Псевдоним Алиса

«ПСЕВДОНИМ «АЛИСА»
(отрывок)


…«Москва, 4-е Управление НКВД СССР, август 1942

   «Вацлав Алисе. Прибытие княжны (в) Варшаву ожидается десятого августа Агент Агнежка произведёт замену фигуранта (на) лесном участке автодороги Краков – Варшава. Прошу обеспечить зачистку Несвижа (и) прилегающих населённых пунктов (от) бывших служащих Л Р возможно знакомых с внешностью Ганны. Жду подтверждения (на) ликвидацию Ганны Р Вацлав».
   – Передайте Вацлаву. Весьма срочно. – После замены, фигуранта ликвидировать.

Район Кракова, август 1942

   Тяжёлый бронированный «Хорьх» чёрного цвета тяжело переваливаясь на мощных амортизаторах и заглушая рёвом работающего на предельных оборотах мотора всеобщую какофонию звуков, раздающуюся со всех сторон, метр за метром упорно вползал в лес. Прекрасное загородное шоссе по которому машина так легко преодолела почти половину пути до Варшавы оказалось наглухо перекрыто на этом лесном участке рухнувшим прямо на асфальт вековым тиком. Огромный ствол дерева в три охвата перегородил проезд, накрыв своей огромной кроной несколько автомашин и мотоциклов. Движение на обычно довольно оживлённом участке автодороги Краков–Варшава внезапно оказалось полностью парализованным. С первого взгляда на упавшее огромное дерево было понятно, что без помощи мощного армейского тягача или танка, сдвинуть с места эту махину нечего было и думать. Водитель «Хорьха» пытаясь объехать лежащую огромной зелёной горой крону дерева, подмяв днищем автомашины несколько молодых елей, перевалил через обочину и заехал в лес, но забуксовал и окончательно и бесповоротно застрял в метрах десяти от дороги. Блестящие хромированные колеса роскошной машины проделав в мягком лесном грунте глубокую колею пытались удержать на поверхности тяжёлый корпус автомобиля, но под его массой только садились всё глубже и глубже. Наконец, стало ясно, что своим ходом машина из леса не выберется. Водитель несколько раз с досадой ударил по рулю и, обернувшись назад, произнёс извиняющимся тоном по-немецки:

   – Простите, fr;ulein, но нам придется сделать небольшую остановку, – потом он заглушил двигатель и выбрался наружу. Вокруг темнел густой, насыщенный хвойными запахами сырой лес. Сопровождавший «Хорьх» бронетранспортёр с солдатами, двинувшийся было следом за охраняемым объектом, был сразу, ещё на обочине остановлен куда-то опаздывающим и очень нервным штурмбанфюрером СС, который приказал водителю бронетранспортёра немедленно приступить к очистке дороги от упавшего дерева. Застрявшие на шоссе машины не решились двинуться в объезд за «Хорьхом» и сейчас продолжали стоять по обе стороны шоссе в ожидании пока бронетранспортёр оттащит в сторону препятствие. Сквозь густой кустарник можно было рассмотреть, как остальные водители тоже выбрались наружу и курили, недовольно ворча и обсуждая досадное происшествие. Молодая миловидная женщина, сидящая на заднем сидении «Хорьха» недовольно надула губки и, опустив стекло, с тревогой всматривалась в густые лесные заросли вокруг. Её водитель несколько раз обойдя автомобиль и вероятно убедившись, что своими силами вытащить машину не удастся, решил подождать пока сопровождавший их бронетранспортёр освободит проезд по шоссе и, взяв их на буксир, вытащит из леса. Со стороны дороги доносились рёв бронемашины, треск ломающихся веток и гортанные выкрики штурмбанфюрера СС, руководившего работами. Водитель облокотился на капот машины и опустил руку в карман кителя, но не успев достать папиросы, вдруг дёрнулся всем телом и держась за горло обеими руками, стал медленно оседать на кучу сухого валежника. Увидев это пассажирка «Хорьха» в ужасе прижала ладонь в белой перчатке к губам, подавляя собственный крик и замерла на бархатном диване салона. Ей было хорошо видно, как из самой чащи леса бесшумно вышли очень просто одетая девушка с автоматом в руках и двое парней, которые быстро осмотревшись по сторонам,  стремительно бросились к машине. Распахнув заднюю дверь, девушка направила автомат на пассажирку и по-немецки прошипела: – выходи, быстро! Сидящая в машине женщина медленно, как в полусне, вылезла из машины. С ужасом косясь на труп водителя и подталкиваемая сзади стволом автомата она, спотыкаясь на каждом шагу, пошла в самую чащу леса. Когда она на мгновение оглянулась, то увидела, что тела её шофёра около машины уже нет. Женщину завели за высокую старую ель, надёжно закрывающую своими развесистыми лапами обзор с шоссе и приказали снять одежду. Трясущимися от страха руками она принялась расстёгивать многочисленные застёжки и крючки на своем дорогом платье. От волнения у неё так дрожали руки, что получалось плохо. Тогда девушка с автоматом не выдержав, положила оружие на землю и стала помогать ей. Когда она сняла платье и осталась в одном нижнем белье и чулках, девушка критически оглядев ее, показала на чулки. Пассажирке, дрожа от страха, пришлось расстегнуть пояс и, присев на бревно, снять и их. Раздевшись, пленница прижалась спиной к стволу ели и с ужасом смотрела, как девушка аккуратно, явно стараясь не помять, собрала всю её одежду и отнесла в сторону и, нагнувшись, аккуратно положила на мох. Потом выпрямилась и тут несчастная пленница заметила в ее руках тускло блеснувшее лезвие ножа. Дальше всё произошло настолько быстро, что пассажирка «Хорьха» даже не успела понять, что происходит. Девушка сделала рукой едва уловимое круговое движение, как будто у неё вместо ножа был серп и дневной свет сразу померк в глазах так и не успевшей почувствовать боль жертвы. Ей просто стало тепло и очень спокойно. Она пошатнулась, инстинктивно зажав страшную рану на шее рукой и медленно сползла по стволу старого дерева на мягкую, усыпанную толстым слоем еловых иголок, землю.

