На войне как на войне автор галимжан кудеринов

ОТ АВТОРА

Почти семь десятилетий минуло со дня окончания Великой Отечественной войны, но белых пятен в ее истории еще достаточно.
Военная тема десятками лет являлась краеугольным камнем коммунистической идеологии. В перестроечные годы стали появляться новые политические партии и общественные объединения. Их лидерам, неудержимо рвавшимся к власти, требовалось дискредитировать советскую действительность, выбить из-под нее исторические опоры. Одним из базовых столпов системы была Победа над фашизмом, служившая неоспоримым доказательством могущества и эффективности советского режима. История войны вновь стала аргументом политических сражений.
В СССР о войне доверяли писать только «проверенным» историкам, которых допускали к засекреченным первоисточникам, – отчетным документам Красной Армии. Они старательно лакировали прошлое, подстраивали факты под генеральную концепцию, чтобы раскрыть и подчеркнуть «несокрушимую мощь советских вооруженных сил, крепость советского общественного строя, превосходство социализма над капитализмом». Исследователи не вспоминали неудобные фамилии, «забывали» отдельные военные события, а другие толковали из соображений политконъюнктуры.
С обнародованием в 90-e годы прошлого столетия части государственных архивов и отменой цензуры, появилось много новых, доморощенных «историков». Они усердно переписывали из справочников и мемуаров, а чаще всего – друг у друга, сведения о численности войск, вооружений, убитых, раненых и взятых в плен солдатах, совершенно над нами не задумываясь. Завороженные фейерверком цифр и фактов, они спешили опубликовать находки, чтобы тоже быть причастными к истории.
Из прежних учебников мы знали о довоенном превосходстве гитлеровских войск в живой силе и технике, но теперь картина полностью преображалась. В моду вошли утверждения, что это Советский Союз опережал Германию в военной мощи и сам собирался напасть на нее. Раньше, тот, кто стремился к политической карьере, без устали пел дифирамбы любимой стране и особенно ее руководителям – теперь достаточно было поливать их грязью.
Незабвенный Дерсу Узала мог бы поделиться по этому поводу своим сакраментальным: «Много лет тайга ходи – понимай – нет!»

















ВОЕННАЯ ТАЙНА

В годы «холодной войны» Советский Союз оставался для остального мира таинственной страной, и не только потому, что скрывался за «железным занавесом», а и потому, что сам был полон тайн. Государственная, профессиональная, врачебная, военная и много прочих тайн окружали советских людей. Компартия, госаппарат, система КГБ официальные СМИ и даже незатейливые лозунги «Болтун – находка для шпиона» приучили граждан не высовываться, не задавать лишних вопросов, а тихо шептаться у себя на кухнях.
Военная тайна или тайна истории войны продолжает оставаться за семью печатями. В 1965 году в СССР с особым размахом отметили 20-летие Победы, не в пример скромному празднованию предыдущего 10-летнего юбилея. Сменивший, вернее, сместивший, Никиту Хрущева Леонид Брежнев, вернул Празднику Победы после семнадцатилетнего перерыва статус нерабочего дня, а для участников войны приготовил первую юбилейную медаль.
Я хорошо помню тот день. Отец пришел из военкомата с новой, сияющей позолотой, медалью, которая заметно выделялась на фоне других, немного потускневших, фронтовых наград. Обычно, он мало рассказывал о войне, на которой провел три с половиной года, дойдя до Кенигсберга, но тогда, за семейным столом, говорил больше обычного. Говорил он, в частности, о том, что не только фашисты разоряли и грабили советских людей, но и наши войска на пути в Германию позволяли себе это.
На следующий день без всякой задней мысли я рассказал об этом в школе и горько пожалел о сказанном. Учитель обвинил меня перед всем классом в кощунстве над моралью Красной Армии, бойцы которой воевали за высокую идею и сами отдавали освобождаемым от варваров народам последнее, что у них было. Интересно, что бы он сказал, если прочел в дневниках, которые составили основу книги, как красноармейцы «раскулачивали» зажиточных бюргеров в Тимишоаре, а богатому городу Дебрецену устроили «Сорочинскую ярмарку».
Переполненных чувствами мести за совершенные немцами преступления на оккупированной территории СССР, психологически вымотанных длительной войной солдат, порой было трудно удержать от подобных действий. Определенно-стимулирующую роль в экспроприациях играло непривычное для советских людей товарное изобилие Запада.

До сих пор остается неизвестным количество потерь советского народа  в ту войну.
В феврале 1946 года Сталин в интервью газете «Правда» заявил: «СССР безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу, около семи миллионов человек». Следующий руководитель государства Никита Хрущев в 1961 году говорил уже о двадцати миллионах. Пришедший на смену Хрущеву Леонид Брежнев сделал неопределенную поправку – более двадцати миллионов. Последний Генсек, Михаил Горбачев, остановился на двадцати семи миллионах, а вот его сподвижник, архитектор перестройки, Александр Яковлев в газете «Аргументы и Факты» (№ 8, 2005 г.) сообщал, что погибло более тридцати миллионов человек. В то же время на страницах книги «Великая Отечественная война» В.И. Семененко и Л.A. Радченко, 2008 г., сообщается, что Александр Солженицын 4 марта 1993 года говорил о прямых и косвенных потерях Советского Союза за 1941-1945 годы в 80 миллионов…

Не все гладко обстоит даже с датой Дня Победы. В Европе его отмечают 8-го мая, а в России – 9-го. Дело в том, что подписи под Актом безоговорочной капитуляции были поставлены восьмого мая в 23:30 по среднеевропейскому времени, когда в Москве уже наступило девятое мая. Имена действующих лиц, подписавших исторические документы, хорошо известны. Советский Союз представлял маршал Г.К. Жуков, Великобританию – главный маршал авиации A. Теддер, Францию – генерал Ж.-М. де Латтр де Тассиньи, США – генерал  К. Спаатс. От поверженной Германии бумаги завизировал фельдмаршал B. Кейтель.
Менее известными являются фамилии военачальников, подписавших Акт капитуляции еще 7-го мая. Глубокой ночью в Реймсе, в 02:41, подписи под этим документом поставили: от CCCP – представитель Ставки Верховного главнокомандующего при командовании союзников, генерал-майор Иван Суслопаров, от англо-американской стороны – генерал-лейтенант армии США Беделл Смит, от Франции – бригадный генерал Франсуа Севез. За немцев расписался начальник штаба Вермахта, генерал-полковник Альфред Йодль.
Сталин категорически опротестовал договоренности Реймса и потребовал вторично подписать Акт o капитуляции, что и было сделано следующей ночью в Карлхорсте, под Берлином. Кстати, Иван Суслопаров присутствовал и на повторной церемонии, но Акта уже не подписывал.
Восьмого мая вышел Указ Президиума Верховного Совета CCCP «Об объявлении 9 мая Праздником Победы».
«В ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и одержанных исторических побед Красной Армии, увенчавшихся полным разгромом гитлеровской Германии, заявившей о безоговорочной капитуляции, установить, что 9 мая является днем всенародного торжества – Праздником Победы.
                9 мая считать нерабочим днем».
Указ был подписан «Всесоюзным старостой», Председателем Президиума Верховного Совета СССР М. Калининым и Секретарем Президиума Верховного Совета СССР А. Горкиным.
Однако, через два с половиной года, 24 декабря 1947 г., газета «Известия» (№ 302) напечатала:
         «В Президиуме Верховного Совета СССР
                Президиум Верховного Совета СССР постановил:
1. Во изменение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1945 года считать день 9 мая – Праздник победы над Германией – рабочим днем.
2. День 1 января – Новогодний праздник – считать нерабочим днем…»
Пусть и в рабочий день, но 9-e Мая люди продолжали отмечать во всех уголках необъятной страны. Только с приходом к власти Брежнева, который сразу стал открещиваться от политики предшественников, Праздник 9-e Мая вновь стал нерабочим днем. Это случилось к 20-летию Победы в 1965 году.
В свое время в СССР издавались серьезные научные труды о войне советского народа, из которых граждане должны были узнать о ней всю правду. Должны были – но не узнали. История играла роль служанки у политики.
В период 1960-1965г г. вышло шеститомное издание «История Великой Отечественной войны 1941-1945гг.». Это было время после XX съезда КПСС, когда начался процесс определенной демократизации, когда людям рассказали о трагических последствиях культа личности Сталина, об ошибках военно-политического руководства. Историки получили доступ к ряду новых документов. Все это позволило по-новому взглянуть на события Великой Отечественной, шире показать решающую роль народа в борьбе с фашистскими агрессорами. И все же ощущался дефицит первоисточников, авторы использовали старые, изжившие себя концепции.
B 1964 году в стране сменилось руководство, а вместе c ним – политика. Новое, двенадцатитомное издание было гораздо претенциознее предыдущего и называлось «История второй мировой войны 1939-1945». Конечно, основное место в этих книгах отводилось Великой  Отечественной войне. Многотомник выходил с 1973 по 1982 годы, то есть, в так называемый период «застоя».
В эпическом издании присутствовала определенная новизна, особенно в вопросах освещения вооруженной борьбы. В то же время там, в известной степени, реанимировался культ Сталина, сглаживалась его ответственность за негативные процессы в ведении войны. На страницах многотомника превозносилась исключительная роль Леонида Брежнева и тех боевых операций, в которых он участвовал. В те годы даже появился  саркастический вопрос к фронтовикам: «Воевал ли ты на Малой Земле, или отсиживался в окопах Сталинграда?» Происходила деформация в освещении ряда исторических процессов, и это подрывало доверие к книгам.
Мизерное время пребывания у власти Юрия Андропова и Константина Черненко не позволило им донести до народа собственные версии истории войны.
Это собирался сделать Михаил Горбачев. На заседании Политбюро 13 августа 1987 года было решено выпустить для Советской страны к 50-Летию Победы новый десятитомник «Великая Отечественная война советского народа». Минул юбилейный 1995 год, но десятитомного издания так и не было, как, впрочем, и Советской страны тоже.

Продолжают быть невыясненными судьбы множества солдат, пропавших без вести. В их семьи приносили коротенькие сообщения «пропал без вести». Это могло означать что угодно: утонул при переправе, разорван на куски снарядом, погиб в разведке на территории врага, попал в плен. Именно в плену терялись следы большинства пропавших без вести.
В первые же месяцы войны в печально известных «котлах» под Уманью, Смоленском, Киевом, Вязьмой, Мелитополем – в плен угодило более миллиона красноармейцев. Данные о количестве пленных разнятся в разных источниках. На Нюрнбергском процессе советская сторона представила в числе документов доклад одного из ближайших помощников Геринга (сборник материалов, том 3). В нем говорилось: за первые полгода захвачено 3,9 миллиона пленных, из которых к началу 1942 года осталось 1,1 млн.
Никто в третьем рейхе не готовился к такому изобилию военнопленных. Армейское руководство на местах торопливо готовило лагеря для их содержания. Для этого голые участки земли просто огораживали колючей проволокой, и затем в это пространство под открытым небом загоняли тысячи людей. Условия их содержания были ужасающими. Об одном из таких лагерей (который будет фигурировать в дальнейшем) в селе Семидесятном, Семидесятского сельского поселения Воронежской области рассказывает очевидец тех событий, председатель Совета ветеранов, Федор Михайлович Плотников.
– Летом 1942 года после тяжелых боев наше село захватили немцы, вернее, это были венгры, которых называли мадьярами. В нашей двухэтажной школе они организовали штаб третьего корпуса второй венгерской армии.
Большой овраг за околицей, в котором мы с мальчишками любили играть до войны, оккупанты огородили колючей проволокой и загнали туда около семи тысяч человек. В основном, это были красноармейцы, но среди них находились и мирные граждане, женщины и дети. Они сидели и лежали прямо на земле, изнывали от жары под солнцем и мерзли под холодными дождями. Пленных партиями угоняли на станцию Курбатово, сажали в товарные вагоны и отправляли в Германию. Вместо них пригоняли новых, недавно взятых в плен, солдат. На берегу нашей речки Девицы мадьяры установили полевую кухню, где готовили какое-то варево для заключенных, но им, конечно, не хватало этого. Сельские жители украдкой бросали в овраг хлеб и картошку, однако, если охранники замечали их, то открывали огонь из автоматов. Тех, кто умирал за колючей проволокой, выносили и закапывали под берегом реки. После изгнания врагов, останки пленных извлекли и перезахоронили в братской могиле.
Лагерь в овраге просуществовал до глубокой осени. Когда начались заморозки и пошел снег, людей угнали в другие села. Зима была очень холодной. Теплолюбивые мадьяры не стеснялись отбирать у населения теплые вещи, причем, отбирали даже у детей.
Нас было трое у матери, – продолжает рассказывать Федор Михайлович. – Чтобы не отдавать нашу одежду, мать закопала ее в огороде: сами мерзли, но и врагам не отдали. Хорошо, что скоро Красная Армия перешла в наступление и выгнала захватчиков из нашего села.

Массовые пленения красноармейцев в начале войны вынудили советское командование издать приказ № 270 от 16 августа 1941 года. В нем, в частности, говорилось: «... если часть красноармейцев, вместо организации отпора врагу предпочтет сдаться в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи, сдавшихся в плен, лишать государственных пособий и помощи.
Командиров и политработников, сдавшихся в плен, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».
Все попавшие в плен объявлялись изменниками. Сталин говорил: «У нас нет военнопленных, у нас есть предатели». Он рассуждал так: взять в плен можно того, кто сдается, сдался – значит, сам захотел, значит – предатель.
CCCP отказался от Женевской конвенции о военнопленных и от взноса денег в Красный Крест. Тем самым он обрек пленных советских солдат на жестокие страдания и гибель. Они не получали никакой продовольственной и медицинской помощи от международных организаций. Нацисты не были связаны никакими обязательствами, сохранять жизнь и здоровье пленных. Советское правительство официально отказалось от них, так как всех считало предателями.
Приказ № 270 обрек на голодную смерть миллионы стариков, детей и женщин, чьи родственники оказались в плену. Клеймо изменника передавалось из одного поколения в другое, причиняя страдания множеству невинных людей.
А по чьей вине попадали в плен целые армии? Когда в сентябре 1941 года фашисты подошли к Киеву, Жуков предложил Сталину отвести войска от города. Сталин пришел в ярость: «Как вы смеете предлагать сдачу Киева!». Жукова отстранили от должности начальника Генерального штаба. Время было упущено. Столицу Украины все равно пришлось отдать, советские войска понесли серьезные потери, а множество солдат попало в плен. На них тоже поставили клеймо предателей. А кто виноват?
Летом 1942 года под ударами гитлеровских полчищ наши войска продолжали отступать к Волге. Вновь стало расти количество взятых в плен красноармейцев, в частности, после наступления «Блау», начавшегося на Брянском фронте 28 июня. Десятки тысяч советских бойцов угодили в жернова фашистской операции, и среди них молодой, необстрелянный Виктор Кириллов, дневники которого составили основу этой книги. Ровно месяц спустя, 28 июля, вышел новый приказ Народного Комиссара Обороны, товарища Сталина № 227 «Ни шагу назад!». В нем предлагалось организовывать в тылу дивизий заградительные отряды, которые должны были расстреливать на месте паникеров и трусов, ... лиц, появившихся за чертой переднего края, ... беспощадно пресекать попытки лиц, пытающихся перейти на сторону врага».
На создание заградотрядов выделялся один батальон из штатной численности дивизии, то есть заградительный отряд изначально ослаблял передний край. Эти формирования были хорошо вооружены и укомплектованы. Предусматривалось все, вплоть до «политико-просветительского имущества; гармонь – 1 штука, шахматы – 1 партия, шашки и домино – по 2 партии, библиотечка на 25 книг». Такая забота проявлялась Наркомом Обороны о своих карательных отрядах.

Воспоминания известных военачальников также нельзя назвать аутентичными. Согласно закону о государственной и военной тайне от 14. XI.1922г. запрещалось писать о недостаточной готовности армии, просчетах в снабжении, волнениях в воинских частях и авариях технических средств. Свидетельства очевидцев боевых действий обязательно должны были совпадать со штабными сводками и печататься только с санкций ответственных военных работников.
Написанные спустя многие годы после войны мемуары генералов и маршалов содержат шлейфы недосказанности, субъективного анализа, осложненного к тому же внешней и внутренней цензурой. В мемуарах Георгия Жукова, Ивана Конева, Кирилла Москаленко, Ивана Баграмяна – много путаницы, умолчаний, самовосхваления, невнятности при оценке потерь наших войск и войск противника.
Представить реальную жизнь солдата на фронте можно по кадрам кинохроники, архивам или ежедневникам, записанным в то время, а не спустя десятилетия в отдельных мемуарах, когда из памяти людей почти что все выветривается. Проблема в том, что на войне запрещалось вести личные дневники. Мало ли что там могли писать красноармейцы, а вдруг они бы выдали военные секреты?
Виктор Кириллов подробно описывал все, чему был свидетелем с сентября 1943 года, но по ходу повествования возвращался и к первому дню призыва в армию – 13 декабря сорок первого года – и к последующему периоду. Он берег свои дневники, как зеницу ока, скрывал от окружающих, и все-таки со временем, был вынужден посвятить в них ближайших сослуживцев. Когда в ходе тяжелого боя он оставил записи во взорванном окопе, а через день смог откопать их из земли, то считал себя самым счастливым человеком.
За полными тревог и опасностей фронтовыми буднями, локальными боями, не сразу вырисовываются глобальные сражения, в которых принимал участие Кириллов.
Боевое крещение Виктор Семенович получил под небольшим городом Тим, где 28 июня 1942 года началось крупномасштабное наступление немцев под коротким, словно выстрел, кодом «Блау». Фашистские войска прорвали оборону Красной армии на всем протяжении Брянского фронта южнее Курска и двумя потоками устремились к Сталинграду и Кавказу.
Отступая и неся огромные потери, несколько наших дивизий, в том числе 6-я стрелковая дивизия 40-й армии, в которой служил Виктор Семенович, попали в «котел» под Старым Осколом и были затем пленены. Тех, кто выжил в плену, освободили части своей же 40-й армии в январе сорок третьего года в ходе Воронежско-Касторненской операции.
После лечения в госпиталях и переформировки Кириллов оказался в ИПТАП-1658, 12-й бригады ИПТАП Резерва Главного Командования. В дальнейшем бригада и полк придавались 40-й, 53-й, 46-й армиям и 18 танковому корпусу.
Ратный путь нового подразделения Виктора Кириллова начался под Обоянью между Курском и Белгородом в июле 1943 года. Битва на Курской дуге стала одной из крупнейших в истории всех войн. Победа Красной Армии закрепила стратегическую инициативу в руках советского командования и окончательно подорвала военный потенциал Германии, которая уже не смогла восстановить былую мощь. После такого поражения Вермахт больше не провел ни одной стратегической наступательной операции. Советские войска, освободив Белгород, устремились к Харькову. Принято считать, что Курская битва, начавшаяся 5 июля, завершилась со взятием этого города 23 августа.
После освобождения Белгорода и Орла открылась дорога для изгнания немцев со всей левобережной Украины. Впереди был Днепр. Значимость этого рубежа осознавалось обеими противоборствующими сторонами. Высокий правый берег практически на всем протяжении реки создавал хорошие возможности для сооружения прочной обороны, и значит, удержания немецкой армией западных районов Украины. Весной 1943 года по правому берегу началось строительство «Восточного вала» – стратегического рубежа обороны, который должен был стать новой восточной границей Германии. Гитлер связывал с удержанием этого рубежа все дальнейшие планы. Однако его замыслам не суждено было осуществиться.
Части Красной Армии во второй половине сентября форсировали Днепр. В ходе летне-осеннего наступления советские войска продвинулись на запад до 600 километров и освободили от оккупации почти две трети захваченной противником территории.
Ясско-Кишиневская наступательная операция проводилась в двадцатых числах августа 1944 года. По соотношению потерь сторон она стала одной из самых результативных операций Красной Армии за все время войны. В результате масштабного наступления советские войска разгромили 22 вражеские дивизии. Это привело к краху немецкой обороны на южном крыле фронта, изменило всю военно-политическую обстановку на Балканах. Румыния вышла из фашистского блока и 24 августа сама объявила войну Германии.
Через месяц после Ясско-Кишиневской операции войска II Украинского фронта провели успешную Дебреценскую операцию, в результате которой нанесли тяжелое поражение группе армий «Юг», продвинулись на правом крыле до 270 километров, а в центре и левом крыле – до 150 км. От фашистских оккупантов было освобождено почти все левобережье Тисы и Северная Трансильвания. Выход советских войск на Средне-Дунайскую низменность и овладение Дебреценом оказали большое влияние на политическую обстановку в Венгрии, усилив антифашистское движение. Вслед за взятием Дебрецена войска II и III Украинского фронта повели наступление на столицу Венгрии, город Будапешт. К 26 декабря они завершили окружение будапештской группировки противника, однако, ее ликвидация затянулась из-за чувствительных контрударов немецких войск на внешнем фронте окружения. Упорные бои продолжались до 13 февраля 1945 года, пока не были освобождены обе части города: восточная – Пешт, и западная – Буда. Венгрия перестала быть германским сателлитом. На заседании Временного национального собрания в Дебрецене было создано Временное правительство, которое заключило перемирие с Москвой и объявило войну Берлину.
В красноармейской книжке Виктора Кириллова, заведенной в декабре 1941 года, имеются 6 благодарностей от Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза, товарища Сталина, объявленных за:
1. Отличные боевые действия по ликвидации немецкого наступления на Белгородско-Курском направлении, 24.VII.1943.
2. Освобождение Белгорода, 5.VIII.1943.
3. Освобождение Харькова, 23.VIII.1943.
4. Освобождение города Яссы, 22.VIII.1944.
5. Освобождение Бухареста, 31.VIII.1944.
6. Освобождение Дебрецена, 20.X.1944. 
   
