Нехорошая квартира

Сейчас, находясь на добровольном лечении в психиатрической клинике на юге, я вспоминаю о произошедшем и никак не могу поверить, что это было со мной на самом деле. Единственное, о чём я жалею, так это о том, что я не остановилась, когда это было ещё возможно. Наверное, мне нельзя жаловаться, ведь моя подруга, делившая со мной пополам все эти кошмары, умерла, а я осталась в живых, в память об ужасном прошлом.
Всё началось с того, что я поехала поступать в университет в другом городе. Выбрав Т., я бросила старую размеренную жизнь и с головой ушла в жизнь новую, со всеми её сюрпризами и неожиданностями. Во время экзаменов я познакомилась с Еленой, которая впоследствии стала моей лучшей подругой. Если я была довольно-таки приземлённой натурой, заядлой и неисправимой реалисткой, то Лена являлась моей полной противоположностью. Она любила помечтать, витала в заоблачных грёзах, верила во всё сверхъестественное и была немного странным, но всё же, очень хорошим и милым человечком. Я в первый же день нашла с ней общий язык. Мы обе поступали на факультет иностранной филологии. Надо сказать, что экзамены мы сдали успешно. Был конец июля и впереди нас ждал целый август, лишенный каких-либо серьёзных хлопот. В то время я жила у своей дальней родственницы, которую явно тяготила своим присутствием. Что касается Лены, то она жила в отдельной квартире, которую получила в наследство в конце весны. Квартиру ей завещала её прапрабабушка, древняя ветхая старуха, которая, казалась, рассыпалась от времени. Лена была единственным человеком, заботящимся о ней. Она убирала квартиру, ухаживала за родственницей, словом, по мере своих сил облегчала её последние дни. Лена рассказывала мне, что на самом деле, боялась прапрабабки. Старуха была угрюмым и жёстким человеком, спокойно пережившим смерть всех своих детей и некоторых внуков. Поговаривали, что она владела чёрной магией, была ведьмой, но об этом рассказывали крайне редко и неохотно. Самым странным было то, что никто толком ничего не знал о ней. Неизвестна даже была её девичья фамилия, лишь только имя - Пелагея. Сама Пелагея свято хранила свои секреты от посторонних и в последние месяцы своей жизни пугала Лену сверлящим немигающим взглядом. Умирала старуха долго и тяжело. Двадцать пятого мая, Лена как обычно пришла навестить родственницу, но застала её ползающей по полу, и бормочущей какие-то бессвязные слова. Когда девушка кинулась к ней, Пелагея оттолкнула её прочь. Лена рассказывала, что такая сила никак не могла принадлежать такой слабой и высохшей старушонке – толчок был сильным и жёстким, словно у молодого мужчины. Подруга до сих пор не могла вспоминать без содрогания тот день. Старуха продолжала ползать по полу, шепча непонятные слова. Её голос стал хриплым и напоминал скорее карканье вороны. Седые волосы были взлохмочены и свисали клочьями, а длинные крючковатые пальцы беспокойно выводили на полу неведомые знаки, словно она чертила что-то. Взгляд Пелагеи был абсолютно диким, как у разъярённого зверя и когда она уставилась в упор на Лену, та не выдержала и побежала прочь из квартиры. Вслед ей доносились нечеловеческие крики, словно гортань старухи вернула молодость и была способна на подобные вопли. Девушка вызвала врача из квартиры соседки, а потом направилась дожидаться его во двор. К счастью, доктор быстро пришёл на вызов. Бегом поднимаясь по лестнице, они добрались до квартиры, и Лена дрожащими руками отперла дверь. Крики стихли, а когда врач и девушка вошли в комнату Пелагеи, то увидели, что она полулежит на кровати, судорожно вцепившись в одеяло. Её изогнутое в припадке тело было больше не в силах одолеть собственный вес и беспомощно замерло, наполовину проделав путь к постели. Когда Лена кинулась к старухе, чтобы помочь ей, то она неожиданно открыла глаза, и праправнучка увидела, что они стали по-птичьи мутными, словно подёрнутые пеленой. Пелагея опять уставилась на Лену, попыталась вцепиться в неё, и  её тело начало дрожать, выгибаясь в конвульсиях. Девушка закричала и отпрыгнула от неё в сторону. Врач принялась успокаивать Лену, объясняя, что это проявление агонии и что это характерно для умирающего человека. Потом они вдвоём начали поднимать тело на кровать. Старуха то и дело норовила схватить Лену, а когда ее, наконец, снова уложили, она всё же вцепилась в неё и дёрнула девушку к себе. В этот момент взгляд Пелагеи вновь приобрёл прежнюю ясность, даже более того, стал молодым и пронзительно-ярким. Она внимательно посмотрела на правнучку, словно глядела прямо в её душу, а потом выдохнула ей в лицо несколько фраз на неизвестном языке. После этого её глаза снова затуманились и она разжала костлявые пальцы, с неимоверной силой сдерживающие Лену. Тяжело вздохнув, старуха как будто вытянулась и умерла. Остекленевшие глаза безразлично уставились в потолок, а из её рта начала вытекать жёлтая сукровица. Девушка ошарашено смотрела на прабабку, не в силах пошевелиться или что-нибудь сказать. Тем временем врач зачем-то пощупала пульс старухи, а потом, закрыв ей глаза, сказала:
- Твоя бабушка умерла. Всё ещё находясь в шоке, Лена лишь ответила:
- Она была моей прапрабабушкой.
- Так сколько же ей было лет?
