Волки и овцы на сцене Камерного театра

                "Провинциальная ? комедия"

«Волки и овцы» – так в свое время очень метко и афористично назвал комедию в пяти действиях А. Н. Островский. Прошло время, и в 2007 году на сцене Камерного театра (Екатеринбург) появился спектакль под тем же названием, однако в двух действиях и не просто комедия, а «провинциальная» комедия. В чем смысл именно провинциальной комедии? Почему режиссеру Евгению Ланцову  хватило всего лишь двух действий, чтобы передать замысел Островского? И тот ли замысел в новой современной постановке классического произведения? Быть может, это уже не те «волки и овцы», и не в помещичьей среде их стоит искать.

Начнем разговор с «волков», их в спектакле больше. Очевидно, что «волк» – это иносказательное выражение социальной и духовной сущности человека. Хотя настоящий волк также упоминается в тексте…

В спектакле «волки» обретают артистическое обличье – это фокусники, танцоры, и их действия порой кажутся «колдовскими». Об одном из таких «волков» Чугунове другой «волк» с определенно хищной фамилией «Беркутов» говорит, что он «плут» и у него, «как и у всех плутов, душа коротка». Может быть, и плутовская сущность у «волков» из комедии Островского, однако у каждого она своя и где-то совсем не волчья. И об этом в новом спектакле сказано так, что сомневаться не приходится.
 
Наиболее очевидный «волк» – это Меропия Давыдовна Мурзавецкая ("волк априори"). Как сказано в афише пьесы, «помещица большого, но расстроенного имения, особа, имеющая большую силу в губернии». В премьере спектакля ее играла Людмила Ускова. Актриса смогла внести нечто новое в свою роль – то, что придает внутреннюю силу этому образу. Это некая доля самоиронии. Когда она говорит, что единственно о племяннике заботится, что все она сделает для бедных, в ее голосе ощущается скрытое отрицание произносимых ею слов. Спокойная, уравновешенная, она знает истинные свои побуждения, и знают о них окружающие ее персонажи. В спектакле используется интересный ход. Чаще всего Мурзавецкая находится около стола, который поражает не только своей элегантностью (круглый, с изогнутыми ножками, благородного темно-коричневого цвета), но и подвижностью. Как раз на этом столе оказываются те предметы, которые приносятся помещице, дабы усмирить ее «волчий нрав». Меропии Давыдовне даже не нужно приподниматься со своего удобного стула. Стоит лишь посильнее крутануть круглую столешницу. Так, к примеру, совершают круг почета книги Беркутова. Мурзавецкой кажется, что она вершитель судеб, но, как очевидно из новой постановки, главный волк в стае не обязательно победитель… О нем речь еще впереди.

Еще один герой, который имеет волчье обличье, – это Вукол Наумович Чугунов. В исполнении этой роли Сергеем Богородским персонаж пьесы, действительно, напоминает волка. Резкая, хищная мимика, особые жесты, холодный голос позволили актеру создать очень точный, достоверный образ. Это типичный «волк-исполнитель». В «стае» людей таких много и по сей день. В спектакле наиболее полно характеризуют Чугунова два вещных предмета – это черный кожаный портфель и носовой платок.  Портфель вмещает ложные векселя и письма, то есть то, что составляет жизнь героя, а белоснежный носовой платок, можно думать, чем-то напоминает лист бумаги, на котором всегда можно что-то написать. В случае с Чугуновым это будут поддельные подписи, слова – всякие разные неправильности, имеющие под собой нарушение закона. Как говорит Вукол Наумович: «Да кто без греха? Никто не без греха». Если Мурзавецкая каким-то образом людям помогает, пусть даже и не по правилам естественных человеческих отношений, то Чугунов живет единственно, чтобы выжить в стае. Для него нет ничего святого, хотя он и говорит Меропии Давыдовне, что она у него «после Бога». Показательна сцена встречи Чугунова со своим племянником Горецким (Александром Бушуем). Нет между ними родственных чувств: старший «волк» платит деньги за услугу, младшему, подрастающему (будущему волку). На сцене эти герои стоят как будто бы по разные стороны баррикады – Чугунов «на земле», то есть, на первый взгляд, устойчиво, а Горецкий на мосту, который установлен так, что, кажется, будто с него можно упасть (подобие цирковой канатной дорожки).

