***

Я просыпался от шума летящего к горлу лезвия. Просто как-то проснувшись, я увидел летящее на меня лезвие. Не знаю как, но у меня хватило воображения вскочить, отпрянуть, спастись.
Я заметил интересную закономерность того, что мои сводные братья и сестры мне более родны, нежели те самые, разделившие кровь и плоть.
Мою незавидную кровь, но неплохую плоть.
Я вздрагиваю, просыпаюсь, отрезвленный страхом и ужасом, я смотрю на вылетающие из подушки перья.
Звук падающего лезвия похож на звук смахивания чего-то со стола, так мне кажется, когда вы сметаете что-то ненужное, при этом часто делаете это резко, быстро. Просто “вжьююх…” Одной ненужной головой меньше. Ты выбыл из игры.
И все. И нет пыли, и нет головы.
Мы славно очистились, теперь можно и вернуться к прежней программе.
Я постоянно вздрагивал от этого лезвия. Мне кажется, что материализацией этого сумасбродства явилась вполне отчетливая галлюцинация, которая настигла меня в театре...
Постель главного героя была с настолько высоким изголовьем, что показалась мне с балконного места настоящей гильотиной. Это была постановка “Смерти чиновника” и я надеялся на изменение концовки.
Я слышал где-то расхожую теорию о том, что люди с плохим зрением видят забавные искажения объектов, которые порождают в воображении новые причудливые формы и очертания. А в этом я всегда и нуждалось - в новом зрении и очертании.
- Ты не похож на человека с плохим зрением. Твои глаза не вытянуты и не вогнуты. Ты смотришь как тот, кто все видит. Ты, видимо, лжец, забывший о традициях прикрытия.
- Да я лжец, тот еще. Говорю невпопад. Мне ничего не остается - как только дождаться гильотины. Пускай-пускай похлеще рубит мою голову.
Люди, с которыми можно сердечно поговорить. Но нет людей, с которыми можно сердечно жить, любить, есть, творить, видеть.
Умирать.
Я могу умереть каждым утром. Каждый раз автоматически перечитываю “хочу”. Думаю, что в некоторой степени это и происходит. Страх пожирает меня, отравляет, я не знаю завтрашнего дня. План - туман, да я и не любитель гадания. Что будет завтра? Что ты успел сделать за последнюю неделю или что ты планируешь успеть за свой сегодняшний вечер? Это все ставит меня в непередаваемый ступор. Я хирею, жирею, тупею, старею и умираю.
Смерть добавляет красоты в ряд моих сегодняшних жизненных процессов. Единственная часть уцелевший романтичности в ряду моих жизненных процессов – это процесс умирания. Но я не останусь под винтовкой добровольно, я буду вскакивать из-под лезвия с упорством дикой лошади, не желающей примерить уздечку.
Есть люди, с которыми я могу есть, пить, курить и даже разговаривать о фильмах. Но нет тех, с кем я могу жить, любить.
Есть люди, которых я люблю, но нет тех, кто знает мои сокровенные желания. Они меня не пугают, они настораживающе чисты и бесконечно перед этой чистотой честны.
Мы остаемся невинными тогда, когда остаемся с одним и тем же человеком. Я вспоминаю погибших любимых, моих возлюбленных и вскакиваю из-под лезвия.
Лица в гробу, лица, закрывающие дверь. Я снова вскакиваю из-под лезвия.
Может мне последовать их примеру? Отца тоже спасли от самоубийства. Подтвердить семейную статистику? Я снова вскакиваю из-под лезвия.
Мое прошлое снова вспыхнуло этим неприятным комплексом образов. А все из-за очередной неудавшейся влюбленности. Хотя... кто знает насколько неудачной. В этот раз мне удалось стать сильней.

Гонялись за детьми, что-то тащившими в пакете.
