2015-ый, который пришёл и ушёл

Ловлю себя на мысли, что дракон информационной эпохи расставляет отточенным когтем свои метки на всём – на образе жизни людей, на их сознании, на литературе и искусстве. Невольно замечаю всеобщие (и мои личные) перемены в отношении к художественной прозе. Есть ощущение, что изобразительность прежней художественной прозы становится избыточной и  ненужной.  Картинки, образы, на которых стояла художественная литература 19-20 веков, стали неинтересны, как и сама литература, которая что-то изображает.  Изобразительный ряд в литературе вторичен. Метафоры вторичны.  Первично – слово, формула мысли!
Сейчас интересен сам процесс мышления как инструмент развития и совершенствования интеллекта. Картинки реальности, изобразительность отданы в  масскультуру  видеоряда, то есть ушли на экран монитора и телевизора. Несмотря на кажущуюся потерю значимости литературы, сейчас именно наступило время торжества слова, как главного  выразителя мысли, главного инструмента человеческого  сознания. Поистине – вначале было СЛОВО!
Пришло понимание, что мне  как  читателю и почитателю художественной литературы постепенно стали не интересны выдуманные персонажи, их характеры, сюжет. Мне интересен сам автор, его мысли о жизни, о человеке, о себе самом. Зачем мне  вымышленный посредник между автором и мной. Посредник – это некая аберрация  мысли, искажённое слово, просто фантом, с которого и взять-то нечего. Персонаж нужен в занимательных жанрах, в развлекаловке. Серьёзный разговор возможен только напрямую с автором.
Сейчас прозаику уже не спрятаться за картинкой, сюжетом, персонажем. Если автору нечего сказать мне, то словесная картинка не поможет. Те, кто прошли через  дрессуру  соцреализма, никак этого не могут понять. Пыжатся от собственной значимости – дескать, не могут писать современные прозаики, как мы. А современная проза не хочет  быть изобразительной и художественной. Современная проза повзрослела и поумнела, перестала  изображать и начала говорить о том, что важно по-настоящему, ушла на горизонты поиска и создания смыслов.
Поэзия, в отличие от прозы, это всегда честный диалог с читателем – без посредников. Таковой она была всегда. Таковой и осталась.
Именно в Год литературы как никогда заметным стало течение времени, и пришло понимание, что старые литературные формы, как и всё на свете, имеют срок жизни. Хочется это кому-то или не хочется, но новое время рождает и новые формы литературы. Оценивать этот процесс с точки зрения «хорошо-плохо» в корне неверно. Просто новая форма даёт автору  новый  инструментарий и требует иного языка и содержания. Откажется ли астроном от современного  мощного телескопа, который создан  в 21 веке?  Так и  писатель не может пренебречь новыми живыми формами  слова, ведь они рождаются из  океана общечеловеческой (космической)  мысли подобно овеществлённым мыслеформам Станислава Лемма в «Солярисе».  Виктор Шкловский ещё в 1933 г написал: «Стихи, рассказы, романы тоже пройдут. Пройдут не сразу. Будут какие-нибудь журналы, в которых старые литературные формы «застрянут» на время, как «застряли» в Австралии птице-звери». Но старая литература «застряла» не только в журналах, но и в учебниках.
Почему одной  из основных  проблем в Год литературы была объявлена проблема приобщения детей к чтению?  Дети не читают книг или читают, но неохотно и мало. Называлось много причин тому, но пока никто  не осмелился сказать, что причина, возможно, в том, что  традиционная литература 19-20 веков быстро превращается в архаику. Неспешный ритм традиционной прозы  не совмещается с ускорившимся ритмом жизни и абсолютно не попадает в ритм информационного потока, в котором человеку приходится существовать.  Школьный и ВУЗовский курсы литературы  построены так, как будто со времён 19 века  ничего не изменилось.
Год литературы пришёл и ушёл, а неудобные вопросы и мысли остались.