Долг

Дед Василий стоял, опершись на мощную резную трость, и с удивлением смотрел, как мимо его лачуги по редкому лесу в сторону шоссе, грохоча, проезжали новенькие танки. Проваливаясь в землю, они оставляли после себя глубокий гусеничный след. Танки шли один за другим на одинаковом расстоянии, с одной скоростью, как стая каких-то опасных животных. Когда последний танк скрылся в клубах выхлопного дыма, дед достал папиросы и закурил. "Что же это происходит?" - подумал он.
"Все нормально, дед?"- окликнул его кто-то рядом. Василий оглянулся и увидел военный уазик, из которого выходил улыбающийся полковник. "Не волнуйся, дед, свои мы. На Москву идем. Не дадим ГКЧП вернуть коммунистическую тюрьму. Запомни, дед, сегодняшний день – 19 августа 1991 года". Полковник распахнул форменную куртку и достал маленькую фляжку, обтянутую кожей, открутил крышку-стаканчик, налил в него и протянул деду. "Выпей, дед, за нашу победу, выпей. Сам-то где воевал?" - продолжал полковник. "Не воевал я почти", - как бы виновато сказал дед Василий и сразу понял, откуда появилось это чувство вины – уж очень этот полковник напоминал ему отца. Дед взял стаканчик, полковник приподнял фляжку вверх. Дед заметил блеснувшую под курткой звезду "Героя Советского Союза".  "Давай, дед, выпьем, завтра начнется новая жизнь!"

"Новая жизнь! Новая жизнь!" Сколько раз за свои прожитые годы Василий слышал эти слова. С тридцатых годов каждый вождь обещал новую жизнь. И действительно принимались новые законы, и жизнь вроде бы становилась лучше, но потом опять каждый раз все шло как-то не так. Насколько сильно Василий любил свою родину, настолько же сильно он ненавидел государственную власть. В понимании Василия, Родина – это люди, которые его окружали, это леса, поля, небо. Он с детства мечтал быть полезным своей стране, своей земле, на которой он родился и вырос.
Родители его, Оксана и Михаил, познакомились в Москве, куда Оксана приезжала на рынок продавать ягоды или грибы, в зависимости от сезона. Молодой офицер, увидев симпатичную женщину, купил у неё сразу весь товар – две корзины грибов. Обомлев от его напора, она была тогда в каком-то трансе и безропотно подчинялась ему. Он посадил её в служебную машину и привез к себе домой. Пока они пили чай и разговаривали, кухарка чистила и перебирала грибы, раскидывая их по разным кучкам. Эти на засолку, эти жарить, эти на грибовницу. Михаил рассказывал о своих военных подвигах, Оксана о своей жизни в глухой деревне, о своей маме-знахарке. И как-то сразу оба поняли, что больше друг без друга они не смогут жить. Оксана жила с мамой в старом домике, обустроенном прямо в лесу, вдали от деревни, находившейся за сто десять километров от Москвы. Единственное, что отличало эту деревню от других – это неизвестно когда и кем построенная заброшенная железнодорожная ветка, которая упиралась прямо в лес. Так и приклеилось к деревне название – "Тупик". Иногда туда загоняли списанные вагоны, и жители деревни с воплями и кулачными боями растаскивали их по дощечкам на свои огороды. Мать Оксаны была известной не только в своей деревне. Она лечила травами всех, кто к ней обращался. Деньги ни с кого не брала, но от продуктов и помощи по хозяйству не отказывалась.
Василий родился в Москве. Из своего раннего детства он помнил, как вечерами отец приходил с работы. Не снимая шинели, он сразу обнимал маму, а потом брал Василия на руки и подбрасывал к потолку по несколько раз. Потом после ужина Василий с восторгом смотрел, как отец разбирал и чистил пистолет. А когда отец разрешал  ему подержать патрон, это было самое большое счастье. Он помнит, как отец говорил, что надо быть полезным своей родине. И Василий знал, что он вырастет и обязательно будет полезным. Он совершит такое, что отец будет гордиться им.
В школе Василий учился хорошо. Он хотел после школы  поступить в военное училище, чтобы быть защитником родины, как его отец. Каждое лето Василий ездил  в деревню. Бабушка брала его с собой в лес собирать полезные травы. Ему нравилось это занятие. Они садились на землю, и бабушка рассказывала ему про каждую траву. Как она растет, когда её надо собирать, как сушить и от каких болезней она помогает. Вскоре Василий стал ходить в лес один. Он знал его и любил. Особенно ему нравилась одна ель. Это была самая красивая ель. Ровная с большими мохнатыми лапами. Бывало, он садился около неё и рассказывал ей о своих планах. Ему тогда казалось, что она его понимает, и рядом с ней он чувствовал себя спокойным и защищенным от всего. Он знал на стволе этой елки каждую щербинку, каждое пятнышко. Так в лесу у него появился друг. Василий тогда заметил, что проводить время в лесу одному ему нравится больше, чем с товарищами в городе.
Мама умерла от перитонита, когда Василий учился в девятом классе. Он заметил, как изменился отец. Не по отношению к Василию – нет. Он  просто осунулся, во взгляде уже не было той искорки, от которой маленький Васька вспыхивал и приходил в восторг. И улыбка была какая-то грустная. В доме снова появилась домработница. В то время дружба Василия с отцом переросла в настоящую, мужскую. Отец рассказывал о своих делах, Василий делился своими школьными новостями. Но смысл всех разговоров сводился всегда к одному – Василий должен быть полезным родине и своей стране. Он все так же приезжал к бабушке и надолго уходил в лес к своей елке. Теперь он понимал, на кого она похожа. На отца. Высокая, сильная, красивая. Ей не страшны ни ветра, ни бури, ни снег, ни дождь. Василий пробрался сквозь ветки и ножом вырезал на стволе слово "папа".
После окончания школы Василий пошел в армию. Военным он уже стать не хотел. "Вдруг войны не будет? Как тогда я смогу быть полезным родине?" – думал Василий. "Надо идти работать в милицию. Классовых врагов еще много. Вот там я и проявлю себя", - мечтал он. Служить его призвали в Полк специального назначения. Конечно, отец сделал все возможное, чтобы сын был рядом. Этот полк выполнял задачи по охране Кремля и входил в состав Управления комендатуры Кремля, где и служил отец Василия. Они часто виделись и даже могли посидеть и поговорить. Отец недавно получил звание полковника и был повышен по службе. Но разговоры теперь были всё более сдержанные. Василий понимал, что отец что-то не договаривает.