- Не знаю. Точно не знает никто. Родственники говорили, что ей точно больше девяноста лет. Точно никто не знает, – потом она расплакалась, и всё остальное погрузилось в череду муторных похоронных и поминальных дней. Лена помнила вереницы людей в чёрном, которые суетились тут и там, помогая в похоронных делах. В тот же день, вечером, пришли женщины, которых Лена не знала, чтобы обмыть покойницу. Потом они испугано шушукались, что старуха была очень тяжёлой, практически неподъёмной и что её невозможно было даже переворачивать. Также пришла старая женщина-отпевальщица, которая потребовала наполнить простой стеклянный стакан рисом, погрузила туда церковные свечи, расставила на небольшом столике иконы, а потом принялась читать нараспев молитвы. Она читала их весь вечер и всю ночь напролёт, прервавшись лишь утром, чтобы перекусить и немного отдохнуть. Родители Лены были заняты похоронами, и на второй день после смерти прабабушки она решилась остаться заночевать у неё на квартире – там было достаточно людей, а в доме родителей не было никого. Лене стало страшно оставаться  одной в квартире. Наверное, смерть старухи была слишком пугающей, поэтому девушка не испытывала больше страха перед покойницей, но вечером произошло событие, заставившее страх снова выйти на поверхность. По православному обычаю все зеркала в доме были завешаны тканью, а в комнате, где лежала покойница, занавесили ещё и окна, что в сочетании с коптившими свечами и молитвами создавали гнетущую и душную атмосферу чего-то неестественного, потустороннего. Ровно в шесть вечера, когда молельщица опять затянула Богородицу, раздался жуткий треск и звон стекла. Сначала все подумали, что звуки доносились из кухни, где кто-то разбил посуду, и ринулись туда. Но сидящие там женщины изумлённо уставились на них, сказав, что ничего не разбилось. Потом всеобщее внимание привлекло трюмо с огромным зеркалом, стоявшее в коридоре. Полог с него сполз на четверть вниз и пузырился, словно от сильных потоков воздуха. Когда подошли к трюмо ближе, то увидели, что на оголившемся участке видно, что зеркало сплошь испещрено трещинами. Одна из дальних родственниц сдёрнула покрывало прежде, чем кто-либо успел понять, что произошло. Глазам напуганных женщин предстало растрескавшееся и потускневшее зеркало. Сквозь паутины осколков глядели страшные, неправдоподобные отражения. Старшие женщины начали ругать несведущую родственницу за то, что она сдёрнула покрывало. Было решено завернуть зеркало в материю, а потом выбросить его. Это дело поручили единственному мужчине, который был тогда в доме. Молельщица тоже устремилась за всеми, так что в комнате никого не было. Лена первой вошла в гостиную. Когда она подошла к гробу, то увидела, что непокорные глаза Пелагеи снова открыты, а пятаки, по обычаю, сдерживающие веки, лежали на её груди. Потом девушке  показалось (она боялась верить в то, что это было правдой), что старуха открыла рот и попыталась вздохнуть. Мёртвое восковое лицо скривил страшный оскал улыбки. У Лены закружилась голова, её начало тошнить, а разум отказывался поверить в увиденное. Она прислонилась к серванту, стоящему возле гроба. Жуткое зрелище невероятно пугало её, но, тем не менее, завораживало и словно притягивало к себе. Девушка не заметила, как к ней подошла молельщица, и положила ей руку на плечо, спросив, что с ней. Она не стала рассказывать обо всём, сказав только лишь об упавших пятаках. Лена ушла в другую комнату, где были более или менее знакомые ей люди, и слышала, как одна женщина сказала:
- Вот чёртова старая ведьма! Всё никак не угомонится, мало она крови при жизни попила. Другая женщина испугано оборвала её, опасаясь, что может случиться ещё что-нибудь страшное. Мужчина, унёсший зеркало вернулся только через два часа. Взволнованные женщины сразу же набросились на него с расспросами, а он сердито отмахнулся от них, сказав, что зеркало было невероятно тяжёлым, и они с соседом еле-еле донесли его до заброшенной стройки, где и оставили, не найдя более лучшего места. Шли они до стройки очень медленно и также медленно возвращались, потому что неимоверно устали. После этого Лена ещё долго, до самого отхода ко сну слышала шепотки родственниц. Третий день, похороны и поминки прошли на удивление спокойно. Потом оказалось, что единственным наследством прапрабабки была эта квартира и доставалась она Лене. Причём, старуха запретила продавать квартиру и девушка могла только жить в ней. Возможно, она бы и не стала переезжать в новое жильё, но и без того плохие отношения с родителями в последнее время ухудшились ещё больше, к тому же, летом должен был вернуться из армии её брат, которого и отец и мать несказанно любили. Поэтому после поступления девушка решила переехать. Родители были только этому рады и даже выделили денег на ремонт, лишь бы поскорее отделаться от неё. Потом Лена предложила мне жить вместе с ней. Я, недолго думая, согласилась, потому что мне надоело выслушивать упрёки со стороны потревоженных родственников. Лена обрадовалась, когда узнала о моём решении, но потом погрустнела и сказала, что должна предупредить меня о том, что в этой квартире жутко находиться и вообще, она какая-то странная. В ответ на это я лишь усмехнулась, зная о болезненной впечатлительности Лены, списав всё на потрясение, которое она перенесла после смерти прабабки. Если бы тогда я поверила ей, если только я вообще когда-нибудь верила людям!.. Вечером я собрала все свои студенческие пожитки, а утром уже распаковывала и устанавливала их в Лениной квартире. Она была пятикомнатной, просторной, с высокими потолками и большими окнами. Гостиная была самым большим помещением, две спальни имели одинаковые размеры, в одной из них обитала Лена, а другая была отведена в мои владения. Помимо уютной кухни, огромной застеклённой веранды и длинного коридора был ещё и кабинет-библиотека. Книги, хранящиеся там, поразили бы воображение самого заядлого библиофила! Помимо  древних переплётов русских классиков здесь хранились рукописные фолианты, хранящие в себе тайны языческих богов, всевозможные заговоры, народные поверья, приметы и магические обряды. Похоже, что прабабка Лены серьёзно интересовалась русским фольклором. Также было множество ветхих книг на старославянском языке. Но больше всех книг нас привлёк необычный том в кожаном чёрном переплёте с непонятным, полу стёртым знаком на обложке. Мы тут же принялись листать его и вскоре пришли к выводу, что возможно, надписи были сделаны кровью, они не были похожи ни на какие чернила. Листы были сплошь испещрены убористым узловатым почерком. Записи дополняли живописные чертежи. Это были странные рисунки всевозможных пентаграмм, диаграмм, триграмм и прочей колдовской атрибутики. Язык был ещё причудливей, чем всё остальное. Мы