Виктор Семенович Кириллов родился 16 апреля 1923 года в городе Енакиево Донецкой или, по тем временам, Юзовской области. Его родители занимали ответственные должности в советских учреждениях. В 1929 году отца, Семена Георгиевича, перевели в столицу Украины, город  Харьков, в отдел снабжения Госпрома, а матери, Марие Онуфриевне, предоставили работу в Министерстве финансов.
Спустя шесть лет старшего Кириллова перебросили в Днепропетровское объединение «Днепросталь», а еще через год – на Днепродзержинский металлургический комбинат, который вскоре стал крупнейшим в СССР по выпуску чугуна, стали и проката. Это предприятие курировал народный комиссар тяжелой промышленности Григорий Константинович Орджоникидзе, более известный, как Серго. Он лично знал чету Кирилловых, как, впрочем, многих инженеров комбината.
В семье Кирилловых царили лад и процветание. Сын Витя хорошо учился в школе, любил литературу, писал стихи, отлично рисовал, увлекался музыкой, кино, радиотехникой. Родители не могли нарадоваться на своего наследника, однако, вскоре их семейная идиллия была разрушена злым роком.
В жестокопамятном тридцать седьмом году на заместителя директора металлургического комбината, Семена Кириллова, поступило анонимное письмо с обвинениями во вредительстве, что было равносильно пиратской черной метке. Сначала он был снижен в должности, а вскоре арестован, как враг народа. В те годы это означало быструю расправу.
Через месяц НКВД-шники пришли за матерью… Мир закачался в глазах четырнадцатилетнего подростка и рухнул, как карточный домик. Виктор в одночасье лишился любимых родителей и своего жилья, откуда его выставили после того, как хмурые, немногословные мужчины увели маму. Они отобрали ключи, закрыли дверь и опечатали ее.
Уполномоченный Особого отдела повез новоявленного сироту к его тетушке, сестре отца, но та уже все знала и сразу отказалась от опасного родства с племянником. Помните, как было у Некрасова в поэме «Современники»:

Бывали хуже времена,
Но не было подлей.

Однако, юношу гораздо больше угнетала не потеря всех вещей, предательство тетушки и вакуум дальнейшего существования, а мысль о том, что его родители – ВРАГИ НАРОДА. Он искренне верил им, но также верил и газетам, радио, агитплакатам, школе – постоянно твердившим о внедрившихся вокруг вредителях и диверсантах. Подвиг пионера Павлика Морозова, который выдал своего отца чекистам, за что был убит врагами коммунизма, считался высшим проявлением революционной бдительности. Об этом неустанно повторял Отец народов, товарищ Сталин, которому с религиозной истовостью верил каждый гражданин СССР. Противоречие такого симбиоза наглядно демонстрировало двойственность сталинской эпохи, научившей мир ужасному оксюморону: сочетанию террора с беспредельным поклонением вождю.
Осенью 1937 года из благополучной, состоятельной семьи Виктор Кириллов отправился в детский дом города Павловска Воронежской области. Вот как он сам пишет о тех страшных днях в своем дневнике:
«Вспоминаю сентябрь 1937 года. Грязь … Моросит дождь… Прошел месяц, как арестовали отца. Я прощаюсь с городом, но это полбеды. Приходится прощаться с матерью, человеком, которому я обязан своим счастливым детством, да и вообще – жизнью. Я потрясен, в растерянности, но как ни страшно было расставаться – заплакать все же не посмел. А разлучала нас судьба может быть навеки. Мать плачет… Как мне хочется успокоить, приласкать ее, сделать что-нибудь хорошее, заставить ее улыбнуться, но сознание чего-то неизвестного, страшного, позорного, обезволивает меня. Почему так произошло? Зачем на нашу семью легла позорная тень? Глаза мои перебегают по знакомым вещам, книгам, дивану. Теперь все это становится чужим. Как теперь жить? Чем смыть пятно? Я не могу найти ответа на эти вопросы. Да и все равно теперь. Все безразлично.
Вот мать собрала вещи, обернулась ко мне, чтобы поцеловать на прощание. Мама, милая моя мама, прощай! Взор ее полон любви и нежности, и, в то же время, беспредельной тоски. Она останется во мне на всю жизнь».
Марию Онуфриевну осудили на 10 лет и отправили в печально известный АЛЖИР – Акмолинский лагерь жен изменников родины.
В детдоме Виктора, как «сына врага народа» поставили на спецучет. К счастью (если это слово применимо в данном случае), детей с такими штампами там было предостаточно.
Виктор не озлобился на окружающих, не стал искать забвения в вине и сигаретах. Как говорил Шатобриан: «Кризисные моменты удваивают жизненную силу человека». Мальчик с отличием учился в седьмом классе, досуг посвящал шахматам, отвлекавшим от тяжелых мыслей, но к сожалению, всегда находились «доброхоты», которые напоминали, что его родители предали Родину, значит и он сам предатель.
После окончания семилетней школы в 1938 году его доставили в сопровождении чекиста в Воронежское фабрично-заводское училище «Росглавхлеб». Через год он получил специальность пекаря и приступил к работе на хлебозаводе № 3.
В декабре 1941 года Виктора Кириллова мобилизовали на фронт. Сначала он служил в минометном взводе стрелковой дивизии, которая летом сорок второго угодила в «котел» под Старым Осколом. После освобождения из плена и переформирования в 1943 году, Кириллов попал в истребительный противотанковый артиллерийский полк и дошел с ним до Будапешта, где был тяжело ранен в январе сорок пятого.
После войны он жил в Вятских Полянах, потом во Львове, а с 1949 года – в Караганде. Здесь он окончил горный техникум, обзавелся семьей, и на протяжении сорока лет работал в производственном объединении «Карагандаэнерго».
Все, кто работал с Кирилловым, вспоминают его как удивительно доброго и отзывчивого человека (и это после сталинских репрессий и жестокостей войны!).
– Мы 20 лет работали в одном отделе, – вспоминает ветеран труда, Анна Ивановна Ступина. – Виктор Семенович был у нас лучшим инженером, при этом его отличали исключительно высокие моральные и душевные качества. Он ни с кем не конфликтовал, никогда не повышал голоса. Его уважало все объединение – от руководства до рядовых сотрудников.
В конце декабря 2013 года Виктор Семенович Кириллов оставил этот мир в 90-летнем возрасте.
Мы регулярно общались с ним в последние годы и дни его жизни. Я писал о нем в своих книгах: «Спартак-Казахстан 1935-2010» и «Караганда шахматная. История и современность».
Сначала нас объединяли только шахматы, потом – военная тематика, ведь мой отец, Хаким Кудеринов, тоже воевал и тоже любил шахматы. Они с Кирилловым во многом были схожи. Моего отца, как и Виктора Семеновича, мобилизовали в декабре, правда, не сорок первого, а сорок второго года. Он также служил в минометном взводе, как начинал служить Кириллов, и также получил тяжелое ранение в начале сорок пятого (19 февраля) в боях под Кенигсбергом. Тогда он командовал взводом в звании младшего лейтенанта.  И даже в послевоенное время они оба окончили один и тот же Карагандинский горный техникум.
Виктор Семенович хотел выпустить книгу фронтовых воспоминаний, но о наличие военных дневников никому не говорил. Только после его смерти их обнаружила дочь, Евгения Викторовна.
Много дней я перечитывал пожелтевшие от времени страницы уникальных документов Истории, записанных мелким почерком. О многом из прочитанного, я вспоминал из прежних разговоров с ветераном.
Дневники оформлены в виде путевых заметок, если не учитывать, что автор каждый час и каждую минуту рисковал расстаться с жизнью. Записи рассказывают о боевых сражениях, о быте красноармейцев, их взаимоотношениях, о храбрости, предательстве и трусости на фронте, о распорядке дня, еде, обмундировании, о роли денег, об отдыхе солдат и многом прочем.
Красной чертой повествования проходит удивительный роман по переписке, возникший между автором и незнакомой девушкой, которые в победном мае сорок пятого встречаются друг с другом.
Дочери Виктора Семеновича дали разрешение на публикацию его дневников, опустив отдельные, очень личные, моменты.
Все имена и фамилии, названия населенных пунктов и воинских частей, упоминаемые в записях – подлинные.         

















НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ

20.IX.1943. вторник
Немцы продолжают отступать каждый день примерно от восьми до десяти километров. Наши войска движутся вслед за ними. Уходя, фашисты сжигают все что успевают, угоняют за собой людей, минируют дороги. Вчера на минах подорвались два «Студебеккера» нашей батареи. Но дела на фронте радуют! Освобождены Брянск I и II.
Сегодняшний день мы провели в лесу у дороги, где получили приказ дожидаться ремонта машин. Накопали картошки, которой здесь немало, варили ее в котелках, запекали в золе. На ночь устроились в палатках. Проходящие по дороге женщины из освобожденного невдалеке села, вызывали возбуждение бойцов. Лейтенант Плюснин отпускал разные сальности, от которых женщины, подобрав подолы, прибавляли ходу.
Проехала машина полевой санчасти с задорными, веселыми девчатами. Поют, смеются. Мы тоже оживились. Но проехали они, и снова стало тихо, только откуда-то справа доносился отдаленный грохот.
До того, как заснуть, я успел дочитать «Уарду» Эберса, благо, мерно лившийся дождь, способствовал этому занятию.
Пока ремонтировались автомобили, фронт успел откатиться на 15-20 километров. Вот мы и вышли в резерв. Так воевать можно!

30.IX.43. четверг
Заканчивается месяц немецкими «Юнкерсами» и «Штукасами» (пикирующий бомбардировщик с неубирающимися шасси «Ю-87Д», Sturz-Kampf, – прим. авт.). За день случилось несколько налетов по 12-15 бомбардировщиков. Точность у немцев неважная, но страху при бомбежке наберешься достаточно, особенно, если в это время окажешься на воде. Переправа работает вовсю: понтонники, танки, артиллерия – нескончаемым потоком движутся на правый берег. Наша очередь прошла уже два раза. В этом месяце нам не удастся перебраться на ту сторону.

1.X.43. пятница
Последний раз на берегах Днепра я был шесть лет назад. Кажется, как это было давно, еще в той, довоенной жизни.
Мы с Дьяконовым, Коломийцем и Шукуровым пошли вдоль берега искать другую переправу. Оказалось, что она устроена в том месте, где на реке был остров. Расстояние до острова примерно метров 350. До него пехотинцы добирались на лодках, плотах и подручных средствах. С особой осторожностью переправляли ящики с боеприпасами.
На обратной дороге к своей батарее мы попали под обстрел. Пришлось побегать так, что дух захватывало. К счастью, никого из нас не зацепило.

2.X.43. суббота
Разбудил Мамондалиев, принесший завтрак. Попробовали и пожалели об упущенных минутах сна. Еда представляла настоящую бурду, но приходится мириться с этим. 
Пришло письмо от Прокопова со станции Касторной. Его ранило еще летом под Белгородом, но теперь он дома. Пишет, что скоро присоединится к нам. А вот раненый вместе с ним замковый Шурыгин, не дает вестей. Где он?  – неизвестно. Тогда в сражении под Белгородом, мы расстреляли за сорок минут 72 снаряда. От сильного жара горела краска на стволе орудия. Бой продолжался, пока выстрел «Фердинанда» не поразил нас издали. Дым, яркий огонь, осколки и комки земли разлетелись в стороны. Упругая воздушная волна воздуха забила рот и уши, подняла и забросила меня на несколько метров назад. Прокопова и Шурыгина тяжело ранило, командир орудия, Козаногин, был убит на месте большим осколком, снесшим ему полголовы. Жуткая картина до сих пор стоит перед глазами. Из всего расчета я один остался невредимым.
Вечером поехали к месту главной переправы. Танки, «Катюши», тягачи с орудиями шли сплошным потоком. Видно, что задача перед этой группировкой войск стоит ответственная. Переправляют быстро, но наши «Студебеккеры» снова не смогли вклиниться в сплошную массу техники. Переправиться опять не удалось. На ночевку мы отправились в село в десяти километрах от берега.

10.X.43. воскресенье
Уже несколько дней, как мы закрепились на правом берегу Днепра, но продвигаться дальше не можем. С утра налетели 16 «рам» – «Фокке-Вульф-189» – и зажигательными бомбами подожгли десяток домов и два боесклада. Здесь нет ни единой зенитки, нет и истребителей. Село горит, а это все наше «владение» на занятом плацдарме.
Нагляделся на «подвиги» Боброва. И это называется командир орудия! Удрал от пушки чуть не за 300 метров. А Курчина бомба пожалела: упала только в полуметре от его окопа. На счастье, это была лишь небольшая зажигалка.
Наш расчет разделили: я и Мамон попали к Лапину, чему я очень рад, а вот Курчин с Полетайкиным – к Боброву. Не успел тот принять людей, как ухитрился перебраться на тот берег, якобы – в техчасть. О его финтах я говорил со Свечниковым, когда стояли на посту. Тот полностью со мной согласен. Свечников честный, бесхитростный парень – полная противоположность Боброву.
В предутреннней смене порядочно померзли ноги. Это последствия прошлогоднего обморожения. Теперь они, наверное, будут меня беспокоить постоянно.

11.X.43. понедельник
В окопах холодно и сыро, – ни обсушиться, ни погреться. Суп в обед принесли тоже холодный. А в село идти нельзя. Приказ!

12.X.43. вторник
Утром нас прилетели бомбить две эскадрильи «Юнкерсов». Появились наши истребители. Мы видели, как сбили один «ЯК», а летчика, спускавшегося на парашюте, свои же ранили из автоматов.   
Наше орудие выкатили еще дальше вперед на бугор. Устраиваемся со Свечниковым на новом месте.   

13.X.43. среда
Целый день просидели в холодных окопах по щиколотку в воде. Немцы всего в одном километре – нельзя, чтобы они нас видели. На завтра назначена атака. Кто как может, копает отстойные ямы, потихоньку вычерпывает воду котелками и касками.

16.X.43. суббота
За три дня произошло столько событий! В ночь перед атакой наш часовой уснул на посту, а в это время командующий артиллерией армии пришел проверять диспозицию. Полковник чуть не убил часового, досталось и всей батарее. Когда командующий с адъютантом ушли, мы понемногу успокоились. Ночь была, как никогда, тихой.
Наутро все вскочили от страшного грохота. Земля гудела и тряслась от снарядных разрывов. На готовящуюся атаку с нашей стороны немцы предприняли собственную контратаку. Лапин, командир орудия, едва приподнимая голову над бруствером, смотрел в бинокль. Я тоже посмотрел в ту сторону. На дальних высотах виднелись какие-то кочки, сливавшиеся цветом с местностью. Время от времени над ними вспыхивали облачка багрового огня и дыма. Это были приземистые, коробкообразные «Тигры», от одного вида которых становилось не по себе. Теперь стало понятно, откуда ночью доносился отдаленный рокот моторов и лязганье гусениц. Танки вели беглый огонь с дистанции двух с половиной километров, что в сочетании с огнем других орудий создавало кромешный ад на нашей стороне. Мы находились в полном неведении, никаких команд не поступало. Вдруг, неизвестно откуда, появился лейтенант Плюснин, грязный, хрипящий, со страшными глазами. То, что он кричал, мы поняли по жестам – «Открыть огонь!» Кинулись к орудию, но не успели. В сотне метров с фланга появились немецкие автоматчики. Они, наверное, пробрались под прикрытием огня по невидимой для нас низине. Как получилось, что пехота по соседству не проверила свой стык? Поздно было размышлять о чем-то – началась беспорядочная перестрелка.
… опомнились мы в придорожной канаве. Со мной был Хрущев, лейтенанты Плюснин и Гарбуз. Тут же находился комбат соседнего полка. Его батарея располагалась впереди, и ей досталось крепко. Три орудия были раздавлены танками, одно разбито прямым попаданием снаряда. Два наших орудия тоже представляли собой груду металлолома, а сколько погибло людей, пока еще никто не знал. Наш плацдарм 10 ; 15 километров, на который двигалось более ста танков из дивизий «Мертвая голова» и «Викинг», от дальнейших потерь спасло энергичное вмешательство штурмовиков Ил-2, остановивших наступление фашистов.
Следующей ночью мы «выкрали» с ничейной полосы наши покалеченные пушки и отвезли их на склад. Тогда же я перекопал свой завалившийся окоп и, к огромной радости, нашел все тетради, которые мне стали после этого еще дороже.
В полковой санчасти я видел лейтенанта Латыпова. Он рассказывал, что весь день с Филатовым лежали, как мертвые, в небольшом овраге. Когда уже стало темнеть, сверху проходили немцы. Один из них бросил гранату. Она попала на поясницу Филатова и оторвала ему ноги. Он погиб. Латыпов был ранен, но продолжал лежать без движений. Немцы ушли. Ночью лейтенант выбрался из оврага и кое-как дополз до своих.

18.X.43. понедельник
День и ночь моросит холодный мелкий дождь. Когда он кончится? А ведь до армии мне такая погода нравилась.

19.X.43. вторник
Наконец-то появилось солнце. Земля стала подсыхать. Несмотря на это, повеяло грустью. Вспомнились друзья-коллеги по «Амброзии»: Геннадий, Валерий, Николай – где они сейчас? давно не пишут. Вспомнилась женщина-врач, спасшая меня в 42-м году, но к своему стыду, я никак не мог вспомнить черты ее лица.
Почитал немного Надсона, но от его стихов еще грустнее стало.

Да, молодость прошла! Прошла не потому,
Что время ей пройти, что время есть
всему, –
Увянула не так, как гаснет звездный луч,
Когда, торжественен, прекрасен и могуч,
Встает румяный день и тени разгоняет… 

На общем построении нам было объявлено о новом распорядке дня, то есть, будем временно жить как в запасном полку.

29.X.43.пятница
Четыре дня назад освобождены Днепропетровск и Днепродзержинск. В Кривом Роге идут уличные бои. До него от нас проходит коридор шириной 30 и длиной до 100 километров. Есть оперативная новость: прорвалась группа немецких танков (80-100 ед.) западнее нас, но их отрезали и сейчас уничтожают, едва они прошли 25 км. Словом, это еще раз говорит, что сейчас не 41-й год.
Целый день наблюдали воздушный бой. Немецкий двухмоторный самолет, умело пользовавшийся туманом и облачностью, водил за нос сначала два, а потом до шести истребителей. Обидно было смотреть, а он, черт, летает и из-за облаков бомбит фугасками.

31.X.43.воскресенье
Снова моросит опротивевший дождь, но, несмотря на это, нашу кухню выдворили из помещения в овраг. Дома понадобились начсоставу армии. У нас была проверка, в результате вынесли решение отправить нашу часть на передовую.
Получил письмо от Б.Шляпкина из Воронежа. Там почти все уничтожено, не осталось целых зданий. Он сообщает адрес Генки (ПП 48752-У). Я сразу же ответил, и попросил прислать фотокарточки, которые обнаружились у наших знакомых.
Ночью снялись с места.

1.XI.43.понедельник
Рудник Ново-Павловка под Кривым Рогом.
Не успели обустроиться на месте, как в полукилометре от нас немцы предприняли атаку. Здесь много наших орудий и танков – помогли отбиться.
Во время налета полутора десятков «Ю-88» появилась неожиданная иллюминация. Передовая линия немцев, до этого сливавшаяся с местностью, засверкала десятками цветных ракет, дымовых шашек и костров. Так, летчики «Люфтваффе», не рискуя поразить своих, бомбили наших.
За день несколько раз то немцы, то наши предпринимали атаки. С обеих сторон скопилось много боевой техники. Оказывается, Кривой Рог был почти взят, кроме одной стратегически важной высоты, и из-за нее пришлось отступить на 20 км. Сейчас мы оказались  как раз в составе этой группировки войск.

2.XI.43.вторник
Стоим в районе криворожских рудников. Промышленные объекты уничтожены. На нашем участке наступила временная стабилизация. На юге взят город Армянск, таким образом, перекрыт весь Крым. Скоро придет и наша очередь наступать.
Кому-то не терпится уже проявить геройство. Наш начальник штаба, то ли по ошибке, то ли по нетрезвости, выехал на разведку с двумя комбатами и представительницами милого пола: фельдшерицей Лелей и медсестрой соседнего полка. Кроме них в машине были Лапин и шофер. Вместо того, чтобы действовать по уставу, они решили щегольнуть перед дамами и покатили прямо к немцам. Те сначала очень удивились, а потом опомнились и начали стрельбу из автоматов и пулеметов. Пальнул даже замаскированный на переднем крае танк. В результате начальник штаба убит, наш комбат ранен, машина разбита, женщины попали в плен. Лапин с комбатами в страхе приползли обратно. Ночью приполз и раненый шофер. Это ЧП стало известно всему участку. Теперь нами командует Гарбуз.

