Корни

      Когда  правнучку исполнилось четыре годика  и он заметно окреп,то родители увезли его домой, на Крайний Север.
      Старики, приросшие душой к ребёнку, не скрывали слёз  при расставании.
       – Если можно было б… – всхлипывала бабушка Клава. – … Я б следом побежала  бы…
      И она прибежала! Ровно через месяц!
      Впервые в жизни Клавдия Никифоровна летела на самолёте и так долго, но не жаловалась ни на страх, ни на усталость.
      Почти полгода прожила она возле правнука, а муж Пётр Иванович всё это время звал её домой в телеграммах. Он ведь не привык жить один, без  своей старухи. Хоть они и частенько ссорились, припоминая обиды  прошлых лет, а вот жить  долго друг без друга  не могли.
      Тут ещё раз подтверждается поговорка: «Вместе тесно, а врозь скучно!»
      Клавдия Никифоровна разрывалась между правнуком и мужем. И тот и другой ей были дороги, вот она всё время оттягивала свой отъезд, сообщая мужу об этом телеграммами.
      Однажды бабушка позвонила на работу внучке, и сквозь рыдания сообщила:
      – Олюшка, дед-то твой чего отчебучил-то… молодуху в избу привёл!  А мне прописал в телеграмме, чтобы я тут оставалася насовсем…
      Ольгу потрясло это известие, и она тут же  заказала телефонный разговор с заведующей продовольственным магазином, в котором когда-то подрабатывала  продавцом.
      Рассказав  Арине Тихоновне о полученной телеграмме, попросила её сходить к деду и всё разузнать. А поскольку разница во времени с Улан-Удэ  в три часа, то договорились созвониться завтра утром.
      Всю ночь Клавдия Никифоровна не сомкнула глаз. Она тихонечко лежала на диване и беззвучно плакала.
      Ольга не выдержала и присела  на краешек её постели. Ей нечем было успокоить бабушку, и она прижалась к её мокрой от слёз щеке и заплакала вместе с нею. Благо им никто не мешал: муж Алексей в полёте, а Женька мирно посапывал в своей кроватке.
      – Вот ведь, антихрист-то  эдакий! – шёпотом произнесла бабушка. – Это ведь надо такое учудить на старости годов-то?!
      Ольга чувствовала себя виноватой в бабушкиных страданиях, и только тихонечко произнесла:
      – Прости меня, родненькая! Если бы не мы, то вы бы жили, да поживали вместе… Прости!
      – Но-о… да ты что это такое говоришь-то, внученька!?  Дело-то  ведь  вовсе ни в этом…
      А в чём? Она так и не объяснила.
      Кое-как женщины дождались утра.
      Пока бабушка отводила Женьку в детский сад, Ольга приготовила на стол, но завтракать ей пришлось одной, потому как баба Клава категорически отказалась от еды.
      Придя на работу, Ольга первым делам набрала по телефону ноль семь, и  стала ожидать разговора с Тихоновной. Словно кто-то пощадил её нервы, сделав коротким это ожидание. Арина Тихоновна взяла трубку и расхохоталась. Ольга ничего не поняла, терпеливо  ожидая пояснения.
      – Олюшка, да ваш Пётр Иванович – шутник! Он специально такую телеграмму дал, чтобы тётя Клава быстрее вернулась домой! – успокоила заведующая.
      – Да-а  уж… шутник он у нас! – Ольга облегчённо вздохнула. – А мы-то с бабушкой эту ночь совсем не спали. Она проплакала… переживает… ведь столько лет прожили, столько всего пережито… а он молодую женщину в дом привёл…
      – Ну вот, теперь успокой  Клавдию Никифоровну и отпусти домой Христа ради!  Ведь деду очень плохо без неё.
      – Но  он  ведь там живёт не один, а с сыном Виктором и с двумя внучками…
      – Всё это хорошо, да не то, Олюшка!Не то! Они с Клавдией Никифоровной врозь, как разрезанная пополам ранетка… Хоть и ругаются, а друг без друга скучают!  Мне Пётр Иванович откровенно во всём признался  и про их жизнь долго-долго  рассказывал. Как она взвалила на плечи его семью, когда умерла его первая жена Олимпиада, как всех братьев и сестёр его поднимала на ноги, когда отца и мать раскулачили да сослали на каторгу, как в войну его  ослепшего  выхаживала… В общем, просидела я вчера с ним допоздна, наслушалась, наплакалась… Отправьте вы побыстрее тётю Клаву, а то он говорит, что помрёт и её не увидит напоследок…
      После разговора с Ариной Тихоновной Ольга помчалась  домой успокоить  бабушку, но та встретилась ей по дороге.
     – Мочи нету, Олюшка, в избе дожидаться-то… – оправдывалась она. – Вот и пошла к тебе… Ну, чего там сказала Тихоновна? Что-то узнала про деда-то нашего?
      Ольга обняла бабушку и передала ей  содержание разговора со своей бывшей заведующей слово в слово.
      – Вот холера-то  какая, ни дед! – возмутилась она. – Застращал, язви его возьми!  Ну, ты подумай-ка… а?  Нету – купил  бы, а есть – убил бы… – Клавдия Никифоровна  вздохнула с облегчением.
      – Ну, что? Пошли за билетом? – спросила внучка.
      – Пошли… тогда… – согласилась бабушка, пряча виноватый взгляд.
      На следующий день Клавдия Никифоровна, распрощавшись с внучкой и правнуком, уже сидела в салоне пассажирского самолёта Ил-18. Она всё ещё переживала и за деда и за Женечку и за Олюшку. Но тоска по родному дому пересиливала все другие переживания. Ведь там, в Забайкалье,  её корни… и от этого никуда не денешься…
      – Дык  человек-то  прирастает корнями  к землице своей!  А коли старое дерево вырвешь с этой землицы, да в другу посадишь, оно никогда не приживётся! Враз засохнет! Вот тебе и весь сказ… – объяснял эту тоску Пётр Иванович. – Где родился – там и сгодился!