Капсула

   Я, как ни пафосно это звучит, никогда не был всемирно известной личностью, и моя биография ничем не напоминает биографию Григория Перельмана. Как вы все знаете, Перельман является математическим гением, интеллект которого намного превышает земной уровень. Он доказал гипотезу Пуанкаре, за что должен был получить премию в миллион долларов, но от премии добровольно отказался. Тысячи людей ломали головы, почему он так сделал, и никто не мог понять такого полного пренебрежения к суете земной. Впрочем, было ещё несколько премий, от которых он отказался, и всё закончилось тем, что гений закрылся у себя в квартире, отрекшись от всего мира, и долгое время вёл отшельнический образ жизни, выходя наружу только за кефиром и булочками.

   Женщин в его жизни не было, он общался только со старой мамой, да и с ещё одной немолодой женщиной, сведущей в математике, да и то виртуально. Одним словом, Перельмана никто не понимал, да и он сам не стремился, чтобы его поняли. Никто не сомневался, что он гений, но в его нормальности у многих возникали большие сомнения. Его образ вошёл даже в народный фольклор в его стране, вот примеры:
- Предлагать миллион Перельману – заниматься бесполезным и безнадёжным делом,
- Перельманить – находиться в неопределённом месте, потеряться,
- Смотреть, как Перельман на миллион – то есть игнорировать, уничижать.

   Итак, мировой пипл недоумевал, почему в рассвете лет этот человек отказался от денег, женщин и карьеры (ведь ему предлагали стать академиком академии наук). Впрочем, разгадка была в том, что он не совсем человек. Он имел только оболочку человека, впрочем, на момент написания этого рассказа он всё ещё оставался в этой оболочке. В нём жил какой-то мировой дух, не понятный простым смертным, ведь, по сути дела, чтобы доказать гипотезу Пуанкаре, нужно быть чуть меньше, чем Богом, потому что она касается глубоких и фундаментальных основ Вселенной.

   Меня тоже зовут Грегори, как и Перельмана, но, конечно, я не так гениален как он. Вернее, я совсем не гениален. Просто у меня, как и у него, со временем разрослась непреодолимая мономания. Всё чаще по утрам я вставал с кровати с мыслью, что мне больше не интересно жить, не интересно выходить за порог своего дома, общаться с людьми, и что либо Вселенная навсегда потеряла меня, либо я окончательно потерял в себе Вселенную. Однако сила моего безразличия была не настолько сильна, как у Перельмана, и если бы мне предложили миллион долларов за какие-то мои заслуги, то я бы не отказался. Из-за этого мне было стыдно перед самим собой, и от стыда спасало только то, что миллион мне никто не предлагал.

   И так бы я лежал вверх бородой на своей кровати, потеряв интерес ко всему сущему, пока меня не увезли бы в психбольницу, если бы однажды Вселенная не откликнулась на мои просьбы и не забрала меня из моей комнатушки на свои необозримые просторы. Всё случилось так внезапно, что я даже не успел подготовиться. Просто однажды утром я проснулся не в своей кровати, а в странном сооружении, несущемся сквозь эфирное пространство, которое я впоследствии стал называть для себя капсулой. Итак, однажды я проснулся в незнакомом мире и понял, что нас теперь только трое: я, капсула и бесконечное мировое пространство. Сначала я сомневался в реальности всего происходящего: ощупывал своё тело, щипал себя за все места, чтобы убедиться, что я не сплю. Хотя всё вокруг и выглядело нереально, вскоре я убедился, что  сам я реален, хотя никаких признаков голода, холода или жары, жажды и даже дыхания я в себе не обнаружил. Моё тело было похоже на то, к которому я привык на Земле, и всё же оно было немного другое. Более лёгкое, что ли, и комфортное из-за своей невесомости. Оно слегка светилось, не дышало, не издавало никаких запахов, и даже одежда на нём была как будто бы другая, нематериальная.