9.XI.43.вторник
Вот уже и Октябрьские торжества прошли. Перед 7-м ноября мы узнали от пехоты о взятии Киева. В честь праздника кухня порадовала нас пирожками с капустой и котлетами. Эх! Письмецо бы еще получить!

11.XI.43.четверг
Нас перекидывают вправо, под село Ново-Ивановка. Валит снег, на носу зима. От холода приходится пританцовывать в окопах, не помогает даже доставленная заботливым старшиной солома. Суп замерзает, пока его приносят к нам.

14.XI.43.воскресенье
После внезапного дождя земля раскисла, но несмотря на это, наш участок предпринял наступление большими силами. Село захвачено, взято в плен около пятидесяти немцев. Какой контраст на их физиономиях по сравнению с двухлетним прошлым! Наша пехота раздела их до носков и пустила бегом в комендатуру.
К вечеру, в спокойной обстановке, я прочитал письмо из Воронежа от какой-то Нины Александровны Ивановой. По ее словам, она жила неподалеку, но я, что-то, не припомню. Предлагает начать переписку – что ж, попробуем!

15.XI.43.понедельник
Сильный туман. Ждем атаки противника. Только успели наспех позавтракать, как впереди, в белой мгле стал раздаваться грохот боя, там находились наши соседи. Шесть танков появились было в нашем секторе, но вновь исчезли. Туман рассеялся. Мы так и не вступили в бой.
Видели «Ванюшину» работу. Его снаряды рвутся, как бомбы. Виден даже прозрачный пузырь воздуха, уходящий к облакам.
Неожиданно вдали, из-за холма, на дороге появились танки, которые на большой скорости двигались в деревню. Мы открыли стрельбу, не столько, чтобы поразить их, сколько успокоить пехоту. Раскрыв свое положение, мы сами подверглись обстрелу. Первый снаряд разорвался в одном метре от конца ствола, оглушив нас грохотом и осыпав землей, второй – в пятнадцати метрах позади. Все спрятались в укрытия.
Когда стемнело, пришлось менять позицию и обустраиваться на новом месте.

16.XI.43.вторник
Ночью я наблюдал немецкие ракеты и даже слышал звук выстрела из ракетницы. Немцы в трехстах метрах за бугром. Видны верхушки домов, с которых пулеметчики тревожат очередями. Слышны работающие моторы, немцы что-то готовят. А у нас тишина, командиры не волнуются. Все спрятались в укрытия.

17.XI.43.среда
На рассвете я пошел в лощину, лежащую по правую сторону. Видел несколько разбитых и обгоревших машин, в некоторых – куски человеческой плоти. На одном из мертвых лиц застыла гримаса мучительной боли и немого вопроса – за что? Не такой ли конец поджидает меня тоже? Эх, дожить бы до конца войны…
Весь день я вспоминал увиденное, а ночью в голову пришли такие строки:

Мне как-то жалко умирать,
Я в жизни все хотел узнать:
Что в ней хорошего, плохого,
Что интересного такого…
И вот, проживши двадцать лет,
Я, наконец, нашел ответ:
Что жизнь – есть сон,
Как тень, неясный,
Уж очень быстрый, но прекрасный

19.XI.43.пятница
Холодок, однако! Проснулся в окопе от боли в ногах, и принялся растирать их и прыгать. Затем принесли завтрак: хлеб с салом, 100 грамм и обязательный суп. Предстояла интенсивная работа: требовалось проверить и протереть все снаряды.
На минутку забежал наш «маркони», Марк Купершмидт, хвастался письмом из Новосибирска. Двоюродная сестра пишет: «До скорой встречи в Одессе!»
Он не скрывает радости, а мне завидно стало, – почему мне не пишут?

20.XI.43.суббота
Положение нашей новой огневой позиции неважное: пули стучат по щиту, а за снарядами мы ползаем на животах, так как не успели вырыть ровиков. Мараев, стоящий ближе к тылу, перестал стрелять. Расчет попрятался в окопы. Говорят, будто снаряд попал в станину – я что-то сомневаюсь.
Пехота немного продвинулась, но на возвышенности снова залегла: мешает огонь немецкой артиллерии. В село вошли лишь затемно, однако немецкие бронемашины выбили оттуда пехотинцев, а у них, как нарочно, не было противотанковых ружей.

21.XI.43.воскресенье
Нам выдали теплую форму, хлеб, колбасу. Получен приказ выдвинуться вперед, прямо в боевые порядки пехоты. Оттуда идут много раненых и столько «халтурщиков».
Говорят, когда возьмем Ново-Ильиновку нас сменит 69-я армия.

1.XII.43.среда
Плохо носить свои тетради без сумки – стираются в труху. Я раньше  приобрел одну в Ново-Ивановке, так ее подполковник Кваша отобрал, а мне без сумки никак нельзя.
Хочу рассказать, что происходило за эти девять дней. Во-первых, пишу я в селе Пятихатка, пишу на столе со скатертью! Нас сняли с позиции и предоставили возможность отдохнуть. Может быть даже попадем на формировку. Итак, Ново-Ильиновку взяли 23 ноября. Бой был тяжелым. Нас несколько раз накрывали разрывы мин, пострадало орудие, но мы все остались целыми.
С рассветом я обнаружил вблизи нашей огневой позиции два мертвых тела. Чуть дальше насчитали еще двенадцать трупов. В основном это были наши пехотинцы.
Я прошелся по Ново-Ильиновке. Дома сильно разрушены, но погреба сохранились, а в них – мука, просо, соленые огурцы, помидоры, арбузы. Принес ребятам целое ведро гостинцев, а кроме того, я раздобыл сумку, ремень и наган. Но главное заключилось в том, что нас сняли с передовой на отдых. Сразу стало так легко, как будто и война закончилась. Через полчаса после приказа мы собрались возле полевой кухни в овраге, куда должны были прийти все остальные.
Ночь провели на сырой земле. Развести костры, чтобы подсушиться, нам не разрешили. На следующий день я несколько часов разыскивал шофера Тимченко с его машиной. Потом в кузове грузовика мы доехали до станции Рядовой, а оттуда поездом до Пятихатки.
Я обошел немало домов пока разыскал свободное место. Теперь привожу в порядок свои тетради, пишу ответное письмо матери. Мой денежный перевод она получила, и очень благодарна за него. Смущает только, что ее письмо написано еще 12 сентября.

2.XII.43.четверг
Начинается! Пропало две пары брюк, и старшина поднял всех в 5 часов утра для проверки. Ничего не обнаружили. На улице шел дождь (и это в декабре!). Мы разбежались по домам, как только отпустил угомонившийся старшина.

3.XII.43.пятница
Получил деньги за свое «Монте-Кристо», на которое уже косился Гарбуз. Чтобы не досталось ему, я предложил Лапину бритву и 500 грамм спирта за 200 рублей. Спирт мне все равно без надобности, а деньги отошлю матери.
Днем ребята смотрели газеты, играли в «очко». Я читал Лермонтова. Письма не приходят, так как мы снялись с полевой почты.

5.XII.43.воскресенье
Томимся бездельем. Ребята режутся в карты, заплевали весь пол семечками. На дворе ударил приличный морозец.

6.XII.43.понедельник
Мороз крепчает. Не завидую тем, кто сейчас на передовой. Наши подыскали новое занятие – накалывают татуировки.

7.XII.43.вторник
На улице все белым-бело от снега. Лучи заходящего солнца окрасили горизонт в голубовато-розовый цвет. На вечерней поверке старшина проинструктировал о предстоящем движении и назначил меня дневалить в первую очередь.

9.XII.43.четверг
Ночью погрузились в эшелон. В вагоне нары с соломенными подстилками, печка. Подкрепившись супчиком, принялся разглядывать пейзажи за окном. Давно не ездил в поезде. Проехали Нижне-Днепропетровск. Сильные разрушения, но люди потихоньку обустраиваются – жить-то надо. Такая картина наблюдается повсюду.

10.XII.43.пятница
За день проехали от Краснограда до Харькова. Многие предприятия работают, на улицах немало людей, но молодежи среди них почти не видно. Даже тоскливо становится…

12.XII.43.воскресенье
Рано утром прибыли на место назначения, в село Новая Таволжанка, в двенадцати километрах от Волчанска. Нам поставлены задачи: за пять дней выстроить казармы. Жителей в селе мало, да и все равно, нам нельзя покидать зону строительства.
В этих местах чистая атмосфера: растет хвойный лес, протекает река. Думаю, еще успеем отдохнуть, так как в нашем распоряжении будет не один день.

13.XII.43.понедельник
От друзей узнал, что меня включили в список на сержантов. Не нравится мне это – придется жертвовать лишним годом службы.
После работы, удобно усевшись на нарах, мы с Чернышевым выучили под гармонь новую песню «Огонек».

16.XII.43.четверг
Наряд за нарядом! Вчера – баня, сегодня – фанерные танки для стрельбы, а отдыхать когда?

18.XII.43.суббота
Занимаемся в поле по расписанию. Эти занятия сидят уже в печенках: каждый день одно и то же! Надоело!
У нас очень интересный старшина. Сибиряк из Читы, гвардеец, воевал в Сталинграде, ранен семь раз или восемь, но еще бегает на своих курьих ножках. Маленький, жилистый, верткий проныра и великий комбинатор. Треплется он постоянно: и в морфлоте служил, и завпроизводством в столовой работал, и там был, и там, и везде, одним словом.
С двух до шести ночи дежурил на батарее. Хорошее время: все спят, можно почитать или просто посидеть – подумать о жизни, не боясь, что кто-то помешает.
Хочется мне овладеть писательским искусством. Иногда бывает настроение написать что-нибудь, ибо все предметы и события представляются в особом виде. Душа так и требует излить все это на бумаге, но литературно воспроизвести свои мысли у меня не получается, и тогда весь запал пропадает.

19.XII.43.воскресенье
Помыли и почистили казарму. Получили хлеб, сахар, табак, а еще мне перепали новые ботинки, обмотки, гимнастерка, телогрейка. Очень рад!

20.XII.43.понедельник
С утра занимались строевой подготовкой, от которой потом долго гудели ноги. После обеда слушали лекцию о международном положении.

22.XII.43.среда
Писем все нет. Наша 38-я армия пересылает их сюда из-под Кривого Рога, и это отнимает много времени.

24.XII.43.пятница
Сегодня меня вызвали в штаб и, за плотно закрытой дверью, долго вели неприятный разговор. В очередной раз пришлось писать подробную автобиографию.

25.XII.43.суббота
Стоит сильный мороз. Я отдал шинель на замену, поэтому нахожусь на казарменном положении. На обед надеюсь попробовать сверхнормативных пирожков по 10 рублей за штуку.
На вечерней поверке Балашову, Дедову и Адамушко из нашей батареи вручили выписки о награждении медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». В прошлом году награжденных почти не было. Их считали необыкновенными людьми, бойцы специально бегали на них смотреть. Сейчас ребята начинают привыкать к наградам.

20.II.44.четверг
Дали, наконец, получку. Мы ее пожертвовали беспризорным детям, родители которых погибли в боях. На днях обещают привести наши письма, застрявшие в Волчанске. Говорят, мешок такой тяжелый, что не подымешь от земли.
К вечеру у меня начался жар, болела голова, спина, и, особенно, левая нога, обмороженная на станции Курбатово. Завтра, наверное, пойду в санчасть.

25.II.44.вторник
Наши войска взяли Дно, Струги и Рогачев. Командующему II Украинского фронта, Ивану Коневу, с которым мы прошли от Белгорода до Кривого Рога, присвоили звание Маршала Советского Союза.

26.II.44.среда
К вечеру батарея преобразилась: все стали такие добрые и обходительные, – чуть не целуются. А причина тому – письма! Мы, наконец, получили письма! Да не по одному, а по 5-10, а некоторые по 20-30. Я получил семь конвертов. Только поздно вечером мы забрали в штабе полка свои «драгоценности», и, конечно, никто не собирался спать. Читали ночью, читали весь следующий день – в казарме, во дворе, на занятиях. Какую все-таки силу имеют письма, когда даже замкнутые и неразговорчивые люди радостно делились с окружающими новостями о своих родных, друзьях и знакомых. Лица солдат при этом светились бесконечным счастьем и умиротворением.

4.III.44.среда
Получили и мы свои четыре пушки, новенькие, с завода. Но зачем нам передки нужны? Нам без них лучше. С пушками прислали книги – руководство по эксплуатации. Теперь хоть какая комиссия пусть проверяет – на все вопросы отвечу. В конце марта перейдем на летнее обмундирование и перекрасим пушки в летний камуфляж.
Давно хотел написать что-нибудь другу Генатусу в стихах, и вот получилось:

Спешит весна свои права завоевать,
Сражаясь с бабушкой Зимой.   
Так точно я спешу тебе послать
Привет, товарищ мой!
С тобой мы в разных сторонах,
Такая, знать, судьба.
Но жизнь одна на всех фронтах,
А наша жизнь – борьба
Одна беда лишь у меня,
Что нет тебя со мной.
Но в памяти моей всегда
Мелькает облик твой.
Бегут года, и все пройдет,
Забудутся бои.
Но дружба наша не умрет
Поверь словам моим

Это произведение я пошлю ему в письме. Жаль, не знаю, где искать Бориса Лесникова, этого нашего «Кукарачу». Как можно таких ребят не любить и не уважать! Когда-то мы жили душа в душу. Сейчас Генка под Ленинградом, а где Борис – неизвестно.

8.III.44.пятница
Праздник. А день, действительно, праздничный. С утра светит, и уже хорошо пригревает, яркое солнце. У людей поднялось настроение.
Сегодня закончил читать роман Полторацкого «Гоголь в Петербурге» на украинском языке. Это, своего рода, биографическое дополнение к жизни писателя. Я много узнал нового и интересного о жизни как самого Гоголя, так и Пушкина, Дельвига, Жуковского, Россетти. Эта солидная книга охватывает почти весь круг общения Николая Васильевича, начиная с его первых шагов поэта-неудачника до знаменитого писателя.

9.III.44.суббота
Прошел ровно год, как я попал в Липецкий госпиталь 2687. Тогда нас привезли с вокзала под вечер, помыли, переодели, накормили. Когда я увидел себя в зеркале – в больничном халате, чистом белье и тапочках – чуть не заплакал, отвыкнув в плену от человеческой жизни.
Дни в госпитале протекали по заведенному порядку: завтрак – книги – обед – прогулка по коридору – книги – ужин – книги – сон. Иногда в столовой госпиталя организовывались концерты и просмотры кинофильмов. Через две недели меня перевели в отделение выздоравливающих и стали привлекать к работе на кухне.
После выписки меня снова отправили в Касторное в запасный полк, квартировавшийся в тех же конюшнях завода, где наша часть формировалась в мае 1942 года. Такая уж судьба!
Приехавшие представители ИПТАП отбирали людей в свой полк – так я стал истребителем танков. Тринадцатого мая сорок третьего года мы прибыли в Нижне-Махово, где располагался ИПТАП-3, который позже стал именоваться ИПТАП-1658. С этим полком будет связана вся моя дальнейшая служба. Сначала воевали трофейными немецкими, 105-ти миллиметровыми гаубицами, потом у нас появились отечественные 76-ти миллиметровые орудия ЗИС-3. Бои мы начали в июле под Обоянью и продолжали их без перерыва до декабрьского взятия Ново-Ильиновки.

10.III.44.воскресенье
На разборе занятий комбат пообещал, что теперь мы будем больше уделять внимания стрельбе из пушек и личного оружия. Много работы ждет шоферов. Они еще совсем мальчишки, 1927 года рождения. Им в шутку говорят, что они ногами до педалей не достанут, а заводить машину будет чужой дядя, но пацаны не унывают и… то перекинутся вверх колесами, то пушкой о дерево ударят. Весело с ними!

18.III.44.понедельник
Сегодня производили учебную загрузку в эшелон. Скоро застучат колеса, и вагоны повезут нас навстречу неизвестности.

20.III.44.среда
Мартовскую «кашу» подморозило, но ее быстро растоптали ногами, и снова получилась грязь. Утром мылись в бане. По пути обратно я не козырнул капитану, начхиму бригады, он взъелся, но мне дипломатичным разговором удалось успокоить офицера.
Вечером батарея заступила в наряд, и я остался наедине со своими мыслями. Мне нравится такое время.
Как хорошо было у нас в Днепродзержинске до тридцать седьмого года. Помню, вечерами я садился в своей комнате за столик у раскрытого окна, брал в руки книгу, или ставил шахматы. От клумбы под окном в комнату вливались опьяняющие запахи ночных фиалок. Свет садовой лампы создавал причудливые тени во дворе, и перед глазами возникали сюжеты сказок «Тысячи и одной ночи». Иногда мои грезы прерывались залетавшей из окна запиской – от нее… Я часто вспоминаю свою Зою и те незабываемые беспечно-милые вечера. Тогда мы совсем не ценили их, не зная, что ожидает нас в ближайшем будущем. Как одиноко и грустно становится, вспоминая то время. Как хочется вернуться в прошлое, забыть настоящее…

21.III.44.четверг
Сегодня 1-я и 4-я батареи подверглись серьезным экзаменам представителей штаба бригады. Ребятам даже жарко стало. Сегодня же выдали сахар и табак. Сахар я оставил себе, а табак выменял на пирожки с картошкой.
Перед ужином Веснин позвал смотреть кино «Концерт фронту». Мы еле протиснулись в маленькую, душную комнату, но это стоило того. Приятно было увидеть любимых артистов: Шульженко, Утесова, Русланову, Михайлова, Козловского, Ильинского. Особенно задела за душу песня Шульженко «Синий платочек». Впечатлений от просмотра фильма масса. Такие вечера не забываются.
В казарме нам зачитали выписки из нового Устава. Теперь опять придется произносить чеканным голосом: «Здравия желаем!», «Так точно!», «Никак нет!». Как это все напоминает прошлое.

22.III.44.пятница
С утра наш новый командир взвода, старший лейтенант, Щурилов проводил политзанятия. Он здорово развит в этом плане, и лекция получилась интересной.
Днем занимались огневой подготовкой.

23.III.44.суббота
Идет сильный дождь, а нам предстоит стрелять по мишеням. Вечером ходили в кино. Снова показывали «Концерт фронту» и «Чапаев». Народу собралось битком, в том числе, гражданских лиц из поселка.

24.III.44.воскресенье
Наш врач надумал варить из сосновых иголок витамин «С», и вот теперь этим занимается санинструктор. К обеду подадут компот из иголок. Когда появятся овощи, то никакого «С» не понадобится, а пока придется пить этот витамин.
Взял у Хрущева анкету для вступления в комсомол. Думаю над тем, что  я скажу, если спросят, зачем вступаю в ряды комсомола? Наверное, отвечу так: в эти исторические дни каждый человек должен стремиться вступить в ВЛКСМ или в ВКП (б). Партия и комсомол ведут наш народ и государство к счастью и величию. Я тоже хочу видеть свой народ счастливым и независимым. Но одного желания мало, надо активно действовать, помогать партии и комсомолу в осуществлении этих идей. Вот поэтому я и хочу вступить в Ленинский комсомол.
Вечером сдали гимнастерки в стирку. Давно пора.

25.III.44.понедельник
Вчера стоял хороший день, а сегодня повалил густой снег. Все деревья облеплены толстым, белым слоем.
Скоро ожидается комиссия. Наши офицеры готовятся к ней как школьники. Все ходят с книгами и бубнят себе под нос. А нам заняться нечем. Хоть бы нашлись партнеры сыграть в шахматы или где-то раздобыть шахматный учебник…   
Нам читали лекцию о международном положении. Я многое и сам уже знал из газет. Кое-что новое узнал о Тегеранской конференции и о взгляде США и Англии на нашу коалицию.

26.III.44.вторник
Я постоянно думаю о Воронеже, он мне теперь уже снится. Почему никто не пишет? Ждешь день, два, три, неделю, а писем нет и нет. Хорошо бы сейчас собраться всей нашей кондитерской и техникумовской компанией и махнуть за город на весь день. А потом пойти в кино, в театр, в цирк – хоть к самому черту в гости! Лишь бы найти удовлетворение своим порывам и желаниям. Сколько было бы веселья, смеха, шуток!

27.III.44.среда
Опять насильно дают пить этот витамин «С» – противный зеленый настой, пахнущий скипидаром. Я протестую!