   Девушка тщательно вытерла окровавленный нож о мох и, резким движением загнав его в ножны, протянула одному из стоявших рядом парней.

   – Отвернитесь! Хватит пялиться! – прикрикнула она на них по-польски. Скинула свой простенький сарафан и быстро переоделась в платье, лежащей у её ног молодой женщины. Нагнувшись и уверенным движением поправив чулок, она выпрямилась и не оглядываясь, быстро и уверенно пошла к «Хорьху», который темной махиной угадывался за деревьями. А через минуту тихо хлопнула автомобильная дверка. В это время раздался громкий рокот мотора и, подминая кусты, со стороны дороги к «Хорьху» выполз бронетранспортёр с охраной. Движение по шоссе было восстановлено...

Москва, 4-е Управление НКВД СССР, август 1942

   «Вацлав Алисе. Агнежка благополучно прибыла в Несвиж. Контакт установлен. Вацлав»
Несвиж, Белоруссия, август 1942 года.

   – Княжна, я всецело разделяю ваше нетерпение, но я должен дождаться приезда шарфюрера Рольфа. Он просто непревзойдённый специалист в такого рода делах. Поверьте мне, он выполнял подобную работу во многих странах мира и ни разу не допустил ни одной осечки. Мало того, он неоднократно выполнял сложнейшие, практически невыполнимые задания по поручению самого фюрера!

   – Господин Краузе, я всё понимаю, но и вы поймите меня. Лето заканчивается и на проведение поисковых работ времени остается совсем мало. Кроме того, линия фронта находится очень близко и кто может дать гарантию, что в советские войска не предпримут масштабного наступления в нашем направлении?

   – Княжна, смею вас заверить, что в ближайшем обозримом будущем линия фронта останется там, где и находится сейчас. Данные нашей разведки...

   – Господин штурмбанфюрер, прошу вас, увольте меня от подробностей. Тем более, тех которые, как я понимаю, составляют военную тайну. Мне вполне достаточно ваших заверений в том, что линия фронта не передвинется и у нас будет достаточно времени на поисковые работы в подземелье замка. Кстати, вы выяснили, кто из бывшей прислуги Леона Радзивилла остался в городе?

   – Уже задержаны несколько человек. Но, я думаю этот список с каждым днём будет увеличиваться.

   – Господин штурмбанфюрер, я хотела бы поговорить с каждым из этих людей в отдельности. И потрудитесь сделать так, чтобы им обеспечили нормальные условия содержания. Договорились?

   – Я простой солдат и прошу вас называть меня просто Гюнтер. А задержанных, я думаю будет лучше всего разместить в привычной им среде обитания. Я имею в виду Несвижский замок.

   – Отличная идея, Гюнтер. Тогда у меня к вам тоже будет одна просьба, сугубо личного характера. Обращайтесь ко мне тоже просто по имени.

   – Но, княжна,  для меня это слишком высокая честь.

   – И все же я настаиваю, Гюнтер! К тому же я еще слишком молода и предпочитаю, чтобы меня называли просто по имени. Перечисление всех этих многочисленных титулов меня очень утомляет.

   – Я у ваших ног, Ганна! – воскликнул штурмбанфюрер и преклонив колено, поцеловал девушке руку.

Несвиж, Белоруссия, август 1942

    Ганна проснулась только ближе к полудню. Ее разбудил шум, доносившийся с улицы через открытое окно спальни. Сладко потянувшись на мягкой перине, она встала и обернувшись белоснежной простыней, подошла к окну. Яркое солнце уже стояло в зените. Даже из прохладного сумрака спальни замка было видно, как неподвижный раскалённый воздух дрожит на брусчатке моста через крепостной ров. Ганна взяла папиросу и чиркнув спичкой, оглянулась назад. На кровати, на смятых простынях, раскинув руки в стороны, храпел во сне штурмбанфюрер. Вчера в честь прибытия в город командующего 4-й танковой группой генерала Гудериана немцы устроили в замке торжественный ужин при свечах. В охотничьем зале был накрыт огромный стол, ломившийся от яств. Шампанское и шнапс лились рекой. Напыщенные тосты за великую Германию и фюрера произносились пьяными офицерами чуть ли каждую минуту. Ганна, которую пригласил на приём комендант города, ушла далеко за полночь с сильной головной болью. Штурмбанфюрер СС Гюнтер Краузе галантно вызвался проводить ее на второй этаж. Но она решила немного прогуляться перед сном в городском парке. Краузе вызвал шофёра, а потом они долго гуляли по сырым извилистым песчаным дорожкам, проложенным по вековым липовым аллеям, наслаждаясь после дневного зноя свежестью и лесной прохладой.

    Ганна сама не ожидала, что эта прелестная ночная прогулка закончится постелью. Девушка прикурила папиросу и опять посмотрела за окно. По мосту без конца сновали мотоциклы с колясками, выезжали и заезжали грузовики с солдатами, груженные какими-то ящиками конные повозки. Часовые в черных касках с автоматами на груди стояли подобно каменным изваяниям по обе стороны въездных ворот на самом солнцепёке. Над их головами, прямо под окном в который смотрела Ганна, обвисли на полном безветрии фашистские штандарты и напоминали выброшенные за окно для просушки пёстрые простыни. Приоткрыв окно и выбросив папиросу, девушка повернулась и прошла за деревянную, обтянутую зелёным шёлком ширму, где стоял туалетный столик с кувшином тёплой воды для умывания, видимо принесённой адъютантом штурмбанфюрера, пока она еще спала. Умывшись, Ганна сбросила на пол простыню и встав в стоявший тут же большой жестяной таз, быстро и насколько это было возможно в таких условиях тщательно ополоснула все тело. Взяв со стула большое чистое полотенце девушка накинула его прямо на мокрое тело и подошла к кровати. Штурмбанфюрер СС Густав Гюнтер громко засопел просыпаясь, медленно приоткрыл заплывшие после вчерашней попойки глаза и с видимым усилием сосредоточил мутный взгляд на девушке.

