Гельвецция. Рождественскпя ночь

     Барсуков не знал, как с этим делом обстояло в других странах, но в Швейцарии праздничное настроение начинало подниматься за месяц до Рождества. Уже в конце ноября на фасадах общественных зданий появлялись электрические гирлянды и рождественские символы, у церквей и на площадях – елки. Детям покупались большие праздничные планшеты в виде календаря на декабрь, где за каждой створкой с датой скрывалось лакомство. Родители потихоньку начинали покупать подарки  для детей. Подарки не дешевые, а яркие и значимые.

     Дальше больше. По домам начинали ходить Санта Клаусы с помощницами (типа наших Снегурочек). Они стучались в каждую дверь и вручали подарок: бутылку вина и белый хлеб. Причём. вино не из дешёвых сортов. А булка из сдобного теста с изюмом и марципанами.

        Барсуков недоумевал: «Кто оплачивает это мероприятие? Наверное церковь. У неё денег много.  Ведь католики ежемесячно отчисляют от своих доходов 6 %  в пользу церкви» .

        .Количество электрогирлянд увеличивалось и вскоре все дома радостно светились. На балконах и в подъездах устраивались инстоляции с волхвами, поклоняющимися святому младенцу. Открывались рождественские базары.

     На улицах появлялись детские ватажки, где дети были либо одеты в длинные белые рубахи, либо несли на шее большие коровьи ботала (гром стоял на всю округу).  Каждая ватажка тащила за собой тележку. Барсуков так и не просёк, то ли они подарки развозили, то ли колядовали.

     И. наконец, кульминация. Вечер 24 декабря! Кристмас! На улицах ни души. Все за семейными праздничными столами, где, как правило, основным блюдом являяляется фондю.

     Посреди стола стоит фондюжница. Она похожа на русский самовар у которого срезана верхняя половина. В фондюжнице кипит бульон. Вокруг неё в ванночках большие креветки, кусочки рыбы нескольких сортов , кальмары, крабы. Каждый опускает в бульон то, что ему нравится. А по готовности вылавливает снедь специальной сеточкой над длинном черенке.

      Весь стол уставлен заедками, закусками.  Здесь и разнообразные соленья и маринады, и свежие (отварные тоже) овощи, и засахаренные фрукты, и оливки, грибы, орешки, сыр. Сортов сыров уйма и все очень вкусные. Не то, что в России, где выложат желтую резину под название «сыр», которую ни то, что есть, жевать  противно.

         Выловленная из фондюжницы добыча поливается соусом.  Его предлагалось не менее трех видов: томатный, банановый, чесночный. Ну и вино. Много вина. Вечер же длинный.

     После трапезы многие швейцарцы направляются в храмы на праздничную службу.  Направился в храм вместе со своими швейцарскими родственниками и Барсуков. Он никогда не бывал на католической службе, поэтому решил использовать подвернувшийся случай.

      В храме стоял полумрак. Длинные пюпитры перед скамьями были подсвечены. На пюпитрах лежали толстенькие книжицы.  На стенах какие-либо иконы, украшения, кроме пары скульптур,  отсутствовали.

     Священник в белом ходил на возвышение перед алтарем и что-то говорил, иногда звучал орган. Регулярно на экранах высвечивалось то или иное число.  Прихожане раскрывали книжицы, находили нужный псалом и весь собор начинал петь.  Барсуков был удивлен слаженному и уверенному пению.   Очевидно эти вокальные способности были привиты верующим в школе и гимназии.

     По окончании службы народ выстроился в очередь к священнику. Встал в очередь и Барсуков. Священник оделял каждого белой таблеткой. Получил свою таблетку и Барсуков. Очевидно это было причастие. Съев таблетку, Барсуков почувствовал себя слегка просветлённым.

    Служба на Барсукова большого впечатления не произвела.  В православных церквях рождественская служба идет более красиво и празднично.

     После службы родственники отправились на хорошо освещенное прицерковное  кладбище, где была похоронена их бабушка. Кладбище было маленьким с аккуратными могилками впритык друг к другу.

      В Швейцарии 80% усопших кремируется, поскольку погребение в землю очень дорогое дело. Да и земли-то мало. Могила обычно арендуется на 25 лет после чего останки выкапываются и сжигаются. Вот и бабушку должны были этим летом извлечь из земли.  По этому поводу родственники, возложив цветы на могилу, немного попечалились.

     После этой грустной церемонии все расселись по машинам и отправились домой, где их ждал вечерний чай.

       Оставив машины внизу в гараже, все стали по каменным ступеням подниматься к щедро иллюминированному дому.

     -- Ой! Сотрите! Бабушка! – испуганно закричала одна из женщин.

     -- Где?! Где!?  -- заволновались остальные.

     -- Вон в окошке. В её комнате.

       И верно в темном окошке явно просматривалась тень женщины с распущенными волосами.  Народ замер. Мужчина, освещавший ступени мощным фонарем, направил луч света на окно. Видение исчезло.

        Ярко светил месяц, мерцали лампочки иллюминации и понятно, что видение было ни чем иным как игрой света и тени. Войдя в дом народ не пошел в гостиную, а,  поднявшись на второй этаж, боязливо  заполнил бабушкину  комнату.  Включили свет.

     -- А-а-а! – завопила какя-то  женщина.

     -- Ты чего?

     -- Бабушкин браслет!

     И верно! На столе лежал узорчатый серебряный браслет с крупными голубыми камнями.  Люди застыли и мучительно стали вспоминать был ли снят с бабушки браслет перед её погребением. Большинство посчитало, что браслет не снимался. Тогда как же он здесь появился?

       Оставив браслет на месте все удрученно поплелись в гостиную. Чаепитье протекало в тягостном молчании, которое разрядила домработница, подававшая чай:

     --  Хозяева, я вчера приборку делала на втором этаже и под шкафом нашла красивый браслет.  Может кто потерял?

     Вздох облегчения пронеся над столом. Все заговорили, засмеялись, потребовали вина.  После чаепития публика вывалила на двор.

    Лунный свет, крупные звезды, мерцающие в округе разноцветные огоньки, пики гор на фоне темносинего неба  создалвли прекрасный ансамбль. Люди взялись за руки и тихо запели красивую праздничную песню.

       Над всей Швейцарией стояла уютная и торжественная рождественская ночь.

Ночь очищает от скверны, от боли,
Ну, а святая, хрустальная ночь
Горе и страхи снимает тем более
Гонит тоску и сомнения прочь.