16.IV.44.вторник
Во-первых, сегодня Святое воскресенье – Пасха, но нам ее не отмечать, а во-вторых, у меня сегодня день рождения – исполнился 21 год. Быстро летит время, леший его побери! Однако, от людей ничего не зависит. Помню, дома я читал книгу французского писателя «Мне 20 лет». В ней он описывал то, чего достиг к этому возрасту. Мне тоже бы хотелось написать что-то похожее, однако, писателем я пока не стал.
Что я достиг в 21 год? Ничего! Учился, но так и не окончил техникум, профессию не приобрел. Работал где придется, по случаю, удовлетворения не получал. Седьмой год в разлуке с матерью, так что в подростковом возрасте, когда требовалась материнская забота и тепло, я был лишен этого.
С другой стороны, я жив и невредим – и это главное. Я нахожусь в армии, на которую сейчас обращены взоры всего мира, следовательно, – могу отличиться. Да, несмотря на возраст, мне уже многое пришлось перенести, но сейчас люди всей Земли страдают – не я первый, не я последний.
Думаю, что после войны (а она ведь кончится когда-нибудь) жизнь будет интереснее и богаче, как материально, так и духовно. Счастлив будет тот, кто доживет до того времени.
Если я останусь жив, то буду учиться. Чему? – всему! У меня есть тяга к морю, к радиотехнике, к машинам, к книгам, к шахматам. Хочется жить насыщенно и интересно. О заведении семьи я пока не думаю.
Ночью сообщили о взятии Ялты. Скоро в Крыму не останется земли для немцев, придется им топиться в Черном море.

17.IV.44.среда
Приехал начальник гарнизона села Новая Таволжанка, поприветствовал всех, обошел строй. Затем речи произнесли: рабочий сахарного завода, учитель, доярка. Выступали и другие люди, а дождь все лил и лил. Потом было объявлено, что ввиду непогоды парад отменяется, и можно разойтись по домам.
Когда вернулись в казарму, каждый занялся своим делом: писать письма, подшивать одежду, или просто отдыхать.
Мои мысли вернулись к Воронежу – к друзьям, товарищам, подругам. Им-то сейчас веселее, чем мне. Я боюсь предугадывать встречу с ними, но надежда живет и разгорается все больше.

1.V.44.среда
Вот и наступил праздник весны и труда. Мы все еще находимся в Новой Таволжанке. После обеда в помещении железнодорожного пакгауза прошел концерт военной самодеятельности. Перед его началом нам зачитали первомайский приказ Сталина: «Добить фашистского зверя в его собственной берлоге!» Приказ прослушали с трепетом, все остальное – так себе, артисты у нас слабоватые.
В деревню сегодня не пускают, везде стоят офицерские патрули.
Невольно вспомнились места, где приходилось встречать Первомай по-военному. В 1942-м году я находился в пути с маршевой ротой по возвращении из запасного полка. Там встретилась Даша, с которой мы жили в Павловском детдоме в 1937-38 годах. Она стала лейтенантом медслужбы, но внешне мало изменилась. Мы были очень рады встрече, долго разговаривали, обменялись адресами, обещали писать друг другу, но…
Через полтора месяца наша часть попала в окружение, потом последовали – плен, освобождение, проверки особистов и долгое лечение.
Май сорок третьего года я встретил в запасном полку в Касторном, накануне отправки в ИПТАП. Помню, со мной находились: Марапульцев, Саяпин, Морозов, Рыбаков, Алексеев – было весело.
Вечером шел фильм «Битва за Орел». Я прежде не смотрел его, и он оставил двойственные чувства. Батальные сцены картины, в местах, где я сам воевал, показались мне неубедительными, и только когда я увидел развалины Белгорода, то вновь возвратился к суровой действительности.
В казарму возвращались поздно вечером. Шли вперемешку военные с гражданскими. В большой, оживленной толпе солдатские пилотки соседствовали с женскими платками. Мы с моим тезкой, Любищевым, быстро вернулись обратно, а из-за окон, из темноты, еще долго доносился приглушенный женский смех и разговоры.

5.VI.44.воскресенье
Подъем объявили в три часа ночи, и через тридцать минут мы уже тронулись в путь. Грузились на станции «Жебекино». Погрузка заняла почти весь день. Закончили к вечеру. Настроение у всех приподнятое, а тут еще почту доставили! Я получил два письма, но не стал читать их сразу, а оставил, чтобы с чувством прочитать в спокойной обстановке.

6.VI.44.понедельник
Приятно просыпаться просто так, а не от зычного крика «Подъем!» У нас началась эшелонная жизнь. После завтрака я перечел еще раз письма и сел писать ответы.
В полдень проехали Белгород, знакомые места. Улицы уже расчистили, но здания разбиты. Достаточно много людей занимается расчисткой города.
Слышал сообщение, что армия Эйзенхауэра на тысячах судах и самолетах высадилась в северной Франции, а в Италии союзники освободили Рим. Ура!
Проехали Харьков, движемся на запад. За окнами мелькают мирные пейзажи. Незаметно я разговорился с командиром взвода, старшим лейтенантом Щуриловым. Нашлись общие темы для откровенной беседы. Спать легли поздно.

7.VI.44.вторник
Проснулись на станции Люботин. Народу было как на ярмарке. Это вышли пассажиры соседнего эшелона из Бессарабии. Галдят, шумят, толкаются. Позавтракали, и тронулись дальше, к Полтаве. На Полтавщине очень живописные места. Вся видимая глазу степь покрыта буйной зеленью. Заросли акаций и орешника местами подбирались прямо к полотну ж/д, и можно было прикоснуться к ним руками. Хотел написать письмо, но потом отложил, так как очень трясет на ходу.

13.VI.44.понедельник
Около десяти часов приехали в Рыбницу – красивый городок, расположенный на зеленом склоне под густыми кронами деревьев. На соседнем пути остановился санитарный поезд с женским контингентом. Прямо на перроне начались стихийные знакомства, танцы. Через час паровозные гудки оборвали общее веселье, и каждый эшелон поехал в свою сторону.
За мостом, по другую сторону Днестра, лежала Бессарабия. Еще недавно здесь проходила граница Советского Союза. Теперь – это наша земля, а вроде и не наша. У людей необычные шапки, костюмы, да и лица какие-то чужие.

16.VI.44.четверг
Приехали в Бельцы – тихий, провинциальный город со своей архитектурой. Люди на улицах не понимают по-русски, или делают вид, что не понимают. Смотрят на нас с подозрением, а кто-то – с вызовом.
Весь день суетились на станции, выгружали нескончаемые ящики, имущество и пушки.

17.VI.44.пятница
Предстоит продолжительный марш. Колонна двинулась в путь по странному, булыжному шоссе. Дома в молдавских селах, которые мы проезжали, построены аккуратно и со вкусом. Крыши большинства из них покрыты цельными листами цинка.
Достигнув реки Прут, мы остановились на обед. Всех охватила эйфория: вот она – граница СССР! Многие не удержались и полезли в воду. Течение там быстрое и глубина приличная, но все равно купались с превеликим удовольствием! По берегам растет черешня, сливы, абрикосы, грецкий орех.
По ту сторону реки мы ступили на чужую, румынскую землю, хотя строения и люди совсем не отличаются от бессарабских. До вечера ехали без остановок. На ночлег остановились в лесу на окраине села.

18.VI.44.суббота
Первая ночь, которую мы провели за границей, ничем особенным не выделялась. Мы совершили последний марш-бросок и попали в место нового сосредоточения. Там предстояло ждать дальнейших распоряжений, а до тех пор мы чистили и мыли машины и орудия, приводили в порядок себя.
Вечером комбат давал распоряжения: в село не ходить! местных жителей не обижать! без надобности не стрелять! Нам разрешается в Румынии использовать только дороги, лес и воду.

19.VI.44.воскресенье
В пять часов объявили подъем, потом началась генеральная уборка. Мы вымели из своего лагеря весь мусор и листву. Между делом обсуждали указания комбата: «не ходить! не обижать!» – а как эти румыны вели себя на нашей территории?!
В ожидании комиссии мы устраняли обнаруженные неполадки, доводили до ума все, до чего еще не дошли руки. Старались не зря. Проверяющие признали нашу часть боеготовной – хоть сразу в бой!
Хорошие новости с фронта: наши прошли неприступную линию Маннергейма, и сейчас находятся в двадцати километрах от Выборга.

21.VI.44.вторник
Возникла конфликтная ситуация с Жилиным. Оказывается, я до сих пор не знал его натуры: не мог отличить подхалимство от дружеского участия. Командир взвода обещал принять меры, а для меня это будет уроком на будущее.
Сегодня стало известно, что после того, как мы покинули Бельцы, на станцию совершили налет несколько десятков «Штукасов»,  и разбомбили ее в пух и прах. Ну и повезло же нам!
Капитан Кулик собрался ехать в Ботошаны. Его просили привезти конверты и бумагу. Я заказал тетрадь для дневника, надеюсь, привезет.
Безделье действует на меня угнетающе. Нет ни газет, ни книг, и письма не приходят. Слушаем только сообщения Информбюро, да и то, в записи. Кроме однополчан не увидишь ни одного нового человека.
Даже еда здесь невкусная.
Сегодня сообщили об освобождении Выборга. Говорили, что у немцев появился самолет-снаряд с дальностью полета 150 км и скоростью 350 миль в час. Сила взрыва равна бомбе в 1000 кг. Да-а…
Снова вспоминал Воронеж, Нину. Может написать ей? Хотя я и так много пишу, а она редко. Как хочется ее увидеть, не на фотографии, а в жизни!
Вечером читали лекцию о Румынии: площадь 245 000 км2, а без Бессарабии, Трансильвании и Добруджи – 193 000 км2; население – 13,5 млн человек; посевов – 12 млн га, из них 5 млн. кукурузы. Города: Букарешт – 650 000 чел., Яссы – 100 000, Констанца – 70 000.

22.VI.44.среда
Война идет ровно три года. Перед обедом нам зачитали статистические сведения о потерях за это время. У наших: танков – 49 000, самолетов – 30 000, орудий – 48 000, живой силы – 5 000 000. У немцев: танков – 70 000, самолетов – 60 000, живой силы – 7 840 000.

23.VI.44.четверг
Всю ночь гремела гроза, и сверкали молнии.
Комбат получил карты, по которым я узнал, что мы находимся в семи километрах от Ботошан, а село рядом с нами называется Копэлэу. Узнали новость, что теперь письма в треугольниках принимать не будут, надо клеить четырехугольные. Непонятно, зачем это сделали?
Мы выкопали огневую позицию по всем стандартам, и даже укрытие для машины. Потом я поучился управлять «Студебеккером» – это всегда пригодится.
По радио сказали, что закончился XIII чемпионат СССР по шахматам. 
Первое место завоевал Ботвинник, второе – Смыслов, третье – Болеславский, четвертое – Флор, пятое и шестое поделили Макогонов и Микенас.

24.VI.44.пятница
Весь день оборудовали огневую позицию, а в перерывах, я читал свежие газеты. В «Правде» изображена военная карта по положению на 22 июня. Необычно выглядел правый фланг I Украинского фронта, где Ковель находился в полукольце, а ведь, судя по газетам, боев там не происходило.
Выдали жалованье, но деньги здесь ни к чему.

25.VI.44.суббота
Наладилась доставка газет. Теперь мы получаем «Правду» на следующий день после издания. Газета дает представление о масштабах нашего наступления в Карелии.
Температура воздуха заметно упала. Может, это ветер принес прохладу с заснеженных вершин Карпат?
После обеда ходили с командиром взвода за вишней и корой. До вишни не удалось добраться, а коры мы нарубили на две палатки.
Наш шофер Котиков, которого, я шутя называю «Кошечкин», продолжает веселить меня. За ужином забрал мой хлеб и сказал, что будет моим ординарцем.

29.VI.44.среда
Опять комбат давал нагоняй! Я выдержал его спокойно, хотя это ко всем относилось. Льет сильный дождь. Работы по лагерю приостановили. Мы сидим по палаткам, крыши которых пока еще выдерживают воду. Мои мысли опять перенеслись в Воронеж – почему Нина не пишет? Ведь знает, как мне нужны ее письма!

30.VI.44.четверг
Меня вызвали в штаб оформлять полковую книу, другими словами, вписывать сотни фамилий бойцов со всеми приложениями и характеристиками. Писать придется целую неделю.  Я пытался увильнуть, но начальник штаба пригрозил закрыть меня на гауптвахте.
Ладно, буду заниматься канцелярией.

27.VII.44.среда
Полдня посвятил полученным письмам. Первым прочел письмо от мамы. Потом ознакомился с двумя посланиями от друзей, и напоследок оставил целых три письма от своей воронежчички: от 20.V,7.VI, и 16.VI. Всю мою корреспонденцию она, оказывается, получила, отвечала вовремя, но ее письма застревали где-то по пути. Бедняжка, сильно приболела, теперь понемногу восстанавливается. Пишет, что в городском кинотеатре идет «Большой вальс», но она будет ждать меня, чтобы вместе пойти на этот фильм. Не верится мне, что-то. Еще она пишет: «я настолько привыкла к тебе, что кажется, будто мы давно знакомы. Твои теплые письма располагают к тебе еще больше, а ты становишься все ближе и ближе. Без писем я просто тоскую!» Дальше она откровенно признается в любви! Верить или нет?! Разве можно, не зная человека, полюбить его по письмам? Задача интересная!

28.VII.44.четверг
Зря я не ходил слушать радио! Освобождены: Львов, Станислав, Белосток, Шауляй, Двинск и Резекне! День начался радостным настроением. На занятиях я каждые пять минут доставал и разглядывал фотографию Нины, пока ребята не стали надо мной смеяться. Ну и пусть! Душа поет – у нас с Ниной взаимные чувства! А вдруг мы обманываем себя? Бывает ведь так: встречаются люди, привыкают друг к другу, и вроде даже счастливы, но потом, все равно, расстаются.
Вглядываюсь еще раз в фотографию своей любимой Нины. Хочу представить нашу первую встречу, но не могу остановиться ни на одной возможной ситуации. 

29.VII.44.пятница
В полк приехал зубной врач. Надо идти к нему — давно донимает зуб — но я не могу пересилить свой страх.
Все чаще вынимаю из кармана дорогую фотографию и не могу на нее насмотреться. Сейчас бы я все отдал, чтобы встретиться с Ниной наяву!
Вечером зуб разболелся основательно. Я долго мучался, пока не задремал на снарядных ящиках в кузове машины.

9.VIII.44.вторник
Прочел «Корень любви» Константина Симонова. Оригинальная вещь! Я бы согласился сейчас на такой же исход.
Ночью, в кромешной тьме, мы, наконец, тронулись с места. Вспомнились ночные маршруты сорок второго года, тогда мы отступали  с болью и тоской, оставляю позади пылающие города и села. Теперь не сорок второй, а сорок четвертый и мы не в России, а в Румынии. Перед нами пока еще длинная дорога, но с каждым днем она становится короче, и это, само по себе, вдохновляет и радует.
Свежий ночной ветер приятно обдувал лицо в кузове «Студебеккера». Я не  спал,  размышляя о том, что ожидает впереди. 

10.VIII.44.среда
Уже смеркалось, когда последние машины скрылись в чаще молодого леса. Мы выгрузились и расположились на ночевку. С южной стороны доносился отдаленный гул разрывов. Там находились Яссы.

11.VIII.44.четверг
От проходивших по дороге бойцов мы узнали обстановку на этом участке фронта. Нас предупредили, что немцы на передовой таскают «языков», после чего отдельные наши товарищи стали спать «вполглаза».

12.VIII.44.пятница
Изнываем от жары. Ходили сполоснуться у колодца. На обратной дороге встретился румынский комбайн, убиравший густую и высокую пшеницу. Комбайнер сосредоточено следил за жаткой, для него, как будто, и война не существовала. Ночью я заступил в наряд.

18.VIII.44.четверг
Третий день стоим на огневой позиции. Штурмовики наши повеселели: летают на  работу по два раза в день, а сегодня еще День авиации. Впрочем, его перенесли на 20 августа. С наступлением темноты с юго-восточной стороны на юго-запад прогудели немецкие бомбардировщики, но все было тихо, они не сбросили ни одной бомбы. Что немцы хотели этим показать? – неясно.

19.VIII.44.пятница
Учились распознавать снаряды: где «свой», где «чужой», в общем – получается. Когда стемнело, снова пролетали «Юнкерсы». У нас появились первые потери: убит лейтенант Таренков. 

20.VIII.44.суббота
Очень горячий денек! Еще не взошло солнце, как сотни орудий различных калибров, в том числе «Катюши» и «Ванюши», начали работать по врагу. Последние дни румыны кричали с передовой: Русь, ешь больше гороху – 20-го в наступление пойдешь! Вот им и всыпали гороху! Та  сторона фронта покрылась сплошной черной пеленой огня и дыма. Не хотелось бы там оказаться. После такой мощной артиллерийской подготовки наши танки и пехота быстро довершили дело. Мы снялись с обжитого, за 10 дней места и отправились дальше. Узкая грунтовая дорога битком забита танками, самоходками, машинами, обозами – им не было числа. Давно не приходилось видеть столько войск. Все двигались в одном направлении – на Яссы. Навстречу малочисленными группами попадались раненые и редкие служебные машины. В такой сумятице мы забыли про еду, и только в первом занятом в селе расположились на обед.
С утра наши летчики отметили День авиации, сбив два «М-109», затем беспрерывно летали утюжить позиции врага, а немецких самолетов будто и след простыл. До поздней ночи через село сплошным потоком двигались войска, в основном, танки. Приятно было чувствовать такую мощь и силу нашей армии.

21.VIII.44.воскресенье
Я проснулся под тот же грохот двигающейся техники. Откуда ее столько?
Пользуясь стоянкой, мы насобирали в садах множество слив, яблок, груш, которые рассыпались с деревьев после артобстрела. В  селе не осталось ни одного жителя, румыны увели всех, а нам от этого еще лучше.

22.VIII.44.понедельник
Яссы под нашим контролем. Мы движемся колонной дальше на полсотни километров. Видны многочисленные свидетельства работы штурмовиков «ИЛ-2»: разбитая техника, обозы. На одном участке я насчитал свыше шестидесяти трупов лошадей с раздувшимися животами и задранными вверх ногами. От смрада нечем дышать.
Навстречу идут колоны пленных: грязные, оборванные, но довольные, что остались живы. Как они отличаются от лиц тех немцев, что я видел в 42-м году.
Местность здесь холмистая, но нашим «Студикам» все ни по чем: на подъемах жмут также легко, как и на спусках. Приехали на место к вечеру, опять остановились в лесу, где и заночевали.

23.VIII.44.вторник
Объелись арбузов и яблок. После обеда получили неожиданный приказ двигаться обратно. Ехали по той же самой дороге. Гниющих лошадей по большей части закопали, кто-то разбирал завалы у дороги. Теперь уже заметно меньше передвигалось техники.

24.VIII.44.среда
Мы находимся на стоянке в 12 км от фронта и ждем дальнейших приказов. Слышен далекий шум боя. Говорят, что вчера румыны во главе с королем Михаем свергли маршала Антонеску, и сами объявили войну немцам.
Оформляли документы на награждение. От нашего взвода в списки попали Хрущев, Бобров, Веснин и я.

25.VIII.44.четверг
Похоже, что нас поставили в резерв. Южнее Кишинева двенадцать немецких дивизий попали в «котел» – отличные новости!
Вечером ходили пообщаться  с девчатами-регулировщицами, их тут развелось больше чем надо.

26.VIII.44.пятница
Те соединения, с кем мы неделю назад стояли на передовой под Яссами, приближаются к Плоешти, а мы по-прежнему располагаемся здесь. По радио передавали,  что освободили Измаил, а потом зачитали текст всех шести пунктов перемирия с Румынией.

27.VIII.44.суббота
Рано утром получили приказ двигаться. Вдоль дороги шли длинные вереницы пленных, облаченных кто во что горазд. 
Мы проезжали недавно освобожденные города: Яссы, Васлуй, Бырлад. Яссы относительно мало пострадали от бомбежек. Привлекают внимание здания,  выполненные в готическом стиле и частные виллы-коттеджи на южной окраине. Мостовая похожа на екатеринославское шоссе в Днепропетровске. Людей на улицах мало.  Кто-то быстро отворачивался, а кто-то радостно приветствовал нас.
На загородной дороге машины подымают тучи пыли. Пыль раздражает глаза, забивается в горло. Попадается много встречных машин и танков. В кюветах лежит искореженная румынская техника. Вдоль дороги тянутся проволочные заграждения, иногда встречаются аккуратные щели с надписью «FORPOST».
Возле города Васлуй двигалась большая колонна пленных немцев от седовласых мужчин до безусых юнцов. Вид у них подавленный. По обе стороны колонны, спереди и сзади, шагают автоматчики. Вслед за ними идут пленные румыны, идут, как попало: группами и поодиночке, но главное, что без охраны!
Встретились наши солдаты. Шагают весело и шумно, наверное, на формировку.
На городской улице лопнула шина нашего «Студебеккера». Пришлось остановиться для замены колеса. Машину облепили пацанята, подошли взрослые продавать табак и бублики. Коммерция у них на первом месте.
На полуразрушенном здании у въезда в Бырлад криво весит сорванная с одной стороны вывеска, где черным по белому написано «Soldatenheim». Это увеселительное заведение немцев. Здание продолжает дымиться, как и некоторые другие дома города.
Мы проехали рядом со сгоревшим трамваем, в котором играла ребятня. За городом остановились на ночевку. За этот день мы проехали 150 километров.

