Vermilion

Мягкие стены больничной палаты слепили своей белизной. Давно ли я здесь? Я уже и не помню. Помню, как окровавленными руками я поднёс к уху телефонную трубку. Голос дрожал, я сумел выдавить из себя всего три слова. «Я убил их».

После этого меня забрали. Сначала полиция, потом изолятор. Меня допрашивали днями и ночами. Издевались, выбивали показания. Но даже если бы я хотел, я не мог им сказать, что произошло той ночью. Ничего не помню, словно память окутала чёрная непроглядная пелена. Затем суд. До меня дошли слухи, что это был самый громкий процесс последнего десятилетия. Якобы какой-то ненормальный вырезал всю свою семью. Смешно даже подумать, что это сделал я. Я невиновен. Невиновен, слышите?

В итоге меня признали невменяемым. Больным. Сумасшедшим. И отправили на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Когда двое санитаров надели на меня смирительную рубашку и затолкали моё исхудавшее побледневшее тело в машину, я услышал их злорадные смешки.

Так я и оказался заточённым в тюрьме без решеток. Только знакомые стены больничного изолятора и заляпанная, когда-то белая, одежда.

Я не сумасшедший. Нет-нет-нет.

Если бы не Она, я бы давно свихнулся в этом ужасном месте, в котором меня каждый день пичкали лекарствами. Казалось, Она поселилась где-то глубоко в моём теле, испытав мои страдания и боль. По ночам, когда в моей «камере» было до звона в ушах тихо, Она появлялась из ниоткуда. Развязав мои кровоточащие руки, Она садилась в угол. Я не мог разглядеть Её лица. Я никогда не слышал Её голоса. Но я видел Её пронзительно-голубые глаза. Они так ярко светились в темноте, которая, казалось, сгущалась над Ней. Она наблюдала за мной, за каждым моим даже самым неуловимым движением. Иногда я слышал, как бьется Её сердце. Так редко. И так спокойно. Под звуки Её сердцебиения, я засыпал, а когда просыпался от глубокого, но такого тревожного сна, мои руки снова были связаны.

Будто я выдумал Её.

Я бы сделал что угодно, чтобы заполучить Её.

Однажды, когда Она снова пришла ко мне и освободила мои руки, я попытался дотронуться до Неё. Но Она так резко увернулась от моей руки и так тихо, словно не наступая на пол, отошла подальше. Почему Она не села снова в свой угол, как Она это делала столько ночей подряд? Почему Она не может подойти ближе? Почему Она не даёт прикоснуться к себе?

Почему? Почему? Почему?!

Я хочу сказать Ей кое-что очень важное. Ведь Она моё спасение. Моя недосягаемая мечта. Она так близко и так невыносимо далеко.

Пытаясь выдавить из себя хоть слово, из моей груди вырывались лишь рваные хрипы. Может, я и вовсе забыл, как разговаривать? Но я должен, должен сказать хоть что-то. Должен дотронуться до Неё. Вдруг Она всего лишь миф, а я и вправду сумасшедший? Мне нужно узнать, нужно еще одно маленькое доказательство.

Собрав последние остатки сил, я подполз к Ней, обняв за колени. Зажмурившись, я обвил измученными руками Её ноги. Но я ничего не почувствовал. Не было столь необходимого тепла чужого тела. Изодранными пальцами я нащупал лишь собственные осунувшиеся плечи.

Этого не может быть. Она ненастоящая. Ненастоящая.

Ненастоящая.

Я не хочу так. Я не хочу быть таким.

Я не хочу, слышите?!

Я кричу наяву или все это снова в моей голове?

Нет. Нет, я не позволю этому чувству овладеть мной. Ни за что. Собрав осколки своего расщепленного разума, я все вспомнил.

Как я зарубил топором отца и мать. Как исполосовал все тело старшего брата. Как внутренние органы вывалились из его живота. Вроде, в тот момент он еще был жив. Как взял подушку и накрыл ей лицо младшей сестрёнки. Её ручки и ножки дрожали, пока я душил её.

Я больше не хочу так жить. Существовать. Просто быть.

Откинувшись на спину, я снова увидел Её. Она вцепилась в моё горло, разрывая плоть в клочья. Задыхаясь от собственной крови, из последних сил я поднял руку, дотронувшись до Её щеки. Давясь багряной жидкостью, я смог лишь прошептать:

- Т-еб-бя… н-не-т…