даже не стали предполагать, каким именно он был. Спрятав книгу в шкаф, мы принялись обсуждать увиденное. Естественно, что Лена расстроилась из-за всего увиденного, и я принялась утешать её. Так как я была неисправимой реалисткой, то я сказала,  что наличие этих книг ещё не говорит о том, что прабабка была ведьмой. Возможно, что она просто собирала фольклор, только и всего. К тому же, мы не знаем точно, принадлежит ли странная книга перу самой старухи, возможно, что это какой-нибудь редчайший экземпляр. Тем более не стоило доверять досужим сплетням добрых родственниц, они ничего не значили. Зеркало  могло треснуть от духоты и жары, похоже, оно было ещё древнее, чем сама прабабка, а старая рухлядь всегда кажется легче, чем она есть на самом деле, поэтому двое мужчин с трудом смогли унести зеркало. Скорее всего, после сильнейшего стресса и шока, воображение Лены разыгралось и ей просто померещилось, что старуха скалится, а у покойников часто не закрываются глаза. Состояние, в котором девушка застала свою родственницу, тоже было оправдано. Глупо предъявлять претензии к умирающему человеку, тем более, требовать от него соблюдения этикета. У старухи была жуткая агония, вот она и сходила с ума от боли и предсмертных мук. Просто неприятные события случились с коротким промежутком, так что это вполне могло быть несчастливым совпадением. Словом, вскоре я опровергла все Ленины страхи и опасения, и у неё больше не осталось никаких возражений. На разбор кабинета ушёл весь день. Уставшие, мы разошлись по своим спальням только за полночь. Как ни странно, но я абсолютно не испытывала никакого страха, несмотря на все живописные рассказы Лены. Тем не менее, я никак не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Единственное, в чём я видела причину своей бессонницы, была резкая смена обстановки, к которой, мне, очевидно, только предстояло привыкнуть. Только к рассвету мне удалось заснуть. За завтраком я ничего не стала говорить подруге о бессонной ночи, чтобы ненароком снова не всколыхнуть в ней подозрения и воспоминания. Сама же Лена отлично выспалась и была теперь полна сил для продолжения приведения в порядок квартиры. Она уже закупила всё необходимое, и теперь осталось только сорвать старые обои, наклеить новые, покрасить рамы, покрыть лаком деревянные двери. Мебель была уже перетянута, так что нам оставалось не так уж и много работы, которую мы планировали доделать до конца лета. В последующие три дня мы мужественно боролись с въевшимися в стены старыми обоями, которые никак не хотели отрываться. Я уже заканчивала обдирать их в своей спальне, а Лена возилась с коридором. Вдруг я услышала крик подруги, она звала меня. Придя к ней, я увидела нелицеприятную картину – на стене висели клочья обоев, местами оголяя бетонную стену, а из-под бумажных лохмотьев виднелся причудливый знак-иероглиф. Он был тусклым и выцветшим. Вдруг Лена резко сорвалась с места и убежала в библиотеку. Через мгновенье она уже вернулась обратно. В её руках был тот странный чёрный том в кожаном переплёте.
- Смотри, - сказала она мне, - они одинаковые. – Лена поднесла книгу к стене, чтобы продемонстрировать мне сходство. Когда она это сделала, то иероглиф на стене неожиданно начал наливаться красками, словно кто-то невидимый обводил его контуры. Знак стал ярко-бурого цвета, но всё ещё продолжал краснеть. Потом краска уже перешла через его границы и потекла по стенам на пол. Неведомые очертания как будто кровоточили. Вокруг них стали проступать буквы, складываясь в слова. Лена подошла поближе и вдруг начала читать появившиеся надписи. Не знаю почему, видимо я почувствовала что-то инстинктивно и вцепилась в неё, пытаясь заставить её прекратить читать. Мне не удалось сделать этого, подруга закончила чтение, а потом сказала:
- Странно, перед смертью бабушка сказала мне какие-то слова, которые я не поняла. Мне кажется, что это они. Ладно, это ерунда какая-то. Возможно, старуха действительно была не в себе, раз вся квартира напичкана подобными штучками. – С этими словами она ушла в библиотеку. Мне не верилось, что это говорила сама Лена – это было абсолютно не в её стиле. Если бы она устроила истерику, начала говорить что-нибудь о потусторонних мирах, то я бы ничуть не удивилась и не растерялась. Теперь же я была обескуражена подобным её поведением.  Из-за своей прагматичности я не хотела даже и думать о том, что прочтение этих слов так повлияло на мою подругу. Когда она вернулась, то попросила меня остаться помочь  закончить с коридором, ей было явно не по себе от всего случившегося. Очистив стены от бумажных остатков, Лена с обречённым видом принялась стирать знак. Иероглиф расплывался, растекался кровавым пятном по стене, но становился всё бледнее и появилась надежда, что его можно удалить окончательно.  Вскоре так и получилось – на стене остались только едва видимые разводы. Леной овладела чрезмерная активность и она решила, что библиотекой мы займёмся сегодня же. Я не стала возражать и погрузилась в работу вслед за ней. По крайней мере, так было легче ни о чём не думать. Мы работали молча, без лишних слов, ни на что не отвлекаясь, и в итоге закончили в девять вечера. Осталось только вынести огромные горы оторванных обоев, чем мы немедля и занялись. Совершив несколько ходок, я уже хотела предложить Лене передохнуть, но увидела, что она роется в книжном шкафу.
- Что ты ищешь?
- Чёрный том, куда он запропастился? Только же был здесь!
- Зачем он тебе нужен? Лена, успокойся.
- Вот я и хочу обрести покой, выбросив его от греха подальше. А, вот он! – Лена с победоносным видом извлекла книгу из шкафа и направилась в коридор. Послышалось, как хлопнула дверь и быстрые Ленины шаги раздались в вечерней тишине. Потом она вернулась.
- Знаешь, ещё не так поздно, давай прогуляемся. Меня уже тошнит от этой квартиры, весь день мы только и делали, что дышали зловонными обоями и клеем. Давай сходим проветриться! – Глядя в огромные янтарные глазища подруги, было трудно ей отказать. В итоге, приведя себя в божеский вид, мы с ней отправились совершать вечерний моцион. Прогуливаясь по окутанному сумраку городу, я вдруг поймала себя на мысли, что за пределами квартиры дышится гораздо легче. Но я тут же отогнала подобные умозаключения, успокоив себя тем, что день, проведённый в запертом и душном помещении, не может благоприятно сказаться на чувствах, тем более, если учесть, что мы занимались ремонтом. Лена, которая шла, вцепившись в мой локоть, казалось, тоже заметно  взбодрилась. Странно, но воздух вечернего города был свеж, словно деревенский. Лена то и дело чему-то улыбалась, а потом выдала фразу, поразившую меня:
- Слушай, Лер, тебе не кажется, что в квартире нечем дышать, там воздух, словно плесенью покрыт, спёртый какой-то, как в подвале.