   – Милая, княжна! – воскликнул он, внезапно подскочив на постели, как ужаленный, – прошу простить меня, простого неотёсанного солдата за столь непочтительное поведение. – только произнеся этот длинный и трудный в его состоянии монолог, офицер заметил, наконец, что в довершении всего еще и стоит перед княжной в чем мать родила. Мгновенно покрывшись пунцовыми пятнами стыда он резко опустил руки, прикрывая свой срам и заметался по комнате в поисках своей одежды, мелькая рыхлыми и белыми, как молоко, ягодицами, покрытыми редким рыжим пушком.

   – Какая мерзость, – глядя на него подумала Ганна и с отвращением отвернулась к окну. С каким наслаждением она бы сейчас выхватила из кобуры, валявшейся на ковре вместе с ремнём, парабеллум и влепила этому рыжему недоумку пулю промеж глаз. Её аж затрясло от просто непреодолимого желания взять в руки пистолет. Но вместо этого она усилием воли заставила себя обворожительно улыбнуться, подойти к нему и, крепко поцеловав, снова опрокинуть на кровать...

   Деликатный стук в дверь заставил Ганну быстро перекатиться на другую сторону кровати и, соблюдая приличия, до подбородка закрыться одеялом.
   – Ну кто там ещё! – раздражённо воскликнул полковник, вскакивая с кровати и прыгая на одной ноге, торопливо натягивая брюки. – а это ты Иоганн, – полковник облегчённо, вздохнул когда из-за двери показалась стриженная голова его адъютанта и сел обратно на кровать, – что случилось? Я, кажется, просил меня сегодня не беспокоить!

   – Вчера такого приказа не было. – невозмутимо солгал лейтенант, вероятно уверенный, что после вчерашней попойки его шеф вообще мало что помнит. Однако Ганна своими ушами прекрасно слышала, как штурмбанфюрер заплетающимся языком приказывал адъютанту:

   – Завтра, Иоганн, приказываю меня не беспокоить. Что бы не случилось. Даже если партизаны сожгут этот паршивый городишко до тла. Ты понял меня?
   Но на счастье лейтенанта штурмбанфюрер действительно ничего не помнил, а потому этот юнец чувствовал себя совершенно спокойно:

   – Прибыл шарфюрер Рольф. Просит вас спуститься к нему. Что ему передать?

   – Наконец-то! – воскликнул Гюнтер. – Передай, что я сейчас спущусь. Сию минуту. Проводи пока его ко мне в кабинет. Иди.

   – Тысяча извинений, княжна! – воскликнул полковник, едва за лейтенантом закрылась дверь. – Прибыл Рольф, – повторил он, как попугай только что услышанную новость, – вашу руку Ганна, – быстро наклонившись и прикоснувшись губами к запястью девушки, – добавил:

   – Я буду ждать вас у себя в кабинете через, – мимолётно глянул он на часы, – час. Как раз познакомлю вас с Рольфом. Вы успеете привести себя в порядок?

   – Что вы имеете в виду? По-вашему, я плохо выгляжу? – нахмурилась Ганна, – где же ваша хваленная арийская щепетильность? Вынуждена напомнить вам, что настоящий офицер никогда не позволит себе унизить девушку, пускай даже простолюдинку неосторожным или необдуманным словом. И куда подевались, господин полковник, все ваши изысканные манеры, которыми вы вчера так блистали весь вечер, сводя все женское общество с ума? Вам не мешало бы, даже просто из приличия, вспомнить, что сейчас находитесь в обществе хорошо воспитанной молодой девушки. Я даже не говорю о том, как настоящему рыцарю подобает вести себя после того, как он удостоился чести разделить с ней одно ложе и в полной мере вкусить запретного сладкого плода! А между тем, вам, господин полковник, посчастливилось провести эту незабываемую ночь, не с простой и доступной для всех крестьянской девкой, а с представительницей древнейшего княжеского рода! – закончила Ганна свою гневную тираду и отвернулась к окну. – Или может быть, – задумчиво спросила она совсем тихим голосом, стараясь не переиграть, – я заслужила вашу грубость тем, что полностью доверилась, как вчера мне показалось, настоящему и достойному мужчине, способному поддержать и утешить слабую девушку? – Ганна повернулась и посмотрела на полковника. В уголках ее прекрасных глаз уже стояли слезы. Она хотела вытереть их, но от неловкого движения простыня упала на пол, полностью обнажая хрупкую стройную фигуру. Дрожа всем телом, как от лютого мороза, девушка обхватила плечи руками, как будто пытаясь согреться и закрыв глаза, заплакала.

   – Еще раз извините, Ганна. – окончательно растерялся полковник, бросаясь перед ней на колени – Простите, меня, неотёсанного болвана, недостойного даже вашего мимолётного взгляда! Поверьте, эта ночь была по-истинне волшебной для меня. Я поражён вашей красотой, нежностью и умением любить, прямо в самое сердце! – Гюнтер проворно вскочив на ноги, стянул с кресла мягкий шерстяной шотландский плед и накинул его на мелко вздрагивающие плечи девушки. – Но сейчас, я нижайше прошу вас простить меня за бестактность и великодушно позволить мне откланяться, – полковник, наконец, справился с последней пуговицей на кителе и будучи уже совершенно не в состоянии скрывать, что торопится, принял стойку «смирно», кивнул даме в знак почтения головой и, щёлкнув каблуками, стремительно удалился.
      
