Katerina

KATERINA
     Война сковырнула с насиженных мест многих. Эшелоны на восток шли переполненными. Перед высланными советскими немцами в таёжный посёлок привезли финнов. Катерина была русская, из раскулаченных, но замужем за финном. Сама работящая, справедливая, никому спуску не даст, тем более мужу. Раскрутит его спокойствие и заведёт на любое дело. На новом месте разместились кое-как, но в сарайчике сразу хлевушку построили, хрюшку завели. Кормили чем придётся, в основном картошкой, что сами сажали, убирали, ели. Катерину назначили в котлопункт, а мужа забрали в заводскую кузницу.
     Вторая военная осень поползла в гору, и мужики в посёлке перевелись: всех на фронт забрали. Советских немцев брать брезговали, в каждом видели шпиона, а до финнов добрались.
Когда Катерина увидела у мужа повестку, будто нож в сердце всадили. Отца, матери лишилась, брата погубили, теперь до мужа добрались.
     - Не отдам!!! - закричала она не своим голосом и стала в позу как «родина-мать» на плакате. Муж, мягкий и наивный, успокаивал:
     - Да ладно тебе! Отвоюю и вернусь, что ты крестишься?
     - Не отдам! - твердо сказала Катерина, вырвала из его рук повестку и ушла. На заводе совала её руководству и спрашивала:
    - Вам что? Кузнец не нужен? Он же лучший специалист производства! Почему бронь не оформите?
    - Да уже с бронью всех позабирали... Сама знаешь, что на фронте творится. Бессильны мы. Военкомат всё решает!
     Наутро мужа забрали в армию. Полетела Катерина вслед, и к военкому. Что она там говорила, никто не знает, только сложил кабанчик свою голову за великую родину, и отвезла она его ночью тайком в город. А дня через два вернулся муженек домой, забракованный как негодный к строевой службе. Ещё через десять дней все родственники последнего призыва получили похоронки. Все до единного.

ПОХОРОНКА
Голодная пацанва бегала по весенней степи и пробовала на вкус взошедшую травушку. Всё время хотелось есть. Дома, в землянке, молча лежала больная голодная бабушка, для неё тоже надо насобирать щавель. Она слегла, когда вернувшийся из трудармии доходяга, сообщил, что Вилли стал круглым сиротой. Похоронки немцам были не положены, на них жалели бумагу.

Беспризорный Виллик должен был уже идти в школу, но зимой нечего было одевать, и он зимовал у печки. Вначале войны их выслали с тёплого Кавказа в холодный Казахстан, а потом отца и мать забрали в трудармию. В казахском ауле было всего две немецкие семьи, казачата немчиков лупили и звали фрицами.
-Гитлер капут!- кричали они им вслед.

Их отцы, смелые казахи, воевали на фронте с немцами и казачата ими очень гордились, поэтому в ауле тоже шла война с немчиками. Вилли был битым и осторожным, на глаза старался не показываться.

В один прекрасный день он бегал по степи и услышал в ауле шум, крик, плач. Видно было, как метались казашки и голосили во всю силу. «Что-то случилось», подумал Вилли и побежал посмотреть.

Казашки горевали по убиенному глубоко, громко, искренно, откровенно. Горе затмевало разум. Похоронка с фронта разрывала женские сердца. Они рвали на себе волосы и, охрипшие, валялись в пыли.

Было очень жалко на это смотреть, маленькое запыхавшееся сердечко трепыхалось и задыхалось от сочувствия, но он не знал, как можно помочь было в этом горе.

Вокруг женщины в чёрном исходили в рыданиях. Одна женщина с безумными глазами поднялась на ноги, и Вилли не успел увернуться, как она схватила его за шиворот и больно ударила, затем поднялась на ноги вторая, третья, четвёртая.
-Немец! Немец! Немцы убили нашего отца!
Они били больно и беспощадно, обезумев от горя. Вилли беспомощно принимал удары и тоже громко плакал и истерично орал. Его маленькое тело уже обвисло от побоев и не увертывалось от ударов.

