Человек одинокий. Глава - 25

  Толик лежал на диване у себя в хижине – читал Конфуция «Суждения и беседы». Мурка устроилась в кресле, а Джек на паласе возле дивана. Дрова в растопленной печке лениво потрескивали, и им троим было уютно и комфортно в этой, почти первобытной, благодати.

   Втянутый, какой-то неведомой силой, в водоворот  событий, Толик, пытался серьёзным чтением подавить  нарастающую в душе тревогу, которая, вот уже две недели преследовала его. Он знал, что женщины всегда впадают в крайности, и они не ведают ни колебаний, ни сомнений, когда кто-то посягает на их чувства. Это были уже не мелкие семейные дрязги, которые улаживаются тем или иным способом.

   Одного факта участия женщины в твоей судьбе, достаточно для того, чтобы призадуматься над вопросом: С какого-такого перепугу, такое пристальное внимание к твоей незначительной персоне? Не было в нём ни значительного интеллектуального уровня, он не был публичным человеком, не имел ни денег, ни  жилья.  Да, он прописан в квартире у Светы, но он не претендует на квадратные метры. Более всего, он хотел, чтобы его оставили в покое! Преувеличивать свою значимость, было не в его характере. Никогда не пытаться доказывать что-нибудь рассуждениями, особенно женщине, вот золотое правило спокойной жизни.

   Джек насторожился, встал на ноги, весело завилял хвостом, и с визгом кинулся к двери. Толик отложил книгу и поднялся с дивана. Пришла Ира, - холодная с мороза, любимица Джека. Поставила на кухонный стол большой пакет, потрепала Джека за холку, смачно поцеловала его влажный, холодный нос, прошла в комнату, и скинула шубу на диван. Заночевать сегодня в хижине они уговорились ещё накануне. В пакете оказалась всякая вкусная снедь, не забыла она и про Джека и Мурку, копчённый куриный окорочок , - Джеку, ливерную колбасу, - Мурке.

   Животные всегда чувствуют хорошего человека. Не потому, что он их кормит, бывает и домашний пёс, набрасывается на хозяина, а кошка до крови царапает руки и лицо хозяйки, нет - первобытные инстинкты, не затронутые цивилизацией, скорее всего, преобладали в поведение Иры, что и способствовали таким дружеским отношениям Джека и Мурки к ней.

   - Валентина сегодня двадцатку мне занесла! – Ира улыбнулась и подмигнула Толику.

   - К нам, что ли приходила? – удивился Толик.

   - К нам! Не мне же ходить за её подаяниями!

   - Ничего себе подаяния! Мне полтора месяца надо работать, чтоб такие деньги заработать!

   - Будешь зарабатывать больше! – она подняла указательный палец правой руки вверх, -
С завтрашнего дня будешь у неё водителем, а грузчика она уже приняла! Получать будешь тридцатку. Я с ней  договорились!

   - И я об этом узнаю последним! – возмутился Толик, - Опять комиссию проходить!
   - Не волнуйся, родной! У неё же всё схвачено! Справки  готовы. Завтра пойдёшь в поликлинику и заберёшь.

   - Как это у тебя получается – непонятно, - сказал Толик, - К ней люди ходят на поклон, чтобы выклянчить денег для бедных и обездоленных, а тебе она сама приносит… Странно как-то…

    - Уметь надо! – торжествовала Ира, - Мы с ней одной верёвочкой повязаны.

   - Только не говори, что ты её внебрачная дочь! – рассмеялся Толик.

   - Хуже, Толик, хуже…- она побледнела, - ну, да ладно…Будем ужинать!  Джек иди сюда!

   Джеку не нужно было подходить к ней, так как он всё это время вертелся у неё под  ногами.

   - Сидеть! – приказала Ира Джеку, - Тот сел и уставился преданными глазами на неё. Ира подбросила копчённый окорочок вверх, Джек подпрыгнул, схватил деликатес на лету, отошёл в угол комнаты, лёг на пол, и, зажав добычу между передними  лапами, принялся смаковать! Мурке она нарезала несколько кружочков ливерной колбасы, и положила в миску.

   - Кушай, Мурочка, кушай моё солнышко, - она погладила Мурку по темечку. Мурка утробно урчала и ела колбасу.

   - Ириша, ты знаешь, что это за работа, развозить товар по магазинам? Ни выходных, никакой личной жизни!

   - Щас! А то я не знаю! Будешь у неё личным водителем! Джип, вот твоя работа! В город съездишь, по области, по району, ничего сложного. Да, кстати, ты знаешь, что у неё в городе есть любовник?