- Ой, плесенью сыр Рокфор покрыт, ну и фантазия у тебя, подруга! Вечно ты что-нибудь придумаешь. Да, там душно, но не более того. Меньше клея нужно нюхать, тогда и воздух свежее будет казаться! – Я постаралась перевести всё в шутку, потому что не хотела, чтобы Лена услышав мои подозрения, ударилась в ещё большую панику. Тьма над городом сгущалась всё больше и больше, и вскоре на ночном небе обозначился хищно ощерявшийся оскал полнолуния.  Посмотрев на часы, я увидела, что уже наступила полночь. Лена тоже это заметила и на полном серьёзе заявила мне:
- Все эти мистические события в квартире, полнолуние, полночь – тебе не кажется это странным?
- Лена, ну сколько можно?! Ты меня пугаешь.
- Ну, не знаю, я всё-таки праправнучка ведьмы и это должно тебя пугать. Неужели ты меня не боишься? – Тут она изобразила гримасу потусторонности и мистики на своём лице.
- Я надеюсь, ты не веришь в то, что говоришь на самом деле?
- Ну, не знаю, как знать, как знать… - Лена многозначительно замолчала.
- Смотри, доведёшь меня, останешься жить одна в своей жуткой квартире. – Похоже, что это была неудачная мысль, потому что девушка мгновенно изменилась в лице, стало видно, что ей страшно и она ещё сильнее вцепилась мне в локоть, бормоча:
- Ты ведь пошутила, ты ведь этого не сделаешь? – Чтобы скрыть досаду от произошедшего, я завела беседу на совершенно отвлечённую тему. В итоге мы прогуляли с ней ещё целый час и вернулись домой уже  за полночь. После возвращения мы не стали вести ночные разговоры, как это бывало обычно, а сразу же легли спать. От усталости и от навалившихся впечатлений я сразу же уснула и не знала о том, что в это время творилось в спальне подруги. Утром я встала отдохнувшей и бодрой, и направилась на кухню, чтобы приготовить завтрак. Когда я вошла туда, то увидела, что у плиты уже хозяйничает Лена. Она стояла спиной ко мне и когда я детским голосом начала выражать ей обиду на то, что она опередила меня, Лена резко развернулась ко мне, и я обомлела. Её кожа была мертвенно-бледной, словно её обескровили за ночь, под глазами обозначились чёрные круги, а губы были почерневшими, словно она искусала их.
- Лена, что с тобой случилось? Как такое вообще возможно? – У меня был шок, я не хотела верить собственным глазам. В ответ Лена начала со слезами рассказывать, что с ней произошло ночью.
- Я долго не могла заснуть, ворочаясь с бока на бок, а потом увидела, что на полу что-то блеснуло. Когда я наклонилась с постели, чтобы посмотреть, что это, то на меня как будто кто-то набросился и начал душить, - тут она отогнула ворот кофты и показала уродливые фиолетовые пятна на побелевшей шее.
- Что-то тяжёлое сжимало и давило на меня, мешало дышать. Я пыталась бороться, но это было бесполезно. Мне казалось, что я умру, но вдруг хватка ослабела и я услышала противный старушечий смех. Я не видела её, но зато ощущала её  присутствие в полной мере. Пелагея опять повторяла те странные слова. У меня до сих пор мороз по коже идёт, когда я вспоминаю эти неистово-шипящие хриплые вскрики. – Лена замолчала. Я тоже молчала, не зная, что сказать, у меня не было слов. Повисла уродливая тишина. В моём мозгу беспорядочно, натыкаясь друг на друга, складывались в одну картину все недавние события. Мне не давала покоя мысль о том, что это правда, но в то же время я не могла отрицать случившегося, ведь Лена была изуродована и это никак нельзя было объяснить. Завтрак прошёл в гробовой тишине. После него я предложила Лене сходить куда-нибудь, чтобы отвлечься от всего, но она отказалась, и предложила заняться квартирой. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться и помочь ей. Похоже, что работа действительно помогала подруге забыться. В итоге, мы за неделю закончили ремонт. Квартира была обновлённой, а Лена успокоилась. За всё это время мы больше не заглядывали в книжный шкаф, но однажды Лена решила найти книгу гаданий. Прошло уже достаточно времени, но она всё ещё не выходила из кабинета. Я начала звать её, но она не отзывалась. Заподозрив неладное, я направилась туда. Когда я вошла, то увидела, что она сидит на полу перед раскрытым шкафом. Казалось, что она вообще не реагировала ни на что. Я подошла к ней и начала трясти за плечи, чтобы привести её в чувство. Поднявшись, Лена с трудом добрела до журнального стола, села за него и обхватив руками голову, расплакалась. Она не отвечала на мои расспросы, а лишь всхлипывала. В итоге мне удалось добиться от неё несколько бессвязных фраз:
- Там… наверху… верхняя полка шкафа…  Подойдя к шкафу, я обнаружила, тот самый чёрный том, который Лена выкинула больше недели назад.  Тут Лена окончательно потеряла всяческий контроль над собой и принялась рыдать навзрыд. Всё её тело сотрясалось от плача, она пыталась что-то сказать мне, но я не могла разобрать ни единого слова. Когда я принялась её успокаивать, то Лена перешла на крик, перемежающийся нервным смешком. У неё была истерика и, хотя мне и не хотелось делать этого, но я всё же отвесила ей пару звонких пощёчин, чтобы она успокоилась. Это подействовало и девушка затихла. Прижавшись ко мне, она жалобно всхлипывала, а по её щекам катились слёзы.
- Лер, я так устала от этого! Я уже больше не могу, я больше не выдержу. Все эти кошмары, старуха, сама эта квартира… Каждую ночь меня мучают кошмары, я не могу спать, я слышу этот мерзкий бабкин голос, выкрикивающий проклятья. Что это? Лера, я уже больше не могу терпеть всё это! – Я опешила от слов подруги и лишь только судорожно гладила её по голове, и всё сильнее прижимала к себе.
- Почему ты мне ничего не сказала? Почему ты молчала всё это время?
- Я не хотела надоедать тебе этим. Мне не хотелось, чтобы ты уехала, но теперь я сама прошу тебя об этом. Это проклятая квартира. Похоже, что  мерзкая тварь не успокоится, пока не сведёт нас в могилу. За что? - ведь я помогала ей, была всегда рядом. – Лена опять заплакала.