Вдруг откуда ни возьмись, страшно ругаясь, появился одноногий аксакал, с костылём в руке разогнал разъярённых женщин. Он отбил маленького немчика и оттащил его в сторону. Окровавленный мальчишка лежал у его ног, как погибший ягнёнок.
-Разве пацан виноват? – гневно кричал аксакал, потрясывая костылём. - Вы что делаете?! Что вы делаете?

ПОМИНКИ
     Если женщина любит мужчину по-настоящему, искренне и бескорыстно - значит, эта женщина его мать. Мать убивалась так, что без слёз и содрогания сердца смотреть на это было невозможно. Она поминутно обмякала, оседала, лишалась чувст. Две родственницы с медицинским образованием отходили её нашатырным спиртом и под руки увели наверх уложить в постель. Детей и родителей нам даёт Бог, а супругов мы выбираем сами.
     Пришедшие с похорон мрачно сидели в новом доме, пили кофе и закусывали поминальным пирогом. Тут и там люди тихонько перешептывались, вспоминая отбывшего и его тяжёлый земной путь. Как корячился, не жалел себя, зарабатывал болячки. В одном месте разговор был особенно шумным и увлечённым, даже раздавался неуместный смех. Люди с осуждением смотрели на беззаботную хохотушку, женщину в чёрном, вдовушку с улыбкой.
     Не зря говорят: когда дом готов и всё цветёт, хозяин умирает. Чё ей переживать, - цедили мужики сквозь зубы. - Дети хорошие, внуки ещё лучше, все отстроились, живут кучно. Машина - класс, с долгами рассчитались. За мужа получит сейчас хорошую пенсию и разные страховки. Больше не надо ухаживать, стирать, готовить, убирать, у самой пенсия на носу. Не жизнь -малина!
     Сверху кубарем скатилась родственница с медицинским образованием и, заглянув в зал, громко крикнула:
     - Кто-нибудь позвоните в скорую! Быстро!!!

ЖИЗНЬЮ НАДО НАСЛАЖДАТЬСЯ
Генке в Германии нравилось всё! Он был счастлив. Счастье - это безграничное восхищение. Он восхищался много и всегда вслух. Генке в Германии нравилось всё!
Даже когда ему предложили операцию, он согласился не раздумывая. Жена перед операцией пришла к нему в больницу, он и там восхищался без конца.
            - Ты посмотри, какая палата, и всего на двоих! А какие чистые простыни на кровати! Ты заешь, их меняют каждое утро. Ты только посмотри, какие лекарства лежат на тумбочке. Знаешь, сколько они стоят? А мне бесплатно! Ещё они приходят ко мне и спрашивают, что хочу на обед, запишут и принесут прямо в постель. Вот это да! Как вспомню, что в Союзе кормили одной овсянкой и обедать ходил по больничному коридору, держась за стенку, то здесь прямо райские условия.
Генка расписывал все прелести больничной жизни, как высшие достижения человеческой цивилизации.
          - Германия - это тебе не Россия!- Любил он повторять. Генке в Германии нравилось всё!
Жена, наслушавшись его восторгов, молча возмущалась. Почему я смотрю на мир другими глазами? Можно подумать, он немец, а я русская. Ведь всё наоборот! Мне с утра до вечера надо бегать, как собаке, по всему городу и пахать как лошади, чтоб заиметь копеечку, а ему хорошо: сиди себе дома и восхищайся всем на свете.