Несвиж, Белоруссия, август 1942

   – Милая Ганна, я прошу вас не настаивайте. Я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось. Эти подземелья чрезвычайно опасны. И стоит ли вам рисковать своей драгоценной жизнью ради простого упрямства?

   – Гюнтер, поверьте, ничего со мной не случится. К тому же со мной будут доблестные солдаты рейха во главе с самим шарфюрером, - Ганна кивнула головой в сторону солдат, которые прыгали на месте, проверяя тщательно ли пригнано обмундирование и амуниция. На суровых, будто вырубленных из камня загорелых лицах застыла печать уверенности в себе и полная боевая готовность. Это были профессионалы, отборные бойцы, которые сразу было видно побывали во многих переделках. - Сами видите, с ними мне вряд ли что то угрожает.

   – Княжна, я всё равно настаиваю на том, чтобы вы не спускались в подземелье. Там могут быть партизаны.

   – И что? – насмешливо спросила девушка.

   – Это означает то, что если группа Рольфа наткнётся в подземелье на партизан, то придется принять бой. Кроме того, есть большая вероятность напороться на засаду. Нет, – штурмбанфюрер поднял вверх руки, – и не просите, я не могу разрешить вам идти с ними.

   – Скажите, Гюнтер, – Ганна начинала злиться, и перешла на «вы», – а Рольф подчиняется только вам?

   – Не понимаю вашего вопроса, – сразу насторожился штурмбанфюрер.

   – И всё-таки? – настаивала на своем девушка, в её глазах запрыгали озорные искорки.

   – Нет, – после недолгого колебания ответил Гюнтер, – шарфюрер Рольф подчиняется напрямую Берлину. Наша же обязанность обеспечить его группе полное содействие.
   – В таком случае, – усмехнулась девушка, – мне придётся обойтись без вашего разрешения! – и, решительно развернувшись направилась в сторону подъехавшего за группой грузовика.

   – Шарфюрер, простите, что отвлекаю, но я хотела бы попросить вас об одном одолжении, – остановила она Рольфа, уже вставшего одной ногой на подножку машины.

   – В чем дело, княжна? У нас мало времени. Говорите быстрее, – по его суровому обветренному лицу пробежала тень недовольства.

   – Возьмите меня с собой.

   Рольфа, по всему было видно, сильно удивила просьба княжны и он несколько мгновений молча смотрел на девушку, вероятно прокачивая возможные последствия. Потом, молча сел в кабину и, захлопнув дверку, в самый последний момент, когда девушка уже собиралась уйти ни с чем, процедил сквозь зубы, кивнув на кузов:

   – Забирайтесь. – и сразу махнул водителю рукой, – заводи.

   Грузовик сорвался с места, как скаковая лошадь на старте, и окутав всё вокруг себя черным дымом сгоревшей солярки, помчался вперёд. Княжна, которую в последний момент подхватили за руки солдаты и втянули в кузов, села на жёсткую металлическую скамейку у правого борта и не удержавшись, всё же оглянулась назад. Выхлопные газы почти рассеялись и она увидела штурмбанфюрера в полной растерянности стоящего на обочине дороге и провожающего быстро удаляющийся грузовик долгим и тревожным взглядом.

Москва, 4-е Управление НКВД СССР, август 1942

   Майор НКВД Андрей Петрович Новожилов – оперативный псевдоним «Алиса», сидел в душном после дневного зноя служебном кабинете и, нервно постукивая карандашом по столу, размышлял. Последняя шифровка от «Вацлава» сильно встревожила его. – Дрянная девчонка, – раздражено думал он, – какого чёрта её понесло в катакомбы? – Это было настолько вопиющее нарушение всех инструкций, что для такого поступка агент должен был иметь очень веские основания. Но причин этих как раз и не просматривалось. Во всяком случае Центру о них было ничего неизвестно. «Вацлав» регулярно передавал информацию в Центр о ходе операции и всё до этого момента шло строго по плану. Спустившись же в подземелье вместе с зондеркомандой шарфюрера Рольфа агент Агнежка поставила под угрозу полного провала всю тщательно продуманную в Москве многоходовую операцию и нужно было в срочном порядке спасать ситуацию.

   – Колесников, самолёт должен быть готов к вылету через полчаса, – бросил майор стоящему у дверей капитану, – Предупредите партизан, чтобы готовили посадочную площадку для приёма груза. Какого именно не уточняйте. Радиограмму передать немедленно. Выполняйте. – Едва за капитаном бесшумно закрылась дверь, майор встал и подошёл к окну. Дёрнул за ручку, распахивая створки и в кабинет ворвался напоенный уже вечерней свежестью московский воздух, а вместе с ним звон трамваев и шум редких автомашин. Закурив, майор неожиданно поймал себя на том, что папироса слегка подрагивает в его пальцах. Сейчас, когда по сообщению «Вацлава» Агнежку вместе с Рольфом захватили в плен партизаны, возникала очень серьёзная проблема. Агнежку следовало немедленно вернуть в Несвиж. Причём так, чтобы всё выглядело более чем правдоподобно. А это значило провести целый ряд наисложнейших дополнительных оперативных мероприятий. Задействовав при этом Вацлава. А это уже был неоправданный риск. Ценность Вацлава для Центра была слишком велика. На нём по сути держалась вся агентурная сеть в Белоруссии и Польше. И всё это предстояло выполнить на территории пусть и контролируемой партизанами, но тем не менее в тылу врага. На глазах множества свидетелей, среди которых наверняка есть немецкие агенты. Только в партизанском отряде, где на данный момент находилась Агнежка, по данным разведки работали как минимум двое агентов «Абвера». Кроме того, к партизанам постоянно прибивались новые люди, проверить которых в оперативном порядке командованию партизанского отряда не представлялось возможным. Отряд действовал в местности вплотную прилегающей к польской границе и Прибалтике. Среди этих новых людей вполне мог оказаться кто-то знающий настоящую княжну Ганну в лицо или даже просто мимолётом видевший её до войны в Вильнюсе или Варшаве. – От этой мысли майору стало жарко и он нервно расстегнул воротничок кителя. – Об этом думать не хотелось, поскольку такой вариант развития ситуации означал бы только одно – полный провал операции. А для майора Новожилова это был бы просто конец. Немногие в Управлении знали, что агент Агнежка была родной дочерью майора.

