Ad acta

    (в архив)               
   Я люблю это место.
   Мне нравится царящий здесь порядок: разложенные по датам и годам глиняные таблички, исписанные клинописью, папирусные свитки, украшенные затейливыми египетскими письменами, тяжёлые фолианты с кожаными обложками, старые и совсем недавно положенные на хранение.
   Мне нравится таинственный полумрак, разжиженный светом горящих свечей. Нравится запах, неопределимо-загадочная едкая, и в тоже время, ароматная смесь бумажной пыли, деревянных перекрытий и того, что часто определяют как история.
   Мне нравятся длинные ряды книжных полок, исчезающие в дальнем сумраке помещений.
   Я с интересом и любовью смотрю на книжные стеллажи. Прихожу в неописуемый восторг от обилия книг. Некоторые написаны мной. Большинство – моими славными предшественниками, внёсшими в наше дело каплю своего труда.
   Все книги написаны вручную. Обычным металлическим пером и чернилами. И это не смотря на все современные достижения человека в способе изложения, передачи и сохранения информации. Изделия эти, безусловно, своевременны, качественны в исполнении, поражают взор изящностью и простотой форм и лёгкостью письма. Некоторые экземпляры так и просятся поместить их в витрину под стекло, под надёжную сигнализацию в какой-нибудь Музей Истории Развития Писчих Предметов Человечества.
   Конечно, можно изменить способ, но нельзя правила.
   С тех пор, как человек освоил процессы приготовления бумаги и чернила, они остаются неизменными составляющими записи событий.
   Никто не задавался вопросом, есть ли в этой простоте сакральный смысл? Возможно. Вероятно, существует и нечто иное, окутанное флёром тайн. Я старательно выполняю правила. Я – Архивариус Времени, которое фиксируется мной минута за минутой, час за часом, день за днём, месяц за месяцем, год за годом. В этом моё основное отличие от либрариуса, корпящего над ветхими страницами рукописей при тусклой свече, вытирающего ладонями покрасневшие, слезящиеся глаза.
    Архивариус Времени – почётная выборная должность.
    Из десятков, сотен тысяч соискателей только одному счастливчику удаётся стать архивариусом, поэтому он сразу же переходит в ранг долгожителей, ставится для родных и друзей бессмертным, в то время как они проживут от силы девять десятков лет, он – тысячу. Для победителя это плюс. Но есть и минус. Став Архивариусом Времени, соискатель отказывается от собственного имени, ему присуждается порядковый номер, следующий за должностью. С этого момента он – Архивариус, например, Четвёртый, как короли или римские Папы. Архивариус добровольно удаляется от людей. Отказывается от любой связи с миром. Он сосредотачивается только на работе, ибо любое общение может лишить его беспристрастности.
   Как вы, надеюсь, догадались, мне повезло. После всех испытаний меня назначили Архивариусом, мой номер… впрочем, пусть он останется в тайне. А вот как я всего этого добился, расскажу ниже.
   Не только везение способствовало мне, но настойчивость, усердие и труд.
   Первым делом я заполнил анкету соискателя на очередную вакансию Архивариуса Времени и принялся ждать. До меня доходили слухи, что некоторым так и не отвечали, другим приходилось ждать от месяца до нескольких лет. Что ж, мне несказанно повезло, на следующей неделе в почтовом ящике лежал конверт из канцелярии Архива Времени с маленьким квадратом из плотной бумаги. Такому-то предлагают явиться такого-то числа для собеседования, короткое предложение, внёсшее в мою жизнь радостное волнение. Не обошлось и без слёз родителей. Они, безусловно, знали о моём намерении и полностью меня поддержали.
   Собеседование с членами экзаменационной комиссии прошло без сучка и задоринки. Меня засыпали вопросами, я моментально отвечал. Спустя несколько минут, показавшихся целой вечностью, секретарь объявила решение комиссии – допустить к очередному этапу тестирования.