Чугунов остается верным своей роли «волка-исполнителя» до конца спектакля, однако находится другой персонаж, и это уже не Мурзавецкая, который становится для него «главным» – «вожаком» в стае. Это Беркутов. Герой Сергея Ускова – франт, уверенный в своей неотразимости, силе ума и красоты (белые лаковые с черными носами туфли, белый галстук, белый сюртук замысловатого фасона и, наконец, по моде стриженные усы), маг, умеющий делать немыслимые для обыденного сознания «вещи» (поедать бумагу, ловить несуществующие, рисуемые воображением предметы), искусный мастер степа (он отстукивает музыкальные ритмы даже на старом пне). Он выражает суть столичного «волка». Как говорит Беркутов, «быть провинциалом – малолюбопытно». 
С этим, заезжим, «волком» связана любовная линия. Связана она с ним постольку- поскольку, в той степени, в которой герой в принципе может любить. На первом месте для него остается расчет. Хотя Беркутов не забывает об имении своей «возлюбленной»,  определенное влечение к этой молодой и красивой женщине у него все-таки есть. Сцена признания Беркутова в любви Купавиной комична, впрочем, в духе всего спектакля. Мурзавецкая зовет Буркутова, чтобы тот поцеловал ручку Купавиной. Однако Василий Иванович по непонятной причине целует другую героиню (Анфусу Тихоновну), причем не ручка оказывается «предметом» обожания героя, а голова. Конфуз был снят: Беркутов признался Купавиной в любви, и влюбленная героиня упала в обморок. Далее довольно забавный момент. Купавина лежит без чувств, явно не принимая действенного участия в сцене, а Мурзавецкая, глядя на упавшую Купавину, с уверенностью говорит Беркутову: «Я вижу сейчас, как она тебя любит».

«Волчья стая» была бы неполной без дворецкого, чье имя («Павлин»), очевидно, намекает на его не совсем человеческое происхождение. Этот «волк» играет не такую уж малую роль (Кирилл Козлов). Он подслушивает, подсматривает, в конце концов, именно с него начинается второе действие. К тому же он говорит со зрителем! Это определенно тщеславный «волк», типичный слуга своих хозяев. Он там, где Мурзавецкая. Хотя, может быть, это «волк-одиночка», вынужденный жить по законам стаи?!
 
Говоря о «волках» в спектакле по пьесе Островского, следует отметить тех героев, чьи роли к концу спектакля меняются на 180 градусов (волки и овцы – перевертыши). Это Глафира Алексеевна (Юлия Родионова) и Лыняев (Геннадий Ильин). Изначально героиня представляет стан «овец» («бедная девица», смиренница, далекая от земного, слабая и беззащитная), герой определенно с задатками «волка» – богатый барин, у которого есть все, чтобы жить в угоду себе, своему нечеловечески обостренному эгоизму: есть, спать и чувствовать себя довольным. Глафира Алексеевна – столь умелая обольстительница, что Лыняев без промедления оказывается в сетях ее животной страсти. В складывающихся любовных отношениях героиня ведет себя как волк-захватчик, а герой проявляет свою жертвенную слабость, теряет волчью прозорливость. Но превращения с персонажами происходят постепенно.
В образе смиренницы Глафира Алексеевна предстает перед зрителем в темно-синем платье и черном платке, скрывающем ее золотистые волосы. Начинается перевоплощение с того, что героиня снимает траурный платок, затем она облачается во все белое (знак новой жизни – «с чистого листа»), однако парадокс: белое символизирует в ее образе жизни путь далеко не безгрешный. В одной из сцен обольщения героиня расстегивает белую блузу… Надо заметить, оставшаяся на Глафире Алексеевне бордовая рубашка в нашем времени вполне могла бы сойти за нарядное одеяние. Однако в эпоху Островского, воссозданную в спектакле, подобное неглиже повергло в транс окружающих и заставило Лыняева жениться.
Лыняев не сразу поддался чарам «смиренницы». Тому свидетельство – первое свидание. Глафира Алексеевна как будто случайно набрасывает плед не только на себя, как будто невзначай опирается на своего избранника, кладет его руку себе на плечо… Он сначала даже сторонится  своей обольстительницы, пытается оставить ее наедине со своими страстями, убегает от нее, скрывается за мостом, но бегство ему дается с трудом и заканчивается полной капитуляцией. Постепенно «богатый барин» Лыняев играет уже по тем правилам, которые задает «бедная девица».
Кульминацией в развитии этих странных и страстных отношений оказывается сцена у рояля, точнее, «на рояле». Герой, желая побыть в одиночестве и разделить свои мечты о холостяцкой жизни только со зрителем, произносит размеренный монолог. Вдруг из-под рояля медленно поднимается Глафира Алексеевна. В белом воздушном наряде она напоминает облако, которое еще только показалось на горизонте, но уже начинает угрожающе «поглядывать» на чистое небо – в данном случае идеальную мечту о свободной жизни одинокого мужчины. Облако разрастается, Глафира Алексеевна становится все выше. Как факт, ей не составляет сложности забраться на рояль, опустить подол юбки на руки Лыняева, лежащие на клавишах… Облако, таким образом, окончательно разрушает идеальную картину Лыняева о будущей жизни. Далее по сюжету идет расстегнутая блуза и обещание богача жениться.
Финал спектакля показывает, что Лыняев окончательно сдался: следует за своей «дамой», говорит вслед за ней. В последней сцене, когда все герои молчат, застыли как на фотографии для своих потомков (зрителей), Глафира Алексеевна опирается на Лыняева, словно на очень удобный, мягкий предмет мебели.
 
