Откровенное признание

     Я больше не могу писать... такая
тяжесть в голове... все тело ломит,
у меня жар... кажется, мне сейчас
придется лечь.

                Стефан Цвейг.
                Письмо незнакомки.

     В тишине комнаты было слышно, как в комнате молодых ссорятся дочь с мужем. Слов было не разобрать, но ссора со временем приобретала все больший накал.
     - Нет, это невозможно, - прильнула Анна Зосимовна к мужу. - Ругаются почти каждый день. Что они не могут поделить между собой?
     - Никак не притрутся друг к другу, хотя прожили вместе уже больше четырех лет, - ответил Аркадий Иванович.
     - Да что им делить? - продолжала огорчаться жена. - Уж кажется все есть - квартира, работа, приличный заработок, ребенок, наконец...
     - Это естественно - оба воспитывались в разных условиях, разных жизненных укладах, а вот чтобы создать свой уклад, ума не хватает.
     - Ты бы поговорил с ними, - Анна Зосимовна посмотрела на мужа. - Может быть, хоть тебя послушают.
     - Ты вот что, - согласился Аркадий Иванович. - Накрывай на стол, обедать пора. За обедом и поговорим.
     Женщина молча повернулась и направилась на кухню.
     - Давай я тебе помогу, - предложил муж.
     - Помоги, - выдохнула она.
     Вскоре стол был накрыт и Аркадий Иванович направился звать молодых. Спор прекратился, семья молча расселась за столом.
     - Мишенька, а ты что будешь есть? - обратилась Анна Зосимовна к внуку. - Давай я тебе положу котлетку.
     - Давай, - кивнул головой тот, явно обескураженный ссорой родителей.
     Некоторое время семейство молча обедало, лишь изредка поглядывая на экран работающего телевизора, где показывали какой-то фильм о войне.
     - Не могу смотреть эти надуманные фантазии, - проговорил Аркадий Иванович. - Если не возражаете, я переключу на мультфильмы, Мише это будет интересно.
     - Я обратила внимание, что ты вообще не можешь смотреть современные фильмы о войне, - заметила Анна Зосимовна.
     - Ты права, - согласился муж. - Все они совершенно бесталанные, далёкие от реальности.
     - Так уж и все? - усмехнулась дочь Валентина.
     - А они не могут быть иными, - возразил отец. - Посмотри, кто их ставит. Молодые, не знающие жизни режиссеры, но жутко самолюбивые и амбициозные. Они убедили себя в том, что могут судить о войне по книжкам и прежним фильмам. Вот и получается конфуз, как с фильмом Федора Бондарчука "Сталинград".
     - А откуда им еще знать, как не из книг и других фильмов? - спросил Андрей, зять хозяев.
     - Вот в этом их беда и ограниченность. Героизировать наших солдат, безусловно, нужно, но надо знать и оборотную сторону медали.
     - А откуда им это знать? - усмехнулся Андрей.
     - Читать надо воспоминания ветеранов, учиться читать "между строк", анализировать самому, мыслить, а не хватать все с кондачка.
     - Это как "между строк"? - спросила Анна Зосимовна. - Что ты имеешь в виду?
     - А вот вспомни: нам пишут, что немцы подошли настолько близко к Москве, что разглядывали ее в бинокль. Это факт?
     - Ну и? - продолжала допытывать его жена.
     - В своих "Воспоминаниях и размышлениях" Жуков пишет, что едва его назначили руководить обороной столицы, он проехал больше двадцати километров в сторону фронта и не встретил ни немецких, ни наших частей. Что же получается: едва фашисты узнали, что оборонять Москву назначен Жуков, они тут же рванули назад? Или он ездил в тыл, в сторону Владимира?
     Андрей фыркнул, едва не подавившись пищей.
     - А кто же тогда руководил обороной до Жукова? - поинтересовалась дочь.
     - Генерал Андрей Андреевич Власов.
     - Это тот самый, который предатель? - спросил Андрей.
     - Это был талант, не чета Жукову, - ответил тесть. Перед войной его дивизия была лучшей в стране, что признается многими специалистам, в том числе и Жуковым. Именно он с минимальными потерями вывел части из Харьковского котла, куда они попали по вине наших высших руководителей. Именно он отогнал немцев от Москвы за Волоколамск, за что Сталин и наградил его орденом Ленина и присвоил внеочередное генеральское звание. Именно Власов вытащил из немецких концлагерей более трехсот тысяч военнопленных, спас их от погибели и уменьшив у немцев число дармовой рабочей силы. Именно его армия освободила Прагу до прихода наших войск, а всю славу за занятие не разрушенной столицы Чехословакии приписали Коневу.
     - Я смотрю, ты не любишь Жукова, - усмехнулась дочь.
     - А за что его любить? - возмутился отец. - Ни одной операции, за которую его можно было возвеличивать, я не припомню. Защитил Москву? Не смешите меня. Прорвал оборону Ленинграда? Да полно - немцы отвели значительные части от кольца, только после этого оборона была прорвана.
     - Но он взял Берлин, - заметил Андрей.
     - Взял, - согласился тесть. - Да только положил там около ста тысяч солдат. А зачем нужно было спешить и вводить танки на улицы города без поддержки пехоты? Вот их и пожгли фаустпатронами. А город-то и без того был окружен нашими частями, и рано или поздно, с меньшими потерями, его все равно взяли бы.