   Отмечу: на каждом этапе отсеивается большое количество соискателей, или кандидатов, что сути не меняет. Что чувствуешь, глядя на тех бедолаг, с понурым видом идущих домой? Я не испытывал никакого соболезнования. Ни с кем из них я не был знаком. Правила конкурсного отбора запрещают любой вербальный контакт между соискателями вакансии Архивариуса Времени. Едва контролёр, они за нами следовали по пятам, заметит мельчайший намёк на несоблюдение этого правила, тотчас следует отчисление провинившихся.
   Если, предположим, тебе не повезло в этом году, на каком-то этапе тестирования сошёл с дистанции, как говорят спортсмены, можешь смело в следующий раз – это происходит единожды в десятилетие – подать заявление и заполнить анкету на рассмотрение твоей кандидатуры; но в случае отчисления тебя автоматически вносят в чёрный список. И никакие разговоры о свободах и правах человека не выжмут слезу, не помогут, не вызовут сочувствия – лишь усугубят.
   Сокращённое до разумного минимума предварительными этапами количество претендентов приступает к следующему этапу тестирования.
   Я расскажу о себе, для остальных всё описанное происходит точь-в-точь одинаково, с той оговоркой, что я и так далее…
   Итак. В сопровождении почётного эскорта из трёх ассистентов-экзаменаторов меня завели в кабинет. Небольшое такое, как келья, помещеньице, идеальный куб с гранями три метра, без окон, без лепнины, без лишней фиоритуры, отвлекающей тестируемого от выполнения заданий с коричневым полом и белыми стенами и потолком.
   Ровный, мягкий, не травмирующий зрение свет льётся из-под потолка, источник света явно не виден. Посреди кабинета стандартный квадратный пластиковый стол синего цвета на хромированных ножках. Рядом зелёный, мятного тона металлический стул, сиденье из  переплетённых тонких полос, высокая перфорированная спинка. Отсутствие удобств, догадался я позже, составляющая часть тестирования: как поведёт себя испытуемый в условиях полного (минимального) дискомфорта.
   Переступаю порог. Останавливаюсь. Осматриваюсь. Спросите, какие мысли были на тот момент в голове, затрудняюсь ответить, но заверить, что их полностью не было, значить ничего не сказать и без боязни запутаться в определениях. Голос из динамика (все команды  «возьмите карандаш, время пошло» и «время истекло», с небольшими вариациями, поступали по связи), который тоже задекорирован, как и источники света, не мужской и не женский, безэмоционально и ровно сообщил мои следующие действия.
   Подчиняясь приказу, прошёл и сел за стол.
   Нервозность, признаюсь, присутствовала. Тремор рук, подрагивание пальцев и прочая сопутствующая состоянию моторика. В груди нешуточное волнение, хотя и старался дыхательными упражнениями незаметно привести себя в порядок. Штатный психолог в самом начале, перед собеседованием, сообщил, что волнение вполне приемлемое состояние испытуемого, так что, зря беспокоиться незачем. Легко сказать, незачем! Но я-то волнуюсь!
    Упражнения дали результат: я расслабился, уселся удобнее, хотя, какое может быть удобство в отсутствии удобств. Внутренне чувствовал осуществляющийся контроль: где-то должна быть и не одна камера наблюдения, как и лампы с динамиком, задекорированные умельцами по профилю надёжно прятать всё и вся.
   В динамике послышалось мерное постукивание метронома.
   Дверь бесшумно отворилась, на этот раз почему-то наружу, отчётливо помню, когда входил, массивное полотно отошло внутрь. В кабинет вошёл ассистент, высокий мужчина в белом халате, белых брюках и белой шапочке на лысой голове. Поставил на стол синий пластиковый стакан (сразу подумал, у здешних экзаменаторов крючок на синем) с дюжиной отточенных простых карандашей, положил справа от меня три брошюры, не толще ученической тетради, пошитых по левому срезу толстыми белыми нитками. Продолжая хранить молчание, ассистент постоял возле стола, рассматривая свою работу на предмет неточностей, на его чисто выбритом лице не отразилось и тени эмоций, и вышел.
   На верхней брошюре написано от руки: «Тест номер такой-то».