- Нет, никуда я не уеду. Что бы это ни было, я останусь, и мы вместе разберёмся со всем этим. – Я была полна решимости поддержать подругу, хотя теперь даже мне стало не по себе. В эту ночь я осталась в комнате Лены, чтобы она могла выспаться. Не произошло ничего страшного и подруга, выпившая снотворного, проспала до полудня. Чтобы не уснуть самой, я всю ночь пила крепчайший чёрный кофе и к утру моя голова раскалывалась от боли, но я терпела из последних сил. Потом Лена проснулась. Ей ничего не снилось и ей удалось, наконец, поспать. Весь оставшийся день я провела в постели, отсыпаясь и готовясь к следующей ночи. На закате подруга разбудила меня. Я спала всё это время, но как оказалось, сон не принёс мне облегчения – я чувствовала себя совершенно разбитой и подавленной. С приближением ночи я чувствовала тревогу всё сильнее, беспокоилась, не могла найти себе места. Ради Лены я скрывала свой страх, хотя на самом деле мне хотелось сбежать. Она попыталась отговорить меня от очередной бессонной ночи, но я была непреклонна. Около одиннадцати вечера Лена отправилась в ванную комнату, а я осталась в гостиной. Сначала всё было спокойно, но потом мне показалось, что где-то рядом промелькнула тень, и мне послышалось змеиное шипение.  Не знаю, чтобы я сделала, если бы в этот момент подруга не вышла из ванной. Естественно, что я ничего ей не сказала. Чтобы отвлечься, мы начали болтать с ней о всякой всячине и легли спать где-то за полночь. На этот раз я буквально силой заставила Лену выпить таблетку снотворного, а сама приготовилась ждать – что-то мне подсказывало, что сегодня ночью должно произойти нечто страшное. Я попыталась полностью сконцентрироваться на чтении, но мрачные мысли всё равно тревожили меня. Около трёх часов ночи я услышала тяжёлое дыхание и увидела, что свет в комнате стал намного тусклее. Когда я оторвалась от книги, то к своему ужасу обнаружила, что прямо надо мной склонилась огромная тень. Она была безобразной, серой и вся её масса источала опасность. Мне не хотелось думать о том, кто излучает тень, как вдруг поняла, что тень существует сама по себе. Я отчётливо чувствовала, что она изучает меня и от этого мне было не по себе. Я не верила, что это всё происходит со мной на самом деле. Потом какая-то сила заставила меня подняться и выйти в гостиную. Тень неотступно следовала за мной и я ощущала её ледяное дыхание позади себя. Она словно хотела показать мне что-то. Вдруг я очутилась посреди огромной залы с лепным потолком, из центра которого свисала большая люстра в виде головы льва с множеством свечей. Стены были влажными, сырыми и источали неприятный запах, похожий на тот, который стоял в квартире, когда мы отрывали старые обои. Все стены были покрыты непонятными иероглифами, которые кровоточили. Я не могла понять, где я нахожусь. Я бродила по бесконечным коридорам, залам, хотя меня преследовало чувство, что квартира находится внутри пещеры – мрачной и сырой. Вдруг я оказалась в огромном и ярко освящённом коридоре, стены которого были украшены портретами. Присмотревшись к ним, я поняла, что это изображения мёртвых людей. По мере моего продвижения они оживали, злобно скалились и их лица покрывались уродливыми пятнами гниения. В конце коридора была дверь. Я почувствовала, что пронизывающее дыхание тени стало учащённым, потом послышался тяжёлый вздох-стон, протяжный скрип и дверь открылась. В маленькой, но великолепно обставленной комнате стоял гроб. Он был массивным, сделанным, очевидно из дуба. Внутри он был оббит красным бархатом, а прозрачная кисея скрывала его содержимое. Подойдя ближе, сквозь полог я смогла рассмотреть, что в гробу лежит девушка. Когда я отдёрнула его, то увидела, что на её веках лежат тяжёлые золотые монеты, а рот зашит нитками. Вдруг девушка открыла глаза, монеты с громким звоном покатились куда-то вниз. Потом покойница улыбнулась, нитки, сдерживающие мертвенные губы разошлись, порвав их. Длинные чёрные волосы превратились в клочья седой пакли, а кожа стала морщинистой, как у древней старухи. Впрочем, теперь в гробу и была старуха. Я  услышала этот гадкий смех. Меня обдало волной ледяного дыхание тени и что-то повалило меня на пол. Подняв голову, я увидела, что старуха снова превратилась в молодую девушку. Она протянула руки вперёд, словно призывая кого-то, а потом я увидела как к ней подплыла по воздуху тень. Покойница водила руками и тень принимала обтекаемые формы, беспрекословно повинуясь ей. Потом тень приняла форму иероглифа. Вдруг комната начала видоизменяться, увеличиваться. Стены отступали назад, шёлковые обои растворялись на глазах, уступая место голым каменным стенам пещеры. Мною овладел смертельный ужас, но несмотря на него я кинулась к двери и рывком распахнула её настежь. То, что предстало моим глазам было намного хуже того, что происходило в комнате с покойницей и тенью. Люстра в виде львиной головы опустилась ниже и от неё тянулось множество ответвлений с оплывшими свечами, а из глаз льва тёк белый воск. Весь коридор приобрёл абсентно-зелёный оттенок, а мертвецы начали оживать и выходить из портретов, словно влекомые свечным сиянием. Ничего страшнее и ужаснее этих изъеденных трупным гниением существ нельзя было и придумать. Из двух зол я выбрала меньшее и поспешила вернуться обратно в комнату. Стоило мне войти, как поднялся сильнейший ветер, а покойница взмахнула рукой и меня вышвырнуло в коридор. Мне казалось, что ожившие мертвецы разорвут меня и я чувствовала как тень подгоняет меня сзади. Гонимая ветром, я  бежала по бесчисленным лабиринтам. Потом поток холодного и пронизывающего дыхания подхватил меня, подбрасывая и всячески играя мною, пока я окончательно не потеряла ощущение пространства. Затем был резкий толчок, который бросил меня вниз. Я очнулась лежащей на полу кухни. Я думала, что тень наконец-то оставила меня как и всё это дьявольское наваждение, но ошиблась. Поднявшись, я снова ощутила её присутствие. Призрак стоял надо мной, мне казалось, что он чего-то хочет от меня. Плавно зависнув в воздухе, медленно просачивалась в другую комнату. Следуя за ней, я поняла, что она направляется на веранду. Веранда была обшита узорчатыми деревянными плитами и на стенах красовались старинные витиеватые русские узоры. Из огромных окон открывался чудесный вид на парк. По углам веранды стояли плетёные кресла-качалки. У стены сиротливо ютился древний сундук. Тень подплыла к нему, а потом растворилась в воздухе. Вдруг на полу что-то блеснуло и когда я наклонилась, то увидела, что это был ключ. Отперев сундук, я принялась рассматривать лежавшие в нём вещи. В основном это были деревянные поделки, фигурки языческих божеств, какие-то рукописи на обгоревших и пожелтевших листах, разноцветные шёлковые ленты и т.д. На самом дне сундука лежал большой деревянный футляр. Когда я вытащила его, то поняла, что он сделан наподобие древней книги и к тому же, он был заперт. К моему большому удивлению, ключ от сундука странным образом подошёл и к замку футляра. Я думала, что в нём хранится что-нибудь важное, но там был только древний пергамент на котором  изображался странный знак. Я убрала все вещи обратно, оставив только его. Не знаю, сколько я простояла здесь, потом я почувствовала, что кто-то положил руку мне на плечо – это была Лена. Отдав ей пергамент, я устало опустилась в кресло-качалку и начала медленно рассказывать о ночных происшествиях. Подруга слушала не перебивая. Потом, несмотря на моё ярое сопротивление, уложила меня спать. Я сразу же уснула, провалившись в глубокую яму сна. Когда я проснулась, был уже вечер. Мне было хуже, чем в предыдущую ночь, казалось, что я потерялась во времени. Лена была здесь же, сидела в кресле и читала чёрный том.