Страна готовилась к встрече Нового года. По традиции уже третий год в Колонном зале готовились устанавливать главную елку страны. В эти дни охрана Дома Союзов приводилась в боевую готовность и усиливалась группой бойцов полка особого назначения. В эту группу попал и Василий. 
Привезли елку. Её заносили в зал так, как будто это была хрустальная ваза. Василий не поверил своим глазам. Это была она - его елка. Он подошел ближе, просунул обе руки между пушистых веток и увидел едва заметное слово "папа", вырезанное на коре. Его окрикнули.  "Красноармеец! Под трибунал захотел? – орал краснощёкий майор. – А ну отойди!" И как-то Василию стало не по себе. Вроде родная елка рядом, но такое чувство, что что-то сломалось в душе. "Да ладно! – думал он. – Все в этой жизни должны что-то сделать для родины. Вот и елка. Раньше я один ею любовался, а теперь дети со всего Советского Союза будут смотреть на неё". Его демобилизовали через три недели. "Ну, все. Теперь бегом домой, а завтра устраиваться на работу в милицию", - думал он, мчавшись на остановку автобуса.
Зайдя домой, он понял, что случилось что-то страшное. За столом сидел отец. Перед ним стояли неполная бутылка коньяка и рюмка. В порванной фольге надкусанная плитка шоколада. "Что-то случилось, пап?" – спросил Василий. "Да, сынок", - сказал отец. И рассказал ему, как ночью на работе, составляя план-график, поставил в феврале тридцать дней, вместо двадцати восьми, и в таком виде отправил по инстанции "наверх". "И что, пап?"- спросил Василий. - Сейчас же не тридцать седьмой". "Да, но власть та же". Василий никогда не видел отца таким, даже когда умерла мама, он держался. "Прошу тебя, сынок", - сказал отец, - что бы ни случилось – помни: власть приходит и уходит, люди остаются. Сделай в этой жизни что-нибудь полезное для своей родины, для своего народа. Обязательно сделай".
Отца забрали ночью. При аресте его объявляли врагом народа, который хотел сорвать работу всей службы Кремля. На следующий день Василия вызвали и, забрав паспорт, сообщили, что через 24 часа он должен явиться на железнодорожный сортировочный пункт с вещами.
Это январское утро было не очень холодным, но ветер был жуткий. Кроме него на пункте отправки было еще человек сорок. Мужчины, женщины, дети. Все молчали, и только изредка было слышно всхлипывание. Около железнодорожных путей лежала елка, Василий сразу узнал её. Два красноармейца, ловко орудуя топорами, обрубали мохнатые ветки с остатками новогодней мишуры. "Вот так, - подумал Василий. - Сделала свое дело и стала ненужной, прямо как отец. Сейчас казнят её". Всем приказали построиться. Офицер начал зачитывать какой-то приказ. Все слушали, только Василий смотрел туда, где убивали его елку. Огромные ветки лежали шалашом на снегу, а сама елка была распилена пополам и, как будто униженная и голая, валялась в снегу. Василий прислушался. Он понял из того, что читал офицер, что все они, члены семей врагов народа, сейчас будут вывезены из Москвы. Точка их прибытия – деревня "Тупик". С этой минуты они не могут проживать ближе, чем на сто километров от крупных городов, а дальше шел их долгий список. Подогнали полуразбитую теплушку. "Ну что", - сказал офицер, - обустраивайте своё временное жилье". Внутри теплушки, кроме буржуйки, не было ничего. Василий вместе с другими ссыльными затащил внутрь два бревна из елки. Положили их вдоль вагончика. Красноармейцы подавали им старые доски, которые они укладывали поперек брёвен, делая лавки. Щели в стенах теплушки заделывали обрубленными елочными ветками. Оставшиеся ветки набросали на лавки и погрузились в вагон. Красноармеец бросил в открытую дверь с десяток поленьев, спички и скомканную газету. "Затопите печь, а то замёрзнете, - крикнул офицер и добавил: - А замёрзнете - и черт с вами, патроны на вас не надо будет тратить". Дверь закрыли снаружи, люди затопили буржуйку, сели,  прижавшись друг к другу, и отправились в неизвестную, новую жизнь.