   Что же касается капсулы, которой было суждено на долгие годы стать моим единственным домом, то по форме она напоминала полупрозрачную пулю размером с небольшой особняк. Сквозь стены был виден какой-то неяркий свет без очертаний и теней. Стены её были эластичны: стоило надавить на них рукой, как стена растягивалась, уходя вглубь, но порвать этот материал было почти невозможно: при всей своей эластичности он был необычайно прочен и крепок. Часами я бродил от заострённого конца капсулы к тупому и обратно, ощущая, что сама капсула не стоит на месте, а куда-то летит сквозь пространство. Снаружи не было никаких ориентиров: только белое марево, похожее на разлитое кем-то молоко, без очертаний, теней и предметов. Никаких пейзажей, только белая мгла повсюду, до самых зенитов, надиров и горизонтов. То, что мы движемся, а не стоим на месте, можно было понять только небольшой силе инерции, которая возникала, когда я пытался встать с пола на ноги, и по еле заметным вибрациям, которые исходили от капсулы, словно она была летящим на большой высоте земным авиалайнером.

   Вот в таком пространстве я и оказался, не понимая, как это получилось. Поначалу мне очень нравилось в капсуле: несмотря на полное одиночество и невозможность сменить обстановку, я наконец-то ощущал полную свободу и опьянение от того, что я вырвался за пределы Земли. У меня было очень много времени, чтобы вспомнить всю свою жизнь, переосмыслить все поступки и переоценить все свои слова, встречи и взаимодействия с другими. Я хорошо помнил всю мою жизнь, впрочем, за исключением последних месяцев. Смутно я припоминал, что был в страшной депрессии и даже хотел покончить жизнь самоубийством. Может быть, я был слишком горд, но я очень сильно отличал себя от той массы, что копошится внизу, ища пропитания и удовольствий. Одни люди производили какую-то дрянь, другие её потребляли, и в этом состояла вся суть их жизни и экономики. Помню, что в последние дни я искал работу, но никакой другой работы не было, кроме как производить всякую дребедень или продавать эту дребедень другим.

   Напрасно среди вакансий я искал вакансию короля, стоящего надо всем этим бредом. Или водителч звездолета... Да и резюме моё не подходило для этой вакансии, так как по сути я всё же был не король, управляющий другими, а стремящийся к познанию гений, которому не до управления. Я мог бы управлять звездолётов, а мне не доверяли даже управление троллейбусом...

   Вспоминаю, что в конце концов я нашёл какую-то работу и даже приступил к ней, но продержался не долго: слишком уж чужеродным элементом смотрелась моя личность. Что было дальше? Не помню… Мог ли я совершить самоубийство? Вполне… А быть может, Вселенная сама сжалилась надо мной, и вот теперь я лечу куда-то в капсуле, свободный от необходимости пить, есть, одеваться и ходить на работу. Одиночество? Я привык к нему ещё на Земле, и в капсуле оно меня не мучило. Конечно, бывали дни, когда на меня накатывала смертельная скука, и я молил Бога, чтобы всё поскорее закончилось и чтобы я долетел, наконец, до своего предназначения.

   Бывали также дни, когда мне до того осточертевала белая мгла, что я мечтал увидеть настоящую тьму, пусть даже и пугающую, но привлекательную и таинственную. Я до того истосковался по материальности, что был бы рад любому материальному предмету, каким бы страшным и отталкивающим он не был. Если бы за окном моей капсулы проносились космические виды, я смог бы стерпеть даже моё непереносимое одиночество. Но пространство по-прежнему было путым.

   Мои сны стали необычайно яркими и полными приключений. И если бы у меня был бы выбор, я бы предпочёл беспробудно спать, чем снова и снова оставаться в капсуле, летящей сквозь пустоту, наедине с моими надоедливыми мыслями.

   И всё же постепенно я стал привыкать к капсуле. Это начало происходить, когда что-то во мне сломалось, и когда я стал относиться к моим воспоминаниям как к больше не имеющим никакого смысла. Мягко и плавно моя душа, назовём это так, стала опускаться в тихие воды покоя и блаженства, забывая своё земное прошлое и погружаясь в приятную нематериальность. Капсула летела вперёд (а быть может, описывала круги по Вселенной?), а я как будто бы погружался на самое дно вечного блаженства, скрытого доселе в моей душе, пока не настал момент, когда мой дух полностью вырвался за пределы материальной оболочки и стал самим собой.