   Прошла минута, прежде чем в задекорированном динамике прекратился стук метронома и раздался до жути безэмоционально равнодушный, не мужской и не женский, голос:
   - Тестируемый, откройте первую брошюру. В левом верхнем углу проставляете дату и время. В правом – присвоенный экзаменационной комиссией порядковый номер.
   Быстро исполнил требуемое.
   Вдруг передо мной на стене, - вот уж чего не ожидал! – высветилось электронное табло, на нём красовались неоновой искусственной зеленью четыре нуля.
   Несомненно, в некоторой степени, состояние близкое к шоку посетило меня.
   - На выполнение каждого теста отводится сорок секунд, - последовало из динамика. Нули сменились цифрой сорок. Я окинул взглядом тетради. Не зная трудности заданий, подумал, ослышался, не секунд, а минут, но из динамика послышалось повторение: - Сорок секунд на выполнение каждого теста. Время пошло.
   Ничего себе поток, присвистнул я мысленно, и взял в руки первую брошюру.
   Цифры на табло пошли в обратном отсчёте: 40… 39… 38…
   За мной, действительно, наблюдали. После секундной заминки, голос из динамика напомнил, что на выполнение задания…
   Глаза боятся, руки делают.
   С тестами в первой брошюре управился быстро. На экране монотонно сменялись цифры: 30… 29… 28… Простенькие вопросы не поставили в тупик, хотя, думаю, должны были: напротив каждого два квадратика с символами «+» и «-»: только и требовалось, поставить галочку в квадратике правильного ответа. 25… 24… 23… Первый вопрос: арбуз – ягода?
   Вопросы во второй брошюре относились к образному восприятию мира. На каждой странице хаотическое переплетение линий. Нужно контурно обвести тот геометрический предмет или композицию, которую удастся рассмотреть. С этим справился легко. Напомнило сбор грибов в лесу: стоит присмотреться и найти первый, укрывшийся под хвоинками или листком, остальные сами попросятся в кузовок. Среди линий первого теста рассмотрел три абстрактных птички, разлетающиеся в стороны от прямо-таки лезущего в глаза тетраэдра. Дальше – легче. Уложился во время.
   Третья брошюра…
   Первые две оказались на удивление лёгкими, значит, третья будет содержать какую-нибудь пакость; если судить по пословице, что не все блины комом. Открыл, взор удивили аккуратненькие столбцы иероглифов, и я увидел себя, идущим домой не солоно хлебавши.               
   После бесконечно долгих секунд ступора-размышления в голове будто тумблер щелкнул: внимательно присмотрелся к намалёванным значками как бы глядючи со стороны свежим взглядом… И – пошла массовка!
   - Фу! – выдохнул с облегчением, отложил карандаш, закрыл брошюру. Время истекло, выполнил менее половину заданий. Виски увлажнены. Настроился не с триумфом возвращаться домой.
   Но вопреки моим ожиданиям, в кабинет снова вошёл безмолвный (в голове всплыла идиома – язык проглотил) ассистент в белом. Взял брошюры. Заменил карандаши. Положил передо мной стопку разноцветной глянцевой и бархатной бумаги, ножницы, клей с кисточкой в пластиковом тюбике. Как и в предыдущий раз посмотрел на стол и ушёл.   
   «Оп-пачки, - думаю, – с возвращением можно временно повременить (хорош каламбурчик)!»
   Следующие загадки, ребусы, шарады на сообразительность и пространственное мышление шли одна за другой. Одни казались больно примитивными. Другие – рассчитанными на нехилые глубинные познания в области неизвестных мне наук.
   И всё решалось на время.
   Письменно отвечал на вопросы, чертил графики, формулировал краткое описание графических картинок, умудряясь лаконично вложиться в два-три предложения. В общем, делал всё возможное, чтобы остаться, но качество и количество вопросов, соответственно, ответы на них говорили обратное. Вы можете подумать, я, мол, не был уверен в своих силах, наоборот, мою уверенность напрочь не разделяли составители вопросников.
