Течение времени

   Павел, 28 лет сидел и смотрел на воду. После того, как он вылечился, это стало его любимым занятием. Водная гладь завораживала его. Раньше он боялся ее, а сейчас она умиротворяла его. Он сидел, такой худой и почти лысый со своим шрамом на шее от операций. И ему было так хорошо, как бывает хорошо только человеку, едва выбравшемуся из смертельной опасности.
   Ему постоянно звонили его коллеги, спрашивали о его самочувствии, звонила мама, отец, которого он обрел благодаря смертельной болезни, и который сделал все, что мог, чтобы помочь. А больше всего Павел сблизился с сыном. За время болезни, пока он был дома на больничном, он видел, как растет этот крепкий замечательный малыш. И как малыш сначала отворачивался от него и плакал, теперь же тянул ручки к нему и говорил  «папа». Павел прослезился. Он стал очень сентиментальным.
Он теперь понял, теперь он отлично понял, что он не хочет жить в Москве. Что он не хочет тратить время на работу, которая раздражает его. Только теперь он понял, что возможно все, пока ты жив.

  И пока он так размышлял, мимо него по тропинкам на Чистых Прудах, ходили люди, много людей, они гуляли, и он слышал обрывки их разговоров и он понимал, что не сможет теперь быть как они. Он изменился внутренне настолько, что  здесь вдруг стал чужим…Болезнь разделила его жизнь на «до» и «после».
И вчера, продолжал вспоминать он, когда встречался с коллегами в кафе первый раз после болезни, их разговоры про клиентов, машины, жилплощадь…Все это стало настолько мелким для него, что он даже не представлял, что должно случиться, чтобы это его заинтересовало снова.
   Люди просто не понимали, что время, драгоценное время, становится совсем другим, когда человек заболевает серьезно. Ведь ему говорили что-то вроде «приеду через месяц», а его могло через месяц уже не быть…Часы тикали, и минутные стрелки были смертоносными.
   У него сейчас было два человека, с которыми он мог общаться на более-менее нормальном уровне, одним из них был парень, «служивый», который недавно ушел на пенсию из армии и который поучаствовал в разных «горячих» точках, а вторым брат кума, вышедший недавно из тюрьмы.
С первым, с Александром, Павел чувствовал себя на одном временном уровне. Они оба были чужими здесь…Понимание на словесном уровне уже ничего не значило, а они понимали друг друга без слов. И для них жизнь имела совсем другой вкус и смысл…
   У Александра была проблема – он после какой-то болезни, которой заразился в Афгане, не мог иметь детей. Жена принимала это, но сам Александр испытывал огромное чувство вины по этому поводу и часто злился из-за этого и ссорился с женой…У Александра был совсем другой счет времени, чем у других «нормальных» людей. Он боялся не успеть…
   Он боялся не успеть увидеть рассвет, закат, как природа весной щедро расцветает, как улыбается малыш, как смотрит на него любящая женщина...
Павел как-то посоветовал ему усыновить мальчонку какого-нибудь. И жена Александра ухватилась за эту мысль, они оформляли бумаги и ездили по дет домам, пока им не подобрали младенца. И Александр все время рассказывал Павлу, как он теперь боится, что не сможет воспитать ребенка…Все это были приятные хлопоты..
   Другой мужчина, с которым Павел хоть как-то сблизился, был брат кума, вышедший на свободу и отсидевший 10 лет в тюрьме за непреднамеренное убийство. Он был так тощ и страшен, он никак не мог наестся, он все время покупал огромные сумки с продовольствием, продукты портились у него в холодильнике, он их выбрасывал и опять шел покупать. Тратил все заработанные тяжелым трудом деньги на продукты и ничего не мог с собой поделать.