Выйдя из теплушки, Василий жадно вдохнул воздух детства. Почему-то беспокойство исчезло, наоборот, стало спокойно и хорошо. Бабушка давно умерла, но дом её сохранился. Председатель колхоза знал и любил Василия еще с тех пор, когда он приезжал в деревню погостить, да и лечился он у старой знахарки. Посидели, выпили и решили, что Василий будет зарабатывать трудодни в должности землемера. В тот же вечер они с председателем и еще с двумя деревенскими мужиками притащили ему во двор два бревна из теплушки - остатки репрессированной елки.
Шло время, Василий числился землемером, но так как мерять было нечего, он собирал и сушил травы, лечил людей. Люди тащили ему кто что мог. Кто одежду, кто еду, кто помогал с ремонтом дома. В свободное время он занялся резьбой. Из бревен сделал заготовки, сложил их в одну из комнатушек. Следил за ними, чтобы они находились в пригодном для поделок состоянии. В первые дни войны ушел на фронт, но через полгода вернулся с ампутированной по колено левой ногой. Вырезал из елки мощную трость и протез. Жизнь продолжалась. Он все чаще и чаще вспоминал отца. Так и не выполнил он его наказ быть полезным родине. Хотя, оказывать помощь людям и исцелять  их от всяких недугов - это и есть его польза родине. Последнее время он любил вырезать свои поделки, сидя на солнышке. Около дома он сделал скамью из остатков своей елки. Два чурбана, а сверху положил толстенную доску, просто положил, не прибивая. На доске была вырезана красивая елка и надпись 1939 год. Тот год, который изменил его жизнь.

"Дед, дед, ты чего? " - спросил полковник. Дед Василий вздрогнул. "Ужас! -  подумал он. - Вся жизнь в голове пронеслась за мгновенье". Тут из машины позвали: "Товарищ полковник, пора". Полковник обнял деда. "Прощай, будь здоров", - сказал он. "И вам победы", - ответил Василий. Полковник сел в Уазик, машина тронулась с места и тут же провалилась передним колесом в оставленную танком яму. Военные выскочили из машины. Толкали, раскачивали. Но машина только глубже застревала в яме. Полковник повернулся к Василию. "Слушай, дед, есть что под колесо подсунуть? Опоздаем – не могу представить, что будет. Страну подведем. Давай, дед, думай. Помоги родине своей стать другой. "Услышав эти слова, дед вздрогнул. Слезы покатились сами по себе. "Это точно отец", - подумал он. Он повернулся, кинул трость, схватил с лавки тяжелую доску и бросил её полковнику. Военные быстро просунули доску под колесо. Колесо, прокрутив два оборота в воздухе, зацепило протектором вырезанную на доске елку, и машина вырвалась из ямы. Доска лопнула пополам. "Спасибо, дед! - кричал полковник. - Помог родине в трудную минуту". И, махнув деду рукой, запрыгнул в машину. Машина сорвалась с места, разбивая в щепки остаток доски. Дед упал на колени перед ямой. Он не вытирал слезы, дал волю чувствам. "Папа", - шептал он, - я выполнил твою просьбу". Сильная боль пронзила грудь, и он упал лицом в деревянные щепки.

Дед Василий ничего не понимал. Он летел куда-то вверх. И сверху видел подходящие к Москве танки и обгоняющий их УАЗик. Видел себя, лежащего лицом вниз в рыхлой земле. И было ему легко и хорошо. Он поднял голову вверх и увидел вдалеке яркий свет и улыбающегося отца, протягивающего ему свои руки.