   Это состояние было до того блаженным, что первая мысль, которая ко мне пришла, была о том, что я наконец-то умер. Понимая величие смерти, я всё же открыл глаза и посмотрел на своё тело: оно всё ещё было со мной, но уже не было МНОЮ. Теперь я ясно видел, что много лет оно обманывало меня, выдавая себя за нечто живое, за меня самого. Теперь я видел, что оно снимается, как обычный костюм, и падает рядом, не имея никакого отношения ко мне. От этого прозрения я был безумно счастлив: человеческое тело мертво, несмотря на всю его анатомию и физиологию, оно больше не обманет меня, и я отделен от него, несокрушим, прекрасен и вечен!

   Вторая мысль, которая пришла в мою душу (не в голову!), была о том, что я Бог. Конечно, утверждать подобное может только разве что пациент психбольницы, но это безумно блаженное состояние души говорило мне о том, что я Бог. (Кстати, в древней Индии многие утверждали подобное, вкусив блаженства бестелесности, да и сейчас утверждают: я, мол, Бог и ты тоже Бог, все мы боги, даже черви в земле, кошки на заборе и собаки на улице…) Однако, поразмыслив, я всё же отверг эту мысль: ведь я просто похож на Бога, но не Бог. Бог в таком же блаженстве, как и я, только силы и знания у нас разные. Он может всё, а я не могу ничего, даже выбраться за пределы моей капсулы. Он знает всё, а я не знаю даже того, как, зачем и на какое время я оказался в здесь, в этой странной капсуле.

   Не знаю, сколько прошло времени, может быть месяцы, а может и годы, прежде чем капсула моя задрожала, предчувствуя конец своего пути. По белому мареву пошли какие-то переливы, появились подобия неведомых очертаний и игра светотени, словно огромные неведомые деревья качали в тумане ветвями, приветствуя моё прибытие из ниоткуда неведомо куда. Ослабленный одиночеством, нвесомоью и блаженством, я встал сначала на колени, потом с трудом поднялся на ноги. За поверхностью капсулы начали проступать какие-то незнакомые райские берега. От них веяло загадкой и негой, и мне даже показалось, что я слышу пение райских птиц и вижу, как какие-то неведомые зверушки весело перепрыгивают с ветки на ветку совсем рядом со мной. Я протянул руку к стенке капсулы и почувствовал, что она стала совсем тонкой и податливой. Небольшое усилие – и я провалился сквозь неё, упав на что-то мокрое и влажное, похожее на морской песок. Оглянувшись назад, я увидел, как моя капсула медленно тает и исчезает за спиной, но я был очень слаб, чтобы этому радоваться. Я просто лёг на влажный морской песок и стал ждать, пока развеется туман. Волны тихо шелестели где-то рядом со мной, и я чувствовал, как постепенно покидаю своё высшее блаженство и возвращаюсь в свое маленькое, несчастное и измученное безделием тело.

   Привстав с песка, я попытался сделать несколько шагов, но тело было всё ещё слабым, и я снова сел на песок, чтобы оглядеться вокруг. Место было похожим на тропический рай: море, солнце, пальмы и утренняя свежесть прибоя. Издалека ко мне приближалась высокая фигура в белом хитоне. Это был мужчина с седыми волосами, который скорее не шёл, а летел над землёй. Когда он приблизился ко мне вплотную, я понял, что это, скорее всего, сам Бог-Отец, до того прекрасен и лучезарен он был! Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом я хотел было припасть к его ногам, но вместо этого мы рванулись навстречу друг к другу и крепко обнялись, словно отец и сын. Потом, шагая вдоль линии прибоя, мы разговорились, словно равные, и старик сказал мне следующее:

- Я долго ждал тебя, Грегори! С прибытием на небеса! Открою тебе секрет: капсула была твоим испытанием, и ты выдержал его. Очень немногие могут пройти этот тест и не сойти с ума!

- Разве это был тест? – спросил я, недоумевая.

- Да, тест, - ответил Бог, - как ты видишь, я уже очень стар. Устал. Устал создавать новые Вселенные, придумывать новых людей и их запутанные истории. Как говорят у вас на Земле, творческий кризис, что ли. Что-то все Вселенные стали у меня похожими друг на дружку, нет больше того полёта фантазии и разнообразия. Вот я и призвал тебя на помощь. Однако, не каждый пригоден к нашей профессии. Это тебе не купи-продай, чем занят весь ваш современный мир. Это, брат, творчество, настоящая гениальность, за которую на земле предлагают миллионы. (Когда он сказал про миллионы, я сразу удивился, потому что мне за мой талант не то что миллионов, но даже копейки никто никогда не предлагал).

