ЛЧ ч 2 гл 18 Ахиды

       Декабрь перевалил на последнюю неделю. Большая часть экзаменов позади, остался последний рывок. В комнате Али стеной стоит дым сигарет. Никуда не денешься от него, до поры до времени.
       - Будут ли немцы под Новый Год снова играть на празднике в общежитии?
       - Нет, не получится. Сейчас у них нет ударника.
       - Куда же он подевался?
       - Его выслали обратно в ФРГ*.   
       - Почему?
       - Говорят, он занимался распространением наркотиков.
       Вошел португалец Марио: яркий шарф через плечо поверх чёрного приталенного пальто,  шквал остроумия и изысканности испано-мавританского образца на бледном лице... но, как-то, быстро  растворился...
       - Думаю, и этого красавчика скоро здесь не будет, - сорвалось с губ Хасана.
       - Почему?
       - По той же причине, по которой выслали ударника Ральфа.
       - Будь осторожна, Ева, никогда и нигде не оставайся наедине с Марио, - обратился к ней Амар. - Если у него не окажется наркотиков, он будет способен на все.
       - Это точно, - поддержала компания.
        Ева вспомнила детали знакомства с ним в переходе между корпусами общежития тридцать первого декабря прошлого года. Вспомнила его бразильянку, с которой, действительно, давно его не видела вместе, а ведь раньше они были неразлучны.  “Как хорошо, что Советский Союз оберегает своих граждан от этой заразы — наркотиков. Это один из позитивных моментов так называемого “железного занавеса”-   пронеслось в сознании Евы.


       Последний экзамен она сдала на «хорошо». Из алжирцев только Камаль абсолютно ответственно подходил к своему образованию. Али точные и технические науки и так давались легко, получал он в основном на «хорошо», но такой оценки этому нигилисту было вполне достаточно; Амар же, увидев изредка в своей зачетке удовлетворительно, расстраивался при этом как ребёнок.


       - Новый год встречать будем у Наташи и Амина, - заявил Али.- Наконец-то, университет выделил им комнату в семейном общежитии. Правда, там нет некоторых удобств — туалет — длинный барак во дворе, но водопровод в здании есть. Согласна?
       - А где расположено это их общежитие? Когда мы сможем вернуться к себе?
       - Только утром, днём или вечером — как ты захочешь. Это далеко отсюда, в районе старого центра города, и друзья ждут нас не только на Новогоднюю ночь.
       Еву не обрадовал такой вариант — целая ночь с туалетом на улице, да ещё в чужом, маленьком семейном общежитии, да и Новый Год без концерта и танцев в актовом зале своего общежития... это как-то усечённо.
       - А Амар туда тоже пойдёт? И кто там будет ещё?
       - Будут Саид со своей девушкой, но Амара не будет.  Он заранее сказал, что встречать Новый Год планирует со своей девушкой, у неё на квартире.


       Общежитие Амина и Наташи оказалось двухэтажным старым домом с одним подъездом, оно расположилось в самом центре города, очень далеко от их студенческого городка. Огромная комната с очень высоким потолком, маленькая ёлочка, странно смотревшаяся в пространстве большой квадратной комнаты, а за тряпочной занавеской - умывальник. Перманентная блондинка Саида уже слушала Наташу, пока мужчины вышли в коридор общежития покурить:
- Накануне я устроила Амину стриптиз…
- О, Саид это очень любит, - вторила вечная блондинка.
       Ева в жизни не видела стриптиз - в Советском Союзе такого «чуда» не было. Впрочем, урывками в кинофильмах фрагменты стриптиза изредка показывали, когда требовалось создать негативный образ системы капитализма, и у неё сложилось впечатление, что стриптиз - это издевательство над женским достоинством. Она, например, не сможет находиться в состоянии влюблённости к своему мужчину там, где ему навязывают себя посторонние женщины. Это похоже на групповой секс, казалось ей, и душа её заранее негодовала.


       Стол уже был накрыт. Накрыт явно славянскими девушками: оливье, сельдь под шубой и прочее в духе общероссийских традиций. Праздник начался за столом, а не в шумном зале общежития, и Ева чувствова как ей не хватает того шумного совместного действия, которое ей уже было знакомо. Еда... от праздника она всегда ждала другого... Нет, за их столом немного пили, а её, как обычно, почти вообще не понукали к этому — если только пару бокалов шампанского за компанию... Европейские хиты незаметно сменила протяжённость нескончаемых ахидов** . Мужчины перестали выходить в коридор, чтобы покурить. Курили теперь все прямо за столом, все кроме Евы. Застолье стало переходить в какую-то тягучую эпическую поэму, танцы, в основном своими парами - в экстатический транс. В комнате стоял какой-то сладковатый, белесый туман.