   Телефон на столе зазвонил так резко, что майор непроизвольно вздрогнул. – и протянув руку взял тяжёлую чёрную трубку:

   – Слушаю.

   – Новожилов, срочно зайди ко мне, – услышал он резкий голос начальника – старшего майора Коновалова, – и личное дело агента прихвати. Думаю, ты понял какого. – и отключился.

   Новожилова прошиб холодный пот. Начальник 4-го Управления НКВД никогда не читал личные дела агентов. Для этого должна была быть очень веская причина. Дрожащими руками отперев сейф майор достал тоненькую папочку и, закрыв тяжёлую дверку, вышел из кабинета.

   – Новожилов, присядь, – старший майор встал и, достав из сейфа початую бутылку коньяка и две гранённые стопки на коротких тонких ножках, выставил всё это на стол. У Новожилова перехватило дыхание. Он понял, что следует ожидать самого худшего. – Сейчас мне звонил Нарком, – Коновалов сделал паузу и, плеснув в рюмки тёмной маслянистой жидкости, продолжил:

   – Так вот. Даже не знаю как тебе и сказать. В общем, так. Этот тупица Метлицкий, ну ты его знаешь, он курирует партизанское движение, уже доложил наверх о том, что Агнежку захватили партизаны. Но хуже всего то, что он не умолчал о том, что она полностью раскрыта. Вот такие дела. Через четыре часа за ней вылетает самолёт. Приказано немедленно доставить её в Москву. Ты понимаешь о чём я говорю?

   Не чувствуя, как пот крупными каплями скатывается со лба, Новожилов судорожно сглотнул и кивнул. Начальник молча выпил и сев за стол, в упор уставился на подчинённого.

   – Но можно же грамотно обставить её освобождение и…

   – Уже нельзя! – рявкнул Коновалов. – Метлицкому доложили с той стороны, что в этом партизанском отряде находятся как минимум два человека, которые видели настоящую Ганну в Вильно ещё до войны и с уверенностью утверждают, что Агнежка и княжна совершенно разные люди. А что знают двое, то как говорится, знает и свинья. Ну ты сам понимаешь. Пресечь утечку информации на данном этапе уже не представляется возможным. Принято решение свернуть операцию. Какого чёрта она попёрлась в эти подземелья? Заигралась девочка. Теперь придётся отвечать. – в сердцах проговорил Коновалов. И тихо добавил: – Страшно отвечать. 

   – Товарищ старший майор, мы не знаем всех обстоятельств дела. Возможно у неё не было другого выхода. – пролепетал майор.

   – Новожилов не строй из себя идиота! Ты что же всерьёз думаешь, что немцы насильно потащили княжну в подземелье? Да ещё в составе зондеркоманды? Ты понимаешь, что это полный бред?

   Сделав над собой неимоверное усилие Новожилов вытер пот со лба и тихо произнёс:

   – Товарищ старший майор, разрешите мне тоже лететь.

   – Зачем? – резко спросил начальник.

   – Вы же знаете, – голос Новожилова дрогнул, – что эти гориллы из Особой инспекции изувечат её ещё в самолёте. Пожалуйста, помогите мне попасть на этот рейс.

   Коновалов ещё раз внимательно посмотрел на майора и, вздохнув, произнёс: – Добро. Полетишь с ними. По ходу дела проведёшь ликвидацию братьев Волченковых, которые знают в лицо настоящую княжну… На всякий случай. Навык ещё не потерял? На штабной-то работе? Ну, добро. Если сильно припечёт, смело ссылайся на прямой приказ Берии. Но это только в крайнем случае. Прилетишь, там посмотрим, как нам выкручиваться дальше. Только я тебя очень прошу – не наломай там дров, а то мы с тобой и так в дерьме по самые… Вылет с Монино,– Коновалов бросил взгляд на часы, – через пять часов. Полетишь транспортным Ли-2, борт номер 4025.

   – Спасибо, Сергей Никанорыч. Разрешите отлучиться домой?

   – Давай, пулей туда и обратно.

Москва, Камергерский переулок дом 5, август 1942

   Через десять минут быстрой ходьбы майор Новожилов уже подошёл к дому пять по Камергерскому переулку и, поднявшись на второй этаж несколько раз сильно стукнул кулаком в оббитую дранным войлоком дверь. Створки жалобно скрипнули и несмотря на поздний час почти тотчас распахнулись. Тусклая лампочка в длинном коридоре выхватила из полумрака прихожей сгорбленного старика в телогрейке который близоруко жмурясь пристально разглядывал позднего гостя.

   – Ну здравствуй, Мотя. – проговорил Новожилов, – не ожидал?

   – А я, – неожиданно выпрямившись во весь рост и прямо глядя на гостя зоркими глазами, ответил хозяин квартиры, – Вас, Андрей Петрович, сразу и не признал. Только по голосу и догадался, что это вы. Зачем пожаловали? Вы же знаете – я завязал.

   – Знаю, Мотя, но мне нужна твоя помощь. – майор суетливо расстегнул нагрудный карман гимнастерки и протянул Моте паспорт с вложенной в него фотокарточкой.

   – Что, – усмехнулся Мотя, – никак зазнобе твоей ксива чистая понадобилась?

