Златские истории Дар богов. Глава 8

Не секрет, что в придорожных кабаках, обильно стоящих на обочинах любого мало-мальски значимого тракта, где волею случая приходиться бывать каждому путнику; на сельских посиделках, где собирается вся местная молодежь на других посмотреть да себя показать; в небольших уютных городских погребках, где за кружечкой доброго пива коротают вечерок почтенные отцы семейств, - во всех этих местах зачастую можно услыхать преудивительнейшие истории. Нет большой тайны и в том, что большая половина этих историй, рождается в голове рассказчика надеющегося получить за свое красноречие дармовую кружку пива или взгляд приглянувшейся деревенской красотки.
Но Ян не был ни трактирщиком, заинтересованным в привлечении наибольшего числа посетителей, ни наивной сельской дурехой, развесившей уши перед заезжим молодцем. Да и Вук не производил впечатления записного враля. Тем не менее, история, рассказанная нежданным гостем, была настолько невероятна, что услышь ее Ян из уст кого-нибудь другого – в жизни бы не поверил!
Но Вук словно и не пытался никого убедить в правдивости своих слов. Он просто рассказывал свою историю так, будто и не было в ней ничего необычного. И Ян как-то исподволь, незаметно даже для самого себя, заслушался. Безоговорочно веря, что все услышанное им чистая правда, сколь бы невероятной она не была.
- Родился я в семье знатного дружинника. Отец мой, был в большой милости у короля, и в благодарность за доброе расположение к себе, своего единственного сына, то есть меня, назвал в честь его величества. Шло время. Рос я вполне благополучным юношей, готовился унаследовать место отца в дружине, и совершенно не подозревал, что же за участь мне уготована.
Надо сказать, что мое радужное детство и юность омрачало наличие в моем характере одной скверной особенности, – я был слишком любопытен. И именно за мой длинный любопытный нос, очень часто отдувалась моя же не в чем не повинная задница. Сколько раз мой родитель колачивал меня за то, что я оказывался совсем не в тех местах, где приличествовало находиться благонравному отроку моего возраста! Все без толку! Чем дальше в лес – тем больше любопытство.
И вот однажды, сопровождая отца в одной из экспедиций по сбору дани (уже будучи зачисленным в дружину), я попал в приграничные земли. Наш небольшой отряд, увлекшись весьма занимательным процессом собирания оброка с поселенцев, совершенно незаметно для себя зашел на чужую территорию.
Небольшая деревенька встретила воинов весьма настороженно. Предложение отца выдать дань для пополнения казны нашего славного короля, горячих сторонников среди поселян не нашло. Поэтому он приказал собрать оную дань силой, что и было успешно проделано воинами нашего отряда. Брали все что хотели, притом без особого сопротивления – как оказалось, в поселке не было даже мальчиков-подростков, способных хоть кое-как управляться с оружием.
Тем временем, пока отец и его воины, разойдясь по жилищам, занимались сбором, мое любопытство завело меня несколько дальше – за самые крайние постройки. Там, почти у кромки леса, располагался небольшой холм, посреди которого башней возвышался огромный старый дуб. На ветвях дерева висели какие то лоскуты материи, ленты, венки и прочая чушь. Впрочем, именно эти гирлянды и привлекли к себе мое внимание. Я быстро взобрался на возвышенность и выяснил, что все эти тряпочки и веночки ничего интересного из себя не представляют. Зато о самом дереве этого сказать было нельзя! Надо отметить, что дуб действительно напоминал башню, ибо был весьма широк в обхвате. Со стороны леса в его стволе, зияла огромная трещина, очень похожая на вход, а точнее и бывшая им.
Любопытство окончательно взяло верх над осторожностью, и я вошел в дерево. Правда, для этого пришлось не очень вежливо отодвинуть какое-то пугало в виде старика, отчаянно жестикулирующего и орущего нечто нечленораздельное. Но для молодого воина моих лет, это не составило особого труда.
Итак, я вошел в дерево…
Последним, что мне запомнилось, было падение в какую-то глубокую яму. Потом мое драгоценное сознание отключилось, и я впал в забытье.
Да, наверное, со стороны это действительно было очень смешно! Первым, что я услыхал, придя в себя, был какой-то зверский, истерически-зловещий хохот. От его звуков в жилах стыла вся та кровь, что еще не вытекла из моего расквашенного носа.
Поднявшись на ноги, и убедившись в том, что хохот исходит не от толпы всевозможных местных чертей, как мне казалось всего пару мгновений назад, я стал осматриваться. Оказалось, что лежу я в центре подземного зала, прямо на камне, очень напоминающем жертвенник. Мягкий свет, льющийся откуда-то сверху, освещает меня, в то же самое время, скрывая содержимое угадываемых в полумраке стенных ниш.
Или дверей?