   - Догадываюсь, - усмехнулся Толик, - Это что, ждать её, пока она с ним натешится?

   - Согласись, что это лучше, чем приходить домой в час ночи, и почти не иметь выходных.
   - Никогда не думал, что окажусь в роли сводника!

   - Ну, какой сводник, Толик? У них отношения завязались ещё до тебя. Ты будешь у неё чем-то вроде доверенного лица.

   - А, если Валёк узнает?

   - Надеюсь, не от тебя?

   - Нет, конечно. Дело тут вот в чём. Предположим, Валёк узнает, тогда я первым окажусь у неё на подозрении. А, если она сама устроит утечку информации?

   - С неё станется! – Ира задумалась, - Нужно как-то оградить тебя от этой грязи.

   - Как?

   - А я знаю? – Она задумалась, - Но с другой стороны, не вечно же, тебе вкалывать за гроши!

   - Не нравится мне всё это, - сказал Толик, -  Подумай, зачем Валентине личный водитель, когда она сама прекрасно водит машину?

   - Для престижа! – зло проговорила Ира, - Вечно ты чем-то недоволен! Я ему блатную работу, а он ещё артачится!

   - Дело не в работе, - спокойно сказал Толик, - Подозрение, если оно зародилось, превращается в очевидное доказательство, даже, если нет фактов. Таким, как Валёк, факты не нужны! Достаточно того, что я катаю его жену!

   - Ты боишься Валька, мой милый? –  На её худом лице промелькнула презрительная улыбка.

   - Никого я не боюсь! – обиделся Толик, - Я своё отбоялся!

   - Не ври! – Запахло скандалом. Джек сидел у ног Иры, и удивлённо переводил глаза, с Толика на Иру и обратно, - Я сама так думала до недавнего времени! Я теперь жить хочу! И ты такой же! Когда тебе терять нечего, смерть лучший выход! А теперь, когда жизнь налаживается, я не хочу умирать, и ты тоже! Не ври!

   - Тогда скажи, - осторожно начал Толик, - почему Валентина потакает тебе во всём?

   - Не твоё дело! – Она вскочила со стула, схватила шубу, и кинулась к дверям. Пока она возилась с засовом, Толик успел опередить её и преградил путь к отступлению.

   - Ира, успокойся! – он вырвал шубу из её рук, оттолкнул от дверей, - Вернись на место! Или я или она! Хватит играть комедию!

   Джек прыгал возле них, лаял, и вдруг вырвал шубу из рук Толика и потащил волоком в комнату. Ира ошалело смотрела ему вслед, потом кинулась за ним, выхватила шубу из зубов Джека, и внимательно стала разглядывать, - не порвал ли он эту дамскую драгоценность? Не успел!

   - И ты, Джек, против меня? – прохрипела она. Джек подпрыгнул, лизнул её в лицо, что-то собачье пролаял, будто призывая её остаться и не делать глупостей. Ира кинула шубу на пол, рухнула на диван, зарыдала, закрыв лицо ладонями. Джек положил голову ей на колени и завыл.

   «Собачий вой, это к смерти, или к пожару», - подумал Толик. Он хотел было присесть на диван возле Иры, но Джек неожиданно оскалился и злобно зарычал на него. Пришлось пересесть в кресло, взяв Мурку на руки. Ира рыдала взахлёб, её узкие плечи вздрагивали, а слёзы капали на голову Джека.  Джек то лаял, то выл, - в хижине нависла угроза чего-то тяжёлого и неотвратимого.

   Что было делать Толику в такой ситуации? Выжидать. Сейчас говорить Ире что-нибудь, успокаивать – бесполезно. Джек явно не одобрял произошедшее, что и вызвало у него свирепую ненависть не столько к Толику, сколько к надвигающейся опасности.

   Джек, который ещё полгода назад, находился на грани между жизнью и смертью, своим древним, собачьим инстинктом остро ощутил приближающийся раскол между Ирой и Толиком. Но терять вновь обретённых хозяев, он не желал! Джек хотел видеть в своих спасителях героев, а не расхлябанную размазню! Насколько была сильна в нём воля к жизни, настолько он не переносил деспотичную власть одного индивида над другим! Так всегда бывает с собаками, верными друзьями человека,  которые руководствуются инстинктами, а не заумными рассуждениями.

   А что, Мурка? Мурка тоже была напугана, но в отличие от Джека, не лаяла и не мяукала, а ёрзала, пытаясь вырваться из рук Толика. Она лежала у него на коленях и с опаской прислушивалась к лаю и вою Джека. Мурка, как и любая кошка, не доверяла собакам, этим вечно преследующих их предсказуемых мучителей. Но Джеку она доверяла, возможно, оттого, что видела того некогда бессильным и беспомощным.
 
