Родина моя - Подол

ПОДОЛ. КОНТРАКТОВАЯ ПЛОЩАДЬ.

ФОТО из ИНТЕРНЕТА

Передо мной лежит кипа бумажек, на которых фиксирую свои воспоминания. Давно заметил, что приходят они абсолютно независимо от желаний. Можно часами сидеть, сделав умное лицо, одновременно обхватив голову руками, и ничего, кроме каких-то маловразумительных эпизодов не вспомнить.

А вот в беседах, на прогулках, катаясь на велосипеде, такое вдруг вспоминается! Кажется навеки зарытое в памяти. Но, если не зафиксировать на бумаге, то эпизод навечно проваливается в глубины мозга. Ищи потом, свищи. Я, естественно, не пионер в этом. Люди, достаточно пожившие на свете, знают, что записанная мысль, случай, идея всегда остаются под рукой, облегчая работу над ними.

Я коренной подолянин. В Киеве Подол несёт схожие функции с московским Арбатом, питерской Лиговкой, одесским Привозом. Можно ещё приводить примеры, но стоит ли. Подол самый старый район города. Когда он уже жил активной жизнью небольшого городка, в тех местах, где расположен Крещатик, гуляла охота. А расстояние пару километров.


Ещё мальчишкой помню Житний базар, ломовых извозчиков, несметные толпы евреев, вкусные бублики и пончики, приносимые мамой. Из пончиков я выдавливал и съедал повидло, а остальное выбрасывал за кровать, на которой проживали с мамой. В двухкомнатной коммуналке обитало каких-то ЧЕТЫРНАДЦАТЬ человек. Правда, все родственники.

Никакого сюжета, никаких следований датам не будет. «Отрывки из обрывков», - по меткому замечанию неизвестного остряка. Послевоенная баня недалеко от Подольской набережной. Вход (в пересчёте на те деньги) двадцать копеек. Мойся до упора, до скрипа кожи. Можно и постирушку заделать.

Самые гигиенически запущенные борются по углам с насекомыми. И никто не пристаёт с криками о нарушении санитарных норм, приличии и других буржуазных «забобонах». Ходили туда компаниями, пили пиво, долго остывали после мытья.

Зюнька Юсим очень рано начал лысеть. Нахватался в армии изотопов, наверное, а служил в ракетных войсках. Невысокого роста, плечистый и не дурак подраться. Сильно заедаться с ним настоятельно не рекомендовалось. Кто же надоумил одного из членов нашего коллектива принести ему в баню мазь от облысения, сейчас не помнится. Причём в комплекте с металлической мочалкой (!?).

«Зюня, - посоветовал «добродетель», - распарь хорошенько свою голову, потом нанеси мазь и подожди минут десять. И после мочалкой интенсивно протрёшь. Будет сразу массаж для головы и новый импульс к росту волос». Зюня, с подозрением понюхав мазь, неохотно сделал, как посоветовал искуситель. Народ застыл в томительном ожидании.

Голова слегка напоминала перезревший одуванчик. «Начинай», - скомандовал приятель. Тот начал энергично тереть голову. Когда же пенная масса была смыта с последней, все просто ахнули. Громче остальных застонал, зная крутой нрав Зюни, принесший мазь с мочалкой. Бильярдный шар по сравнению с головой борца за пышную шевелюру казался шероховатым и неровным.

Исчезли даже рудименты волосяного покрова на затылке. Окончательно облысевший без долгих раздумий навернул врачевателя шайкой по голове. Раздался мелодичный звон. Потом было несколько хуков для профилактики, и инцидент исчерпал себя. Как послесловие: через пару месяцев волосы всё-таки отросли. На затылке. И почему-то, слегка изменив колер.


Далёкие пятидесятые. Занимаюсь в девятом или десятом классе вечерней школы №9, расположенной в дневной под номером 19. Угол Межигорской и Верхнего Вала. Как обычно занимаю место на галёрке, подальше от учителей и зубрил с пятёрочниками. Что неизменно делаю и сейчас на любых сборищах людей. А в правом ряду на самой передней парте уселся Петька Моргулис. Тот ещё баламут.

Сидит он один. И я заметил на первом уроке его очень заинтересованный взгляд в окно. Когда поинтересовался, чем вызвано любопытство, Моргулис предложил сесть с ним за одну парту. На следующий вечер так и делаю. Прошло минут десять после начала урока он и шепчет: «Смотри в окно на второй этаж вон того дома. Только с этой парты видно, сам проверял».

Через пару минут в окне появляется особа в костюме Евы и начинает дефилировать по комнате, время от времени, оглядывая себя в зеркале, что-то примеряя. Мы застыли в томлении. Знала ли женщина о том, что является объектом внимания? Думаю, что да. С чего бы это ей бесцельно бродить в одиночку по комнате?