Нет, не разобрать…
Неожиданно хохот прекратился. Кто-то невидимый, стал говорить мне о каком-то святотатстве, о наказании за него и о моем роде. Я плохо понимал тогда местный язык, и ухватил лишь самую суть из слов говорящего. Но в одном я был уверен твердо – все это, и мое падение, и голос, исходящий из неведомого источника, все подстроено тем нелепым стариком, которого я встретил у входа. И уж пусть не сомневается, – как только я выберусь из подземелья, он ответит за все!
В общем, вся эта говорильня не произвела тогда никакого впечатления на мое потрясенное ударом сознание. Я уже совсем было решил спрыгнуть с алтаря и идти на поиски зловредного деда, как, вдруг, меня обступило ревущее белое пламя – и я снова погрузился во мрак…
Как ни странно это звучит, но очнулся я на окраине той самой деревеньки. В воздухе стоял запах гари и паленого мяса. Рядом со мной, со стрелой в груди, лежал один из наших воинов. Я тихонько приподнялся на руках и осмотрелся.
Ночь. Луна. Звезды.
Трупы.
Все – весь отряд, свалены на небольшом пятачке за местом, ранее бывшим селом. И все мертвы.
Как потом выяснилось, вскоре после моего исчезновения, меня хватились. Отец приказал перевернуть вверх дном все поселение, но меня найти. Безрезультатные поиски длились несколько часов. В конце концов, взбешенный отец, уверенный в том, что меня уже нет в живых, приказал вырезать весь поселок.
Резня продолжалась до вечера. А когда единственным источником света оказалась объятая пламенем деревенька, уставшие дружинники решили уходить восвояси.
Однако, было уже слишком поздно. Когда первая стрела пронзила горло отца, никто даже не понял в чем дело. За первой, последовала вторая, за ней третья, а потом еще и еще… Со всех сторон в воинов летели десятки стрел. Противника они не видели, но на фоне горящих изб сами были слишком хорошими мишенями. В пылающей деревне разверзся ад. Ревущее пламя горящих изб красным светом озаряло картину гибели пришельцев, умирающих самой невыносимой для воина смертью – не забрав с собою жизни хоть одного врага.
Что произошло со мной дальше, я не помню. Видимо, на какое-то время я потерял рассудок. Одержимый безумием, скитался я по окрестностям, до тех пор, пока охотники одного из населявших эту местность племен вендов, не схватили меня и не доставили в свое городище.
Так я попал в дом одного из самых почитаемых вендами колдунов – Борича.
В последствии, со слов дворни я узнал, что Борич убедил своих соплеменников отдать несчастного сумасшедшего ему, а затем избавил меня от безумия каким-то странным, никому не ведомым способом, после чего сделал своим холопом. Именно от дворовых людей узнал я и о судьбе постигшей отряд отца, уничтоженный не без участия нынешнего моего хозяина.
Надо сказать, что Борич был человеком нелюдимым, и прислуги в своем жилище держал не так уж и много. По крайней мере, мои соотечественники, пользующиеся таким же влиянием в обществе, обычно имели намного больше дворовых людей в своих поместьях. И дело тут вовсе не в отличии вендских обычаев – как я узнал позже, знать вендов, так же не склонна была отказывать себе в удобствах, как и наша. Просто тот род деятельности, которым занимался Борич, требовал определенной таинственности. Да и не всякий свободный венд, даже за большое вознаграждение пойдет служить пусть великому и знаменитому, но колдуну. Я, например, на месте свободного венда, не пошел бы. Впрочем, я не был вендом, не был свободным, и вообще, моим мнением там никто не интересовался.
Ко мне Борич относился без особого доверия и потому в хозяйстве я занимал положение где-то между тягловой лошадью и дворовой собакой. Причем, если первую я хоть в чем-то превосходил, то до второй, в его глазах, явно не дотягивал.
Моя же ненависть к людям, уничтожившим отряд отца, никуда не ушла. Ее я холил и лелеял глубоко в сердце, терпеливо ожидая того счастливого момента, когда я смог бы выплеснуть ее наружу.
Так прошло два года.
За это время я заметил некоторые странные закономерности в поведении своего хозяина. Помимо всего прочего, раз или два в месяц, незадолго до заката, он приказывал всей своей немногочисленной дворне запираться в отведенных ей помещениях и носа оттуда до утра не казать. После чего удалялся в специальный сарайчик, стоящий отдельно от прочих хозяйственных построек, и появлялся оттуда лишь утром, с довольной, но уставшей физиономией.
И так каждый месяц.
И вот, когда два года спустя, я решил покинуть сей «гостеприимный» уголок, наконец, окончательно усыпив бдительность привыкших ко мне соглядатаев из слуг, мое любопытство снова сыграло со мной злую шутку.