   Наверное, это будет звучать смешно, сдавая тесты, чтобы стать Архивариусом Времени, этому времени я потерял счёт. Причина одна: на входе в корпус сдачи тестов сдавались любые предметы, от хронометров и современных электронных устройств, и даже песочные часы, каковые буде иметься у кого-то в наличии. А вот секундомер перед моими глазами присутствовал. Ежели его абстрактно принять за часы…
   Экзекуция бумагой, это я сейчас так шучу, и вопросами продолжилась тестированием на компьютере.   
   Бессменный молчальник-ассистент принёс чёрный ноутбук без логотипа фирмы изготовителя, беспроводную мышь, включил (ура, есть wi-fi!), пощёлкал клавишами. Экран засветился. Появились иконки с цифрами. Он открыл одну. Что-то проверил, свернул и вышел.
   Проследив путь ассистента до двери, я задался вопросом, дескать, он и в обыденной жизни такой вот или, придя на работу, надевает маску отрешённости и беспристрастности, являя этим некий профессионализм. Но сия мысль мгновенно покинула галактику моих рассуждений.
   Весело взглянув на ноутбук, прямо-таки воспарил духом. За «клавой» я чувствовал себя если не кумом короля, то уж точно сватом министра.
   Скрытый динамик больше привлекал моё внимание ценными указаниями. Они появлялись на экране компьютера. Что ж, тестирование продолжалось, и я был к нему готов!
   Уверенно оперируя мышкой, открывал нужную папку, файл с вопросами. Они отличались от предыдущих бессистемностью как близнецы-братья, но внутренним чутьём проследил линию, которой придерживались составители. Люди, уж точно, с высокими научными степенями и наградами. Простые вопросы сменялись сложными. Менялось и количество: от полутораста до семисот. И тот же набор предлагаемых ответов: «да», «нет» и «пропустить». И я отвечал, даже если логика требовала обратного, но с учётом интуиции: три раза «да», раз – «нет», снова два раза «да» и один раз – «пропустить».
   С удовлетворением для себя отметил, что какая-то логическая, не поддающаяся логическому объяснению, последовательность в моём методе отвечать присутствовала.    
   Ловко как с ловлей мух расправившись с вопросами,  над ответами на которые я пролетел весенним ветром над цветущей долиной, щёлкая левой клавишей мышки над верным ответом, я приготовился к следующему этапу.
   Это тестирование напоминало больше игру, чем серьёзный экзамен.
   Развеселил, уж не знаю чем, тест, отвечая на него, нужно было из предлагаемой палитры цветов – диаграмма из ярких красочных столбиков – выбрать, ориентируясь на внутреннее предпочтение цвета и расположить в приоритетном порядке. Естественно, наличествовали чёрный и серый цвет, цвета угнетённого состояния и подавленной воли. С этим заданием сталкивался не впервые, устраиваясь на работу. Почему-то умничающие работодатели в купе с не менее умничающими кадровиками отводили данному виду заданий огромную роль, дескать, от того, как расположит претендент на вакансию цвета, зависит его профессиональная деятельность. А вот сиюминутное настроение как-то в расчёт не принималось.
   На этот тест отводилось аж целых тридцать минут! Святые угодники! Это кто же решился на такую царскую щедрость! Ого, вот ответ: на данный тест предлагалось ответить целых девять раз! Ну, да, ладно, девять, так девять. Нам предложили, а мы согласились. И только занёс палец над клавишей, с желанием опустить и выбрать первый цветовой столбик и, естественно, красный, как застыл. Застыл в некоем раздумье, потому как чувствовался, как чувствует некурящий аромат застарелого табачного дыма в комнате, трудно передаваемый словом,  но чувствуемый на дальнем краю подсознания подвох. Что-то крылось такое, и должно было что-то натолкнуть на правильный ответ. Время позволяло расслабиться, и я решил воспользоваться лишней минутой для отдыха, но с поиском ответа. Обвёл комнату, белые стены. Потолок. Тоже белый. Пол, стол, стул… Стоп! Что-то зацепило, но что? повторно осматриваю помещение: стены, потолок, пол, стол, стул… Стены и потолок можно смело убрать, а вот пол, стол, стул… Коричневый, синий,  зелёный – подсказка сама прыгала в глаза, как дивчина в кровать, соскучившаяся по мужской ласке. Задумался, вдруг с этих цветов и нужно начать? Не зря же именно в такой гамме подобраны цвета пола, стола и стула. И смело начал щёлкать на нужном цвете по порядку: коричневый, синий, зелёный, красный, малиновый и так далее. На пятом повторении ответа сбился с последовательности, но первые три цвета, как «Отче наш…» ставил в приоритетном порядке: коричневый, синий, зелёный…
   Признаюсь с высоты прошедших с того момента лет, на час решения этого теста чувствовал нервную и физическую усталость.