Дети пинали что-то в пакете. Это был мяч. Если мы убиваем, раздираем свои тела сегодня, то почему бы не сыграть в футбол моей отрубленной головой? “Я дам тебе чудесную игрушку: это шар быстро летучий, иной лучшей забавы ты не добудешь”. Или это возвращение к истокам? Если подумать, то мы пришли ко многим любимым традициям по совершенно бесчеловечным дорогам. Это несомненная чернуха - мой узаконенный акт освобождения, мы заключили сделку с самим ангелом, который предпочитает называть это моей исповедью. В любом случае, мне от этого нужно одно - личный катарсис. Предлагает наше пари называть моей исповедью. И подтрунивает надо мной, когда я несу на помойку мешки, набитые отменным пухом. Широкими белыми перьями птиц. Неудивительно, что человек уносится в мир грез, оставляя свою голову на охапке перьев птиц. Лучше уж уходить в страну грез через этот канал. И уж если это путь смерти, то все вполне объяснимо – ведь и этих птиц давно нет на свете. Тех птиц, пух которых смягчает наше падение в царство грез.
Вспоминаю забулдыжные рассказы элиты русской метафизики. Нет, мне нужен не подобный катарсис.
Устроили сердечный приступ по случаю моего ухода. Страшно сегодня не чувствовать Бога, с которым удалось обмолвиться парой слов несколько лет назад. Когда удалось пережить то, что принято именовать "клиническая смерть".
 - С вами разговаривает голос с неба.
И вздернуло ж меня сопротивляться... Я идиот.
От тебя пахнет бессонницей в честь Любви.
Я снова вскакиваю из-под лезвия.
Части моей дотошной биографии пусть выйдут, разорвутся, погниют, станут литературой - плевать, лишь бы изгнать всю эту чернуху назад. В ее собственные источники. Момент волшебного заточения старого колдуна в его башню, в банку. Хромой бес и лучший поцелуй, который когда-либо со мной случался.
Ох, вы не спали всю ночь. От вас разит очарованием первого влечения. Вы, должно быть, любили всю ночь. Да?
Моя же бессонница не оправдана совершенно. Я шатался в ней, как идиот. Я просто не спал. Я продолжаю мерить все, что мне было известно. А Вы так укоризненно вскакиваете с места, залихватски подбадривая меня на проступок. 
Похожая на прокаженное чрево, обреченное на бесплодие.
Теперь ты будешь знать, что эксплуатация любви вещь наказуемая. Все очень просто и без прикрас. Все верно, все так, как есть.
А Вы с таким укоризненным взглядом вскакиваете со своего места. Залихватски провоцируя меня на необдуманный шаг. Но я на месте. Быть может, я, на самом деле, совсем не увлечен.
Ах, как от вас соблазнительно пахнет сегодняшней бессонницей. Я вздрагиваю из-под лезвия.
Дети клокочут по углам дворов, выглядывают из-за стен и подворотен, егозят в каждой парадной, пытаясь передать друг другу белый пакет с новым мечом для игры.
Теперь ты будешь знать, что эксплуатация любви вещь наказуемая. Все очень просто и без прикрас. Все верно, все так, как есть.
Ах, как от вас соблазнительно пахнет сегодняшней бессонницей. Я вздрагиваю из-под лезвия.
Дети клокочут по углам дворов, выглядывают из-за стен и подворотен, егозят в каждой парадной, пытаясь передать друг другу белый пакет с новым мечом для игры.
Солнце существует. Я том убежден.
Разлагаюсь в унисон гниющим под землей любимым.
Ах, как завораживающе от вас пахнет этой чудной сладкой бессонницей!
А я в вас влюблен. А вы не подождали меня. Вы думали, что я над вами смеюсь.
Пускай теперь так.
Пускай?
Пускай? Я идиот.
Солнце еще существует. Я в том убежден.
А, ну к чему вы меня не подождали? Я мог любить сильнее тех, кто сегодня содержал вашу ночь.
Вы не доверились мне. Я все преувеличиваю и вижу искаженно.
Я сумасшедший и к тому же весьма голоден, я опускаюсь до традиций всей мировой прозы. Я просто провидец лучших наших судеб.
Неподъемный мяч, облегченная игра не выходит, но когда выходит, становится еще ценнее. Но когда выходит – становится солнце.
Солнце есть - я знаю и еще я всегда слышу море. К нему ведут все мечты.
Однажды я был предателем. Это позволило мне увидеть человеческую глупость и познать свою подлость. Оно не стоило того.
Мой ангел называет это исповедью, а я – пари по избавлению от чернухи.
Ах, ну зачем вы меня не подождали? Снова разбили мне сердце. Вы не поверите как мало для этого нужно.