28.VIII.44.воскресенье
На заре снова отправились в путь. Маршрут проходил по освобожденным вчера городам Текучий и Фокшаны. За день предстояло проехать сто километров. По дороге встречается много сожженных танков. Пленные идут нескончаемой колонной. Здесь сдались три пехотные и одна танковая дивизии со всей амуницией. Создается чрезвычайная ситуация с такой массой людей.
На отдых мы остановились в каком-то саду. Над кузовом машины, прямо над головами, свисают крупные сливы. Ребята не смотрят на них, так как за последние дни объелись фруктами до чертиков.

29.VIII.44.понедельник
Предстоит новый марш. За город Рымникулом видны следы тяжелых боев. По обеим сторонам дороги высятся горы сгоревшей  и взорванной техники. Полный разгром!
Проехали поселки Бузэу и Урзичени. Колонны румын приветствуют нас: «Камрад! Камрад!»
От Ясс мы не произвели ни одного выстрела, и в то же время за три дня преодолели четыреста километров. К вечеру вырвались на шоссе, ведущее в Букарешт. Встречные танкисты говорят, что население там забрасывало их цветами. Завтра и мы проедем страдами румынской столицы. Если здесь такая радость по поводу прекращения военных действий с СССР, то что происходит у нас дома? Ведь Румыния капиталистическая страна, у них на первом месте стоит индивидуализм. Им не понять нашей радости, и наш праздник будет гораздо значительней! Когда кончится война, произойдет что-то невероятное, такого торжества невозможно представить! Жаль, если я не доживу до того времени.

30.VIII.44.вторник
После вчерашнего марша глаза воспалились не на шутку – как-никак 180 километров отмахали! Стоим у пригорода Букарешта. Я разговаривал с живущей здесь русской женщиной пятидесяти двух лет. Она эмигрировала в Румынию из Владивостока в 1921 году и поселилась в Трансильвании. Когда эту местность забрали мадьяры, то начали третировать русскую эмигрантку, а потом отправили в колонию.

31.VIII.44.среда
Переехали подальше от шоссе. Приказали всем  почиститься и привести себя в порядок. Ничего особенного в этот день не происходило, если не считать, что вечером я крепко поругался с одним из сослуживцев. Не вытерпел скользкой натуры, и откровенно, в глаза, сказал все, что я о нем думаю!

1.IX.44.четверг
На двенадцатый день после прорыва мы, наконец, вошли в сильно пострадавший Букарешт. В центре целые кварталы превращены в руины. На улицах достаточно много людей. Они с интересом разглядывают нас, наше оружие. Некоторые выражают радость, бросают цветы, но мы не реагируем на это.
Второй раз проехали по городу вечером с юго-западной стороны. На большой скорости мы пронеслись по другим улицам.
В одном месте сделали остановку. Какой-то пьяный крикнул в нашу сторону: «Убирайтесь из Букарешта пока не поздно!» Как ему хватило наглости кричать такое.
На ночь остановились на Александрийском шоссе, рядом с огородами, где росли виноград и помидоры. Это было кстати, так как другого ужина не намечалось.

2.IX.44.пятница
Неподалеку от нас оказался местный аэродром. Об этом мы узнали утром, когда румынские «кукурузники» занялись патрулированием территории.
Хозяйка огорода, возле которого мы стояли, рассказала, что американские бомбардировщики разбрасывали перед бомбежками мелконарезанную фольгу, вроде как для маскировки. Интересно!
После завтрака нам разрешили сходить в город. Там работали несколько магазинчиков. Торговцы принимали наши рубли по курсу – 1р = 25 лей, а перед войной рубль равнялся сорока леям, короче говоря, расчески стоили 16 рублей, мыло – 10, одеколон – 10.
В протекающей здесь мелкой речушке в полдень, в самую жару, собралось множество купающихся.

3.IX.44.суббота
Привыкаем к новой расстановке сил. Теперь румыны стали нашими союзниками. Жаль! Хотелось бы побеспокоить этих пузанов, важно шагающих по улицам. Руки так и чешутся.
Мне попалась в руки румынская газета «Универсул». Я кое-что разобрал, потом один местный житель мне помог. Там было написано про смерть Лаваля, про убийство регента Словакии, еще по то, что генералу Монтгомери присвоено звание маршала. Писали, что в Варшаву войска вошли с северо-восточной стороны, а американская 5-я армия подошла к линии «Зигфрида». Немцев, отступивших с юга Франции, разоружили в Швейцарии. Рассматривались советско-финские и турецко-болгарские отношения. Была статья о Тито. Печаталось обращение советского командования к румынскому населению. В кинотеатре «Scala» демонстрировался фильм «Serul Moscovie» («Небо Москвы»). Все это интересно было бы сверить с нашими газетами, но их нет уже четыре дня.

4.IX.44.воскресенье
Надоедает долгая стоянка. Надо двигаться вперед, на запад!
Комбат в неважном настроении, и душит нас придирками. Узнали, что наши войска вышли на румыно-болгарскую границу от Дуная до Черного моря.
На дорогах большие колонны военных. Среди них много румынских частей, сформированных из пленных. У них и форма другая, и настроение.
Наш командир взвода сейчас остался за комбата, а тот, оказывается, заболел и лег в санчасть.
На этой стоянке наши здорово напились. Странно они рассуждают: если не пьешь, значит, плохой человек. Что за люди?
Раздобыл достаточно бумаги, теперь, если останусь жив, хватит писать до самого Берлина.

5.IX.44.понедельник
Пришла пора тронуться, а тут, как назло, дождь расквасил дороги. Мы ехали через села, в которых до сих пор о советских солдатах имеют ошибочное представление. Женщины прятались, завидя нас, кто куда. Одна залезла даже под колоду — что с ней поделать? Мы только посмеялись и поехали дальше.
В этих местах винограда стало меньше. Очень много кукурузы и бахчи с арбузами и дынями. Вот был праздник нашим животам! Газет мы до сих пор не видели, а они для нас, как луч света в темном царстве. Тоскливо на чужой земле. На советско-финском фронте наступил мир. Теперь из немецких сателлитов осталось одна Венгрия.
За сегодняшний марш мы преодолели 85 километров. Ехали на запад, в сторону Плоешти, к вечеру прибыли на место. Опять пошел дождь. Не успели мы установить палатку и поужинать, как получили приказ  –подготовиться к походу! Представьте себе: дождь хлещет, грязь, темнота – хоть глаз выколи, а тут – поход! Матерись – не матерись, а приказ есть приказ. Проклиная все на свете, собрались двигаться, но получили новый приказ – Оставаться на месте! Ну как после этого не материться!

6.IX.44.вторник
Дождь закончился, небо очистилось от туч, день обещает быть мировецким. После завтрака тронулись в дорогу. Земля еще не просохла, колеса вязли в грязи.
Без особых происшествий к трем часам прибыли в пункт назначения, в ста тридцати километрах западнее Букарешта. Видимо, нам придется двигаться в Крайову или в Югославию.
С каждым днем мы все дальше уезжаем от Родины, газет и писем оттуда нет совершенно. Тоскую о Воронеже: удастся ли мне туда вернуться?

7.IX.44.среда
Нам предстоит марш не в Югославию, а в Трансильванию. К двенадцатому сентября мы должны прибыть туда. В горах идут бои между румынами и венграми, пора и нам заняться делом.

8.IX.44.четверг
Позади остались сто тридцать километров с городами Каракал и Крайова. Последний понравился больше всего. Городское население выражает  большее расположение к нам, чем сельское. Женщины-крестьянки закутаны в платки, и стараются быстрее убежать от нас. Интересно наблюдать, как они носят на голове огромные  бидоны с молоком, и даже с этими бидонами бегут без оглядки.
В штабе слушал радио Югославии. Язык похож на польский. Постоянно играли пластинки. Через две-три иностранных ставили русскую. Одна мне очень запомнилась. Пел какой-то мужчина, да причем так чувственно, что казалось, не поет, а рыдает. В той песне звучали слова: «…капризная, … я старше вас, … стыжусь слезы своей, …. оставьте» и т.п.
Оформил маме еще один перевод в 300 рублей.

9.IX.44.пятница
Спозаранку снова отправились в дорогу, на этот раз недалеко – 37 километров. Мы ехали то по одну, то по другую сторону от ж/д  Крайовы.
Прибыв на место, быстро окопались и оценили обстановку.
Вечером на близлежащую станцию налетело несколько «Штукасов». Позже говорили, что одного из них сбили зенитчики.

10.IX.44.суббота
До Югославии рукой подать. К полудню прибыли в Прунешори, там приказано оставаться до вечера. За это время мы успели стать свидетелями румынской свадьбы. Молодые шли по дороге, а впереди играл оркестр из 5-6 труб и барабана. Невеста – красивая девушка лет двадцати – была одета в белый марлевый наряд. Ее жених тоже был одет неплохо, но шел изрядно выпивший. Друзья и подруги шествовали сзади. Временами процессия останавливалась, и начинались танцы. Плясали и взбивали пыль, пока ноги не отказывали, а потом снова шли вперед. Всем встретившимся на дороге наливали вино из баклаги. Во дворе их дома началась повальная попойка, когда гости дарили деньги и цветы молодоженам.
Нас люди не смущались, и продолжали пить и веселиться. Два раза свадьба прекращалась из-за налета «Штукасов», все разбегались кто куда, а потом обратно собирались вместе.
Как только мы расположились спать, поступил приказ в дорогу! Быстро погрузились и, сломав забор, выехали со двора. Мы ехали в полной темноте в долину Дуная, того самого Голубого Дуная, о котором сложено столько песен.
В предрассветных сумерках появились городские постройки пограничного Тырну-Северина. Видно, как сильно пострадала территория. Мы на скорости проехали руины, затем по шоссе домчались до села Веричиоре. Пока не рассвело окончательно, принялись копать укрытия и маскироваться.

11.IX.44.воскресенье
Местечко красивое! Лес, река и неизменная кукуруза. Пока все тихо и спокойно. После завтрака я пошел знакомиться с окрестностями. Посреди Дуная виднелся, остров поросший лесом. Кое-где были видны жилые домики. По обе стороны реки стояли деревни. Тишина.
Мы расположились на пологой части берега, а дальше поднимались скалы с кустарником и лесом у подножия.
Вскоре немцы с противоположной стороны реки обстреляли несколько машин, рискнувших проехать по шоссе. Наши артиллеристы ответили, и накрыли немецкое орудие в момент, когда его цепляли к конной упряжке.
Как только стемнело, мы тронулись дальше. Ехали в полной темноте, так как, из-за маскировки, свет не включали.

12.IX.44.понедельник
Ночью проехали железнодорожную станцию Оршава и остановились в десяти километрах от вчерашнего места стоянки в зарослях кукурузы. Мы ехали по отличной бетонной дороге в шесть метров шириной – ни пыли, ни тряски. К тому же высокие деревья вдоль трассы смыкали над ней свои густые кроны и хорошо маскировали машины.

13.IX.44.вторник
Нам сообщили, что на излучине Дуная 50 немецких танков окружили румынскую часть. Ждем сигнала, чтобы идти на выручку. Возле нас остановились три бывших пленных. Наши соотечественники находились в плену за 100 километров отсюда.  Их немецких надсмотрщиков разоружили румыны и посадили вместе с русскими, а наши выбрали момент и убежали. Говорят, что попали в плен еще в 43-м году под Таманью. Сначала их содержали в Севастополе, а потом, морем, вместе с другими пленными, отправили в Констанцу.

14.IX.44.среда
Мы пересекаем Трансильванские Альпы из Валахии в Банат. В этих местах горы не очень высокие, но живописные. По утрам их вершины покрыты туманом, и ощущается прохлада. На склонах гор видны посевы. Непонятно, как румыны ухитряются обрабатывать те земли? Наверное, нужда заставляет.
Шоссе с утра до вечера забито транспортом. Невольно возникает мысль: куда деваться, если налетят бомбардировщики? Слева – высокая насыпь, а справа – горная речка. Это такие хорошие ориентиры, что летчики с закрытыми глазами могут разбомбить дорогу. К сожалению, мы в этом убедились сами. Внезапно налетели два «Мессершмитта» и обстреляли колонну из пулеметов. Наповал убит капитан Сапрыкин, лейтенант «веселый Петя» и старшина Червяков. Ранены: шофер Туркин и старший писарь. Убитых похоронили на месте стоянки. Выступил майор Беляков с прощальной речью. Затем бойцы салютовали из двадцати ППШ.

15.IX.44.четверг
Как всегда, мы тронулись затемно. К утру прибыли на узловую станцию, которую постоянно бомбят немцы, но мы добрались без ЧП, и успели замаскироваться.
Долго стоять не пришлось. Днем выехали в срочный марш на 105 километров вместе с пехотинцами. Всю дорогу неслись на большой скорости, и к шести часа прибыли в Тимишоару.
Какую встречу нам закатили горожане! Повсюду были развешаны флаги СССР, США, Великобритании и Румынии. Лица радостные, оживленные, люди при нашем появлении как будто сходили с ума. На каждом перекрестке нас закидывали цветами, сигаретами, калачами. Слышались крики: Герои! Герои! Ура Красной Армии! Ура Сталину!». Даже не верится, что это кричали румыны, чьи войска каких-нибудь полгода назад попирали ногами нашу землю. На одной из улиц к нам в кузов «Студебеккера» залезла местная девчонка Ани и тараторила без остановки так, что даже заболела голова.

16.IX.44.пятница
Началось неожиданное наступление немцев, покидавших Грецию и Югославию. Они не знали о нашем присутствии, и хотели занять Тимишоару – важный транспортный узел. В течение дня мы выдержали шесть атак. Румынские вояки в какой-то момент собирались бежать, но мы их воротили. В очередной атаке немцы пустили на нас десять танков, два мы подбили, остальные повернули обратно. Когда стемнело, мы обстреляли дорогу у железнодорожной будки, и как потом выяснилось, – очень удачно. Были подбиты две автомашины примерно с двадцатью фашистами. Пехотинцы хвалили мою работу, а их похвала дорогого стоит. Ночью немцы хотели прорваться на левом фланге, но наши орудия и румынские минометы по соседству отбили атаку. Один румынский старший лейтенант (локотинент) стал после этого уважительно называть меня «Сержант Кирилло!»

17.IX.44.суббота
Получили приказ собираться и двигаться на юго-западную окраину города. Там положение серьезное. Постоянно воют сирены воздушной тревоги, люди прячутся, не верят в наши силы. Стоявшие там части, вчера едва не попали в кольцо, и немцы их потрепали порядочно. Обстановка нервная. Командиры не могут найти общего языка между собой, срывают зло на рядовых. Мы получили приказ стать на огневую позицию. За ночь отразили пять атак. В какой-то момент показалось, что нас окружили, но все обошлось.
К утру выяснилось, что у нас трое раненых: Нарулев, Мазниченко, Беляков, а у немцев потери гораздо значительней. Примерно в пятидесяти метрах от нас и далее, повсюду, лежали тела убитых эсэсовцев. Майор Вдовиченко осмотрел поле боя, немецкие трупы, наше подбитое орудие и сказал, что представит нас к награде.
Днем начали выселять из частного сектора местных бюргеров. Они – немцы по национальности, но называют себя сербами. Шум, крик, плач. Живут они очень богато, дома аккуратные, чистые, на полах линолеум. В шкафах полно одежды и обуви. Продуктов хоть завались: окорока, смалец, варенье, мука, сахар, водка, вино – мы, конечно, не зевали.

18.IX.44.воскресенье
С утра немного постреляли, потом все затихло. Занялись починкой собственного обмундирования. Принесли аккордеон и патефон с немецкими пластинками. Теперь живем! Еще раз приходил майор, переписал фамилии всего расчета для наград.

19.IX.44.понедельник
Переехали на новую позицию. Немцы теперь знают, что в городе русские и решили обойти его стороной, двигаясь в Венгрию.
Нам теперь нашлось, во что переодеться, переобуться. Совсем другое дело!

21.IX.44.среда
Опять переехали на северо-западную окраину города. Пока все спокойно. Из газет узнали, что Тимишоара занята девятнадцатого сентября, но мы-то здесь  с пятнадцатого!?

22.IX.44.четверг
Меня, Веснина и Хрущева срочно вызвали в штаб. Оказалось – за наградами. Приехал представитель штаба армии, полковник С., и лично вручил награды. Я получил орден «Отечественной войны» 1 степени, Хрущев – 2 степени, Веснин – орден «Красного Знамени». Ордена и медали получили и другие бойцы нашего полка. Настроение было отличное!
Как раз в момент вручения наград на шестую батарею пошли в атаку немцы, но скоро их отбили. Мы в это время были в пятнадцати километрах, а когда приехали – все уже было спокойно.
Из-за наград появилось много разговоров, обид и огорчений. Я рад, что против моего ордена ни у кого нет возражений. Жаль, но поставить друзьям нечего.

24.IX.44.суббота
Чувствуется наступление осенней погоды с прохладными ветрами. Интересно, холодно ли здесь зимой? В 9:30 налетели одиннадцать «Штукасов», но бомбили слабо. Поблизости не было зениток, так что бояться летчикам не приходилось. В 10:15 бомбардировщики улетели, теперь, возможно, последует атака.
Вечером получили приказ сняться. Ехали по затемненным улицам, свет включать не разрешали. Часам к десяти приехали в Реметия Маре и стали на ночлег в каком-то дворе.

25,26,27.IX.44.воскресенье, понедельник, вторник
Дни были похожи один на другой. Разница только в дожде: идет или нет? Дождь нас не сильно волнует, так как мы находимся под крышей. Возникла другая проблема: ребята не могут находиться  в селе по-хорошему и беспросыпно пьют. Мои корешки: Игнатьев, Плишкань, Коломиец, не говоря уже о Митрофанове – постоянно ходят зигзагами.
Переехали на двенадцать километров в Рекач.

28.IX.44.среда
Нам достался дом со старухой и двумя девочками: Катица 4 года и Анни 9 лет. С Анни мы очень подружились. Они немки, но говорят на смешанном румынско-немецком языке. Их отец пропал под Сталинградом, а они сидят и трясутся от страха.
Семья очень набожная, на стенах развешаны религиозные картины, девочки ходят с карманными библиями. Анни веселая и шаловливая девочка, привязалась ко мне, как к родному отцу.

29.IX.44.четверг
Дождь не прекращается. Мне пришли два письма. Одно от В.Е – странного содержания, и одно от тети. Тетя извиняется за молчание, пишет, что дяде стукнуло 60, и он получил инвалидность. Тарик находится в командировке.

30.IX.44.пятница
День посвятил ответам на письма. Здесь появились наши «соколы» Эх! дадим мы им прикурить!

3.X.44.понедельник
Получили приказ двигаться в сторону Венгрии. Маленькая Анни чуть не плачет от того, что мы уезжаем.

5.X.44.среда
Прибыли на румыно-венгерскую границу. Впереди, за кукурузным полем, выглядывают маковки церквей – это уже венгерский город Дьюла. Здесь будет артнаступление и вторжение.

6.X.44.четверг
С утра началось! Левый фланг пошел раньше, а мы лишь к полудню. Не нравится мне это, не по правилам, и совсем не похоже на Курские бои 43-го года. Значит, рассчитывают Венгрию с маху взять?

7.X.44.пятница
Что делается? Командиры вздумали днем перевозить батарею на огневую позицию через дорогу и мост, который все время на мушке у немцев.
Получив приказ, мы двинулись вперед, и сразу начались проблемы. Первые две машины проскочили переправу и почему-то сразу стали. Третья машина заглохла на мосту. Наш шофер не выдерживал дистанции, ехал впритык, и тоже остановился. Пока мы разворачивались, немцы стали стрелять прямой наводкой. На счастье, они оказались плохими артиллеристами. Я бы в такой ситуации не выпустил ни одной машины. «Студебеккер» Федорова задымил, у него вытекло масло. Расчеты, разумеется, разбежались. Откуда-то появился комбат, ранен, голова в крови. Вместе с ним мы отцепили пушку, и Котиков угнал машину за ближайший дом. Машину спасли, – надо и пушку спасать. Луцая и Филинушки след простыл – ясно, как это называется! Ухватили мы вшестером нашу «козу», упираясь ногами в землю, и покатили по дороге, а в головах у всех единственная мысль: «Вот сейчас накроет! Вот сейчас!» Но, повезло нам! Почему в нас немцы не стреляли? – неизвестно. Мы установили пушку возле следующего дома и получили приказ вести огонь, пока те два орудия не развернутся.
Легко сказать, а куда стрелять? – целей совершенно не видно.
В общем, я начал работать. Выпустил несколько снарядов по приблизительному местонахождению врага. Немцы продолжали бить по машине Боброва, пока она не загорелась. Потом они перенесли огонь на мое орудие. Мы продолжали стрелять с Беспаловым, пока его тяжело не ранило в бедро. В этом бою я еще раз убедился, как часто можно ошибаться в людях. О Скобликове, Филинушке и Луцае, говорить не хочется – трусы! А Беспалов – герой! Потом на него подали наградной лист. Очередной снаряд немцев вывел мою пушку из строя (осколок пробил стенку ствола), и бой для нас закончился.
Мы понесли потери: Федоров убит; Кривонос, Титовский, Беспалов – ранены. Вечером я сам отвез раненых в санчасть, а затем вернулся обратно.

