдесят пять, когда умер внезапно его родной сын. Все артистические приёмы были использованы, но эффекта не получилось: многие знали, что сына, несмотря на его положительные качества, ничего с отцом не связывало, - много лет они оставались чужими. Болонка почти каждый день ходил в близлежащий гипермаркет «Ашан», хорошо питался, предохранял себя от болезней, как советовали по телевидению. Хозяин за неугомонность и энергию иногда называл Болонку «Дурасельчиком».
По ночам Болонке снились гастрономические сны. Однажды приснилось, что выстроились железнодорожные составы с продовольствием, которое употребил Болонка за всю жизнь. Количество вагонов не поддалось счёту. Много видов мяса, колбасы, сыра, молока, сметаны, сливок, кофе, чая, фруктов и овощей… «Так хочется съесть…» И следовал длинный перечень блюд из уст Болонки. «Интересно бы хоть раз от Вас услышать, что Вам не хочется есть», - прокомментировал хозяин. иног
Болонка сделал вид, что не слышит. Когда хозяин громко повторил, Болонка заявил: «Чего кричишь?! Я всё слышу».