Писатель только со стороны кажется выдумщиком. Правда, он все это проживает.
Ну и как я веду себя за его спиной? Что вообще позволяю себе говорить? Наверное, я это говорю, потому что чувствую неизбежность его всевидящего присутствия и содрогания. Уж как-то мне тоже, да нужно расслабиться.
Вскакиваю из-за быстрого и очень стремительного лезвия.
И да – я не люблю поэзии Бродского.
Как бы  вымолить у Бога прощения? Он дал мне Любовь. А я обратил ее в прах, сделав из его великодушного дара самые черные выводы.
Как бы вымолить у Бога прощения?
Это самое страшное – когда в тебе любят бездарность.
Я читаю книгу "100 уважительных причин незамедлительно покончить с собой" и делаю из нее свои мантры. Она бесконечно меня забавляет.
02:48:43 часа ночи.
Вскакиваю из-под быстрого и хорошо отполированного лезвия. Это обращающие на себя внимание привилегии, кстати. Лезвие отменное, чистое. На нем ни следа от прежних казненных. Почему-то мне это вселяет уверенность.
В моей жизни было два переломных и стоящих момента. Первый: когда мне удалось понять, что мой лучший источник вдохновения - моя жизнь. Второй - лучшие прочитанные авторы: Генри Миллер, Довлатов, Набоков, Чехов, Леонид Андреев. И ты, ой, простите, Вы.
Они просто научили меня говорить и правильно использовать слова.
Мне кажется, что я пытаюсь насильно влюбиться, но ваша бессонница меня сегодня здорово задела. Бессонница останавливает мою жизнь там, где начинается Ваша.
Еще одна бессонная ночь останавливает мою жизнь там, где начинается ночь вашей любви.
03:01:35 часа ночи.
Ах, вы ведь сами уверены в том, что любить-то мы должны были сегодня друг друга.
Или вы не уверены?
Да?
А я уже уверяюсь в том, что ничего не чувствую к Вам. Идиот здесь не я. Мы уже не чувствуем друг друга, мы только знаем – должны были бы эту ночь быть вместе, окажись все верным. Лучший замысел.
есть люди, с которыми я могу есть, пить, курить и даже разговаривать о фильмах. Но нет тех, с кем я могу жить, любить.
есть люди, с которыми я могу спать, но не могу с ними есть или говорить о книгах
А есть люди, с которыми только о книгах и говоришь, а хочешь их любить, что эти слова - ну и пусть живут себе хоть в вечность.
“В любом случае приятней всего уходить на рассвете”
Дети шатались по склочным серым дворам, носили в белом пакете что-то округлое, возможно, и Солнце
так тоже можно посчитать
Оргазм - в принципе тоже Солнце, только потаенное. Наше.
Ах, ну зачем вы решили, что я над вами смеюсь?
Оргазм – это Солнце, что внутри. Оно заходит, оставляя память о сотворении всего мира.
Идите проспитесь и дайте мне возможность любить вас.
На рассвете вы увидите то, что видело большинство французских писателей утром – невразумительное и непривлекательное тело рядом. Идите, проспитесь.
Уничтожьте свою бессонницу. Ах, почему я опровергаю мысль о том, что она была прекрасна?
"Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием..."
Я придумываю многое, но ни в чем придуманность не видится так явно и фальшиво, как в историях о любви.
Ах, ну зачем вы не дождались меня? Я утром был так влюблен, но бессонница промыла мне мозги так, как вам она их затуманила. Поэтому я проснусь с уверенностью своего к вам … Вам равнодушия, а вы, а Вы со сладким послевкусием вашего нового увлечения, с приятной судорогой свежих влюбленных.
Утром вы увидите солнце, невольно став моей личной Саломеей. Только поцеловать друг друга нам уже не удастся. И это даже не удастся хотя бы одному из нас – поцеловать другого среди нас двоих.
а может, даст Бог? Не даст. Надо было тут же мне верить.
В любом случае приятней уходить на рассвете
По крайней мере, все на чистую голову, спокойную. Так что и во мне были достоинства.
Этот ваш контраст стоил мне столько напрасно пролитой крови.
В любом случае на рассвете все куда-то уходят.