8.X.44.суббота
Двинулись вперед, проехали Хайду-Собосло, и в десяти километрах от Дебрецена стали на огневую позицию. Подходят все новые и новые части. Наши войска уже врывались в город, но не смогли там закрепиться.

9.X.44.воскресенье
Провели тревожную ночь, после чего отошли обратно в Хайду-Собосло и заняли круговую оборону, в которой пришлось провести девять дней. За это время немцы пытались наступать 12, 16, 17 и 18 октября, но их попытки пресекались огневым валом нашей и других батарей, которые в большом числе сконцентрированы здесь.

19.X.44.среда
Наконец, вошли в город Дебрецен, которому устроили «Сорочинскую ярмарку». Хорошо живут, черти!

21.X.44.пятница
Два дня мотались по городу. Оставшиеся немцы продолжают обстреливать перекрестки и выезды из города. Мы в постоянном напряжении.

22.X.44.суббота
Фронт уходит на северо-восток. Наши передовые части находятся уже под городом Ньиредьхаза, мы отстаем от них примерно на сто километров.

26.X.44.среда
На правом фланге штурмовики разбомбили бронепоезд, принесший нам невосполнимые потери. Убит капитан Андреев и младший лейтенант Бахметьев, убито много рядовых. Как только я держусь?

27.X.44.четверг
Застряли под каким-то несчастным селом, нет никакой возможности двигаться дальше.

28.X.44.пятница
Печальный день. Неожиданно ранило нашего комвзвода, старшего лейтенанта Щурилова, а также рядовых Цумкалова и Коштанова. Отвозить их в тыл пришлось мне. Санчасть переехала в другое место, и я потратил много времени, чтобы найти ее и сдать раненых. Когда я вернулся, то с горечью узнал, что убили Боброва… Как в тот момент ожесточилось сердце! Бьют и бьют! Когда же это кончится?!
Похоронили его там же, возле огневой позиции. Я сделал надпись, на могильный холм положили цветы, но кому теперь это поможет? На другой день ему пришло письмо из дому… Сколько слез и горя теперь будет…

29.X.44.суббота
Мне снова пришлось стать командиром орудия, но я, конечно, желал бы видеть на этом месте Боброва.
С потерей старых, боевых друзей грустнее стало в батарее. Нам прислали нового командира взвода, но с ним мы еще, как следует, не сжились. На первый взгляд – парень неплохой, но, наверное, самолюбив, так как мало говорит и замкнут.
Все наши раненые под Сехгаломом: Беспалов, Сидоров, Титовский, Кривонос – находятся в одном госпитале. Кривонос даже написал в батарею письмо. Хорошие они ребята! Жаль, не повезло им.
Что же будет дальше, если посчастливится мне уцелеть?

30.X.44.воскресенье
Совершили обратный марш в 120 километров, проезжая по местам предыдущих боев. Города и поселки приводятся в порядок. Люди разбирают завалы, хоронят убитых. Через Дебрецен проехали под колокольный звон. На уцелевших зданиях висят плакаты и лозунги, на перекрестках много КПП. Городские жители ходят с белыми повязками на левых рукавах, это, вероятно, те, кто зарегистрирован.
За Дебреценом мы очутились в Карцаге – конечном пункте марша. Отсюда недалеко до Будапешта.

31.X.44.понедельник
Видел американских «Бостонов», летевших на бомбежку. Три группы по двенадцать самолетов сопровождали наши истребители.
Помылись в бане, привели себя в порядок. Наш патефон сломался, а аккордеон разбух от постоянных дождей. Теперь будет скучно без музыки.

1.XI.44.вторник
Хрущев стал парторгом, а на меня возложили обязанности комсорга.
Сегодня решил написать письма всем-всем. Мне уже оформили перевод 500 рублей за танк, я его пересылаю матери в Акмолинск.
Вечером снова накатились тягостные мысли о прошлом. Голова болит и жизнь не радует, когда чувствуешь себя отверженным…

2.XI.44.среда
Выехали ночью и к полудню прибыли на станцию Кишталек по железной дороге Сегед-Будапешт. Простояли четыре часа и двинулись дальше, в сторону Кечкемета. Заночевали в городе Кишкунфеледьхаза, преодолев 180 километров. Льет холодный дождь, настроения нет никакого. Перед сном поругался со Старшинским, потом – со своим бывшим заряжаюшим. Я был сам себе противен. Что я буду делать, если посчастливится выжить? – ума не приложу.
А письма так и не отправил…

7.XI.44.понедельник
Праздник. Мы от Будапешта в 25-35 км. Тихо. Впрочем тишина эта обманчива. Около нас находятся подвалы с большими бочками вина – остальное ясно…
За пять пролетевших суток только прошлой ночью спали нормально. Выехав из Кишкунфеледьхазы, мы проехали более двухсот километров. В дневное время принимали участие в боевых операциях, а по ночам снимались с позиций и ехали дальше. В таких условиях спать почти не удавалось.
Интересную картину сейчас мы представляем: одеты, кто во что попало. Скоро должны выдать зимнее обмундирование, которое придаст нам вид военнослужащих.
Прежние тягостные мысли не спешат улетучиться, может до особой поры, а может какая-нибудь дурная пуля прервет мою нить рассуждений.

9.XI.44.среда
Вчера неожиданно получил письмо. Ниночка, дорогая, как я благодарен тебе за него! Ты можешь ругать меня как хочешь, но только пиши, милая! Может меня и прибьет дрянной осколок, так все же умирать с образом любимого человека легче, чем в забытьи.
Я, конечно, с нетерпением ждал этого письма, и велика была моя радость, когда по его прочтении я, кроме душевного удовлетворения, узнал еще адрес лучшего друга, Геннадия, с которым год назад расстался.
Сегодня выдали теплые брюки и кое-что по мелочи. Вечером прорабатывали доклад товарища Сталина от 6.XI.44. «Армии союзников и наша Красная Армия вышли на исходный рубеж!»

10.XI.44.четверг
Приснился радостный сон. Конечно, все происходило в Воронеже и, конечно, главная роль принадлежала Нине. Я называл ее Солнышком – она была вся золотая и солнце такое же! Сколько в нашем сонном диалоге было нежности и ласки! И все же лучше бы эти слова говорить наяву, а не во сне.

12.XI.44.суббота
Переехали в Ньиредьхазу в 42-х километрах юго-восточнее Будапешта. Оказывается, слово НАНNGYA означает – «Бургомистр».
Прошлой ночью опять видел сумасшедший сон: … где-то в школе я пишу диктант. Потом начинаю отставать и нервничать. Ко мне подходит учительница русского языка, Лидия Константиновна, и пытается успокоить меня. Однако, я уже впадаю в истерику, рву на себе одежду и кричу «На что мне красивая одежда? раз я такой пропащий; на что мне красивые ботинки? и т.п.» Я изорвал всю одежду и убежал, куда глаза глядят. Припадки мои продолжались, друзья и родные отвернулись от меня, и я решил покончить жизнь самоубийством…
Я проснулся в холодном поту: что за чертовщина лезет в голову?

17.XI.44.четверг
Прошедшая пятидневка ничего нового не принесла, хотя каждый день отличался от предыдущего. Тринадцатого числа мы выехали из Ньиредьхазы в Монор в двадцати одном километре, а оттуда, четырнадцатого ноября – в Пилис (18 км).
Начинаются холода. Это особенно чувствуется в движении, когда холодный встречный ветер не дает возможности дышать.
К нам прибыл новый старший сержант Метла – мастер воздухоплавания. Парень, как будто, подходящий.
Два дня назад наш Морозов пошел с ребятами хоронить бойцов и сам подорвался на мине. Ему оторвало обе ноги и нос, перебило руки. Умер через несколько минут. Во что он превратился – страшно глядеть!
Но до чего привычка доводит! На фронте настолько часто видишь такие трагедии, что привыкаешь к ним. Не успели его похоронить, как все занялись своими делами, но в душе каждый думал: а не постигнет ли меня подобное?
Оказывается, здесь живут, в основном, словаки. Язык похож на русский, в любом случае, – мы хорошо понимаем их. А вот женщин своих они прячут от нас, как от огня. Что за чудаки?
Вчера на совещании младших командиров нас всех сфотографировали, потом передали слова маршала Тимошенко: «Домой, в Россию, вы не вернетесь, пока не возьмете три деревни: Будапешт! Вену! Берлин!»

19.XI.44.суббота
День артиллерии. Праздник, митинг, обед (с которого я убежал по дурости), приказы по бригаде и полку. Кое-что касалось и меня: благодарность по полку в приказе, присвоение звания старшего сержанта (приказ по бригаде), кроме того, наш расчет отмечен, как наиболее отличившийся за истекший период.

22.XI.44.вторник
Вызвали в штаб. Оказывается, младшему лейтенанту Т. срочно понадобилось выпустить «Боевой листок». Мы с Гришиным сделали все в лучшем виде, после чего офицер угостил обедом. Не знаю, что на меня нашло, но я выпил целую кружку сорокоградусной, потом добавил еще и еще. Обратно вернулся в двенадцать ночи. Потом всю ночь мучился и бегал на улицу. Заснул только в пять утра. Ребята хохочут, говорят, что таким меня никогда не видели. Я тоже таким никогда себя не видел.

1.XII.44.четверг
Еще одна неделя пролетела. Особых действий мы не предпринимали, а вот III Украинский фронт рванул за Дунай на 150 км ширины и 40 км глубины! Это косвенная помощь нам.

3.XII.44.суббота
Сидим без дела. У кого-то продолжаются вино и песни – мне этого не надо.
Послал на днях письмо Нине. Если б ты знала, дорогая, сколько я о тебе думаю! А может быть, я просто ошибаюсь? Разве можно полюбить заочно? Может, она – лишь розовая мечта, за которую я ухватился, не найдя удовлетворения в текущей жизни? А может, звено в длинной цепи суровых вопросов, затуманивающих мой разум? Хорошо, если это звено сыграет в мою пользу…

6.XII.44.вторник
Сумасшедшая ночь, но рассуждения, наверное, правильные. Дело подходит к концу…
Я все больше убеждаюсь в бесперспективности будущего для меня. Только для меня! Я не говорю это обо всех. Наше будущее будет счастливым, мы завоевали его в гражданскую войну и отстояли в отечественную. Народ заслужил его. Но мое личное счастье невозможно. Несмотря на молодость, моя жизнь была подвергнута трем ударам, которые сделали ее трагичной и отчаянной. Это прошлое (1937 и 1942 годы) и настоящее. Давнее прошлое еще можно забыть, но как забыть недавнее? Оно преследует меня постоянно.
Когда окончится война, и каждый будет предоставлен сам себе, устраивать собственную жизнь, тогда моя роль будет сыграна.
Правильно писал Надсон:

Надо жить – вон они, роковые слова,
Вот она роковая задача.

Зря я только морочил голову Нине. Она еще ничего не знает, а может лишь смутно догадывается по письмам? Надо взять и порвать все сразу – будет быстро и безболезненно, хотя…

12.XII.44.понедельник
Четыре дня назад переправились через Дунай возле города Эрчи. Я думал, что река будет до полутора километров шириной, а она оказалась в два раза уже.
Нас перевозили на пароме. Эта переправа была легче, чем Днепровская. Первым населенным пунктом на правом берегу был Эрчи. Проехав по его улицам, мы выбрались на шоссе № 6 и примерно в десяти километрах за городом стали на огневую позицию.
Местность напоминает чем-то Ново-Ивановку: такие же холмы, разве что, немного повыше, такая же грязь и слякоть. Дождь и холод нас всех доконали, ибо укрыться от них негде. Пока рыли окопы – согревались, теперь сидим в них и мерзнем по колено в грязи. Так провели всю ночь. Только на следующий день сделали сверху перекрытия, а землю устлали соломой.

13.XII.44.вторник
Памятный день. Ровно три года назад я был мобилизован воронежским военкоматом. До двадцать четвертого декабря мы находились на сборном пункте, а потом нас повезли в Саратов. Поезд остановился на станции Салтыковка. Я думал, что проблемы, связанные с моей семьей, остались на «гражданке», и в армии у меня вновь будет незапятнанная биография, но первый же вопрос мандатной комиссии, касавшийся родителей, опроверг мои надежды. Нигде нельзя было укрыться от документов личного дела.
Десять дней мы провели в казармах, там же скромно встретили Новый, 1942-й год. Потом нас на два месяца отправили на Саратовский танковый завод, где остро не хватало рабочих рук. Только после этого началась армейская служба в 72-м запасном полку, который дислоцировался под городом Пугачевом.
В конце апреля мы приехали на узловую станцию Касторная на формировку. Меня зачислили в минометный батальон, 333-го стрелкового полка, 6-й стрелковой дивизии, 40-й армии.
Шестого мая я приехал в Воронеж, отметил встречу и, одновременно, проводы с родственниками и друзьями, а потом отбыл со своим полком в укрепрайон под городом Тим.
В конце июня немцы прорвали Брянский фронт, начав масштабную наступательную операцию «Блау». Наш полк вместе с другими армейскими частями поспешно отходил, но в районе Старого Оскола попал в окружение и плен. Когда нас выстроили на дороге и под охраной автоматчиков погнали в сторону Воронежа, колонна растянулась на много километров. Никто не знал, что ждет там, впереди. Многие прощались с жизнью, думая, что нас ведут расстреливать.
На окраине села Семидесятного часть пленных (вместе со мной) загнали в овраг, огороженный сверху колючей проволокой, а остальных угнали дальше. Село занимали мадьяры, нас охраняли тоже они.
Несколько тысяч человек сидели и лежали на голой земле, упираясь друг в друга. Мы ели какую-то баланду один раз в день, пили речную воду из бочек, стоявших возле ограждения. Иногда сердобольные местные жители бросали хлеб через колючую проволоку, но если видели мадьяры, то стреляли в них на поражение.
Умерших от ран, болезней и голода выносили наружу и закапывали на речном берегу. Пленных партиями угоняли из оврага отправлять в Германию, а на их места пригоняли новых взятых в плен красноармейцев.
Так продолжалось с середины лета до поздней осени. С наступлением заморозков нас перегнали в село Синие Липяги, а потом на станцию Курбатово. У немцев не хватало вагонов, чтобы отправить всех пленных, а еще говорили, что партизаны где-то взорвали железнодорожный мост.
В конце января те, кому посчастливилось выжить, были освобождены частями нашей 40-й армии, к которой мы были приписаны, в ходе быстротечной Воронежско-Касторненской операции.
В санчасти Старого Оскола мне поставили диагноз: крайнее истощение, анемия, обморожение ног. Я провел там несколько дней, а потом был отправлен в Липецкий госпиталь. В санчасти и в госпитале я писал подробные объяснения, при каких обстоятельствах попал в плен, и чем занимался в лагере. Офицер особого отдела связывал произошедшее с судьбой моих родителей.

15.XII.44.четверг
Впереди небольшое село – в нем немцы. Они же любят комфортные условия, а мы закаляемся в грязи. Кстати, грязь засыпал первый снежок. Здравствуй, тетя Зима! Давно тебя ждали. Мы с Метлой и Кравченко выкопали блиндажик, поставили трофейную печку. Теперь на холод не жалуемся. Всегда можно создать уют в солдатских блиндажах, когда есть время. Мы строим побольше, покрепче, получше, устанавливаем печку, делаем окно, пристраиваем полочки. Ночью зажигаем коптилку. Жалко даже бывает оставлять такие хоромы.
Комбатом у нас стал Гарбуз. Мне лично он не нравится по многим причинам, но моего мнения никто не спрашивал.

16.XII.44.пятница
Осматриваю окрестности в стереотрубу. Что за труба! – австрийская «Герц» с пятнадцатикратным увеличением. Все видно, как на ладони: наши и немецкие передовые, телеги, транспорт. Иногда доносятся сигналы воздушной тревоги в Будапеште, до которого 15-18 километров. Говорят: немцы расклеили там листовки, мол, не отдадим Будапешт, как русские не отдали Москву. Видать плохи у них дела, раз вспомнили Москву.

19.XII.44.понедельник
Все остается по-старому. От скуки продолжаю разглядывать панораму в новую стереотрубу. В Эрде заметно движение каких-то людей, которые ходят по улицам, собираются в кучки, ездят на телегах. На бугре, примерно, в восьми километрах от нас что-то строится.
Недалеко, в кукурузных зарослях ребята обнаружили кое-что из новинок вооружения: 88-ми миллиметровые мины, фауст-патроны, крупнокалиберный автомат. Экспериментировать и пробовать оружие я не решился.
Теперь мы относимся не ко второму, а к третьему Украинскому фронту. Наши прежние соединения остались на противоположном берегу.
Сегодня санинструкторы организовали нам отличную баню!

23.XII.44.пятница
Перед нами все тот же Эрд. Несколько дней назад на нашу сторону перешли 25 мадьяр из только что прибывшей на передовую части. Обмундирование и вооружение у них новое, а воевать они больше не хотят.
Сегодня наша позиция несколько раз подвергалась артиллерийскому и пулеметному обстрелу.
На днях опять беседовал с И.М. о моем деле. После беседы, проходившей в известном тоне, у меня появились микроскопические надежды на лучшее будущее. В общем – ну их к чертовой бабушке, все эти мысли! Все определится со временем, а пока незачем себя мучать!
Пятый раз почтальон не радует меня своим появлением. Другим приносит письма, а мне почему-то нет. Досадно становится.
Вообще-то Нине я многим обязан. Ее послания обнадеживали и продолжают обнадеживать меня.

31.XII.44.суббота
Последний денек бурного и славного 1944-го года. Мы встречаем его на ближних подступах к Будапешту, в городке Пать, в двадцати километрах западнее столицы.  С 23-го декабря мы проделали немалый путь.
Двадцать четвертого числа нас сняли из-под Эрда, а наши позиции заняли части моряков-штрафников. Нас направили в только что занятый город Уйфалу. Дело в том, что на участке от озера Балатон до Дуная началось наступление III Украинского фронта с идеей окружения Будапешта. Переночевав в Уйфалу, мы двинулись в Бичке, где находились с 25-го по 29-е декабря. Затем получили приказ выдвинуться к Пати и занять огневую позицию в указанном районе. Приказ был исполнен в точности и в срок.
Теперь появилось свободное время и я, накануне Нового 1945 года, вновь предаюсь воспоминаниям. Где же они, мои друзья-товарищи? Четвертый Новый год я встречаю без них. Каждый праздник отличался от предыдущего, хотя иной и праздником-то не был вовсе.
Ночь с сорок первого на сорок второй год я провел в Салтыковке в «полугражданском» состоянии, так как был мобилизован всего лишь три недели. Следующий Новый год я встречал почти что без сознания, с сильными обморожениями, в бараке среди наших пленных на станции Курбатово. Тот период оставляет самые тяжелые воспоминания. Новогоднюю ночь сорок четвертого года мы находились в Новой Таволжанке, будучи на переформировании. И вот, накануне сорок пятого, я впервые нахожусь за границей СССР, под Будапештом, и очень надеюсь, что это будет последний Новогодний праздник военного разлива как для меня, так и для всех людей Земли!
Сегодня случилось небольшое ЧП. После обеда дневальный пошел проверить позицию, и заметил невдалеке человека в немецкой шинели. У нас Карпов носит такую же. Муратов подумал, что это он и окликнул, но тот поспешно стал скрываться в кукурузе. Дневальный выхватил кинжал и бросился вдогонку. Когда он нагонял неизвестного, тот развернулся и выстрелил из револьвера. К счастью, мимо! Незнакомец прибавил ходу и скрылся в зарослях кукурузы. Наши всполошились и организовали погоню с беспорядочной стрельбой.
Беглец, тем временем, нарвался на другую нашу батарею, наделал там переполох и спрятался под «Студебеккер». Машину окружили, кричали неизвестному, чтоб вылез, но тот ни в какую. Пришлось выстрелить ему в ногу и после этого вытащить на свет. Это оказался немец, вырвавшийся из окруженного Будапешта. У него забрали револьвер, одеколон, сняли шинель на меху и отправили в штаб части. Лейтенанту Ипатову выпала возможность пофорсить перед командиром полка с присущим ему юмором: «Представляю вам Новогодний подарок в виде «языка» и список наших бойцов на награждение!»
За час до полуночи объявили официальный отбой, а неофициально сообщили, чтобы все подтягивались в землянку Хрущева. Скоро в блиндаже, рассчитанном на восемь человек, собралось двадцать пять. На полу стояло ведро вина, а по кругу ходила кружка. Разговоры, шум, веселье. Наконец, слово взял Ипатов. Он полтора часа травил анекдоты, да так мастерски, что все хохотали до упаду.
Потом мы разошлись по своим «квартирам», и остаток ночи провели в тревожном ожидании.

