Живое зерно

          В поле, на полустанке далеко видно огромное сооружение. Стоит, как исполин, чудище какое-то. Это элеватор, большой или небольшой – в зависимости от того, сколько зерна он сможет в себя принять и постоянно его перерабатывать. Кажется, что эта громада, воздвигнутая строителями и монтажниками, угрюмо безмолвствует. Это только так кажется, а на самом деле внутри элеватора и в его недрах, в подземной части, кипит работа.
          Жизнь не стоит на месте, а зерно не лежит на месте. Оно, как и жизнь, все время в движении. Сначала колышется в поле ветром. Затем пролетает через механизмы комбайна, освобождаясь от соломы, и выбрасывается в автомобили. И опять движется к элеватору, теперь уже на автотранспорте или в железнодорожных вагонах. Зерно поджидают приемные бункера, которые в старину назывались завальными ямами – это когда зерно перевозилось на лошадках. Приемное устройство элеватора оснащено механизмами, и они ссыпают зерно в бункера методом опрокидывания. Эти механизмы очень мощные. Они разные по своей конструкции, но им безразлично, что опрокидывать: машину, автомобиль с прицепом или вагон. Бесчувственные гладиаторы именно таким образом загружают элеватор зерном и подталкивают его к последующему непрерывному движению. Теперь оно перемещается по транспортерам разного типа, подхватывается нориями, поднимается высоко вверх на длиннющие транспортеры и с помощью сбрасывающих тележек загружается в элеваторные банки глубиной 36 метров. Количеством банок определяется мощность элеватора. Зерно хранится в этих емкостях, а затем через большие, высокие отгрузочные устройства отправляется туда, где его ждут. Оно продолжает свое движение, как живое. На элеваторах есть грандиозные агрегаты, в которых зерно высушивают до строго определенного процента влажности. Сами емкости снабжены по всей вертикали датчиками, которые строго следят за температурой зерна, имеющего свойство нагреваться, вплоть до самовозгорания. И тогда беда: горящий элеватор потушить почти невозможно. Чтобы этого не случилось, датчики подают сигнал на пульт управления всем сложным технологическим процессом. Оттуда, из операторской, идет команда, что делать с зерном дальше. Отправлять его на сушку или отгрузку. А если оно готовится для переработки в муку, то работа с ним еще долго продолжается: мойка и сушка, отлежка и сепарирование, очистка и так далее. 
          Зерно все время в движении, потому что оно живое. Все происходит в автоматическом режиме. Эту умную автоматику проектируют высококвалифицированные специалисты. Они же следят за правильностью монтажа и наладкой. Мой друг Илья Симин – влюбленный в свое дело и одержимый проектировщик. Такие люди превращают это огромное с виду сооружение, громоздкое, как безразмерная глыбища, в оперативно и легко управляемое предприятие. Зерно движется, оно живое.
          Злаковых культур сотни. А на нашем столе продукты всего лишь из пшеницы, ячменя, ржи, риса, кукурузы, проса. Вот, пожалуй, и все. В элеваторах чаще всего хранится пшеница как наиболее важная зерновая культура. 
          Вероятная область происхождения пшеницы расположена в юго-восточной Турции. Она была одним из первых «одомашненных» злаков и появилась, очевидно, за несколько тысячелетий до новой эры. Пшеница дает треть мирового производства и снабжает продовольствием более половины населения земного шара. Прежде всего, она идет на производство муки, из которой повсеместно готовят хлеб. А хлеб – всему голова. Народные пословицы гласят: «Будет хлеб – будет и обед» или «без хлеба куска – везде тоска». Не случайно предки-славяне считали, что хлеб есть символ жизни.
          Известно, что пшеница изобиловала в земле обетованной, и неслучайно это прописано в Священном Писании. Из него узнаем, что рай – это злачное, то есть хлебное место. Когда работник, засеявший рядами пшеницу, уснул, чтобы передохнуть, враги в междурядье посеяли сорняк – плевелы. И с тех пор люди отделяют зерно от плевел в прямом и иносказательном смысле. Хорошее отделяют от плохого, праведника от грешника, избранного от осужденного. Хлеб причастия – он ведь тоже из пшеницы. Когда Спаситель на Тайной вечере преломил хлеб, то он сказал: «Это мое тело». Вот так неожиданно узнаешь о пшенице такое, что и в голову никогда не приходило.
          Говорят, бог создал землю, а все остальное на ней сделали строители. Шутка хорошая, потому что в ней заложена оценка труда строителей и монтажников большого коллектива, сопричастного к тому, сказанному. Около сорока лет успели потрудиться рабочие, инженеры, техники, конструкторы и проектировщики, сплоченные единством цели и объединенные «Главэлеваторспецстроем». По всей России, да и за ее пределами работали наши специалисты. Тресты «Центрэлеваторстрой», «Спецэлеватормельмонтаж» и Московское монтажно-наладочное управление внесли свой немалый вклад, возводя и запуская в жизнь объекты по хранению и переработке зерна.
          А главным объектом наших усилий и всем, ради чего это строилось, было живое зерно. Есть глубинный смысл в связке зерно-хлеб-жизнь. Но мы безоглядно трудились и ни о чем таком не думали.
          Грянувшая перестройка одним махом прихлопнула эти, когда-то славные (а среди них орденоносные) организации. Сегодня мне понятно, что правильно сделали – прихлопнули. Новое время требует новых решений, новых проектов, новых подходов, да и новых, молодых людей.
          Мои записки, в общем-то, для небольшого круга лиц, для тех, кто, читая, меня хорошо понимает. С грустинкой вспоминаю нашу общую, кипучую и романтическую жизнь строителей. Уверен, что мы не зря потрудились. Память о нашем замечательном коллективе элеваторщиков – в тех промышленных предприятиях, которые служат людям и украшают просторы нашей Родины своим величием.
          И я в этом поучаствовал со своими друзьями, товарищами, коллегами.