- Что ты делаешь?
- Пытаюсь хоть что-то понять из этой дьявольщины. Этот иероглиф чуть ли не на каждой странице, хотя раньше этого не было.
- А где пергамент?
- Я убрала его в сундук. Странно, раньше никто не мог открыть его, а потом ты нашла ключ. То, что произошло с тобой, было правдой или же это был просто сон?
-  Нет, это было на самом деле. Не думала, что когда-нибудь скажу это, но я ошибалась. Есть нечто, что неподвластно нашему пониманию и мы столкнулись с этим. Мне очень страшно…
- Давай уедем отсюда! Продадим квартиру, возможно, удастся договориться с нотариусом, а если нет, то просто бросим её. Устроим пожар, пусть сгорит дотла – я больше не позволю этой гадине убивать! – Стоило Лене сказать это, как раздался отвратительный смешок и тень появилась снова. Мы бросились в коридор, чтобы выбежать наружу, но дверь была заперта и мы никак не могли открыть её. Я и Лена оказались заживо замурованными в этой проклятой квартире. Уродливая тень неотступно всюду следовала за нами. Ведьма появлялась неожиданно, принимая вид то молодой девушки, то мерзкой старухи. Квартира оставалась неизменной, каменные залы, которые я видела, больше не возникали и мы с Леной безуспешно пытались найти убежище, тщетно перебегая из комнаты в комнату. Запирать двери было бесполезно, они нисколько не спасали от потусторонних посягательств. Подруга потащила меня в гостиную, где она оставила книгу. Старуха и тень появились прямо перед нами, но Лена начала рвать книгу и они отступили. Я пыталась остановить её, предчувствуя, что от этого будет только хуже и в итоге оказалась права. Когда девушка оторвала одну страницу, то старуха дико заверещала и начала злобно нашёптывать что-то. Лена отрывала вторую страницу, а потом закричала и отшвырнула книгу прочь. Лицо её было искажено от боли, она вытянула руки вперёд, рассматривая их на свету.
- Что с тобой? Что случилось, Лена?
- Мои руки! Словно кто-то пытается вырваться из вен! Что со мной? – Вдруг с её руками начало твориться нечто неописуемое. Под вздувшейся кожей пузырились вены, кисти налились кровью, а потом отмирая, начали синеть. Они вновь приняли свою первоначальную форму, но теперь их покрывали гнойные сочащиеся язвы. Фурия перестала шептать, она стояла, довольно усмехаясь – ей явно нравилось сотворённое с Леной. Язвы начали лопаться и из них, извиваясь и корчась, выползали маленькие змейки. Лена держала руки вытянутыми от себя, а змейки выползли уже наполовину и теперь казалось, будто бы её пальцы удлинились и стали тоньше. Наконец, гады вышли полностью и упали на пол, тут же принявшись жалить Лену. Из ран на её руках текла кровь и змеёныши жадно лакали упавшие капли. То, что начало происходить потом я не могу вспоминать без содрогания и по сей день. Выйдя на середину зала, старуха вновь приняла обличье девушки. Она стояла, широко раскинув руки и запрокинув голову назад, а её белые одежды развевались словно от сильных порывов ветра. Вдруг сзади неё возникла огромная серая тень. Только теперь она не подчинялась, а подчиняла ведьму себе.  Тень увеличивалась в размерах и содрогалась в каком-то чудовищном танце. Отделившись от пола, она приняла вид того странного знака-иероглифа, а потом вошла в ведьму. Её тело принялось извиваться в такт дикому ритму, который я ощущала сама. Причём ритм больше воздействовал на мой мозг, словно он был внутри моего черепа и теперь ничем не сдерживаемый рвался наружу. Ведьма меняла обличье, превращаясь в различных существ, которых только может представить себе больное воображение. Наконец, вернув первоначальный облик, она опустилась на колени и начала изрыгать древние проклятия. Её словно охватило огнём, а крики больше походили на звериное рычание. Пламя постепенно отделялось от неё, очевидно причиняя невыносимую боль, которая заставляла ведьму выть и кричать ещё сильнее. Чем выше поднимался огонь, тем более странные и ужасные вещи начинали происходить. Очертания квартиры изменились, приняв формы пещерных зал и лабиринтов, которые стремительно сменяли друг друга, вертясь в дьявольском калейдоскопе. Вновь появился коридор с портретами мертвецов. Покойники оживали и выбирались из плена дубовых рам. Стоило им выбраться как они устремлялись к дверям, ведущим в маленькую залу с гробом. Мертвецы выглядели ещё ужаснее, чем в первый раз, когда я их увидела. Они выламывали двери и толпа их всё пребывала и пребывала, словно открылись двери преисподней. Вскоре мертвецы начали давить друг друга и под их ногами образовалось жуткое месиво из им подобных.  Выломав дверь, они принялись раскачивать гроб и разрывать труп ведьмы. Взревев и упав на пол, она подняла руки вверх и из кончиков её пальцев вырвались языки адского пламени, которые поглотили оживших мертвецов, превратив их в пепел. Огонь принял форму знака-иероглифа и переместился в центр коридора. Он пылал, становясь ярче и больше. Лена смотрела на него, словно завороженная. Если бы только я знала, что это будут последние секунды жизни моей подруги, я бы попыталась помочь ей! Не знаю, было ли бы  это возможно, по крайней мере, совесть и боль меньше бы мучили меня и ночью я бы не просыпалась в холодном поту от мысли, что я могла спасти Лену, но не сделала этого…  Поднявшись с пола и громко завопив, ведьма набросилась на неё и они вместе провалились в коридор. Только тогда я очнулась и попыталась схватить подругу за руку, чтобы удержать, но упустила её. Прокричав последнее проклятье, ведьма бросила Лену в гроб и захлопнула его крышку. Победоносно возопив, она слилась с иероглифом, став единой стеной пламени, которая охватила всё. Я почувствовала как меня обдало жгучей волной. Стены сомкнулись и всё исчезло. Лишь только стена в коридоре оставалась каменной и на ней пылал  знак.  