ПЕКАРНЯ
Танцы в Краснозатонском клубе кончались в 11 вечера. Молодежь парочками и стайками по деревянным тротуарам северного посёлка расходилась в это время по всему нерушимому и необъятному Советскому Союзу. Холостые ребята стояли на крыльце, и с нетерпением ждали пока выйдет из клуба девушка его мечты, чтобы упредить соперников и проводить её домой дальней, круговой дорогой, рассказывая ей о будущем, вечности, строении звёзд и звёздного мира.
Летом звёзды на севере висят прямо над головой, как гроздья созревшего винограда, протяни руку и подари любимой сказочную, хрустальную гроздь. Белая ночь, как свадебное платье. Счастье распирает сердце. Любовь, Божественность в каждом взгляде.
В нашей молодёжной стайке дружили парами и всегда после танцев мы шли через весь посёлок в пекарню к Володиной матери, если она работала в ночную смену.
Во дворе пекарни девчата и ребята садились на ошкуренные брёвна, пахнущие корой, смолой, травой и счастьем, ждали, когда из пекарни  выйдет добрая тётя Дуся.
Володина мама, выглянув в дверь, выносила, как дрова, целую охапку горячих буханок белого, душистого, свежего хлеба.
Хлеб был, как живой, кроткий и мягкий. Его можно было сжать в кулаке и, отпустив, он опять становился большим и пышным. На дровах пекли, на руках несли. Поджаристая, хрустящая корочка вызывала волчий аппетит. Следом Володя выносил бидончик с молоком и кружки.
Не было на свете ничего приятнее, чем сидеть на брёвнах под луной и звёздами во дворе пекарни, вдыхать головокружительный хлебный дух, отламывать от буханки большие куски хлеба, с наслаждением жевать его и запивать вкуснейшим молоком, чувствуя себя в компании очень нужным, и ощущать огромную, величиной со вселенную ко всему любовь.
Счастье – это когда Бог везде, когда Бог в тебе и всё пропитано любовью. Когда беспричинно хорошо в душе и в теле, в бытие. Когда душа на распашку, голова кубарем, и улыбка шесть на девять.
Счастье в нас, а не вокруг да около.