   – Это, Мотя, моя единственная дочь Лиза и она в очень большой опасности. Прошу тебя, сделай это для меня.

   – Чем расплачиваться думаешь? Я бесплатно не работаю.

   – Дам я тебе наколочку, Мотя. Распутаешь – до конца дней обеспечишь не только себя, но и внуков.

   – Любопытно было бы сначала взглянуть. Что у тебя за наколочка такая богатая?
   Новожилов протянул Моте сложенное вчетверо лист бумаги.

   – Жди здесь. – Одними губами прошептал Мотя, взяв лист в руки и захлопнул перед носом майора дверь, оставив его в тёмной парадной.

   Сказать, что майор рисковал, значит не сказать ничего. Времени не было и потому сейчас он шёл напролом, без оглядки. Новожилов очень хорошо понимал, что стоит только Моте набрать номер дежурного НКВД и участь майора была бы решена. Особенно учитывая то, что именно он, тогда ещё капитан Новожилов, брал Мотю в двадцать шестом году в Одессе на «малине» на Староконной улице.. После чего Мотя и загремел в лагеря на десять лет.

   Через пять минут дверь отворилась и Мотя проговорил откуда-то из темноты прихожей:

   – Проходи, майор, не будем терять времени.

  Майор протиснулся в квартиру, едва не задев висевший на стене ржавый велосипед.

   – Ну, что же. – Мотя сделал приглашающий жест рукой пропуская майора в тесную закопчённую кухоньку. – Я тут подумал, что негоже хорошему человеку отказывать. Может и ты мне когда поможешь. Когда «ксива» нужна?

   – У тебя, – Новожилов посмотрел на часы, – сорок минут…

   – У меня к тебе, Мотя, будет ещё одна просьба, – внимательно рассматривая переделанный паспорт, низко склонившись к керосинке, проговорил Новожилов. – Возможно моя дочь в ближайшее время найдёт тебя и обратится за помощью. Если она придёт к тебе знай – меня уже нет в живых. И ты помоги ей. Не пожалеешь.

   – Она, конечно, красивая девка. Только стар я стал для такого рода удовольствий, – проворчал Мотя.

   – Речь не о том. Просто скажешь ей: «Отец просил передать тебе, что нужно покормить Джульбарса». Она всё поймёт.

   – Не сомневаюсь. А дальше-то что? – прищурился Мотя.

   – А дальше узнаешь. Только помоги ей устроиться в Москве под новым именем. И не жмись. Потом получишь гораздо больше…

Смоленская область, партизанский отряд, август 1942

   Самолёт начал медленно терять высоту и сквозь стекло иллюминатора уже можно было хорошо рассмотреть большие партизанские костры, выложенные в шахматном порядке на большом поле посреди чёрной стены леса. Сделав разворот, ЛИ-2 стал стремительно снижаться. Через несколько минут шасси мягко коснулись грунта. Заметно снизив скорость самолёт прокатился до самого края поля и развернувшись перед самыми огромными соснами на краю, остановился. Гул двигателей затих и один из лётчиков, выйдя в салон самолёта открыв дюралевую дверь в центре салона, выдвинул наружу лестницу. Пассажиры потянулись к выходу. Сойдя на землю Новожилов с удовольствием вдохнул свежий, терпко пахнувший еловыми шишками влажный воздух и протянул руку встречающему их командиру партизанского отряда.

    – Привет, Мирон.

    – С прибытием, товарищ майор, – радушно поприветствовал Новожилова командир, – бросив косой взгляд на двух особистов, маячивших чуть в стороне. – Сейчас поужинаем с дороги и...

    – Мирон, давай сразу к делу, – устало прервал его Новожилов, – веди, показывай вашу пленённую княжну.

    – Да никакая она не княжна, – отмахнулся Мирон, – одно слово – эссесовка. Я вообще не понимаю зачем вам её в Москву тащить. Поставить на колени к ёлке и – пулю в затылок. Всё равно молчит как рыба. Только глазёнками своими зыкает, гадина фашистская. Вот шарфюрер – другое дело. Сразу видно крупная фигура.

   – Ну, ну, Мирон, не кипятись. Вечно ты торопишься. «Язык» он на то и «язык», чтобы его не стрелять, а говорить заставить. – верно я говорю? – Оглянулся Новожилов на особистов.

   – А то! - весело заржал прибывший с Новожиловым рыжий капитан из особой инспекции. У нас генералы соловьями заливаются, а тут сопливая девчонка, даром, что княжна.

   – Ну не скажите, товарищ капитан, у нас вон братья Волченковы над ней трое суток бились, а толку чуть. Только замордовали девку. – с сомнением покачал головой командир отряда.

   – А вот мы сейчас посмотрим на вашу стойкую княжну. Давай, веди!

   – Да пришли уже. – повернулся Мирон, – Капустин, – обратился он к часовому, – Пропусти. Товарищи из Москвы за пленной немкой прилетели.

   Часовой мешковато повернулся, неловко поставил винтовку к срубу землянки, склонился над замком и загремел ключами.

   Через минуту часовой дёрнул на себя сколоченную из грубых сосновых досок дверь и отошёл в сторону, пропуская вперёд начальство.

   – Мирон, посвети что ли, – ворчливо крикнул из темноты Новожилов, – ни черта же не видно!

   – Там справа керосинка висит, подкрути фитиль.

   Новожилов, стараясь унять бешеное сердцебиение, снял фуражку и, нащупав еле тёплое выпуклое стекло лампы чуть опустил металлический рычажок. Пламя сразу взметнулось вверх и тускло осветило помещение. Над самой головой нависали толстые бревна с застывшими потёками темной смолы. Земляные стены местами подпёртые сучковатыми досками упирались в пол, застланный тёмной, по всей видимости, ещё прошлогодней соломой. В первое мгновение майору показалось, что в землянке никого нет и он в нерешительности остановился на пороге, всматриваясь в сырой полумрак помещения.
 