Потом он потух и я поняла, что Лена мертва. На меня нашло умопомрачение, я начала царапать камень, пытаясь вновь открыть проход. Я стала искать проклятую книгу, но её нигде не было. Безвольно опустившись на пол, я принялась оплакивать подругу. Вокруг меня бесновались призрачные тени духов, но я не замечала их и, возможно, именно это спасло меня от полного помешательства. Стены были сплошь покрыты жирной, густой кровью, которая стекла по ним на пол. Я ходила взад и вперёд, словно ища что-то. Страх ушёл, я уже больше ничего не боялась, казалось, что самое страшное, что только могло случиться, уже произошло. Я испытывала странные чувства: мне было очень грустно, тоска и боль съедали меня изнутри, вина затемняла мой разум. Внутри я испытывала какую-то обречённость, которая успокаивала меня. Произошла ужасная трагедия, главной героиней которой стала Лена. Я же осталась в живых и чувствовала, что со мной ничего не должно случиться. Вокруг меня продолжались твориться странные вещи, а я лишь уныло скиталась по комнатам и оплакивала смерть подруги. Зайдя в библиотеку, я обнаружила чёрный том, лежащий на столе. Рядом с книгой лежал пергамент. Зачем-то я взяла его в руки и принялась внимательно рассматривать витиеватый узор, словно пытаясь понять, что он в себе таит. Потом я почувствовала, что мои пальцы стали влажными и липкими. Когда я перевернула пергамент, то увидела, что на обратной стороне медленно появляется текст написанный кровью. Я поняла, что ведьма вдоволь накуражившись надо мной, пытается окончательно лишить меня покоя, посвятив в бесовские подробности всего произошедшего. Я читала, с трудом разбирая старинную вязь.
«Я не знала, откуда и когда пошло это колдовство. Самые старые знахарки рода поговаривали, что зародилось оно ещё на древней некрещеной Руси, когда было ещё живо поклонение идолам.  И было колдовство тайной и лишь некоторые были посвящены в неё. Передаваясь из поколения в поколение, жило учение, верно хранящееся избранными. Ни принятие христианства, ни кровопролитные войны не смогли уничтожить его. Я была ещё маленькой девочкой, когда моя мать заговорила со мной об этом. Всё чаще и чаще она брала меня на ночные сборища ведьм, о которых не ведала ни одна человеческая душа в деревне. Я видела ужасные шабаши, а мать говорила, что когда я вырасту, то стану могущественной верховной ведьмой, которая однажды отворит врата для обители Чернобога. Страшные вещи творились там и лесные долины оглашались богохульными криками и действами. Но чем страшнее был обряд, тем больше он мне нравился, доставляя животное удовольствие и мне не терпелось самой принять в этом участие. Мать и другие ведьмы в тайне учили меня колдовству, и когда мне минуло восемнадцать лет, я стала главной ведьмой Чернобога. Злые силы повсюду следовали за мной и я прожила в постоянных муках и болях последующие семь лет. Мой бог полностью повелевал мной, овладевая моими душой и телом. Днём Его власть не бывала такой сильной как по ночам. Тогда все окрестные ведьмы под предводительством моей матери заводили меня в самую глухую лесную чащу, в которую не осмеливался входить ни один житель, и там со мной происходили ужасные вещи. Черти и духи умерших рвали мою душу и плоть на части, а потом соединяли их снова. С каждым разом мой разум переставал принадлежать мне, а когда к рассвету я приходила в сознание, то видела, что понимаю гораздо больше, нежели раньше. Самые старые и страшные колдовские тайны были известны мне. Постепенно я начала принимать участие в жутких шабашах и служениях Чернобогу. По истечении пятнадцати лет, достигнув тридцатитрёхлетнего возраста, я окончательно приобрела свою колдовскую силу. Теперь меня уже ничто не терзало и не мучило, кроме как неутолимой жажды к кровавым жертвоприношениям и самым зверским, извращённым служениям моему богу. Глухая чаща превратилась в настоящую обитель разврата и богохульства.  В старые времена поклонение Чернобогу было намного страшнее и кровопролитнее, чем когда-либо ранее. Я не собиралась изменять этим диким языческим традициям, но однажды всё изменилось. Началась Первая Мировая война, принесшая смуту и беспокойство. Потом в деревни часто начали наведываться большевики со своим раскулачиваниям и нам с матерью пришлось бежать. Позже мы поняли, что это был знак. Мне, матери и ещё четырём ведьмам пришлось укрываться в далёких и совершенно необитаемых чащобах. Найдя большую пещеру, мы надолго поселились там. Я была свидетелем вещам столь безобразным и омерзительным для человека, но, наблюдая за всем этим, я получала истинное удовольствие и укреплялась в своей чёрной вере всё больше и больше. Таким образом, мы провели десять лет. Когда мы решили выбраться в близлежащую деревню, мне уже исполнилось сорок три года, но я по-прежнему оставалась привлекательной и молодой, а на вид мне можно было дать всего лишь лет двадцать. Мы не стесняясь вершили свои тёмные дела, ничем не брезгуя и не перед чем не останавливаясь. Потом всё повторилось с началом второй Мировой войны. Тогда-то мы и снова вспомнили о пещере, куда и вернулись. Лишения стали нашим уделом, но голод мучил нас более всего. Но вскоре выход был найден и мы начали поедать людей, деревенских жителей, забредавших на нашу территорию волею тёмных сил, оберегавших нас или которых мы сами завлекали в чащу. Вскоре каннибализм стал обычным явлением. Зимой 42-го года настал апогей наших лишений. Очевидно, жителям стало известно о нас, мы чувствовали, что скоро может настать расплата за содеянное. Тогда я увидела вещий сон, предопределивший судьбу всех. Мой покровитель указал мне мою судьбу. Моя мать стала наложницей Ния, помощника Чернобога и понесла от него. Я знала, каким страшным зрел плод в её чреве и готовилась к его появлению на свет. Дьявольский детёныш быстро развивался в утробе. Четыре ведьмы стали нашим с матерью кормом, а когда последняя ведьма послужила нам трапезой, моя мать разродилась от бремени. Она умерла при родах, а мы с дьяволёнышем унаследовали всю её силу и силы съеденных ведьм. У меня оставалось ещё ровно одна неделя. По её истечении я убила брата, и после смерти он обратился в чудовищную тень, которая теперь служила мне хранителем и помощником. Потом я приготовилась к мести жителей как это и было предсказано во сне. Не один десяток человек обрели в чаще мучительную смерть, а я стала свидетельницей огромной силы хранителя. Я бежала, а души убитых навек стали неприкаянными и должны были помешать мне перейти в царство Чернобога в указанный великий день пророчества. До конца войны я скиталась и странствовала, а потом обрела временный приют в одной деревушке, где и прожила вплоть до замужества. Волею судьбы мой суженный оказался проездом в деревне, где встретил меня и, не устояв перед моей красотой и чарами, увёз меня в город. Тогда его только-только начинали строить… Бедный мой муж! Он и не подозревал, что женился на древней старухе! На вид мне по-прежнему было двадцать лет и ни одна душа не подозревала о моём тёмном прошлом.  