   Его ощущение времени было очень похоже на ощущение времени Павла и Александра. Он хотел впитать не прожитую  жизнь, как губка. Но при этом, если с Павлом произошла трансформация, и он к каждой минуте стал относится по-другому, беречь ее . То с Алексеем (а брата кума звали Алексей) трансформация не произошла, было одно и тоже поведение: «наестся» жизнью до отвала, загребая ложками, а не смакуя, как Павел…и это «загребание» приводило к разным ситуациям. Выйдя из тюрьмы, он несколько раз напивался, уже участвовал в драках, и остановить его было просто невозможно, это был как паровоз без управления, и никакие увещевания не помогали. Хотя он, конечно, говорил, что в тюрьму никогда больше не сядет.
И Павлу иногда приходили крамольные мысли: «А почему он жил 10 лет в жутких условиях и не заболел? А я в прекрасных условиях заболел и чуть не умер, лишь Чудо спасло?»
   За время болезни Павел  уяснил одно: у жизни есть какая-то своя справедливость, которую никто не знает и никогда не узнает. Ведь обида преследовала его все время болезни. И все время жег вопрос : «Почему я? За что?»  И все говорили, что обида это одна из причин заболевания. Что нельзя столько ее носить в себе, что нужно «простить и понять и принять». Но невозможно этого понять, просто невозможно понять…
   Куда он только не ездил за время болезни. Когда он рассказывал Александру, тот понимающе слушал…Но понимание Александра было какое-то поверхностное, мол, сделал то и это и успокойся.
   Мол, поставил свечку, исповедовался и хорошо тебе, что тебе еще надо…
Павел же хотел большего. Он хотел истинной Веры и не мог понять, что же это такое. И, глядя на батюшек, (в Сергиево-Посаде, в Нижнем Новгороде), никак не мог примириться с тем, что они обычные, живые люди, которые едят, пьют, берут деньги и вообще…Что он для Бога по их словам очередной «Павел», один из миллионов Павлов…Он  не хотел так! Он хотел быть отдельным, со своими мыслями, родинками, шрамами…Но все было не так…
   Но Павел упорно ездил и ездил по церквям, пока наконец, не сдался…И стал просто делать, как все. И как только сдался, стало как-то легче. Он перестал от батюшек требовать невозможного, и от себя тоже…
   И его стала успокаивать эта привычка Александра: сделай так, и успокойся…
И сейчас Павел сидел на лавочке и улыбался…Он смотрел на гладь пруда, и ему было хорошо и умиротворенно, и все было впереди.
   Через три недели после той прогулки Павла , Алексея снова  посадили в тюрьму…Павел сидел дома, облокотившись на свою левую руку, чертил что-то ручкой на бумаге и никак, никак не мог понять: как можно так растрачивать свою жизнь. Зачем опять надо было что-то делать так, чтобы опять сесть в то «гнилое»  место, про которое такие ужасы рассказывал Алексей. И Пашка представлял, как того «шмонают», как бьют дубинкой при переезде из одной зоны в другую, как ему нечего там есть. Как он ходит там со своим звериным оскалом и со своим «не верь, не бойся, не проси»…Пашке было больно, ощутимо больно, как будто это было с ним и как будто он это знал всегда. И он понимал, что тот не ангел, что может и топором, если припрет, но не скотина же он, зачем же опять оказался в скотских условиях.
Раздался звонок, оказалось, что Александр и его жена нашли малыша…Малы ш был забавным и похож на Александра.
   «Вот ведь как бывает», подумал Павел. Такой маленький, а уже горя хлебнул – нет родителей, кто-то чужой кормил, кто-то поил, и вот ,наконец-то, нашлись люди, которые смогут воспитать настоящего  человека. Павел разговаривал по скайпу с Александром , тот светился от счастья. Он с такой нежностью, с таким умилением и с такой осторожностью держал сына, что Павел вдруг уверенно понял, что все будет хорошо. И что иногда человек может сделать выбор, от которого будет счастлив не только он, но и его близкие.И требуется-то совсем не много, обычное человеческое участие и любовь.
Павел решил написать письмо Алексею, а потом пойти в лес с женой и сыном.