   Подпав под влияние грозной опасности, Мурка, вырвалась из рук Толика, вскочила на шкаф, и ощетинилась! Зубы у неё оскалились, усики взлетели вверх! Таким образом, Толик остался один, даже друзья-животные оказались не на его стороне!
 
   Как это часто случается у обиженных женщин, Ира, отплакав, обернулась к Толику и твёрдо, с металлом в голосе, сказала:

   - Никогда не спрашивай меня о моих отношениях с Валентиной! Никогда! Слышишь? Когда придёт время, я сама расскажу обо всём! Слышишь?

   - Хорошо, - ответил Толик, - Больше не буду. – Он встал с кресла, сел на диван рядом с Ирой, обнял её. Ира уткнулась лицом ему в грудь, и Толик понял, что гроза на сей раз, миновала.

   Джек, почувствовав разрядку напряжённости, с чувством глубокого удовлетворения, устало прилёг на палас у ног Толика. Мурка покинула стратегическую высоту, - шкаф, с которого наблюдала за сражением местного значения, и вернулась в кресло. Наступило зыбкое перемирие, которое могло взорваться от очередного неосторожного слова!

   Парламентёры, Джек и Мурка, которые тоже подверглись опасности быть брошенными на произвол судьбы, из-за свары между хозяевами, всё ещё пребывали в жутком напряжении, реагируя на каждый шорох ночи, не доверяя ни одной из сторон недавнего конфликта.

   Образовались, как бы две партии – радикальные, Ира и Джек, и колеблющаяся Мурка, в конце концов, примкнувшая к Толику. Ни у кого из них не было чёткой партийной линии, но каждая из сторон готова была пойти на крайние меры, если примирение всё - таки не состоится.

   Кто-то должен будет уступить пальму первенства, засунуть свою гордость в одно место, уничтожить все свои права, и ощутить на себе железную хватку другого, если этого не произойдёт, -  все, без исключения, Толик, Ира, Джек и Мурка, вновь оказались бы выброшенными на обочину жизни. Стоила ли борьба за эфемерные принципы таких кардинальных жертв? Наверное, нет. Но кому-то придётся пойти на поклон к другому, чтобы не разрушить уже создавшиеся реальные условия своего существования. Компромисс не капитуляция, а всего лишь повод отступить и собраться с силами, - трезво оценить ситуацию.

   А за стенами хижины разыгралась метель, как будто вой Джека, хоть и с запозданием, передался непогоде. Ветер рвал провода, с треском ломались сухие ветви лиственниц, протяжно скрипела плохо закрытая дверь сарая. Толику нужно было выйти во двор, закрыть дверь, чтобы больше не слышать удручающий скрежет несмазанных петель. Но он не мог даже пошевельнуться, чтобы не потревожить Иру, уткнувшуюся лицом ему в грудь.

   Он вдруг почувствовал тяжёлую усталость. Ещё недавно, не испытывая никаких сомнений относительно того, что представляет из себя Ира, он понял своё заблуждение, когда она сегодня вдруг проявила свою авторитарность и нетерпимость. Малейшее прекословие с его стороны, немедленно вызвало в ней яростные крики и бурные ругательства, которые остались, по понятным причинам, за полями воспроизведённого текста.

   Больше он не будет настаивать на своём, иначе и его жизнь, и жизнь Иры, подвергнется опасности. Когда человек устаёт от самого себя, он перестаёт бурно реагировать даже на самые животрепещущие темы. Толик устал. Его уже мало волновало то обстоятельство, каким образом умная Валентина оказалась в зависимости от недалёкой Иры?

   Как он был слеп, относясь к Ире снисходительно, без должного пиетета! Он только сегодня, сейчас осознал, что его доброта, мало её трогает, вероятно, потому, что для неё это одна из форм слабости. Но и сатрапия не выход из создавшейся ситуации. Непредсказуемость её больной натуры не поддавалась никакой, даже самой изощрённой логике. Предоставленная самой себе в течение долгого времени, она утеряла контроль над реальной жизнью, и обитала в мире собственных иллюзий и несбыточных мечтаний.

  Верить в преобладание разума над инстинктами – это значит не знать её психологии. Она слишком управляется бессознательным, чтобы можно было, хоть как-то повлиять на её поведение. Беспорядок, который царит в её головном мозгу, мог подчиниться только тирании с его стороны, но никак не разъяснению. Её кажущуюся гордость нужно подавить своей непререкаемостью и железной волей, иначе эти вспышки возмущения будут продолжаться до бесконечности.