   – Проходи, чего встал, – услышал тотчас за спиной голос Мирона и почувствовал лёгкий толчок в спину. Сделав еще несколько шагов, Новожилов отошёл в сторону, пропуская остальных и только тут заметил как в дальнем левом самом тёмном углу что-то шевельнулось и снова замерло.

   – Капустин, – крикнул через плечо Мирон, – подними-ка нашу княжну поближе к свету. А то негоже её величеству на голой земле блох кормить. – Часовой протиснулся вперёд и наклонившись, нащупал ворот пленницы и выволок ее на середину землянки.

   У Новожилова защемило сердце. В этом грязном, одетом в какие-то лохмотья маленького роста существе, которое съёжившись сидело перед ним на сырой земле и, как дикий зверёк затравлено озиралось по сторонам, он с трудом смог узнать свою дочь. То что он видел сейчас перед собой не имело ничего общего с той очаровательной стройной девушкой в щеголеватой лейтенантской форме, которая залихватски заломив синий форменный берет и на ходу то и дело одёргивая новенькую портупею бежала к нему навстречу по бетону взлётной полосы, поскрипывая вычищенными до блеска хромовыми сапожками.

   – Да, что-то на княжну эта замухрышка явно не тянет. –  задумчиво проговорил особист, наклонился и протянул к задержанной руку. Та отшатнулась, как от удара и быстро отползла обратно в угол.

   – Я же говорю, – пояснил Мирон, – братья Волченковы три дня кряду её допрашивали.Только всё без толку. Ничего она не скажет. Только время потеряете.

   – Значит так, Мирон, – решительно и твёрдо проговорил Новожилов, – задержанную отмыть, привести в порядок, накормить и одеть. На всё про всё у вас час. Понятно?
   – Ясно, товарищ майор, сделаем.

   – Погоди, майор, не гони лошадей, мы ещё ничего не решили, – встрял рыжий особист.    – Сначала требуется допросить пленную, а уже потом решать – стоит её везти на Большую землю или прямо здесь в расход пустить.

    – А от вас, капитан, ничего сейчас решать и не требуется, – твёрдо проговорил Новожилов, – повторяю, – я имею прямое и чёткое указание Берии доставить княжну в распоряжение 4-го Управления НКВД. Или вы с чем-то не согласны, капитан? В таком случае можете прямо сейчас связаться со своим непосредственным начальством и получить от него разъяснения каким образом офицер НКВД обязан выполнять прямые распоряжения Наркома.

   – Много на себя берёшь, майор, – прошипел капитан.

   – Ну вот и договорились. – облегчённо сказал Новожилов, пропустив мимо ушей хамский выпад младшего по званию и, обернувшись к командиру партизанского отряда сказал:

   – Распорядись насчёт пленной и пойдём поужинаем, что ли. А то с утра маковой росинки во рту не было. – сказал Новожилов, зная наперёд, что кусок в горло не полезет, – И пригласи бойцов, что княжну допрашивали. Хочу побеседовать с ними.

   – Добро. – начальник партизанского отряда жестом пригласил гостей в свою землянку. 

   Аскетическое убранство помещения, где был накрыт стол для гостей, поражало своей аккуратностью. Теперь здесь кругом явно чувствовалась женская рука. Новожилов даже усмехнулся про себя – по всему было видно: не иначе как командир обзавёлся, наконец, боевой подругой.

   Выпив пару чарок и плотно закусив все задымили папиросами.

   – Мирон, ну спасибо тебе. Уважил, давно так вкусно не ел, – поблагодарил командира Новожилов. – Теперь можно и делами нашими скорбными заняться. Давай, приглашай своих заплечных дел мастеров. Как их там? Волченковы, кажется?

    – Макаров! – крикнул в сторону двери Мирон, – Волченковых давай на доклад. Да, по-живее.

    – Послушай, Мирон, всё хочу спросить тебя, что это у тебя за игрушка такая, – кивнул Новожилов на большую кобуру, лежавшую на столе по правую руку командира партизан.

    – Парабеллум. Разведчики подарили. Трофейная машинка. Я,  конечно, ты знаешь, привык к старому доброму нагану. Но это тоже безотказная штука. Бой хороший.

    – Хороший бой говоришь? – медленно проговорил Новожилов, – можно взглянуть?

    – Да, пожалуйста, – Мирон охотно расстегнул кобуру и протянул через стол Новожилову, – бери. Дарю.

    – Спасибо, дружище. Но ты же знаешь нам не положено. А посмотреть – посмотрю. Интересный пистолет. – Новожилов оттянул двумя пальцами затвор и пистолет с тихим щелчком встал на боевой взвод.

    – Майор, смотри аккуратней. Спуск очень мягкий. – предостерег Мирон.
    – Разрешите?

    Новожилов поднял голову. В землянку, пригнувшись на входе, шагнули два здоровяка в белых, перетянутых ремнями овчинных полушубках. На их самодовольных круглых лицах играла уверенная улыбка балагуров, весельчаков и женских угодников.

    – Заходите, – махнул рукой Мирон, – присаживайтесь. Вот майор из Москвы хочет с вами побеседовать.

   Братья Волченковы шумно уселись за стол и тут же, не спрашивая разрешения, потянулись за бутылкой.

    – Чем вы её били? – без предисловия резко спросил Новожилов. Один из братьев поперхнувшись спиртным закашлялся, а второй, поставив бутылку, с вызовом ответил, глядя прямо в глаза Новожилову:

   – Нагайкой. А что?

   – Да нет. Ничего. – пожал плечами Новожилов и, подняв парабеллум, дважды нажал на спуск. За столом повисла звенящая тишина.