Как можно было догадаться, ночь для побега я выбрал как раз такую, чтобы никто не мог помешать осуществлению моего плана. То есть, вечером Борич в очередной раз предварительно предупредив всех домочадцев, удалился в свой сарайчик. Я же, сделав вид, что согласно традиции, готов лечь на боковую и мирно проспать до первых петухов, стал дожидаться своего часа.
Было около полуночи. Я выбрался из спящего дома и бесшумно скользнул к ограде. Усадьба колдуна стояла на отшибе, поэтому стоило лишь перелезть через никем не охраняемый забор и преодолеть небольшое расстояние, отделяющее ее от леса, и я был бы свободен. Но в двух шагах от желанной свободы, я вдруг решил выяснить, чем же занимается в старом сарае мой, как я надеялся, теперь уже бывший хозяин.
Впрочем, возможно я зря грешу на любопытство. Посчитаться с этим человеком за смерть отца я тоже был бы не прочь. И пусть согласно первоначальному плану, я должен был просто уйти к своим, а потом вернуться с дружиной, в тот момент я решил проверить, не стоит ли несколько ускорить развязку.
Я подошел к постройке и приник к щелке.
Борич был внутри. Он зажег шесть маленьких лампадок на стенах, вышел на середину помещения, и, шепча что-то, воткнул небольшой нож с белой костяной рукоятью в земляной пол сарая. Затем снял с себя всю одежду, и перекувыркнулся через него…
За ножом приземлился уже не человек, а огромный грязно-серый волк с хищными желтыми глазами. Он немного покрутился на месте, словно пытаясь поймать собственный хвост – видимо разминаясь, и исчез за небольшой дверцей в противоположной от моего наблюдательного пункта стене.
Моя нижняя челюсть медленно опускалась вниз.
Вот тебе и колдун!
Так, с открытым от удивления, страха и неожиданности ртом, приникнув к щели в стене сарая, стоял я довольно долго. И лишь звучный вой со стороны близкого леса вывел меня из оцепенения.
Осмотревшись, я крадучись вошел в сарай, чтобы поближе рассмотреть его содержимое, пока не вернулся Борич.
Лампадки все так же горели противным желтоватым огнем, чадя и воняя. Нож тоже торчал на месте.
И тут мне в голову пришла самая глупая мысль за всю мою жизнь…
Я разделся и прыгнул.
Как все произошло, я не знаю. Очнулся я волком, причем, почему-то белым. Возможно, на окраску повлиял цвет моих волос?
Я, а точнее волк, потянулся и с наслаждением зевнул, открыв пасть полную острых белых зубов. Новые ощущения мне понравились, и я пообещал себе, при случае, снова как-нибудь перекинуться волком. Но это потом. Сейчас пора была опять становиться человеком. Однако именно этого я сделать и не успел.
Хозяин вернулся.
Видимо, мое присутствие его не сильно обрадовало, и серая молния с желтыми глазами метнулась ко мне. Мы сцепились и покатились по полу. Мне было ужасно больно…
Раза три…
Но, вот и я, наконец, добрался до его горла! Раздался жалобный всхлип, затем послышалось противное бульканье, и я медленно разжал сведенные челюсти.
В пасть пролилось что-то теплое и солоноватое.
Первая пролитая мною кровь. Кровь врага.
Когда азарт битвы спал, я увидел перед собой тело человека с перекушенным горлом, исцарапанный когтями земляной пол, и нож, мирно валяющийся недалеко от стены.
Вот тут то до меня и дошло, что человеком сегодня я уже не стану! В первые же мгновения схватки мы вырвали лезвие из земли, и тем самым лишили себя возможности вернуться в человеческий облик.
По крайней мере, до смерти…
С тех пор домом моим стал Лес. И лишь одна неприятность омрачала мое существование. Если все нормальные оборотни основное время проводят в человеческом обличии, то я по какому-то странному стечению обстоятельств, мог становиться человеком лишь во время полнолуния. То есть как раз тогда, когда обычные оборотни принимают образ волка!
Тем не менее, за годы скитаний по Лесу, я приобрел массу полезных знаний. А также узнал одну интереснейшую штуку – я не могу умереть! Наверное, это звучит дико, но после посещения лесного храма, меня пытались убить множество раз. Еще бы, – заполучить такую волчью шкурку, как у меня, просто заветная мечта большинства охотников! Но… никто в этом еще не преуспел. Кстати, это касается и твоего приятеля, обладающего скверной привычкой, стрелять в незнакомых оборотней стрелами с серебряными наконечниками. Смертью мне его стрела не грозила, но благодаря моему второму, оборотническому «я», незаживающая рана до ближайшего полнолуния мне была обеспечена!
Да, относительно твоего приятеля и его друзей, которые, судя по твоим связанным рукам, тебе таковыми не приходятся… Они ведь скоро придут сюда.