Я вела обычный, как всем казалось, образ жизни, но на самом деле я ни на секунду не забывала о своей вере. Мой муж безумно любил меня, не позволял мне работать и целыми днями квартира была в полном моём распоряжении. Если бы он только знал, что там творилось во время его отсутствия! Я обустраивала квартиру согласно магическим правилам, располагая в ней всевозможные магические тайники. В итоге всё в ней буквально дышало язычеством. Колдовские книги, которые составили основную библиотеку и различные непонятные для простого человека вещи, я объяснила мужу сильной тягой к деревенской жизни с её необычными законами и правилами. Он был настолько одурманен мной, что прощал мне всё. Я никому ничего не рассказывала о себе, а для новой родни придумала коротенькую историю о тяжёлой сиротской жизни, на которую все и свалили мою угрюмость и замкнутость. Я знала, что хорошо устроилась и теперь мне нечего бояться. Мой хранитель был при мне, но он был недосягаем для чужих глаз. Так шло время. Я родила от мужа четверых детей. На самом деле я не испытывала к ним никакой материнской теплоты и привязанности, они нужны были мне лишь для продолжения рода, чтобы потом один из потомков претворил пророчество в жизнь. Дети росли, потом создавали свои семьи, так и не подозревая, что они дают продолжение древнему колдовскому роду. Вся их жизнь была отмечена особым знаком отличия от остальных людей, им приходилось сталкиваться с чем-то необъяснимым, но я знала, что так и должно быть и мне не было их жаль. Время продолжало идти вперёд, превращая настоящее и будущее в прошлое. Сначала умер мой муж, и я осталась жить в квартире с младшей дочерью. Через год я выдала её замуж, нисколько не переживая о её будущем, потому что знала, что она навеки привязана ко мне и пророчеству.  Теперь я безбоязненно проводила в квартире ритуалы, не гнушаясь живописными приношениями Чернобогу. Потом умер мой старший сын. К этому времени у него уже было двое детей. Так постепенно умирали мои дети и им на смену приходили внуки. Я уже знала, какая именно из правнучек станет жертвой обряда, и теперь только ждала. Вскоре не осталось в живых моих собственных детей, а меня окружали наследники, которые почти что забыли обо мне. Лена, чувствуя губительную связь, сама пришла ко мне. Она помогала и заботилась обо мне, даже не подозревая всю фатальность собственных визитов. Доживая последние дни, я ощущала происходящие изменения. Чернобог чувствовал избранную жертву и готов был распахнуть для меня свои врата. Прожив гораздо больше других людей и всю свою жизнь творя исключительное зло, я удостоилась того, чтобы после смерти воссоединиться со своим хозяином.  Теперь дело оставалось за немногим – мой срок уже истекал, а Лена, сама того не подозревая, совершала пророчество. В день моей смерти прапраправнучка заставила меня как раз в тот момент, когда я чертила тайные знаки, ключи, которые должны были призвать распахнуться врата Чернобога. Жуткие часы долгой агонии показались мне необычайно лёгкими по сравнению с тем, что ждало меня после. Только тогда я поняла, зачем мне был дан защитник. Если бы не тень моего брата, то меня бы разорвали неприкаянные души моих жертв. Великим множеством они пытались одолеть меня, помешать исполнению пророчества. Мы с трудом выстояли необходимое количество дней в этом чистилище. Но впереди нас ждала последняя битва с душами, в которой должен был решиться наш исход. Силы были на пределе, но всё же мне с братом удалось свершить древнее пророчество, которое заключало весь мой смысл жизни. По лестнице из трупов жертв я поднялась или может быть, спустилась в обитель Чернобога»…
На этом дьявольское повествование заканчивалось. Я с отвращением отбросила от себя пергаментные листы. Стоило им лишь коснуться пола, как они тут же рассыпались в прах. Теперь уже всё было прахом. Я никак не могла поверить в случившееся, я бродила по комнатам, не отдавая себе отчёта в реальности. Я потеряла счёт времени и неизвестно, сколько  я пробыла в запертой квартире. Меня обнаружили после того, как мои родители подняли тревогу из-за моего исчезновения. Единственное, что я запомнила, были расспросы следователей по делу исчезновения Лены. Моё психическое состояние было настолько плохим, что по настоянию врачей, следователи оставили меня в покое. Не знаю, что было потом и какое решение вынес суд по этому делу. Я находилась в состоянии глубочайшего шока, ни с кем не разговаривала, не могла спать по ночам, кошмары мучили меня сутки напролёт. Я видела царство Чернобога, видела ведьму и тень хранителя. Я знала обо всех тех ужасах, которые там творятся и была свидетелем многих отвратительных вещей. Через полгода подобной жизни я решила, что так больше не может продолжаться и попросила родителей отправить меня в спецлечебницу на юге. Здесь я хотела забыться и обрести покой, пусть даже ценой приёма наркотических препаратов. Они делали своё дело, но всякий раз глядя в зеркало и видя то, что в нём отражалось, я снова и снова возвращалась в прошлое. Измождённая,  постаревшая и абсолютно седая, я теперь была вынуждена до конца своих дней тащить этот тяжкий крест.