 «Волков» в спектакле, как оказывается, больше чем «овец». К последним в полной мере можно отнести двух персонажей. Это Евлампия Николаевна Купавина (Олеся Зиновьева) и Аполлон Викторович Мурзавецкий (Александр Волхонский). Купавина с самого начала является жертвой. На ее деньги абсолютно неправомерно покушается Мурзавецкая – здесь развивается целая детективная линия с нарушением закона, преступниками, пострадавшей. Однако этот образ был бы слишком плоскостным, если бы не испытание героини любовью. Ей, действительно, приглянулся Беркутов, и она испытывает к нему такие чувства, которые позволяют ей не слышать его долгих монологов практического характера, отстраниться от будничности происходящего – просто танцевать. Заметим, танец в современной постановке играет одну из значимых для создания общей атмосферы ролей: Беркутов отстукивает чечетку, Евлампия вальсирует под французскую мелодию, Анфуса Тихоновна покачивается, словно бы в такт своей, не всем понятной музыке души.
Евлампия в новом спектакле легка, непринужденно кокетлива, свободна во всех проявлениях. Она живет по воле сердца.

Еще один образ, который, очевидно, выражает жертвенное начало – это Аполлон Викторович Мурзавецкий. Идеальная заданность в имени героя в реальности сходит на «нет». Он своего рода чудик, одинокий и никому, в сущности, ненужный человек. Это далеко не фарсовый герой, как это на первый взгляд может показаться. Неслучайно в его исполнении звучат строки лермонтовского «Паруса». Герой мечется, не может найти себе в жизни покоя. На сцене его неприкаянность и мятежность выражаются в странных бегах вокруг стола, при этом он бесцельно размахивает то цветами, то ружьем. Заметим, в его руках ружье не стреляет... Александр Волхонский очень тонко, виртуозно представил своего героя. Особой интонацией в голосе он сумел передать слабую жизненную позицию того, кто по природе мог бы стать Аполлоном, но, увы, им не стал.

Конечно, деление на «волков и овец» условно, однако в спектакле есть героиня, которая вряд ли может быть отнесена к этим крайностям человеческого существования. Это Анфуса Тихоновна (Алла Антипова). В создании этого образа текстовая нагрузка невелика. Самая частая фраза – это «ну уж». Отсутствие связности в речи героини подменяется ее живой мимикой, грациозными движениями, внутренним обаянием. Анфуса Тихоновна присутствует во многих сценах, и ее взгляд, часто укоряющий, наставляет героев на путь истинный. И не важно, «волки» это или «овцы».

Настоящие волки все же упоминаются в спектакле, они находят свою жертву и съедают ее. А герои-люди в финале новой интерпретации пьесы Островского вне  борьбы за место под солнцем: и «волки», и «овцы» оказываются в мире театрального «бунта» – музыка на пределе, стучат каблуки лаковых туфель, дворецкий свистит, все поют: «Ап!». Хаос, во втором действии спектакля доведенный до своего апогея, отражает разрушение сложившихся в обществе отношений. «Волки» и «овцы» спелись.
Волки и овцы? Где они теперь? Меняются местами, их кружит в многоголосье человеческих судеб. Провинция, Москва, Петербург… Не все ли равно. Подобная «провинциальная» комедия могла бы разыграться и в городе, в который герои так жаждали попасть, – в Париже.
                ***
В 2009 г. спектакль «Волки и овцы» был обновлен, поскольку произошли замены в актерском составе. В 2018, в юбилейный для Камерного театра год, спектакль по-прежнему в репертуаре, как и раньше, собирает полные залы. Классика на века...