1.I.45.воскресенье
С новым годом! С новым Счастьем!
В разных городах России люди просыпаются в хорошем настроении, вспоминая прошедшие веселые вечеринки, маскарады, танцы, прогулки по свежему, морозному воздуху – как это все далеко! А у нас с утра началась канонада. Сначала отбомбились штурмовики, несмотря на бешеный огонь немецких зениток, потом заработала наша артиллерия, «Катюши» и «Ванюши».
И все же, интересно, как встретили праздник в Воронеже? До войны мы любили встречать Новый год на  обкомовской площади – самой красивой площади города. Восторгались елкой высотой с пятиэтажный дом, украшенной игрушками, серпантинами, гирляндами цветных фонариков. Там собирались сотни горожан – шутили, веселились, пели. До самого утра играла музыка. Любители классики могли провести незабываемую ночь на бал-маскараде в Театре оперетты или в филармонии – да мало ли достойных мест в Воронеже.
Однако, мои друзья давненько мне не пишут. Могли бы написать хоть пару строк на праздник. А почему не пишет Нина? Я думаю о нашей встрече с ней все больше: Как я вернусь? Как в первый раз ее увижу? Но вот вопрос – вернусь ли вообще?
После обеда получили приказ: выдвинуться в район западнее Эстергома, где немцы перешли Дунай и двигаются к Будапешту. Через три часа мы прибыли на место. Весь вечер и всю ночь оборудовали огневую позицию. Сильно холмистая местность и неважная видимость вызывали тревогу, настроение было соответствующим. Рядом с нами располагается пехота и около двадцати танков. Те же пехотинцы говорят, что немцы здесь переправили 180 танков. Слухи или нет – не знаю.

2.I.45.понедельник
Стоим, ждем. Неизвестность угнетает. Вдали, не приближаясь к нам, кружили два Ме-109. Я решил  произвести разведку: взял автомат, бинокль, и стал взбираться на лежащую впереди возвышенность. Моим глазам предстала интересная картина. В полутора-двух километрах лежала деревня. Из нее выдвигалась большая колонна: примерно 20-25 танков, 30-40 бронетранспортеров, 10-15 автомашин. Теперь мне стало понятно, что кружившие вдали «Мессершмитты» прикрывали колонну с воздуха. Однако это не спасло немецкую технику. Я видел, как с северо-востока низко над землей к колонне приближалось несколько десятков «Илов». Взмыли в небо первые разрывы бомб, загорелись несколько автомашин, но я не стал досматривать и быстро зашагал обратно.
К вечеру мы тронулись на юг параллельно дороге, по которой двигались танки.

3.I.45.вторник
Сомор. Здесь остается штаб и тыл, а мы по шоссе двигаемся дальше на пять километров. На месте получаем задачу и приступаем к работе. У нас богатые соседи: 18-й танковый корпус с танками, минометами, зенитками, пехотой. Они все готовятся к бою. В селе, которое освещает ночное небо факелами горящих домов и машин, находятся и наши и немцы. Те жмут крепко. На рассвете вдруг вся эта масса зашевелилась и потекла назад. Причины этого маневра мы не знали. Тревога нарастала, но ничего не оставалось делать, как только ждать. Комбат отсутствовал, связь – тоже, а командир взвода сам ничего не знал. Наш «Студебеккер» находился в неизвестном месте. Я приказал расчету быть готовым к бою.
Танки соседей располагались позади нас, а впереди, на очень неудачной позиции, оставались вторая и шестая батарея. Позже и та и другая погибнут, но часть людей все же сумеют спастись.
Перед боем мы опасались, чтобы нас не обошли с правого фланга, со стороны высотки, густо поросшей кустарником, откуда автоматчики легко бы перебили наш расчет. Это направление я поручил держать Карпову с пулеметом. Как позже мне рассказали ребята, он так и остался на том месте. Его ранило тем же снарядом, что ранил меня, но ранение Карпова оказалось смертельным…
Тогда я еще этого не знал, и во все глаза смотрел в стереотрубу. Тревожные чувства не покидали меня.
Ждать пришлось недолго. На высоте нескольких метров разорвался бризантный снаряд. Присмотревшись в трубу, я увидел, что огонь в нашу сторону вели два танка с  расстояния полтора километра.  Они укрывались в балке, виднелись только башни, так чтобы попасть в них было сложно. Немецкая пехота после залпов наших батарей рассыпалась по полю. Справа, из-за холма, оказался еще один танк. Мой наводчик, Игнатьев со второго выстрела подбил его. Где то вверху разорвался еще один осколочный снаряд, вслед за ним третий, «мой».
Меня будто сильно толкнули в плечо, и я упал на землю. Из рукава широкой горячей струей полилась кровь. Правая рука висела плетью. Подбежавший Метла суетливо пытался перевязать меня, но у него ничего не получалось. Кровь лилась, не переставая, вместе с ней уходили мои силы. Я крикнул Игнатьеву, что ранен, и оставляю на него орудие. Опираясь на плечо Метлы, я кое-как отошел вглубь на сотню метров. Там он, наконец, перевязал меня, но кровь все равно продолжала сочиться. Никого из командиров рядом не было, и я принял самостоятельное решение идти в санчасть в Соморе, до которой было 5 км. В полутора километрах от нашей батареи мы встретили своих бойцов, оставивших орудия. Вместе с ними находился комбат Гарбуз. Он заискивающе улыбался и смотрел на меня, а я просто  презирал  его.  Мы пошли дальше. Навстречу, на подмогу нашим двигались танки и пехота. Идти становилось труднее, мы свернули с дороги в лес и прилегли отдохнуть. Как раз в это время на идущую колонну спикировали «Мессеры», обстреляли из пулеметов и сбросили несколько авиабомб. Одна из бомб разорвалась недалеко от нас, и своим осколком ранила Метлу в ногу, прямо в коленный сустав. Теперь мой друг оказался в еще более сложном положение, чем я. Хорошо, что проходившие по дороге пехотинцы, остановили одну из машин, и помогли нам доехать в Сомор.  Оттуда нас  перевезли в Этьек, где в медсанбате мне сделали профилактическое рассечение под местным обезболиванием, и потом оставили лежать среди десятков раненых. Не знаю, как развивались в дальнейшем события, если бы случайно я не увидел возле медсанбата  наш "Студебеккер" с ребятами. С ними мне стало гораздо спокойнее.   Вот что они рассказали. После моего ранения налетели четыре «Фокке-Вульфа» и начали бомбить стоявшие позади нас танки. На батарею прибежал посыльный с приказом снять панорамы с орудий и отходить. Наши добрались до машин, где уже находился комбат, и поехали в сторону Этьека.

10.I.45.вторник
Шестого числа мое состояние ухудшилось. Грозила газовая гангрена. Требовалась срочная операция. Меня повезли в военно-полевой госпиталь за сорок километров. Всю дорогу санитарную машину сопровождали Плюснин, Коломиец и Игнатьев – их поддержка согревала душу. Расставание было нерадостным, ведь мы бок о бок шли дорогами войны с мая 1943 года.
Операцию сделали шестого числа. Сначала меня привязали резиновым жгутом к столу, потом наложили на лицо марлю и стали капать хлороформ.
Очнулся я на том же столе и не сразу понял, где нахожусь. Вспомнил, когда увидел на плече живое, розовое мясо. Потом меня перевязали, наложили гипс. К утру температура поднялась до 39.6 градусов и не спадала три дня, требовалась эвакуация в госпиталь, но неожиданно стало плохо с сердцем, я начал задыхаться.
Только десятого числа меня погрузили в «кукурузник» и доставили в Сексард, а оттуда « Дугласом» переправили за Дунай в Байю.

12.I.45.четверг
Сильные боли в плече не давали сегодня уснуть. Мне все-таки не удалось перехитрить судьбу. Сколько раз я избегал ранений, но вот сейчас не получилось.
Когда в конце июня сорок второго года мы отступали из-под Тима, то попали под минометный обстрел. Было много убитых и раненых. Осколок мины на излете ударил меня в поясницу, но смог лишь оставить ссадину с содранной кожей.
Через год, в июне сорок третьего, под Сумами наш «Студебеккер» вез на прицепе пушку, а я стоял на ее станине. Внезапно по нашей машине начался беглый артиллерийский огонь. Водитель, парень из Москвы, по фамилии Балашов, пожал на полной скорости через разрывы снарядов. Как мы спаслись? – никто не знает. Тогда же, в июне, под Белгородом, прямое попадание «Фердинанда» уничтожило наш расчет. Командиру орудия, Козаногину размозжило голову, Прокопова и Шурыгина изрешетило осколками, а я каким-то чудом уцелел.
Через несколько дней наш «Студебеккер» на полном ходу вновь попал под обстрел. Один из снарядов разорвался под днищем машины, ее сильно тряхнуло, борт измочалили осколки, но никого не зацепили. Мы остановились в перелеске осмотреться. Рядом с местом, где я сидел, в днище машины зияла большая дыра. Опять пронесло!
В августе сорок третьего мы с Коломийцем и Игнатьевым находились в хате под Харьковом. Ребята сидели за столом, а я в углу комнаты. На улице раздался взрыв, я ощутил перед лицом дуновение воздуха. Оказалось, что во двор залетел шальной снаряд, осколок пробил две смежных стены, оставив в них дыры, и лишь случайно не попал мне в голову. Это называется фортуна!

29.I.45.воскресенье
Я очутился в эвакогоспитале № 281 в знакомой по прежним боям Тимишоаре. Госпиталь располагался по улице Дожей в старинном двухэтажном доме. Мне никогда не забыть профессиональных и, главное, чутких, душевных врачей, медсестер и санитарок госпиталя, которые выхаживали каждого раненого, как близкого, родного человека.

30.I.45.понедельник
Мне трижды переливали кровь. Тяжелый, зловонный гипс заменили шиной Крамера, которую я носил пять дней.

4.II.45.суббота
Наложили новый гипс, в котором над раной прорезали окно и через него обрабатывали плечо кварцевой лампой. Постепенно мое состояние стабилизировалось, дни потекли за днями, и я стал обживаться на новом месте с новыми товарищами по несчастью.
Через две недели наша компания распалась: Пашка-одессит уехал в Россию, меня перевели со второго этажа во флигель, дядю Федю – на первый этаж, в прежней палате остался только танкист Вася.

5.III.45.понедельник
Меня отправили в контрольный госпиталь 2613, где я неожиданно встретил землячку из Воронежа по имени Галя. Она жила на улице Орджоникидзе, училась в университете, но я ее помнил смутно.
Этот госпиталь располагал образцовым оборудованием. Между медперсоналом и больными существовали строгие, официальные отношения. Здесь уже нельзя было попросить медсестру или санитарку сбегать на базар за покупками.
За две недели января и за февраль я получил 17 000 лей, а на базаре масло стоило 3 100, яйца – 500, сметана – 700, конфеты 1 кг – 6 000, колбаса – 3 000.

10.III.45.суббота
Меня отправили в следующий госпиталь, в Фокшаны. Поезд проезжал по тем же местам, по которым мы шли в сентябре сорок четвертого года. Трогаясь с места и останавливаясь, поезд дергался как будто в судорогах. Здоровому человеку не удержаться на месте, не то что раненому.

15.III.45.четверг
Фокшаны! Когда-то здесь воевал Суворов, а сейчас наименование фокшанских присвоено частям, штурмовавшим город.
Фокшаны сильно пострадали от бомбежек, но, несмотря на это, как только эшелон остановился, его окружили торговцы-цыгане с булками, вином, тетрадями, карандашами – лишь бы леи платили.
В местном госпитале зачем-то сразу обкорнали наголо. Пришлось купить военную кепку за 6 000 лей.

16.III.45.пятница
Усадили в санитарный поезд по очень длинному маршруту:
28.III.45.среда
Долгая дорога подошла к концу. Баку – город нефти. Мы попали в Черный город в распределитель № 5027. Весь горизонт как будто закопченный, притом, что половина труб не дымит.
В госпитале в первый же день чуть не утащили сапоги. Теперь буду внимательней.

1.IV.45.воскресенье
Перевели в последний эвакогоспиталь № 3340.

2.IV.45.понедельник
Раньше в здании госпиталя располагалась средняя школа № 203. С меня, наконец, сняли мой «панцирь».
С каким наслаждением я помылся! Рана почти затянулась, кости срослись, но выше плеча рука не подымается, и в локте движения ограничены. Потом все заново забинтовали, и я стал ходить налегке.

4.IV.45.среда
Всю ночь не мог уснуть и, не теряя времени, дописывал дневник, начиная от ранения. Написал также письма в полк, Иринке, тете Вере и Нине.
Вспомнились мои скитания по госпиталям. Сколько времени пропало! С благодарностью и теплотой вспоминается только один госпиталь № 281 в Тимишоаре. Никогда не забуду врача Веру Михайловну, ее отзывчивость и материнскую заботу о всех раненых. У нее никогда не было плохого настроения, от одной ее улыбки больным становилось легче.
Скоро все люди будут улыбаться. Война в ближайшие месяцы закончится, – в этом никто не сомневается, и тогда счастье снова будет доступно многим. А что такое счастье для солдата? Во-первых, конец войны; во-вторых, демобилизация, потому что надоели всякие «подъемы», «отбои», «козыряния» и т.п.; в-третьих, свобода, буду делать все что захочу; в-четвертых – личное счастье, и т.д. и т.п.
Короче говоря, чтобы знал, что не зря воевал.
Ну, ладно, пока! Виктор Семенович. Спокойной ночи!

9.IV.45.понедельник
Прошедшие пять дней маялся от скуки и апатии. Тоска заела.
Случайно прочел в газете статью «Аттестат зрелости». Через полтора месяца в учебных заведениях начнутся зачеты. Как я завидую счастливцам, которые имеют возможность учиться! Нынешняя молодежь обгоняет нас в развитии. Нам пришлось воевать, пять лет потеряно, а для них открыты все дороги. Обидно становится.
Если мне вдруг доведется продолжить учебу, я отдам этому все силы. Дни, когда я учился в техникуме, были для меня самыми насыщенными и радостными. Ради учебы придется пожертвовать всем, возможно, и дружбой. Если друг разделяет с тобой идеи борьбы за формирование нового человека, то тогда другое дело. Но если дружба лишь пустая трата времени, то она не стоит этого.

13.IV.45.пятница
Еще раз подтверждается, что «13» – нехорошее число. Ночью сообщили о смерти Ф.Д. Рузвельта. На моей ране обнаружилась подозрительная опухоль. Предстоит новая операция.
Зато сегодня выписали моего соседа по койке, Старикова. Слава Богу! Такой мелочный тип! Объявил, что бойкотирует меня, но сам же после стал навязываться. А я приобрел гораздо более интересного собеседника – физинструктора Иру. Она заведует кабинетом физиолечения. С ней можно говорить на любые темы – знает все! Ира окончила Бакинский институт физкультуры, готовится к сдаче кандидатского минимума. Она, конечно, не красавица, но очень образована и интересна.
Вечером в Актовом зале показывали фильм «Подводная лодка Т-9». В последние дни у нас демонстрировали «Похождения Швейка», «Парень из нашего города», «Непобедимые», «Свинарка и пастух». Кино здесь единственное развлечение.
Вчера сфотографировались с М. Чуркиным по 120 рублей за 6 карточек, а оказалось, можно было и за 60.

15.IV.45.воскресенье
С воспаленной рукой я не хожу на физиолечение и не могу пофилософствовать с Ириной. Сегодня показывали «Небо Москвы», а вчера – «Малахов курган». Мой новый сосед ушел домой за патефоном, принес в 10 часов, и мы до 2-х ночи давали «эстрадный концерт». Один из пациентов начал было возмущаться, но его быстро урезонили остальные.
Как давно я не слышал любимых песен: «Встречи», «Челита», «Для тебя», «Уличный певец», «Закат солнца», «Девушка играет на мандолине» и других.

16.IV.45.понедельник
Мой праздник. Сегодня мне стукнуло 22 года! Как быстро мчится время: что ни год – то 12 месяцев! А когда-то я этого хотел так, что не знал, как ускорить события. Теперь уже хочется обратного. Я не доволен своей жизнью. Во мне происходят какие-то перемены, и связаны они не только с возрастом. В последнее время я перестал развиваться умственно и физически, и даже чувствую, что стал деградировать. Мне не виден путь, по которому надо идти, не видно перспективы. Теплится маленькая надежда после войны продолжить учебу, а тогда, наверное, найдется работа по душе, иначе придется влачить жалкое существование. О своих размышлениях хотелось бы поговорить с Геннадием, он один может понять меня и дать правильный совет, но следы моего друга где-то затерялись. А больше не с кем откровенно говорить.

18.IV.45.среда
Сегодня видел знаменитый фильм «Серенада солнечной долины». Об этой американской картине я слышал много лестных отзывов, но только сегодня смог сам убедиться, что это за прелесть! Веселый, жизнеутверждающий фильм с прекрасной музыкой и исполнителями. При этом всём американская действительность, наверняка, имеет расхождения с картиной.
Получил письмо от мамы. С трудом и болью читаю скупые, сдержанные строки, которые сквозят жестокой правдой о ее жизни, нужде, моральном и физическом унижении. У меня разрывается сердце, хочется обнять, защитить и утешить несчастную, милую маму. Если говорят, что горе в молодые годы ужасно, то в старости оно зловеще. Гнетущее одиночество и осознание надвигающегося конца забирают последние силы. Я никогда не брошу тебя мама, и сделаю все, что в моих силах, чтобы вызволить тебя оттуда. Пока я добился разрешения на отправку посылки с продуктами, сделал перевод на 250 рублей, и написал письмо М.И. Калинину с просьбой о выезде матери из Акмолинска.

19.IV.45.четверг
Продолжаю ходить в Актовый зал смотреть кинофильмы. Сегодня демонстрировали «Пятый океан», а после картины распространился слух, что в 5 часов по радио будет выступать Молотов. Эта новость взбудоражила весь госпиталь. Никто не находил себе покоя с четырех до пяти часов московского времени. В Баку время течет на один час раньше. Люди ждали напрасно – никакого выступления не было, кто-то просто пустил «утку». Хотя, судя по положению на фронте, со дня на день должны произойти важные события.
На последней перевязке доктор обрадовал новостью, что операции не потребуется, и через десять дней я могу ждать медицинской комиссии.
Опять до поздней ночи сидели возле патефона. В этот раз я слышал много новых песен.

21.IV.45.суббота
Каждый день я приближаюсь к выписке. Рука заживает, и недалек день комиссии. Пока рука функционирует на 15-20%, но, по словам Иры, физкультура поможет разработать ее всего за несколько дней. Получается, что не видать мне Воронежа, как своих ушей, а так хотелось побывать в нем хотя бы недельку.
Написал письмо Нине – единственной воронежчички, которой пока верю. Письмо получилось слишком заумным: мыслей много, а кратко изложить их не смог. Зато конверт я раздобыл отличный.
Не спал до трех часов ночи. По радио передавали монтаж оперетты «Марица», я не мог отказать себе в удовольствии послушать эту замечательную вещь. «Марица» – моя самая любимая оперетта, мелодичная, полная трепетных переживаний, реальная, и поэтому, ценная.
В последних известиях сообщили, что войска Центральной Группировки армий завязали бои в предместьях Берлина, форсировали Шпрее, и идут к Эльбе! Ура! Берлин бомбили, возникли многочисленные пожары. Мало им этого!
Союзники тоже жмут, и вероятно, где-нибудь в районах Дрездена и Берлина соединятся с нашими войсками.
Потом из Дома Союзов передавали концерт. Выступал джаз Утесова, как всегда, со многими новыми вещицами. Во втором отделении выступали солисты Всесоюзного радиокомитета. Особенно запала в сердце песня Блантера «В лесу прифронтовом».

23.IV.45.понедельник
Получил письмо от своего наводчика, Игнатьева. Он шлет привет, пишет о какой-то награде, пока не знаю о какой. Еще он рассказывает, что Кравченко и Кашкова замучили немцы. Кравченко нашли с распоротым животом, а у Кашкова на груди вырезали большую звезду. Написал он о судьбе и других наших ребят. Потом я смог составить список:

Игнатьев В.Ф., 1922 г. – жив;
Коломиец В.В., 1924 г. – жив;
Морозов Е.А., – убит;
Карпов И.А., 1923 г. – тяжело ранен в окружении;
Кравченко Н.М., 1925 г. – убит;
Баранников В.М., – ранен;
Метла И.С., 1911 г. – остался без ноги;
Л-т Плюснин И.З., 1918 г. – остался без ноги;
Кашков И.И., 1925 г. – убит;
Хрущев Д.Ф., 1920 г. – тяжело ранен;
Веснин Е., – жив;
Панин Т., – ранен;
Любищев В., 1923 г. – убит;
Свечников М.И., 1923 г. – жив;
Колосов И., 1917 г. – убит;
Бобров В.И., – убит;
Нарулев М.И., – жив

Как ничтожен человек перед лицом глобальных катаклизмов! Пока он живет, должен ценить свое счастье, беречь каждый прожитый день, каждый час и минуту.

25.IV.45.среда
«Приговор» комиссии, на которую меня сегодня вызвали – инвалидность и 6 месяцев отпуска! Неужели я попаду в Воронеж?!
Сейчас происходят знаменательные события – наши I Белорусский и I Украинский фронты ведут бои на Курфюрстендаме и Фридрикштрассе в Берлине. Это волнующие дни! А мы – гордые завоеватели Будапешта – где сейчас? В двух тысячах километрах от фронта, и в наших услугах не особенно нуждаются, если дают по 6 месяцев отпуска. Жалко и неприятно чувствовать себя калекой, а домой, все же, очень сильно тянет. Однако, надо потерпеть. Что бы сказали мои фронтовые друзья? Для них дом, близкие, родные – сейчас недостижимы, они имеют больше прав попасть туда, чем я.
По радио сказали, что открылась XI сессия Верховного Совета СССР, которая будет рассматривать бюджет страны на 1945 год. Речь идет о 305 миллиардах рублей! Трудно представить такую колоссальную сумму, но она тоже свидетельствует о растущей силе государства.