НЕБО НА ЗЕМЛЕ
Уважаемые хозяева дорогим гостям хотели сделать запоминающийся подарок.
Хлебосолье и радушие на Украине естественное состояние, особенно в Карпатах, и чем выше жильё тем оно сильнее. Бизнесмены из Германии ни о чём и не догадывались, когда их, после напряжённой трудовой недели, пригласили культурно отдохнуть на природе. И не просто на свежем, весеннем воздухе, а в заповедной зоне, на девственной, нетронутой земле.
Взяв с собой зубные щётки и кое-что из вещей, немцы сели в советский вездеход - Уазик.
-Ничего не берите! У нас всё есть! И поесть и закусить,- предупреждали гостеприимные хозяева партнёров по новому бизнесу Союз нерушимый разрушился и свободная Украина на развалинах и пепле пыталась стать птицей Фениксом или ещё лучше сказочной жар-птицей, чтобы летать высоко и далеко в в мир своих неуёмных мечтаний и необузданных фантазий. Бизнес складывался нелегко. Местное качество производства никак не удавалось поднять до немецких стандартов, и хозяева старались быть услужливыми и ласковыми, чтобы не упустить волшебные заказы и доступ к западной валюте. Несколько машин со всей заводской знатью, во главе с директором повезли немцев в горы. Уже давно кончился асфальт, и машины, упрямо петляя по лесной дороженьке, в конце концов упёрлись в закрытый на замок шлагбаум. Директор достал из кошелька одолженный у лесников «золотой ключик» и лично осуществил доступ к сказке. Шлагбаум поднялся, пропуская автоколонну во внутрь опьяняющей красоты. Уже в сумерках машины остановились на берегу огромного, зеркала, в котором отражалась зарождающаяся на небе вселенная и костёр местных рыбаков-браконьеров. Директор сходу пошёл прогонять нарушителей закона, и те, не споря, молча собрали манатки и исчезли в наступающей темноте.
На живописном берегу в отсвете костра проявился деревянный, сказочный теремок, специально построенный для высоких гостей и высоких-превысоких молодецких встреч. Прямо от теремка к середине озера шёл широкий деревянный тротуар с прочными перилами, заканчивался он небольшой танцплощадкой, устроенной посреди озера на небольшом плоту.
Площадка перед теремком оживлённо засуетилась и зашумела, как возбуждённый муравейник. Огромный стол не вмещал угощения, которые активно выгружались из багажников автомобилей. Чего здесь только не было! Банки, свёртки, бутыли, коробки. На столе появился салат из сала и сало без салата. Огурчики свежие, соленные и малосольные. Огромные помидоры, которые приводили немцев в изумление и восторг. Местные деликатесы - шухи, мазурки, росивица, узвар, брынза. Домашние копчености во всех видах. Колбаски, окорочка, мясо по-карпатски и трехлитровые стеклянные матрёшки, наполненные мутным, многократно перегнанным, превосходным, крепким коньяком, выгнанным ночью. Среди всей этой красоты, как белая ворона, затесалась банка молока вечерней дойки.
Переводчик, связующее звено двух народов, стран, интересов и менталитетов, мгновенно конфисковал со стола молоко, отпил и перепрятал его в темноте в укромном месте. Он никогда не принимал участия в ухарских гулянках и знал, что после третьей рюмки в его услугах уже не нуждаются и все прекрасно понимают друг друга с полуслова, а потому, отужинав, предупредил тамаду, взял свой спальный мешок, надувной матрас, банку с молоком и пошёл в тишину на середину озера.
Оглянувшись, он увидел, как на далёком берегу в свете дымного костра маячили шатающиеся силуэты, иногда ветер доносил слабые отзвуки гитарных бренчаний и слова украинских песен. На противоположном берегу, далеко, слабой звёздочкой вспыхнул ещё один костер изгнанных с королевских мест браконьеров.
Надутый матрас плавно опустился на доски плотика, сверху расстелился спальный мешок, рядом он поставил банку с молоком и устало лёг на спину, уставившись широко открытыми глазами в огромное ночное небо, которое, кажется, манило его к себе пальцем.
Высокие звёзды светились ярко и завораживающе, они настойчиво звали душу полетать. Переводчик глянул вниз на зеркало воды и ахнул. Там в бездонной глубине тоже светились звёзды, а он был, как бы посреди вселенной, как космонавт в открытом космосе, это поражало, наполняло душу восхищением, вдохновением, необыкновенной торжественностью, осознанием огромного величия Божественного творения и внеземной, изысканной, космической красоты. Высокие мысли заполнили его целиком, он невольно заговорил с Богом и ощущал себя при молитве, в состоянии невесомости, блаженства и необъяснимого, неизведанного, беспредельного счастья, как будто оказалось небо на земле или он на небе. Как будто ангелы касались его, и великая Божья святость пропитала его сущность. Язык неба заговорил в сердце. Душа легко освободилась от тела и стремительно понеслась к звёздам навстречу с Богом, а усталое тело накрыл своим лёгким одеялом крепкий беззаботный сон. Блаженна жизнь, когда ты спишь счастливый.
Утро трепетно прикоснулось к его лицу слабым дуновением новорождённого ветерка. Он открыл глаза, но вокруг ничего не было. Ни неба, ни воды, ни земли, ни звука. Всё было в звенящей тишине, в тумане, в густом покое, снаружи и внутри. Солнце ещё не взошло, но свет уже наполнял природу своим величием и надеждой.
Все чувства радостно, с трепетом приветствовали рождение чудесного дня.
Первая птичка на лесном берегу встрепенулась, присвистнула от удивления и прочирикала восхищённую песенку. Сразу в нескольких местах, в воде послышались осторожные всплески, это рыбки выглянули из воды узнать, прошла ли ночь?
У рыбаков, любителей природной красоты, начался дикий клёв. Ветерок повзрослел, окреп, стал дуть сильнее и разогнал заспавшийся туман. Где-то громко крякнули дикие утки. Застучал по дереву работящий дятел и разбудил гулкое эхо.
Человек лежал в Божественной сказке и наслаждался бытиём. Он с удовольствием протянул руку и допил вечернее молоко. Потом встал на колени и, налюбовавшись окружающей красотой, поблагодарил отца небесного за чудо. Затем умылся. Заглянув в озёрное зеркало и увидев свежее, помолодевшее лицо, остался довольным своим видом и видом окружающей красоты
Когда он, до отвала насладившись очарованием и покоем, вернулся на злачный берег, то увидел свою команду, постаревшую на двадцать лет. Охи, вздохи, больные глаза, опухшие лица, свинцовые головы, кряхтение, жалобы и стоны-вот всё, что осталось от вчерашнего праздника живота и тела, а праздник, который праздновала природа утром, они просто не замечали, утонув в своих страданиях. Они всю ночь коптили у костра седьмое небо.
Солнце встало, птицы пели, однодневные бабочки на лету влюблялись друг в друга, гудели города, суетились сёла, человечество строило свои общественные отношения, крутилась планета и со страшной скоростью летела по своей орбите вокруг солнца, и вместе с солнцем всё летело в тартары, из бесконечности в бесконечность. Всё вертелось и крутилось миллионы лет так,  как это задумано творцом. Творец-эталон совершенства, к которому стремится каждая душа, и моя тоже!