   Затем снова последовали вопросы на время. Секундомер безучастно отсчитывал время в верхнем левом углу экрана и его дублёр на стене от него не отставал.
   Отвечал и ловил себя на том, что на эти вопросы отвечал. Они были те же, хоть и несколько иначе сформулированы: «Расстояние между землёй и луной триста сорок тысяч километров?» и «Дистанция между землёй и луной триста сорок тысяч километров?», и так далее…
   Сбивали с ритма ответа вопросы, отвечая на которые нужно пятью словами, сжато, охарактеризовать дождливую погоду. Или описать физическое и эмоциональное впечатление от лобового удара с несущимся навстречу грузовиком.
    Когда в ушах стоял сплошной гул и перед глазами мельтешили мелкие, как мошкара, чёрные точки, назойливые, как вокзальные попрошайки, и выписывали гиперболы разноцветные круги, из динамика раздался всё тот же безэмоциональный, не мужской и не женский, ровный, как немецкий автобан, голос. Он сообщил, что я благополучно прошёл все предварительные этапы тестирования. (Предварительный? Едва не упал я со стула.) Остался заключительный – проверка на полиграфе. 
    Выстрел в висок – детектор лжи! – и я заваливаюсь влево, медленно, мешковато, неуклюже падаю на пол. Часть белой стены, угол, дверь в росписи абстрактных фресок моих мозгов и брызг крови. Абзац полный – его не пройду! Были, да, были в моей недолгой, но счастливой жизни, скажем так, пахнущие дешёвыми духами эпизоды. Конечно, о них не кричал на всех проспектах и улицах, не зазывал на посиделки, послушать байки. Естественно, мне за них было стыдно. Как я корил себя за прошлые минуты слабости (зато такие яркие и эмоциональные!), сидя на металлическом стуле, внушающем оптимизм цвете, когда меня опутывали неутомимые ассистенты паутиной цветной проволоки! Как честил себя самыми распрекрасными словами, от которых в другой поведенческой ситуации покраснел бы от корней волос до… В этот час меня отвлекли и я не успел сконцентрироваться на крайней точке покраснения.
   И посыпались вопросы, как горох их  мешка.
   - Отвечайте односложно, только «да» и «нет». Понятно?
   - Да.
   - Хорошо.
   Щелчок позади меня, по спине мороз острыми коготочками. Бр-р!
   «Вас зовут…» «Да». «Вы родились…» «Да». «Ваши родители…» «Да». Стандартные вопросы настройки аппарата. «Вы учились в школе с…» «Да». «У вас были в детстве…» «Нет».
   Отвечаю, - психоневроз и прочая психомоделирующая составляющая, ступая на цыпочках, ушли и дремлют в сторонке, - глазом кошу то на раскручивающуюся широкую бумажную ленту, на которой самописец пишет картины сюрреалистического ультра-авангарда в невероятном соединении стиля неокубического постмодернизма, что самым продвинутым мастерам художественного марания холста и полного отсутствия художественного вкуса и не снилось, то смотрю на ассистентку, чертовски привлекательную молодую особу с ускользающим, наглым и беззастенчивым взглядом малахитовых глаз, как она шариковой ручкой, кою держит изящными пальчиками, что-то на ленте отмечает.
   Монотонно попискивает полиграф, то тягуче, то отрывисто, оптимизма не прибавляет.