   – А спуск, у тебя, Мирон, действительно слабоват. – медленно проговорил майор и протянул пистолет изумлённому Мирону. – Распорядись убрать эту падаль. – кивнул Новожилов на трупы.

   В самолёте Новожилов специально посадил Агнежку рядом с собой на самый край жёсткого металлического сидения со стороны кабины пилотов. Особистам ничего не оставалось, как расположиться напротив, посадив между собой пленного шарфюрера со связанными за спиной руками. Тот сразу откинулся на борт и расслабившись закрыл глаза. Ли-2 пошёл на взлёт, корпус его задрожал и, наконец, шасси оторвались от земли. Внизу мелькнула группа партизан махавших им на прощание руками. Когда под крыльями пошли сплошные леса, Новожилов откинулся назад и вытянул ноги. Незаметно, под мерный гул моторов он задремал. Из состояния полудрёмы его вывел какой-то посторонний шум, майор открыл глаза и тут же вскочил, схватившись за кобуру. Особисты, зажав девушке рукой рот, уже перетащили её в хвост самолёта и завалили прямо на голые доски пола. Девушка отчаянно сопротивлялась, но один из особистов уже навалился на неё. Второй, сопя от напряжения, с трудом удерживал Агнежку за плечи. Она металась под ними, пытаясь вырваться из цепких рук насильников, но тщетно. Новожилов рванулся вперёд, на ходу вытаскивая пистолет. Подлетел сзади и нанёс сильный удар рукояткой пистолета в рыжий затылок, другой рукой рванул особиста за плечо и отбросил в сторону. Второй верзила, отпустив жертву, выхватил пистолет и, не целясь выстрелил в майора. Новожилов упал навзничь на дощатый настил и почувствовал, как пуля просвистела прямо над ним и со звонким щелчком застряла в перегородке кабины пилотов. Перекатившись в сторону и достав особиста ударом сапога в голову, Новожилов вскочил на ноги и рванулся вперёд. Через несколько минут оба особиста смирно сидели рядом с пленным шарфюрером и злобно вращая глазами, молча смотрели на майора.

   – Развяжи, – наконец дёрнулся рыжий, вытирая связанными ремнём руками заливающую лицо кровь, – сядем – хуже будет. Слышишь, майор? Чего ты так переполошился? Сам же знаешь – девке всё одно – в расход. Наш начальник полковник Гугунава всё равно сначала самолично её допрашивать будет. А уж там, в его кабинете, ей придётся ножки раздвинуть. Это я тебе говорю. А потом, как он сам наиграется – отдаст девчонку нам, операм. Так что зря ты всё это, майор, затеял. Только нажил себе большие проблемы.

   – Заткнись, – рявкнул Новожилов краем глаза наблюдая, как девушка медленно встала с пола и, вялым движением одёрнув юбку, покачиваясь подошла к майору и села на прежнее место. – А то я сейчас сам тебя в расход пущу. Понял?
   Внезапно над головой громко застучал 12,7 мм пулемёт Березина. Майор приник к квадратному иллюминатору – совсем недалеко, чуть скрытая облаками промелькнула большая тёмная тень. В этот момент распахнулась дверь кабины пилотов и совсем молодой лётчик просунув вихрастую голову в щель, крикнул, пытаясь перекричать рёв моторов и треск пулемёта:

   – Мессеры! Всем одеть парашюты! – кивнул он в хвост салона, где кучей были свалены большие брезентовые укладки. И тут же снова исчез в кабине, захлопнув дверь. Вдруг пленный шарфюрер рванулся всем телом в сторону, упал на пол и отчаянно завопил, показывая на иллюминатор позади Новожилова. Майор оглянулся и за стеклом ясно увидел быстро увеличивающиеся в размерах пропеллеры вражеского истребителя. Времени на раздумья уже не оставалось и майор бросился на Агнежку, сбросил её с сиденья и подмяв под себя, крепко прижал к полу. Со звоном разлетелись иллюминаторы, пули с треском, как консервную банку, вспарывая корпус самолёта с визгом вырывали из обшивки целые куски, прошивали самолёт насквозь и исчезали в начинающем темнеть небе. Майор хотел поднять голову, но тут же почувствовал сильный тупой удар в живот и потерял сознание. Через несколько мгновений он очнулся и открыл глаза. На полу в большой луже тёмной крови лежали трупы особистов, с потолка выбив телом створки люка свисал на ремнях вниз головой мёртвый борт-стрелок. Самолёт в страшном крене стремительно нёсся к земле, через разбитый иллюминатор было хорошо видно пламя, охватившее правый мотор и тянувшийся от крыла широкий шлейф чёрного жирного дыма. В салоне сильно пахло горелым металлом. Майор собрав остатки сил стал искать глазами дочь и почти сразу увидел её. Она ползла к нему из хвоста салона, волоча за собой два парашюта. Над дверью пилотов яростно мигала красная лампочка.

   – Папочка, папочка! Ты только не умирай, Ну, пожалуйста, – тормошила его за плечо дочь.

   – Лиза, молчи и слушай меня внимательно, – майор чувствуя, что сейчас опять потеряет сознание, притянул к себе дочь и прошептал ей несколько слов, потом слабо отстранил её от себя и, расстегнув карман кителя, протянул слабеющей рукой документы, потом пошарил на полу и вложив в руку дочери свой «ТТ», подтолкнул к двери:

   – Прыгай, Лиза, иначе будет поздно… – и закрыл глаза.

   Но Лиза продолжала яростно трясти отца за плечи и только перевернув его на спину и увидев страшную рану на животе, посмотрела в широко открытые застывшие глаза родного человека, всё поняла и, продев руки в лямки парашюта, рванулась к двери. Но готовая уже сделать первый шаг в бездну остановилась. Ей показалось, что сзади раздался сдавленный стон…

(Отрывок журнального варианта)
relicbook.com