ДУША
Душа моя, как прорубь на речке. Кругом лёд, снег, холод, а она живая, трепетная, не замерзающая, парит, манит к себе, плещется, напоит жаждущего колодезной, студёной влагой. Вода в ней чистая, вкусная, бездонная, бесплатная и нескончаемая, омоет, успокоит, и чем больше черпают из неё, тем больше жизни, и радости вокруг.
В лютый мороз прорубь не замерзает, если она кому - то нужна, если жаждет кто-то, душа помогает и милосердствует. Ночью она отражает звёзды, утром блестит ярким солнышком, пуская зайчики в высокое в небо. Глаза, есть зеркало души! Отражение в них, как в водной глади, всю правду скажет, кто заглядится, а кто и напугается.
Правда, у неё на первом месте. Оттуда из глубины души смотрю на мир, отражённый в небе, и верю в бессмертие, знаю, когда растают льды, душа, как великая река потечёт нескончаемой, необъятной небесной лентой и понесёт свои духовные воды, огромным живым потоком к читателям и к Богу, демонстрируя свою праведность, мощь, чистоту и бесконечность.
Воды в проруби подо льдом немеряно, всем хватит, кого напоит, кому рану омоет, кому рыбку пошлёт, засуху смоет и пожар потушит, всё сможет когда делу служит. Нет воды, нет жизни.
Вода нужна для жизни, душа это сама жизнь, она как прорубь беззащитная, верная и наивная, к каждому тянется, для всех открыта, каждый в неё плюнуть может. Но не плюйте в неё, не мстите, пожалейте её и простите, и не бросайте её одну, не забывайте к проруби тропиночку, а забудут дорогу, подёрнется душа тонким льдом морозной ночкой, к утру, корочка станет толще и застынет прорубь от равнодушия вашего. Не вспомните обо мне, зарастёт лунка льдом, заметёт её снегом и забудется навсегда моя могилочка. Никто не найдёт тогда к ней дорогу.

ПОЖАР
Сегодня в церкви загорелось моё сердце. Вспыхнуло и затрещало как сухая солома. Маленький огонёк разгорелся и вот уже бушует пламя, гудит как в топке паровой машины. Загорелось всё от слова Божьего, которое прошептал мне мой ближний, мой сосед, мой пастор, мой учитель, мой Бог!
Как молния в грозу мелькнула в темноте Божья правда и застряла в сердце. Раздался гром, и истина разбередила душу. Горит сердце ярким пламенем, жжёт грудь. Любовь пробивается наружу как нежный стебелёк по весне сквозь чёрный, каменый асфальт. Я поливаю её влагой слёз выжатых из библейских строчек. Падают горькие слёзы на горячее сердце и превращаются в свистящий пар, в силу безграничной любви, в действия, рвёт грудь она и, забыв обиды, уже хочется обнимать землю и всех живущих на ней людей, хочется делиться, проповедовать и летать от счастья. Любовь как крылья, белые, чистые как Христос. Я Вас всех так люблю, и взрослых и детей, как любит Вас Христос, но ещё больше я люблю Иисуса потому, что он есть любовь, которая горит в моём сердце и любит вас безгранично!!!
Райнгольд Шудьц Гиссен.