- Отец, - сказал я, - вы же знаете, что я далеко не гений, да и почему же я? Вот возьмите, к примеру, Григория Перельмана, он хотя бы всю Вселенную просчитал, а кто я? Писателишка недоделанный, глупый и бездарный, не издавший ни одной книги!

- Не говори так, - возразил Бог, - в нашем деле даже не творческие способности главное.

- А что же? – спросил я.

- Умение быть, м... одиноким, - ответил Бог.- Вот я, например, всегда одинок. У меня нет ни жены, ни любовницы, ни бабушки, ни дедушки, ни тёщи… А вот у чёрта - целое огромное семейство, я даже лично знаю его бабушку, детей и внучат-чертенят. Но я одинок, и только поэтому я могу творить. Даже многие из моих созданий не верят в меня, и очень многие верят слепо, не понимая, кто я и что я есть на самом деле. Только горсточка из многих миллионов может понять меня.

- Кто же это, отец? - спросил я.

- Это те, кто сможет увидеть невидимое и выдержать испытание капсулой уединения. Ты один из немногих, которые выдержали, и теперь ты понимаешь, каково это быть одному, совсем одному в этом безграничном пустом пространстве... Очень многие сходили с ума и пытались покончить жизнь самоубийством, но ты выдержал одиночество и нашёл дорогу к блаженству. Поэтому, Грегори, сын мой, предлагаю тебе стать моим сотрудником, младшим Богом! Это новая вакансия в твоей новой Вселенной!
 
   Я, конечно, был польщён этим странным для меня предложением, но мне было совершенно не понятно, откуда взять знания и способности Бога, ведь я не то что просчитать Вселенную не смог бы, но даже простейшей задачи по математике решить бы не сумел. Не говоря уже о могуществе и силах. Однако Бог тут же возразил:

- За способности ты не волнуйся, ума мы тебе подкачаем. Ум – это не главное. Очень часто умнейшие люди сходят с ума, потому что не могут справиться с одиночеством, но ты не из таких. Главное, что у тебя стоят, если можно так выразиться, те самые драйвера, которые нужны для исполняющего обязанности Бога. Такие драйвера лишь у немногих из многих миллионов, понимаешь?

- Я кивнул, всё ещё ничего не понимая, но чувствуя гордость от того, что кто-то ещё до начала мира снабдил мою душу нужными «дровами». В эйфории от того, что вскоре я получу работу своей мечты – быть младшим Богом, я шёл рядом с Отцом по песку и слушал его голос и его слова, ощущая себя маленьким мальчиком, которого похвалили старшие. Правда, немного пугала перспектива подкачки мне ума: вдруг голова, а вернее, душа, не выдержит и треснет? Впрочем, это уже не мои проблемы. Как мы шутили в детстве, «на базаре новую куплю»... То есть если что-то пойдёт не так, на то он и Бог, чтобы всё исправить.

   Ещё об очень многом мы говорили с Богом, словно со старым и верным другом. Это был самый счастливый день в моей жизни, и не всё хотелось бы открывать посторонним, даже вам, читатели, его интимные подробности. Словно маленький ребёнок, я ощущал, что вот-вот подрасту и стану младшим Богом, как и мечтал когда-то. Но поскольку таких вакансий на земле не было, мне пришлось так долго заниматься всякой ерундой ради пропитания своего тела.

   Почему-то я также подумал о Перельмане: вот уж у кого были явные задатки стать Богом, стоит только поднапрячься и выдержать испытание капсулой… Я спросил о нём у Отца, и тот сказал, что Перельман будет следующим претендентом на вакансию младшего Бога.

   Итак, моё трудоустройство во Вселенной закончилось. О графике работы и зарплате умолчу: это тайна фирмы. И о том, что я узнал после подкачки ума, тоже. Поначалу трудно было во всём разобраться, но потом всё получилось, и своей профессией я очень доволен. Впрочем, если я в ней разочаруюсь или захочу её сменить, возле моего небесного дома всегда стоит капсула. Стоит мне в неё сесть, и я вернусь на землю, к прежней жизни, в круговорот встреч и разлук, любви и разочарований, и тогда я перестану быть Богом. Сколько таких бывших богов проживает на нашей планете, только один Бог знает…

   На этом моя повесть заканчивается, дорогие читатели, пора идти заниматься делами Вселенной…