      Перевалило далеко за полночь. На огромной двуспальной семейной кровати, расположившейся в самом центре комнаты, уже полулежали на высоких пуховых подушках Наташа и Амин, Блондинка и Саид. Мужчины как-то демонстративно, как казалось Еве, обнимали и целовали своих девушек, будто приглашая её с Али присоединиться к ним.  Ева устала, но приблизиться к кровати не могла себе позволить. Ей захотелось к себе в общежитие, и никого, кроме Али. Вдвоем они прошли за ширму, стали возле раковины умывальника.
       - Может, мы уедем к себе?
       Но Али будто не понимал не только её состояния, но и сути происходящего. Целуя, он стал расстегивать пуговицы её тоненькой блузки - зима, мороз, и чтобы не замёрзнуть, Ева приехала сюда в джинсах, теплой кофточке и лёгкой блузе под ней, а не в праздничном платье. Её обнимал тот же человек, но ей было неловко, и почему-то противно - здесь, за занавеской,.. она пыталась остановить его, и вдруг услышала:
       - Я хочу показать друзьям, какая у тебя красивая грудь.
       Как и любая молодая женщина, Ева гордилась своей грудью, упругой, не маленькой и не большой, с розовыми сосками блондинки, но при чем здесь его друзья? Чего он хочет?! Что с ним?! Ева не узнавала Али, его будто подменили. Он то целовал её, то возобновлял  попытки уже даже снять с нее блузку. В её памяти вдруг выплыла  сцена из романа Альфреда Мюссе “Исповедь сына века”, который она прочитала в неполных четырнадцать лет. Практически, Ева его уже плохо помнила, но поразившая сцена осталась в памяти навсегда. 
 

      За ширмой  царило молчание и, ей чудилось, что все ждут какого-то результата. У нее полились слезы, она потеряла возможность здраво рассуждать, но вложенный матерью инстинкт всегда сохранять своё женское достоинство сработал почти автоматически:
       - Отпусти меня сейчас же! Я ухожу.
       В полубезумном помутнении ей казалось, что все её ждут на той кровати. Она - советская девушка, не видевшая и не слышавшая ничего и никогда о групповом сексе, она, которая даже слова такого не знала, почувствовала какую-то смутную угрозу... Странно, но эта угроза исходила не только извне, но откуда-то изнутри её инстинктов. Точно. Амину она всегда симпатизировала, но этот утилитарный Саид с его проституированной подругой — это невыносимо.
       - Пусти меня немедленно! Все кончено, я ухожу! - снова заговорило сознание.
       Она не сказала ему: «Негодяй», потому что не была уверена в неблаговидности его, их намерений. Вдруг эта чудовищное предположение - плод исключительно  eё природы, чувственной и сладострастной?!


       - Перестань, Али, остановись, - неожиданно раздался голос Амина.
       Ева  едва успела запахнуть блузку, когда он появился рядом. Амин обнял Али за плечи, и друзья прошли в глубь комнаты.  Ева, даже не застегнувшись до конца, в смятении сняла куртку, висевшую здесь же за занавеской, впопыхах накинула её, схватила сапожки и тихо выскользнула из комнаты. Уже в коридоре быстро надела их, бегом спустилась по деревянной лестнице, выскочила на свежий воздух. О! О! О! Как свежо! Она готова была обернуться от счастья вокруг собственной оси, раскинув руки, но стала быстрее уходить на безопасное расстояние от этого дома; остановилась, надевая шапочку, как вдруг увидела выбежавшего из подъезда Али, раздетого, в одной своей тонкой батистовой рубашке. Он бежал к ней, домашние тапочки Амина на ходу слетали с его ног, он остановился на миг, чтобы взять их в руки, и в одних носках продолжить догонять её. Вот он обнял её, и крепко прижал к своему горячему телу, взял в ладони ее лицо, и стал покрывать его поцелуями... Оно стало мокрым от тепла его ладоней и её слез.
       - Прости меня, дорогая, прости. Я не понимаю, что на меня нашло. Прости меня, прости. Я не могу без тебя жить. Пойдем назад. Не беспокойся,  не бойся ничего. Я не обижу тебя, никто тебя не обидит.


       Но Ева уходила. Всё дальше и дальше. Время шло. Он весь дрожал, то ли от холода, то ли от пережитого, и шёл за ней. Уже достаточно далеко от общежития. Каким-то странным взглядом он взглянул в глаза ей, отдал ей тапочки — она,  в растерянности, взяла их - и поднял её на руки. Он шел почти босыми ногами по снегу и шептал:
       - Обними меня, прижмись крепче. Прости меня.  Прости.
       Она чувствовала, что снова узнает своего Али: он будто возвращается в своё тело.


       Друзья ждали их; все невероятно устали, упали парами вдоль и поперёк на кровати, и уснули. Рассвело. Сон это был или бред — Ева так и не поняла и не хотела вспоминать - это уже было неважно. Утро осветило не свершившееся, отброшенное в небытие, забытое, перечеркнутое безумие этой ночи. Вдвоём, почти молча, поутру они вернулись в своё общежитие..

*ФРГ - Федеративная Республика Германия
**Ахиды - берберские мелодии