Тот же Зюнька находился в гостях у нашей общей знакомой, весьма воспитанной девушки, обучавшейся игре на фортепиано и посещавшей к тому же филармонию для прослушивания струнных квартетов и симфонических оркестров, что совсем уж было невмоготу для нас. Девица весьма строгих правил. А Зюня бабник и нахал к тому же.

И этот проходимец, получив негодующий отпор в своих притязаниях от возмущённой пианистки, начал убеждать её, что понимает причину отказа его любовных порывов. «Ты ещё совсем маленькая. У тебя не везде и волосы выросли», - объявил вслух соблазнитель. Вытерпеть такое девица не смогла и ответила, что уж с этим у неё всё в порядке. «Не верю! – воскликнул Зюня словами великого режиссёра Станиславского, - докажи».

Не помышляющая о плохом жертва, сняла с себя платье и трико. «На, смотри»! Доморощенный Дон Жуан потребовал, чтобы она стала поближе к окну, где больше света. А проживала она с мамой в довольно тёмном полуподвале. Махнувшая рукой на приличия девица так и поступила.

В этот момент, естественно, без стука в комнату вошла мама. Тот ещё подарок судьбы для будущего тестя. Даже маловоспитанный разбиватель слабых женских сердец застыл в ожидании штрафных санкций со стороны родительницы. Был, конечно, некоторый шум, поцарапанное лицо совратителя. И Зюньке пришлось убегать.


Иду в свежесшитых штанах-дудочках по Верхнему Валу с базара. Рядом мой старинный друг, удивительный поэт, ныне, увы, покойный, Фима Рогидовский. Под мышкой бумажный кулёк с мандаринами. Февраль, на асфальте замёрзшие лужицы, а так идти можно. Но не торопясь. Возле одного из множества магазинчиков, в итоге, поскальзываюсь, и, согнувшись буквой «Г», бегу вперёд.

Теплится слабая надежда, что как-то остановлюсь. Пытаюсь одной рукой за кого-то уцепиться, но тщетно. Мандарины, при этом, из-под мышки не выпускаю. Свои же. Пробежав пару десятков метров, натыкаюсь на какого-то чувака. Прихватив невезучего за компанию, бегу с ним в паре несколько метров, а затем валюсь на асфальт. Тот рядом. Худшие ожидания, естественно, оправдались. На колене штанина дала глубокую трещину. И даже вырван приличный клок. А я же наметил свидание, под него и портки шились.

Но как же без футбола? 1949 год. В Киев приезжает команда ВВС. Детище Василия Сталина. Надёргав волевым решением сильных игроков из других клубов, а отказать сыну вождя, по меньшей мере, смешно, он сколотил мощный коллектив. Слякотная погода. На старой, ещё деревянной, трибуне для почётных гостей Василий, а за компанию с ним Никита Хрущёв. Тогда первый секретарь ЦК КПУ. Он не болельщик, но такой важный гость.

Первый тайм выиграли «летуны» 1:0. Начался второй. Хорошо помню, с какой неохотой, обхватив тело руками от холода и каких-то предчувствий, выходили на поле игроки ВВС. Они не обманулись. Средненькая в те годы команда «Динамо» накидала москвичам, что уже приятно для киевских болельщиков всех времён, пять мячей. Тогда играли по системе дубль-ве, т.е. нападение состояло из пяти человек. Забил по мячу каждый.

Самое забавное, что гол забил и Пётр «Пека» Дементьев, чем он баловал киевских болельщиков весьма редко. К вящей радости последних Пека, в основном, как тогда говорили, мотался. Не по магазинам, нет. По полю. Мотаться - обозначало обводить.

Иногда казалось, Пека забывал, для чего он вышел на поле. «Нанизывал» по несколько защитников подряд. Причём на крошечном «пятачке», без всякого продвижения вперёд. И смотреть такое было высшим наслаждением болельщика. Счёт уходил в историю, а мастерство вот оно. Навеки!


И ещё эпизод, связанный с футболом. Мы большой компанией на Подольском пляже. Жара. Почему-то встреча динамовцев с горняками назначена на три часа дня. В самый разгар бушующей природы. В 13-30 начинаю будоражить наших болельщиков. Вещи висят под грибком.

«Хватайте всё подряд, а там разберёмся», - зычно агитирую я. Прошло несколько дней, встречаю кого-то из коллектива. «Ты представляешь, что получилось»? «Что»? Схватили вроде бы штаны Вовкиного сына, Славки. А когда начал Славик их одевать, кошмар! Они же на толстого мужика. Ладно, Слава как-то ушёл домой. А чувак как ушёл? В детских брюках».

Пусть и не часто, но временами возвращаешься в незабвенное прошлое. И на лице появляется блаженная улыбка, и даже молодеешь душой.
А что ещё нам надо?
11.09.07. Любек.