   Прислушиваюсь к себе. Считываю, как сенсорный датчик, степень активности внутреннего состояния: пульс учащённый, сердце скачет, как жокей на лошадке в погоне за призом, в затылке молоточки по хрустальным колокольчикам бьют, серенады вызванивают, в висках Гермес вовсю старается, кости трещат, крупными каплями пот на лбу выступил. Бровь поднял, вижу, маслянисто так капельки поблескивают, под мышками и на спине рубашка потемнела.
   Тут тебе и каюк, товарищ соискатель, говорю сам себе и мило так ассистентке улыбаюсь. Она в ответ, два ряда жемчужин ослепляют на какое-то мгновение. Зрение возвращается, а улыбочка с её уст – нет, глазки так и посверкивают. Всё, думаю, и читаю во взгляде малахитовых глаз приговор. Но не сдаюсь, есть ещё порох в пороховницах, и разрешаю дальше экзекуторам экспериментировать над собой. Вот нарисовался худенький ассистентишко, очёчки большущие с толстущими стёклышками на пол-лица, тонкие волосенки над верхней губой, имитация усов, коими гусары, как вы знаете, и жиденькая бородёнка, тремя волосинками в два ряда обозначена. Все вокруг него так нешуточно засуетились, мол, товарищ специалист, дескать, что дальше. О-го-го, думаю, серьёзный ферзь под личиной пешки на сцену вышел, фигура крупная, хотя и мелкая.
   Ещё один приборчик привлекает моё внимание, пока суперспециалист колдует над лентой. Этакая маленькая коробочка пластиковая, с половину кирпича величиной и толщиной со спичечный коробок. К приборчику этому от меня – от запястья, локтевого сгиба, ото лба и затылка с макушкой тянутся цветными змейками гибкие проводки. По всей верхней поверхности коробочки-предмета цветные индикаторы. Загораются. Гаснут. Никакой последовательности, констатирую молча, и снова сосредотачиваюсь на себе.
   Да. Нет. Да. Нет. Нет. Нет. Да. Да.
   Как робот. Ни всплеска воображения. Ни полёта мысли.

   Вот я и пишу. Без устали. Макаю перо в чернильницу. Отражаю in natura сосредоточенно события, без исправлений (то историки любят баловаться с корректированием событий, с них и спрос невелик). Вместе со всеми переживаю яркие моменты и грустные мгновения, сопереживаю, но остаюсь безучастным созерцателем, как того требует основное правило архивариуса Времени.
   Как видите, я прошёл все тесты, и несу исправно службу.
   Это очень ответственно, быть свидетелем зарождения и краха чьих-то грандиозных планов, чьего-то фантастически стремительного взлёта на политический Олимп.
   Sic transit Gloria mundi.
   Это я сейчас думаю и пишу по приобретённой привычке на латыни. Это тоже неукоснительное правило. Века сменяются веками, люди приходят и уходят, а латынь остаётся.
   Фиксирую все события, происходящие в жизни отдельно взятого человека и вплоть до отдельных государств; события, оказывающие влияние на страны. А иногда и эпохи.
   Сейчас поставлю точку в последнем предложении. Закрою книгу с цифрами 2015 на корешке и оттиском золотом на верхней кожаной обложке December. Ещё один год из моего тысячелетия записан мной. Я отнесу этот том в архив и возьмусь за новые записи. В работе архивариуса Времени нет выходных.
   Итак. Сажусь за стол. Вставляю новое перо в ручку. Наливаю чернила в чернильницу. Беру новую книгу. Её листы чисты. На корешке оттиск – 2016.
На верхней кожаной обложке тиснение золотом – Januarius.
   В душе лёгкий трепет. Медлить нельзя. События ускользают с мгновенной скоростью, оставляя за собой невзрачную тень.
   Раскрываю книгу, обмакиваю перо и быстро, уверенно вожу пером. Его скрип по бумаге ласкает слух и услаждает душу, я пишу:
   Anno domini, prima diem…               
                г. Якутск  2 января 2016г.