Воспоминания отца о войне

Когда мои родители решили, что им хватит осваивать север и на пенсии лучше жить в центральных районах СССР, то они приехали ко мне и попытались приобрести вблизи Москвы частный дом для жилья. Перед этим они выясняли о возможности возвращения в места, откуда они родом. Но там, в столице республики у отца возможности восстановить прописку не было, а в деревне им жить не захотелось. И поэтому они пытались приобрести жилище возле меня и брата, живущего неподалёку. Моя жена помогала им в этом.

И вот как-то вернувшись с очередной неудачной поездки в ближайшее Подмосковье отец, вдруг заговорил о войне. Чего обычно не делал. И как мне кажется, не любят этого разговора и воспоминаний все настоящие фронтовики. А он попал на неё со срочной службы, прошёл всю войну с 1941 по 1945 год и остался жив. И как шутил он по этому поводу - Наверное, потому что я был небольшого роста - Прошел он её обыкновенным рядовым пулемётчиком, закончил взятием Кёнигсберга уже в звании старшего сержанта и как полагается заслуженному боевому фронтовику был награждён орденами и медалями, в том числе орденом Красной Звезды. Проговорился как-то, что представляли его вроде на героя Золотой Звезды. Но, то ли начальство не пропустило, а может по ещё какой не знаю причине, но только Звезда не нашла героя и затерялась в бюрократических недрах военного ведомства. А с орденом Красной Звезды вспоминается история из моего детства. Как-то пришел с работы отец, выпил, достал свои военные документы, ордена и медали и со слезами на глазах шмякнул орден Красной Звезды об пол. Я даже малость испугался. Что за причина была, для такого поступка я не знаю, а мне он не рассказывал, да и маленький я ещё был, но было это то ли после смерти Сталина, то ли после разоблачение культа Сталина Н.С. Хрущёвым на 20 съезде в 1956году. Так этот орден с отбитой эмалью на одном луче звезды в нашей семье и хранился.

А вспомнил он про войну, потому что места, вернее названия станций показались ему знакомыми. «Что-то мне названия станций кажутся знакомыми, - сказал он. - Помню, на одной из них нас отправляли на фронт. Появился, какой-то большой комиссар, прочитал нам героическую речь, ура, вперёд и пошли мы в атаку. Но комиссара этого я рядом с собой не видел. Нас, конечно, побили и разбили. Кто как мог огородами, другими путями добрались мы до своих. Нас снова собрали вместе и отправили в очередную атаку. А перед этим снова появился этот же комиссар, опять прочитал зажигательную речь ура, вперед и мы пошли. Но комиссара я опять, ни рядом, ни впереди себя не видел. Нас снова побили. Возвращаемся назад. Нас снова собирают, и появляется тот же комиссар. И так три раза. Но, ни разу я этого комиссара рядом не видел!»  Вот такие воспоминания навеяли отцу названия подмосковных станций.

А вообще он не любил говорить про войну. Вот всё, что я помню из его воспоминаний: Начало войны ему помниться как одна винтовка на троих и обмотки на ногах. Преимущество немцев в техние а доблестные бахвальные русские в первые дни месяцы и годы Бежали от них босиком так, что только пятки сверкали,  в плен сдавались миллионами и остановились только тогда когда лбом упёрлись в москву и поняли дальше бежать некуда потом когда научились воевать дождались открытия второго фронта и решив пора возвращаться обратно  зкончили победой на аэльбе  «Плавать я не умел,- рассказывал он. - Но когда пришлось убегать то, то ли Дон, то ли Днепр переплыл быстрее всех.» На мой вопрос, как ты научился пить водку, он ответил мне так: «Представь себе, водку получают на роту. Мы идём в атаку. Из неё возвращаются не все. Бывало половина. Вот мы и пили за себя и за погибших.» Ещё помню, как мать вспоминала про женщину, в городе Минске, которая скрывала три дня моего отца от немцев в своем доме, то ли после побега из плена, то ли после окружения. Сам он об этом мне не рассказывал. Вот такой предстала война в воспоминаниях моего отца и моих.