     - А Ржевская операция, которой он руководил? - спросил зять.
     - Это самая позорная страница во всей войне, - резко отрезал Аркадий Иванович. - Вот мы с гордостью упоминаем о Сталинградской битве, о сражении под Курском, к которым Жуков совершенно не причастен. А под Ржевом был позор. Армия под его командованием топталась здесь полтора года, потеряла полтора, а по некоторым сведениям, два с половиной миллиона человек.
     - Но он все-таки взял этот город, - возразила Анна Зосимовна.
     - Да не взял он его, а 3 марта 1943 года немцы сами оставили Ржев в ходе операции "Buffel" ("Буйвол"). А Жуков только и делал, что гнал своих солдат по открытой местности на пулеметы и минометы врага. Солдат для него - пушечное мясо, расходный материал...
     - Но это же должна быть какая мясорубка! - воскликнул Андрей.
     - А я вот прочитаю вам воспоминания связиста, который чудом выжил в этой бойне, - в возбуждении проговорил Аркадий Иванович.
     Он встал из-за стола, подошел к книжному стеллажу и, найдя какую-то запись, проговорил:
     - Вот послушайте, как воевали под Ржевом под командованием Жукова. Фамилия связиста П.А.Михин. "...Мы наступали на Ржев по трупным полям. В ходе ржевских боёв появилось много "долин смерти" и "рощ смерти". Не побывавшему там трудно вообразить, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел.
     Лето, жара, безветрие, а впереди - вот такая "долина смерти" Она хорошо просматривается и простреливается немцами. Ни миновать, ни обойти её нет никакой возможности: по ней проложен телефонный кабель - он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползешь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тлетворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Этот смрад неподвижно висит над "долиной". Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьёт фонтан тлетворной вони. Но вот пролетели осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова - вперед.
     Или осенью, когда уже холодно, идут дожди, в окопах воды по колено, их стенки осклизли, ночью внезапно атакуют немцы, прыгают в окоп. Завязывается рукопашная. Если ты уцелел, снова смотри в оба, бей, стреляй, топчись на лежащих под водой трупах. А они мягкие, скользкие, наступать на них противно и прискорбно.
     А каково солдату в пятый раз подниматься в атаку на пулемет! Перепрыгивать через своих же убитых и раненых, которые пали здесь в предыдущих атаках. Каждую секунду ждать знакомого толчка в грудь или ногу..."
     - Господи, ужас какой! - непроизвольно воскликнула Анна Зосимовна.
     - Примерно то же самое было и при прорыве частей 2-й ударной армии из окружения, - добавил Андрей.
     - Да, там в районе деревни Мясной Бор немцы устроили коридор шириной в четыреста-шестьсот метров, по которому под шквальным огнем пулеметов и минометов панически бежали наши солдаты. По убитым, по раненым, не разбирая. Танки вязли в этой копошащейся и кричащей массе, танкисты вынуждены были время от времени останавливаться, чтобы стальными крючьями сдирать трупы с траков.
     - Папа, насколько я помню, именно там погиб твой отец? - спросила дочь.
     - Да, - после некоторой паузы с трудом проговорил отец.
     - Ты помнишь его? - не отставала Валентина.
     - Только один момент остался в памяти, да и тот, как в тумане. Помню размытый образ - он пришел с работы, а я кинулся к нему, он взял меня на руки. Я обхватил его за шею и не хотел отпускать. А когда мне было лет пять, я играл на полу, мама рядом что-то шила на машинке. Я вспомнил отца, и мне так горько стало, что я заплакал. А она закричала на меня... Больше я никогда не спрашивал у ней об отце...
     - Но потом у тебя появился отчим, - напомнила Анна Зосимовна.
     - Да, и это был неплохой, в общем-то человек. По крайней мере, он ни разу меня пальцем не тронул, что бы я не сотворил. Но вот близости душевной так и не появилось. Я потерял родного отца, когда был таким примерно, как наш Мишутка. А рана, боль от утраты не прошла до сих пор, - с трудом проговорил Аркадий Иванович. - Понимаешь, ребенку никто чужой не в состоянии заменить потерянного родителя. Мне с детских лет хотелось пройтись с отцом за руку, почувствовать его тепло, ощутить его близость, просто прижаться к нему и рассказать свое сокровенное... Не довелось...
     Голос старика задрожал, глаза покраснели...
     - Аркаша, что с тобой? - забеспокоилась Анна Зосимовна. - Иди, приляг, я дам успокоительное.
     - Что там лекарства, разве ими закроешь эту боль? - слабо ответил он, однако встал и медленно, согнувшись в сопровождении жены направился в спальню.
     Оставшись одни, молодые супруги некоторое время сидели молча, а потом Андрей встал, подошел к сыну и, взяв его на руки, прижал к себе... Валентина долгим взглядом посмотрела на мужа и сына, а потом встала и направилась в комнату родителей.