27.IV.45.пятница
В 19.30 передавали сообщения Верховного Главнокомандующего, товарища Сталина. Я опять слушал Сталина! Не диктора, а его самого! После него передавали выступление Черчилля на английском языке, потом английский национальный гимн, и затем – перевод речи Трумэна, завершившийся американским гимном. Грандиозные события!
I Украинский фронт соединился с войсками союзников на Эльбе, в районе Торгау. Радио подробно рассказывает об этой встрече. В ознаменование исторического события в Москве произведены 24 залпа из 324 орудий! У меня просто ум за разум заходит! Вот дела!

28.IV.45.суббота
В Сан-Франциско открылась конференция. На ее открытии выступали Молотов, Стеттиниус, Иден, и представитель Китая. Мир объединяется!
Радость происходящих событий усиливается приближением майских праздников. В городе вовсю идут приготовления к ним. У нас в госпитале Первомай, конечно, обойдется без традиционного вспрыскивания, что многим портит настроение.
Продолжает поступать много раненых, без рук, без ног. Какого черта немцы еще сопротивляются?!

30.IV.45.понедельник
Еду в Воронеж! Меня посадили в поезд, а перед этим, я успел получить деньги от тети Веры. Она всегда помогала мне, я ее люблю и уважаю, но хотелось бы иметь собственные средства, и самому помогать окружающим.
Поезд был забит до отказа. Всю дорогу до Ростова я ехал в тамбуре. Пересадки пришлось ожидать 12 часов. В этом городе чутко относятся к раненым: мне дали возможность отдохнуть, вручили билеты, и в 5.25 я выехал в Воронеж.
Приехал 3 мая. Я не узнавал города – сплошные развалины. Дорогу домой искал, ориентируясь по трамвайным линиям, которые как нить Ариадны, вели меня в нужном направлении. Я дошел до развалин детского сада, за которым жила тетя Вера, но вместо ее аккуратного домика увидел большую воронку, заполненную водой…
Тетя Вера проживала дальше, в уцелевшем доме, хозяева которого погибли во время войны. Мы крепко обнялись и долго разговаривали. Потом я умылся, мы пили чай и снова говорили.
Я никак не мог поверить, что оказался дома, голову переполняли впечатления, и этой ночью я почти не спал.
На следующий день я встретился с Ниной.
Она превзошла все мои ожидания. Гораздо выше и красивей, чем я предполагал. С легким румянцем, белокурыми локонами и голубыми глазами – она ошеломила меня. Нина просто подошла ко мне и протянула руку. Я, подавив волнение, пожал ее. Так мы официально познакомились.
Потом началась бумажная волокита с получением документов, денег, карточек и прочего. Я отвык от гражданских забот, и поэтому дело двигалось медленно. Пришлось даже услышать случайно брошенную фразу кузины о моем иждивенчестве. Эти слова обожгли меня. Что я ей сделал плохого? Я, как мог, старался помогать их дому и ни сидеть на шее. Надо что-то с этим делать.
Единственная радость жизни – это Нина! Каждый вечер мы просиживаем с ней далеко за полночь. Мы все больше познаем друг друга. Прошлый вечер я в первый раз решился ее поцеловать. Какой это был волнующий и сладкий момент! Труден первый шаг, но как он возбуждает! К концу свидания мы наговорились и нацеловались вдоволь. Я даже допустил некоторые вольности.

8.V.45.вторник
Сегодня прошелся по старым, знакомым городским местам. Но их уже трудно назвать знакомыми – повсюду камни, битое стекло, обгорелые коробки полуобвалившихся зданий и немногочисленные люди с печатями горя на лицах. Тоска и разруха!
Дома засел за письма. Написал в полк, Геннадию и маме.
Вечер проводили с Ниной. В 3.30 за ней прибежали с работы ее взволнованные подруги с ошеломляющим известием: ГЕРМАНИЯ СДАЛАСЬ!!! В разных местах города стали раздаваться выстрелы из винтовок и автоматов! Победа! До самого рассвета небо озарялось всполохами сигнальных ракет.

9.V.45.среда
ПРАЗДНИК ПОБЕДЫ! Дождались! Левитан торжественно читает по радио подробности подписания акта о капитуляции всех германских вооруженных сил на суше, на море и в воздухе. Подобного триумфа мир еще не знал!
Представляю, что сейчас творится на фронте! Как ликуют мои боевые друзья! Как мне хочется быть вместе с ними!

10.V.45.четверг
По радио выступал товарищ Сталин. Он говорил о победоносном окончании Отечественной войны. Москва отмечала победу тридцатью залпами из тысячи орудий! Девятого числа освобождена Прага! Немцы в массовом порядке сдаются на всех фронтах!
Вечернее небо Воронежа опять озарялось разноцветными вспышками сигнальных ракет. Незнакомые люди на улице обнимали друг друга и плакали от радости. От переизбытка чувств нам с Ниной хотелось летать, как птицам. Тесно обнявшись, мы долго гуляли по ночным улицам Воронежа, мечтали о будущем, строили разные планы, потом пошли к ней.
Домой я ушел хмельным от счастья, когда уже давным-давно рассвело.         





СРАЖЕНИЯ НА ШАХМАТНЫХ ПОЛЯХ

Когда-то шахматы считались военной игрой. Известные стратеги: Тамерлан, Иван IV, Петр I, Карл XII, Наполеон, Суворов, Троцкий – пытались моделировать на шахматных полях предстоящие сражения и битвы.
Виктор Кириллов познакомился с этой игрой в одиннадцатилетнем возрасте в центральном парке Харькова. Там, на тенистой аллее под кронами вязов сидели на скамеечках серьезные мужчины, склонившись над шахматными досками. Среди них играли два подростка, братья Погодины – Виктор и Евгений. Они и были первыми наставниками Виктора Кириллова. Впоследствии все трое стали близкими друзьями, и даже оказавшись в разных городах, постоянно переписывались между собой.
Семья Кирилловых переехала в Днепродзержинск, когда их сыну исполнилось тринадцать лет. Мальчик записался в библиотеку землеустроительного техникума, где обнаружил самоучитель шахматной игры Макса Эйве и «Курс дебютов» Ненарокова. Обе объемные книги он старательно переписал до последней страницы и выучил едва не наизусть. Любопытно, что директором техникума был в прошлом его скромный выпускник, а в будущем всесильный Генсек – Леонид Ильич Брежнев.
После долгих мытарств тридцать седьмого года, оставшись один, Виктор приехал в Воронеж. В городе работало несколько шахматных центров – в Доме культуры пищевиков, в клубе имени Карла Маркса, в Доме Красной Армии и Доме учителя. В летнее время открывались многочисленные шахматные площадки в городских садах и парках. Местных мастеров спорта, Иосифа Рудаковского и Николая Копаева, знали и уважали все жители города.
В Воронеж приезжали еще более известные шахматисты, такие как: чемпион Москвы Сергей Белавенец и «Гроза авторитетов» Федор Дуз-Хотимирский, которого так называли за победы над чемпионами мира Ласкером и Капабланкой. Приезжие гроссмейстеры давали воронежцам мастер-классы и проводили сеансы одновременной игры. Однажды там участвовал и Виктор Кириллов. На королевский гамбит, предложенный Дуз-Хотимирским, он ответил контргамбитом Фалькбеера, чем немало озадачил мэтра. Федор Иванович не без труда одолел молодого соперника, а по окончании партии по достоинству оценил его способности.
Кириллов занимался в Доме культуры пищевиков, и, конечно, состоял в спортивном обществе «Пищевик», которое входило в профсоюзную сеть «Спартака», образовавшегося в 1935 году. В своей книге, посвященной 75-летнему юбилею знаменитого спортобщества, в 2010 году я с удовольствием отметил одного из первых спартаковцев – Виктора Кириллова.
Погожим вечером 20 июня 1941 года он в приподнятом настроении возвращался из Дома Красной Армии, где выполнил норматив третьей категории. Мысленно Виктор готовился к сеансу одновременной игры с Николаем Копаевым, назначенному на воскресенье 22 июня, однако, в указанный день всем было уже не до шахмат…
После войны Кириллов недолго жил в Воронеже, затем в Вятских Полянах и, наконец, во Львове, где учился в техникуме и одновременно работал на городской электростанции. Свободное от работы и учебы время он проводил в городском шахматном клубе. Там регулярно проходили разные соревнования, в одном из которых Кириллов одержал победу над Виктором Картом, будущим тренером известных гроссмейстеров: Александра Белявского, Олега Романишина, Адриана Михальчишина и Марты Литинской.
Уже тогда Виктор Семенович стремился постичь секреты тренерской работы, организационной стороны проведения шахматных соревнований. В 1947 году он получил «Суддiвський квиток» – официальную судейскую категорию, которая была весьма востребована в Караганде, где никто не располагал такими документами и опытом организаторской работы в шахматах.
В шахтерскую столицу Казахстана Кириллов прибыл в 1949 году. Там можно было отыскать хороших шахматистов, но только из числа перемещенных лиц. Караганда не имела шахматной инфраструктуры: клуба, тренеров, кружков и секций, а значит, – не было своих разрядников.
Опираясь на помощь инструкторов спорткомитета и энтузиастов, Кириллов организовал несколько кружков в школах города, на предприятиях, и, конечно, в горном техникуме, где он сам учился. Регулярно стали проводиться квалификационные турниры, на которых шахматисты набирали баллы для присвоения им спортивных разрядов. Упорядочилась система проведения районных, городских и областных чемпионатов, а также и других турниров.
Тренер сам активно выступал в соревнованиях. В 1950-м году он играл в полуфинале чемпионата Казахстана в Петропавловске, в следующие два года – в финалах, соответственно, в Алма-Ате и Чимкенте. Затем полуфинал с его участием проходил в Караганде.
В 1956 году карагандинцы провели чемпионат республики с участием сорока команд. В то время в городе проездом оказался Лев Абрамов – главный шахматный функционер страны. Он занимал должность начальника отдела шахмат Союза спортивных обществ и организаций СССР (впоследствии – Спорткомитет СССР). Абрамову понравилась организация масштабного турнира, и он пригласил главного судью, Виктора Кириллова, в Москву, в Центральный институт физической культуры и спорта им. Сталина на курсы повышения квалификации.
Виктор Семенович отправился в столицу по окончании Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 года. Два месяца карагандинский тренер перенимал опыт ведущих специалистов: Давида Бронштейна, Григория Левенфиша, Якова Рохлина, Михаила Юдовича. На досуге он с большим желанием ходил играть в недавно открывшийся Центральный шахматный клуб на Гоголевском бульваре. По окончании учебы ему выдали новые удостоверения судьи и тренера.
Вскоре после возвращения в Караганду Кириллову предоставили учебный кабинет в старом здании Дворца пионеров (сейчас там находится кукольный театр «Буратино»), а спустя два года он с многочисленной аудиторией перебрался в новое здание Дворца, где проводил занятия до 1971 года.
Виктора Кириллова всегда сопровождала тяга к журналистике, – его фронтовые дневники еще будут по достоинству оценены специалистами. Он постоянно сотрудничал с областными газетами, а когда, ввиду особой занятости на основной работе, не публиковался – из редакций получал обеспокоенные письма.
Лучший из учеников Виктора Семеновича, Михаил Лебович, в 1965 году в Харькове на IX Всесоюзной спартакиаде школьников занял третье место, и при этом нанес единственное поражение победителю турнира, будущему чемпиону мира, Анатолию Карпову.  В Туле, на юношеском первенстве СССР шестьдесят седьмого года, Михаил в борьбе с такими сильными соперниками, как: Рафаэл Ваганян, Сергей Макарычев, Аршак Петросян и прочими – стал чемпионом!
Как отмечал в итоговой статье рижский журнал «Шахматы» (№5, 1967 г.) – «Миша Лебович показал смелую активную игру во всех стадиях партий и заслуженно стал победителем первенства. Несмотря на то, что он учится только в восьмом классе, в прошлом году Миша сумел стать чемпионом своего города среди взрослых с замечательным результатом 11,5 очков из 12!»
После окончания школы Лебович поступил в медицинский институт и потихоньку отошел от шахмат. Получив диплом, он занялся наукой, а затем вместе с родителями эмигрировал в Израиль.
Конечно, жители Караганды признательны Кириллову, как замечательному тренеру, но в большей степени – как основателю карагандинской школы шахмат. Его стратегическое зрение позволило увидеть сквозь десятилетия сегодняшние достижения карагандинских шахматистов.







ВСЕМУ ОСНОВА – КРЕПКИЙ ТЫЛ

В сталинские времена Караганда являлась краем, куда ссылали неугодных тоталитарному режиму людей из разных областей Советского союза. Оканчивая техникум, Кириллов познакомился с темноволосой девушкой с редким и красивым именем Моника-Геновайте Манкевичуте. Она родилась и проживала в Каунасе. После войны чекисты заподозрили ее семью в связях с националистической организацией «Лесные братья» и, недолго думая, сослали в Караганду, где с лесами был полный порядок, в смысле их отсутствия как таковых.
Виктор и Геня стали встречаться, вместе проводить свободное время, пока не поняли, что уже не могут обходиться друг без друга. По счастливому стечению обстоятельств, как раз в тот период выпускникам горного техникума предоставляли квартиры, и в новый дом Виктор Семенович въехал с молодой хозяйкой.
В 1953 году у них родилась первая дочь, которую назвали Инной, а спустя три года и вторая – Евгения. Семья Кирилловых жила на зарплату Виктора Семеновича – обычную зарплату советского инженера. Его жена вела домашнее хозяйство: воспитывала дочерей, прекрасно готовила, шила на зависть профессиональным мастерам. Девочки всегда ходили в нарядных обновках, а с их домашнего стола не исчезали аппетитные, румяные пироги.
Основным богатством дома были книги, любовь к которым Виктор Кириллов пронес с самого детства. В те годы они представляли большой дефицит. Граждане часами простаивали в очередях, готовы были переплачивать любые деньги, чтобы купить интересующую их литературу.
Библиотека Кирилловых являлась целым состоянием, на вырученные от нее деньги можно было приобрести машину, однако, время шло, менялись ценностные приоритеты, наступила эра электронных книг. Сегодня тяжело смотреть, как люди иногда выносят книги в гаражи, подвалы, сдают в макулатуру, а то и попросту выбрасывают в мусорный контейнер.
Когда Инна оканчивала школу, а Женя – седьмой класс, от внезапного инсульта умерла их мама. Для девочек-подростков, которые особенно нуждались в заботе и поддержке матери, это стало жизненной трагедией. Не меньшее потрясение испытал и Виктор Семенович. Многие люди выражали соболезнования фронтовику, поддерживали в трудную минуту. Вместе со всеми сопереживала Лидия Сергеевна Будовская, работавшая в областной библиотеке и знавшая Кириллова как постоянного, активного читателя. Так уж случилось, что между ними сложились добросердечные отношения, которые со временем стали сердечными, и в один прекрасный день Лидия Будовская переступила порог дома Кирилловых.
В жизни Лидии Сергеевны война тоже оставила отметину. Она родилась в Москве в 1925 году. Когда в сорок первом фашисты подошли к столице, их семью, в числе других, эвакуировали в Караганду. Здесь девушка поступила на историко-филологический факультет учительского института, а после окончания второго курса устроилась работать в областную библиотеку им. Гоголя. Это было в октябре 1945 года.
Всю трудовую жизнь она посвятила любимому делу. Лидия Сергеевна работала библиотекарем, заведующей читальным залом, заведующей отделом. Работая в библиотеке, она заочно окончила университет Марксизма-Ленинизма и Московский библиотечный институт. Добросовестный труд Лидии Будовской отмечен медалями СССР, почетными грамотами Министерства культуры СССР и Казахской ССР. В 1957 году ей первой в Карагандинской области было присвоено почетное звание «Заслуженный библиотекарь Каз.ССР».
Будучи в возрасте, не имея собственных детей, Лидия Сергеевна приняла дочерей Кириллова как собственных и сумела заменить им маму. Между ними складывались близкие, родные отношения.
После окончания школы Инна и Евгения поступили в Карагандинский медицинский институт. В одной группе с Инной учился видный парень атлетического телосложения, которого звали Сергей Гаврилюк. Занятия штангой позволили ему в скором времени выполнить звание Мастера спорта СССР. А тогда, завязавшиеся между молодыми людьми отношения, временно прервались из-за перевода Сергея в Томский институт. По возвращении в Караганду, они с Инной отнесли заявление в ЗАГС.
Как офицер Советской армии, Сергей Гаврилюк получил назначение, и они отбыли к месту его службы.
В СССР семьи военнослужащих на одном месте долго не задерживались, их постоянно перебрасывали в другие гарнизоны. Сергей Васильевич служил за рубежом в Монголии, а также в Горьком и Ленинграде. По окончании Ленинградской военно-медицинской академии его направили во Фрунзе. Возможно, нынешняя молодежь не знает, что Горьким раньше называли Нижний Новгород, Фрунзе – прежнее название Бишкека, Ленинград – Санкт-Петербург. После долгих переездов семья полковника Гаврилюка осела в Брянске.
Сейчас Сергей Васильевич – ветеран военной службы, полковник запаса, но еще полон энергии и продолжает работать в медицине. Инна Викторовна – ветеран труда, на пенсии. Трое взрослых детей: Игорь, Ольга и Анастасия по примеру родителей тоже связали жизнь с медициной. Игорь в детстве серьезно увлекался шахматами, любил играть с дедом, Виктором Семеновичем, когда тот приезжал погостить из Караганды. Сейчас он уже сам имеет собственных детей. Семилетний Сережа играет в шахматы с компьютерной программой, а полуторагодовалый Алеша увлеченно наблюдает за передвижением фигур на мониторе. Ольга очень любит путешествовать, она объездила Европу, побывала в Индонезии и США. Анастасия продолжает получать образование в Московском государственном индустриальном университете.
Однако, вернемся в советское время. Младшая дочь Виктора Семеновича, Евгения, после окончания ВУЗа поехала по существовавшей тогда системе распределения молодых специалистов в небольшой городок Алексеевка Целиноградской области. Как правило, выпускники высших учебных заведений с неохотой отдавали долг провинции и при удобном случае старались убежать оттуда. Евгения честно отработала три года в бактериологической лаборатории СЭС в должности заведующей, но не получив собственной жилплощади вернулась в Караганду.
К тому времени родители вышли на пенсию, но продолжали трудиться на прежних местах. Евгения устроилась работать в бактериологическую лабораторию очистных сооружений ТОО «Караганды-Су». В их доме все протекало по-прежнему. Налаженный быт держался на близких, взаимодоверительных отношениях между членами семьи. Однако, как писал Шекспир в «Короле Лире»

Человек не властен в часе своего ухода
И сроке своего прихода в мир.

Врачи обнаружили у Лидии Сергеевны неизлечимую болезнь с неизбежным и скорым концом. Смерть второй жены подорвала силы Виктора Семеновича, он сильно сдал. Старшая дочь, Инна не раз предлагала ему переехать в Брянск, но он постоянно отказывался. Теперь благополучие дома Кирилловых зависело от младшей дочери. В течение последних трех десятков лет Евгения Викторовна строго следовала двум жизненным приоритетам: день – посвящала любимой профессии микробиолога, все остальное время – уходу за отцом.
Виктор Семенович постепенно оправился и вновь «заболел» шахматами. Он много лет выписывал журналы «64» и «Шахматный информатор», следил за всеми крупными соревнованиями, продолжал играть легкие партии дома, но к выбору партнеров подходил избирательно. В их числе, например, была школьница Марина Ищенко, которая впоследствии получила блестящее образование за рубежом. Кроме русского, девушка свободно владеет казахским, английским и корейским языками. Сейчас, в неполных тридцать лет, она готовится к защите докторской диссертации. Сама Марина признается, что многое переняла у Виктора Семеновича и весьма признательна ему за это.
Не только она отдает дань уважения и признательности ветерану. На его могиле установлен памятник из черного гранита, на котором золотыми буквами начертано:

Кириллов
Виктор Семенович
16.IV.1923 – 28.XII.2013
От родственников и
благодарных шахматистов
города Караганды

Без всякого сомнения, под этим подписались бы не только шахматисты Караганды, но и коллеги по работе, знакомые, друзья, соседи, в конце концов – все граждане страны, за которых воевал на фронте, проливая свою кровь, кристально честный, искренний и мужественный человек ВИКТОР КИРИЛЛОВ.
 
 
    





ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ АВТОРА ……………………………………………….3
ВОЕННАЯ ТАЙНА ……………………………………….6
НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ …………………………..33
СРАЖЕНИЯ НА ШАХМАТНЫХ ПОЛЯХ …………….162
ВСЕМУ ОСНОВА – КРЕПКИЙ ТЫЛ …………………..169